Подводники и Армань

Из воспоминаний командира ПЛ “С-288”, капитана 2 ранга Щербавских В.П

Было это в шестидесятых годах в Магадане, где я служил командиром ПЛ «С-288». Поздней осенью там тоже бывает бабье лето, случилось оно и в тот раз, и установилась тёплая, ясная и сухая погода. По тамошним меркам это означает, что температура была не ниже +12. В нашем соединении было немало любителей рыбной ловли, а уж рыба в колымских реках, речках и речушках водилась отменная. И вот скомпоновалась некая группа таковых в количестве десятка человек и запросилась съездить на пару суток порыбачить на рыбообильной речке Армань, что в полторы сотне километров от Магадана. Наш командир бригады, он же начальник гарнизона, капитан 1 ранга Кириенко был осторожен и строг, и к этому отнёсся со всей серьёзностью. То ли я у него был тогда на хорошем счету, то ли просто под руку подвернулся, но только он назначил меня старшим и учинил всем нам детальный инструктаж с особым упором на пожарную безопасность. Это, конечно было не лишним, так как было чрезвычайно сухо и возгорания в тамошних лесах уже случались. В наше распоряжение командир береговой базы полковник Родштейн выделил большой грузовик, в который мы загрузили сеть, лодку, лебёдку, две пары резиновых сапог, комплект водолазного снаряжения и пару огнетушителей на всякий случай. Конечно же, достаточно взяли провизии и, естественно, горячительно-веселительного. Уж чего-чего, а последнего взять особо постарались, так как учли особенности места и времени, а так же и личные наклонности и возможности. Всех, кто там был, сейчас не упомню. Помню только что там были мой старпом Клюшкин, старпом с «С-140» Яковлев, флагманский врач Петров, пом.флагсвязиста Фролов, завгар с бербазы Карганов и два боцмана-сверхсрочника и ещё кто-то. Но это не важно. Важно то, что все мы организованно погрузились, без всяких приключений одолели путь и прибыли куда надо.

Всё бы ничего, но дальнейшее приняло для нас неожиданный оборот в силу того, что там, куда мы прибыли, первыми кто нам повстречался, была группа рыболовов из областной психиатрической лечебницы. И состояла она главным образом не из её сотрудников, а из её пациентов, о чём мы вовсе не догадывались. И это совсем не удивительно. Ведь общеизвестно, что безошибочно опознать сумасшедшего зачастую можно только в психушке, да и то главным образом по его экипировке. На воле же псих выглядит нередко более разумным, нежели нормальный человек.

Солнце уже было готово опуститься за горизонт, когда мы с лесной дороги выехали на живописный речной плёс. Начали проворно спрыгивать из кузова на упругий торфянистый грунт и тут только заметили, что в стороне за кустарником вокруг костра и палатки суетится группа людей. А к нам идёт пожилой интеллигентного вида гражданин, хоть и в вульгарном брезентовом плаще, но с традиционной профессорской бородой и с типично профессорским выражением на лице. Мы обоюдно поздоровались, и он представился нам доцентом ихтиологом магаданского НИИ. Осведомившись, кто мы такие и зачем пожаловали в столь дикие места, он выразил сочувственное сожаление, объяснив, что место это уже занято. И тут же ободрил нас, сообщив, что всего в полутора километрах ниже по течению есть не менее прекрасное место. Повеселев, мы устроили перекур, во время которого он дал нам много дельных советов по предстоящему нам занятию. Во всём его поведении, особенно в манере интересно и убедительно говорить, сразу и безошибочно чувствовалась стать настоящего специалиста – учёного ихтиолога и рыболова.

Поинтересовавшись, каким снаряжением мы оснащены, он дал нам ряд дельных советов по его использованию в бурной речке с переменными глубинами, водоворотами и корягами. А также обогатил нас ценнейшими сведениями относительно повадок рыбы мальмы, которая в изобилии здесь водится. В частности он сказал, что рыба, будучи неспособной, издавать звуки, тем не менее, обладает чутким слухом и из всех звуков больше всего боится громкого смеха. А ещё рыба, в особенности мальма, любит запах табачного дыма. Пока мы выкурили по сигарете, много почерпнули ранее неизвестных сведений. Потом, тепло прощаясь, от всего сердца поблагодарили учёного мужа и простого сердечного человека, забрались в свой грузовик и, подпрыгивая на ухабах и продираясь через заросли кустарника, двинулись к заветному месту.

Если бы мы знали, что только что беседовали с классическим психом – частым персонажем распространённых анекдотов. Но видно провидение заранее предусмотрело для нас отменное и исключительно весёлое приключение.

Когда мы добрались до своего места, солнце уже село и начало быстро темнеть. Мы же, горя нетерпением, внимания на это обращать не стали, а сразу приступили к тому, зачем приехали. Действовали по-флотски, то есть быстро и слаженно, пока одни устанавливали палатку, другие наготовили дров и развели костёр, а третьи спустили на воду лодку, приготовили сеть и лебёдку. Поскольку было темно, а в воде водоворотно и коряжисто, да и температура её была ниже десяти градусов, то и способ рыбной ловли был принят такой. Чтобы сколько возможно исключить водные процедуры.

Коренной конец сети закрепили от начала траления выше по течению, а лодку спустили ниже, уложив в неё остальную часть сети, прикрепив к её ходовому концу трос, идущий на лебёдку. В лодку уселись трое. Два мичмана налегли на вёсла, а Карганов, сидя в корме, начал вытравливать сеть. Преодолевая течение, лодка шла по дуге так, чтобы сеть захватила и протралила как можно больший участок. И улов оказался неплохой. Его сразу же пустили в дело, то есть на приготовление ухи, а так как первая троица всё-таки изрядно вымокла, то в лодку уселись другие. Теперь сеть с кормы вытравливал я, а лопатили оба старпома, то есть Клюшкин с Яковлевым.

Хотя было уже порядком темно, я всё же заметил, что течение усилилось, и появились новые водовороты. По выработанной привычке тщательно анализировать любые изменения в окружающей обстановке, я сразу же напряг мозги для разгадки этого феномена и вскоре понял, что инопланетяне и таёжная нечисть здесь не причём, а просто работает обычный природный фактор. Река-то воды свои несёт в Тауйскую губу, а там начался очередной отлив, который воду в устье понижает аж на четыре метра. Вот река и ускорила свой бег, так что нужно быть осторожными в отношении водоворотов и коряг. И случилось то, о чём я только подумал.

При форсировании очередной воронки лодку резко развернуло и подбросило так, что её накрыла сеть и частично ещё под неё попала. Тут же почувствовался сильный удар форштевнем во что-то упругое, и все мы сразу оказались в самом носу. Но это ещё не всё. Перед форштевнем и по обоим бортам из воды взметнулись какие-то чёрные щупальца, оказавшиеся сучьями большой коряги, и лодка встала на попа. Окунувшись в воду выше колен, мы проворно встали на среднюю банку, так как корма ушла в воду, и оказались крепко принайтовлены сетью к лодке. И в таком положении начали дрейфовать по течению, шатаясь и подпрыгивая, так как коряга и корма лодки на ней скребли по дну.

В нашем положении оставалось не дёргаться, а быстрее всё обдумать и принять верное решение. Всем, по крайней мере, служивым людям, известно, что прежде чем о чём-то серьёзном думать, да ещё решение принимать, нужно сначала закурить. Поэтому мы, осторожно высвободив из-под сети руки, начали шарить по карманам. К нашему огорчению в брючных карманах оказалась речная вода. Только у Клюшкина сигареты, а у Яковлева спички, к счастью, оказались в нагрудных карманах. От души сразу отлегло, мы повтыкали во рты сигареты, почиркали спичками и с сосредоточенным облегчением глубоко затянулись.

И тут берег раскололся от хохота. И вот почему. Все находящиеся на берегу, внимательно за нами наблюдали. Они тоже разглядели усложнившуюся обстановку и с гнетущим чувством тревоги ждали окончания наших манёвров. Все увидели, как мы оказались в смертельной ловушке и так же как мы поняли, что одно неверное решение и мы, запутанные в сетях, вместе с лодкой уйдём на дно. И они лихорадочно соображали, как нам помочь. Одни предлагали включить лебёдку и тянуть нас на берег вместе с корягой. Другие возражали: ни в коем случае, они же так перевернутся и захлебнутся. И предлагали бросаться в реку вплавь и вытаскивать нас вручную. Третьи предостерегали, что жертв так может оказаться ещё больше.

И тут случилось то, что в реальности допустить трудно. Терпящие бедствие посреди бурной реки, вдруг безмятежно, как в курилке, – закурили. Это всё равно, что висельник, из-под ног которого вышибли табуретку, вдруг высунулся из петли и озабоченно спросил: «Слышь, мужики, закурить не найдётся?» Вот так, примерно, выглядело происшествие с нами.

Конечно, психологическая подоплёка происшедшему была сложнее. Невольные зрители разыгравшейся трагедии, увидев, что мы курим, ещё не дойдя сознанием, подсознанием уже успокоились, так как логика говорит: раз люди закурили, значит ничего страшного нет. А глаза, связанные с сознанием, видят иное. И резкий скачок впечатлений, как от мороза к жаре, всю логику переворачивает – подсознание включает смех, как защиту сознания, чтобы оно не свихнулось.

Когда они, обхохотавшись, уже собрались опять думать и решать, из палатки у костра высунулся полуобсохший Карганов, и ещё не воткнувшись в обстановку, громко и удивлённо, без всякой задней мысли, воскликнул: «Во, дают ребята! Они что, как профессор учил, табачным дымом мальму приманивают?» И хохот вновь овладел всеми так, что некоторые уже стали приседать, держась руками за животы.

Точно тоже произошло и с нами, торчащими из воды посреди реки. Услышав дикий смех на берегу, мы сначала оторопели, но рассмотрев, как корчатся на берегу и также сбитые с толку полным отсутствием во всём здравого смысла, тоже начали похохатывать. И тут Яковлев в большом недоумении обратился. Как бы в пространство, то есть в никуда: «Чему они там обрадовались, засранцы?» А Клюшкин возьми да и ляпни: «Наверно рады, что ухи им больше достанется». Эта фраза сработала, как запал к взрывателю боевого зарядного отделения торпеды. Мы сразу же буквально задохнулись от смеха и так заржали, что свалились бы в воду, если бы не сеть, крепко нас спеленавшая. А те, которые на берегу, услышав ещё и наш хохот со стороны реки, вообще впали в неистовство. Трудно установить, сколько ещё мы ржали, сотрясая обступившую нас тайгу и распугивая всю живность, потому что время тогда остановилось для нас. Наше вынужденное веселье прекратилось так же внезапно, как и началось. Пока мы веселились, как те три поросёнка в известной детской сказке, течение резко бросило нас на мель. Коряга с лодкой внезапно остановились, а мы вместе с сетью и с сигаретами в поднятых над головами руках, оказались сидящими на этой мели. Но наступившая тишина была недолгой. Когда мы, полуочумевшие, встали и зашагали всего по щиколотку в воде, то есть, как посуху зашагали к берегу, да ещё снова задымив сигаретами, неистовство там вспыхнуло с новыми силами – с такой энергией, что, наверное, дошло до Камчатки и отразилось эхом от её вулканов.

Нахохотавшись вволю, мы занялись, наконец, делом. Сначала вытащили лебёдкой и лодку, и сеть, которая оказалась настолько порванной, что о дальнейшей рыбалке нечего было и думать. Потом все кандидаты в утопленники всё с себя сняли, отжали воду и развесили на просушку у дополнительно разожжённых костров. Затем, переоделись, во что было сухое, укрылись брезентами и приступили к трапезе в окружении дремучего леса, под звёздным шатром, под шум и плеск так развеселившей нас Армани. Ухи было много, спирта тоже, сухих дров – видимо-невидимо, нам было тепло и весело, хотя снаружи, за стенами огня костров, было не выше 10-12 градусов. И никто не простудился, потому что нас согревал смех, который решил не расставаться с нами всю ночь.

Больше никогда я не видел такой ночи, при полном отрешении от всего мелкого и не главного, когда всё сущее в тебе и ты во всём сущем. Уснули перед рассветом, когда уже светлел восток. Уснули кто где: кто в палатке, кто в крытом кузове грузовика, кто у костра, оставив много недоеденного и недопитого – и не потому, что осознали, а потому, что иссякли силы.

Проснулся я, когда солнце уже не только светило, но и грело, но не от этого, а от того, что где-то громко хохотали. Когда я открыл глаза, то сначала взглянул на реку – не тонет ли там ещё кто? Но оказалось, что смеются у одного из костров. Там стояли флагврач Петров, пом.флагсвязиста Фролов и Яковлев. Первые двое давились смехом, а Яковлев с озадаченным видом вертел в руках и разглядывал какие-то маленькие кукольные сапожки. Когда до меня дошло, что это за лилипутские сапожки, то я тоже закатился смехом без всякой разминки. Оказалось, что это сапоги Яковлева. Они сушились всю ночь так близко к огню костра, что усохли в длине до 20 сантиметров, а ширины такой, что в них влазили только три пальца.

Тут все начали переходить от сна к яви и выползать, кто из палатки, кто из кузова грузовика, кто из-за тлеющих костров и, к своему удивлению, обнаружили, что вокруг нас стягивается кольцо вооружённых людей. Но вскоре всё объяснилось. Оказалось, что нас занесло в запретную зону, и для установления наших личностей, целей и масштаба нанесённого ущерба прибыли два пограничника – подполковник и капитан, милицейский майор и приданные им силы в лице дружинников, вооружённых охотничьими ружьями. Всего около 20 человек. Я представил свою «артель», предъявил командировочное предписание, которым нас снабдил предусмотрительный комбриг и предложил разделить с нами утреннюю трапезу. Они убедились, что природоохранной запретной зоне никакого ущерба не нанесено, а ущерб получили мы сами, в виде пришедшей в негодность сети. Когда же на вопрос: как мы сюда попали? – я рассказал, что нас направил доцент Магаданского НИИ, известный ихтиолог, то начало происходить нечто странное. Сначала мои оппоненты вдруг начали недоумённо переглядываться и, наконец, не удержавшись, разразились смехом. Я даже подумал, что они сходу заразились от нас вирусом смешливости, но когда подполковник объяснил, что никакого такого НИИ в Магадане вообще нет, а направили нас сюда самые заурядные психи из магаданской лечебницы, то хохот стал всеобщим.

Закончилась вся эта рыболовная эпопея тем, что вооружённая дружина, нахохотавшись, убыла продолжать обход зоны, а три начальника с удовольствием откликнулись на наше гостеприимство. У них в джипе, который стоял неподалёку за кустами, оказалось три бутылки водки, что явилось существенным подспорьем к нашей трети канистры спирта, несколько вялых рыбин и пара буханок чёрного хлеба. Раз уж с этого началось утро, то все наши разговоры во время пиршества вертелись вокруг смешных историй, которых наши гости знали превеликое множество.

Всё выпито и съедено было где-то к полудню. Мы тепло расстались с доблестными защитниками границы и природы, загрузились в свой внедорожный грузовик и с ветерком помчались в Магадан. Всю дорогу смех нас не отпускал из своих цепких объятий, так как мы всё время вспоминали, оценивали и переживали эпизоды наших несуразных приключений. Особенно много критики было в адрес флагманского врача, так как он-то, как медик, должен был в мнимом доценте распознать сумасшедшего. Мне с обоими старпомами тоже досталось по заслугам, особенно от завгара, который, захлёбываясь смехом, всё вопрошал, как это трое опытных моряков, умеющих управлять подводной лодкой, не смогли справиться с управлением четырёхвесельной лодочкой, и не в море-океане, а в речке, где глубина от щиколотки до пояса.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *