Скрежет за стеной

Уже не один десяток лет меня не покидает ощущение, что тот звук, который я слышал дождливой ночью 17 сентября 1947 года, преследует меня повсюду. Мне трудно подобрать слова, чтобы выделить его из застывшего в ушах сумбура: я слышу гудящий двигатель, шуршание бумаги, лязг механизмов, рокот осыпающихся камней, непрерывные барабанные удары и многое другое. Этот звук не даёт покоя даже в алкогольном забвении, напоминая о себе снова и снова. И виной всему этому – старый дом, в который я переехал после войны…

Меня зовут Алексей Демидов, как и многие храбрецы своего времени, я вступил в ряды Красной армии и выступил против немецких захватчиков. В этом был весь я – молодой солдат, немного безрассудный, но уже целеустремлённый. Восемь раз я попадал под пулю, но всегда находил силы встать на ноги. И каждый раз, когда кровавый туман рассеивался, и я видел перед собой удивлённое лицо медика, всегда звучала одна и та же фраза: «Откуда в тебе столько жизни?!» Мне нечего ответить, по какой-то причине сами небеса выталкивают меня.

Когда война миновала, я долго не мог приспособиться к ведению хозяйства с одной рукой. Годы искалечили моё восприятие мира. Да, для кого-то я ещё оставался тем весёлым солдатом, любящим сыграть на аккордеоне, выпить стакан молдавского вина и спеть известные русские песни, но те люди уже давно меня не видели. Каждое утро я подходил к зеркалу и вздрагивал при мысли, что этот живой мертвец, измождённый голодом и войной, бледный, словно никогда не видевший солнца, со следами вечного одиночества в глазах смотрит прямо в душу. Отголоски прошлого звучали каждую ночь, и я с криком просыпался в холодном поту, выхватывая из-под подушки нож. Но это лишь кошмары…

Говорят, заброшенная усадьба в два этажа с подвалом и слегка погнувшимися стенами, что находилась на холмистой местности за городом, когда-то принадлежала некоему Василию Зареву. Я не знаю, кем был этот человек; жители города дали ему незамысловатое прозвище – Мастер. Он зарабатывал на существование, занимаясь ремонтом техники: металлическая посуда или сложные машины – часы, граммофоны и тому подобное. Делал он это качественно и быстро. Такой человек, наверное, был очень ценен во время войны. Это подтверждает тот факт, что в доме я обнаружил телефон – неожиданная находка, ведь подобную роскошь могли позволить себе только единицы людей.

Кто жил здесь до него – неважно, дом пустовал и пользовался дурной славой. Мастер переехал сюда незадолго до войны и практически в одночасье приобрёл репутацию технического гения. Не было приспособления, с которым бы он не совладал. Однако, имея внешность небрежного и не по мере утомлённого художника, он редко появлялся в городе, предпочтя скрытный образ жизни. Всегда в порезах и ссадинах, иногда в ожогах, пропахший порохом и с измазанными машинным маслом волосами – этот человек пугал и своей несговорчивостью, утаивая собственные эмоции. Но когда началась война и в эти земли вторглись немецкие захватчики, люди узнали истинное лицо Мастера – безжалостного и могущественного.

Этот человек убил свыше десяти немцев за пару секунд. Никто так и не понял, как он это сделал, но изувеченные тела остались в памяти многих. Их как будто разорвало изнутри, не нашлось и следов пороха и ожогов; их кости просто треснули от высокой температуры, как многие бы сказали – почти вулканической. Возможно, Красная армия получила бы мощнейшее в истории оружие, если бы Василий Зарев не исчез после этого инцидента…

В его доме перевернули всю мебель, выломали полы, осмотрели двор и подвал, но ничего необычного не обнаружили. Слухи стали местной легендой, а его дом – моей собственностью.

Дневник Мастера хранился в стене за перекошенной картиной с изображением морского пейзажа – классическое место для тайника. Странно, что его не обнаружили раньше. Иногда мне казалось, что хозяин просто залёг на дно, пока суета вокруг его имени не приутихла, а впоследствии вернулся и завершил свои дела. Этот человек был первоклассным художником, о чём свидетельствует качество исполнения чертежей с изображёнными на них человекоподобными фигурами из металла.

Страницы дневника покрывал слой пыли, а их содержимое составляли подробные схемы и описания устройств, которые выглядели необычайно сложными, заметки и личные мысли автора, от навязчивых идей которых бросало в дрожь. Аккуратность и полное отсутствие зачёркиваний указывало на существование двух версий: либо Мастер неоднократно переписывал свой дневник, стараясь оставить отпечаток компетентного человека, либо он действительно знал, с чем имеет дело, а именно, во что я долго не мог поверить, – с инопланетной технологией.

Признаюсь честно, поначалу я думал, что всё это – научная ересь безумного изобретателя, мистификация неудавшегося учёного или попытки писателя-фантаста. Но такая доскональность не могла быть выдумкой.

Я не заметил, как выпил весь запас чая. Сумерки давно окутали лес, сквозь щели в стенах пробирался ночной сквозняк, а горячие угли потрескивали за железными створками камина.

На последней странице записи обрывались – последующие вырваны Мастером. Меня это омрачило больше, чем потеря руки: он рассказывал о науках, не известных современному человечеству, и о явлениях, изобретения которых они могут вызывать. Управление погодой, притяжение стихий и теория шума, в которой он раскрывает силу, способную расщеплять любую материю при правильном подборе звуков. Это не могло быть правдой и казалось безумным. Тем не менее, изучая ранее естественные науки и совсем разочаровавшись в жизни, я подумал над тем, что кое-что из написанного Мастером имеет смысл…

Неожиданно ударил гром. Стёкла вздрогнули и, если бы я при переезде не позаботился о раме, мне пришлось бы ночевать в сквозняке и заколачивать окно с видом на дорогу. Дождь усиливался и перерос из последовательной барабанной дроби в непрерывный ливень. Затемнённое дерево, растущее на холме недалеко от дома, в такую пору всегда играло с моим воображением. Ещё никогда прежде я не ощущал такого волнения, как сейчас, глядя на него во мраке сквозь дождь. Его длинные ветки, подобно руке костлявой ведьмы, склонялись над ещё одной тенью, словно намеревались схватить эту фигуру и впиться в неё острыми когтями, протягивая их всё ближе и ближе…

Я долго смотрел на это, пытаясь всё осмыслить, потом ошеломлённо вскочил со стула. Моя рука сама по себе схватила со стола охотничий нож. Кто ты?.. Друг?.. Враг?.. Кажется, тень дёрнулась, словно увидела в окне моё движение. Странно. Стрельбы нет. О, Боже!.. Это дерево зашевелилось!..

Когда я добежал до неровного и усеянного ветками и камнями холма, промокнув до ниток, в тени уже никого не было. Высушенное дерево угрожающе скрипело ветвями, словно приказывало убираться прочь. Я упал на колени и, вбив нож по рукоять в землю, смахнул с лица влагу. Казалось, я находился на грани сумасшествия. Я понимал, это иллюзии – всего лишь моя больная фантазия, но в этой тени я действительно кого-то видел! Призраки прошлого до сих пор преследуют меня. Оставьте меня в покое! Я должен был! Я был обязан это сделать! Простите меня, простите!

Лунный свет вырвался из плена грозовых туч и осветил дерево, отражаясь от влажной, покрытой каплями серой коры. Я снова увидел руку ведьмы, цепкую и опасную, от вида которой мне захотелось спрятаться в доме и никогда не высовываться. Её пальцы подрагивали, будто живые, и пытались что-то схватить. Продолжая смотреть на дерево, совсем забыв о дожде, я простоял на месте ещё четверть часа, прежде чем вернулся в дом…

Остаток ночи я провёл в глубоком размышлении, изучая найденные чертежи и пытаясь выделить из них полезную для себя информацию.

* * *

Несколько ночей жители города видели человека, похожего на поседевшего от тягот жизни старика. Он копошился в мусорных кучах и вытаскивал из-под завалов зданий куски металла. Видя его спину издалека, они в страхе уходили прочь.

Молодой парень выглядел как смерть – бледный, с отрешённым взглядом и странным выражением лица, на котором эмоции менялись безо всякой причины, будь то гнев или апатия, а через мгновение – восторг или неподдельный ужас. В психиатрических клиниках таких держат в изоляции.

Про работу он не вспоминал, его давно уволили из-за прогулов. Физическое истощение от бессонных ночей отразилось и на его лице. Движения ему давались с трудом. Временами он засыпал, стоя на ногах. Потом вздрагивал и снова шёл, ни на кого не глядя. В своих мыслях он был единственным человеком на планете. Единственное, что он слышал – это два слова, которые сам себе произносил безумным шёпотом:

– Вернуть руку… вернуть руку…

* * *

Прочные железные пальцы со скрежетом сжались в кулак.

Я с восхищением, почти с влюбленностью смотрю на новую правую руку и поигрываю пальцами, наблюдая за движением механизмов. Мне потребуется немало времени, чтобы привыкнуть. Слегка неуклюже я хватаю со стола клещи и крепко сжимаю – с неприятным звоном литое железо ломается, как деревянная игрушка. Пальцы работают, но не чувствуют ни тепла, ни шероховатости, ни влажности, ни гладкости. Совершенно ничего. Это и описывал Мастер в своём дневнике – свобода от всего человеческого и ощущение невероятного могущества. Именно этого не хватало на войне. Теперь я мог сокрушать стены и рвать врагов на части. В своих мыслях я погрузился в самый разгар войны и расхохотался, представив шок и ужас фашистов, когда они, наконец, поймут, с кем связались. Эта рука великолепна. Намного лучше прежней.

И этой… второй…

Я долго смотрел на неё – обмотанную окровавленными бинтами и покрытую порезами левую руку. Эта боль отвлекает меня от торжества – сколько раз она мешала сосредоточиться на работе! Дрожа от волнения, я поднимаю со стола пилу…

И именно в эту ночь я услышал этот звук.

Он звучал и раньше, но именно в этот момент я его УСЛЫШАЛ. Шорох – тихий и прерывистый. Это крысы?.. Нет-нет-нет!.. Я потравил их ещё в первый день своего переезда! Этот звук не покидает меня с тех пор, как я поселился в этом проклятом доме. Когда закончился тот ливень и ветер перестал поигрывать скрипучей деревянной конструкцией дома, я, наконец, понял, что это не галлюцинация. Свист, вибрация, голос, барабаны… – это не в моей голове…

Я бросаю пилу и ещё раз осматриваю свою настоящую руку, ощущая напряжение в глазах и прояснение разума. Встряхиваю головой и шагаю в подвал, пытаясь забыть о том, что я намеревался сделать…

Лестница прогнила, местами рассыпалась, осталось лишь несколько ступенек. Воздух испорчен запахом гниющих тряпок, пылью и крысиным ядом. Здесь я был только один раз и ушёл сразу, как увидел крыс, пожирающих мебель и бумагу. Тогда я скинул им банку с ядом. Ненавижу и презираю этих тварей!

Стараясь привыкнуть к свету керосиновой лампы, я с тревогой огляделся. От стены до стены протягивались сети паутин. Под ногами хрустнуло, и я с отвращением вытер подошву о край ящика. Эти тараканы переживут даже конец света! Лампа осветила стену, на которой побелка была относительно свежей. Прикоснувшись к ней рукой, я почувствовал вибрацию. За стеной что-то таилось… Звуки за ней иногда замолкали, но через мгновение снова штурмовали мои уши пугающей сбивчивостью, вызывая мурашки по всему телу.

Я ставлю лампу на ящик и замахиваюсь механической рукой.

Удар. Кирпичи впадают в стену. Этот звук… треск камня… разрушение… Я чувствую, как на смену страху моментально приходит восторг.

Удар! Эта стена – она как бумага – сминается от прикосновений. Никогда я не ощущал подобного – и я не могу остановиться. Удар. Ещё удар!.. Удар!..

Кажется, я вывихнул руку в плече – механическая рука тяжела для моего тела. Со временем я верну себе прежнюю форму и стану сильней.

Я просовываю руку через образовавшееся отверстие и выгребаю разбитые кирпичи, обнаружив за ними проход…

В нос ударила резкая комбинация запахов, почти таких же неразличимых, как и эти звуки. Одно могу сказать точно – меня едва не стошнило, когда я прошёл внутрь.

Справа стоял умывальник. Его невозможно проигнорировать – свет керосиновой лампы упёрся в стену и глаза опустили взгляд на его содержимое. Куски разложившейся плоти выглядели узнаваемо даже спустя несколько лет после последнего посещения человеком этой комнаты. По половицам бесформенной дорожкой протягивалось пятно – не то грязь, не то высохшая кровь. Сглотнув, я поднял лампу выше и проверил наличие ножа на поясе.

Эта лаборатория. Стены – из обвалившегося кирпича, но при этом не лишены декораций в виде психопатических картин и карты мира. Они разрисованы неизвестными мне формулами и графиками. Остановившись на ступеньках перед огромным плакатом, я в недоумении обежал карту быстрым взглядом. Европа, Африка, Америка – их нет. Вместо них череда островов и неизвестных материков. В уголке я обнаружил царапины, складывающиеся в цифру «2087».

Я вошёл в комнату, заполненную массивными проводами и щитами электропередач, но недолго осматривался и предавался размышлениям о предназначении этих удивительных устройств. Механический скрип привлёк моё внимание – и это было последнее, на что я взглянул, ибо увиденное заставило меня кричать…

* * *

Той ночью я наблюдал, как от дома в небо поднимаются клубы дыма. Пламя, поглощая мебель, вещи, перебиралось на крышу. А потом земля задрожала, ибо раздался взрыв невиданной мощи, словно под домом находился склад вооружения целого города. Огонь и взрыв уничтожили всё, что было спрятано от людей…

Я так и не нашёл вырванные страницы из дневника, поэтому для меня всё это тоже навсегда останется загадкой. Кто заделал проход, желая сохранить всё в тайне? Как Мастер убил тех немцев и куда перепрятал свои изобретения, когда в дом ворвались члены правительственных организаций? С кем он держал связь по телефону? Откуда пришёл и зачем остановился в этом богом забытом месте?..

Вопросы, вопросы и снова вопросы. И ни одного ответа…

Это существо из комплекса биологического и механического, которое я обнаружил в лаборатории, уже давно перестало быть человеком. Стремясь обрести нечеловеческую силу и бессмертие, дабы получить преимущество перед обычными людьми, он намеренно превратил себя в чудовище.

Если верить заметкам в дневнике, его физическая оболочка была на грани между жизнью и смертью, источив жизненные силы от какой-то болезни. Но он не учёл главного – материал, из которого изготовлено его искусственное тело, не был долговечным, и его суставы уже давно проржавели.

Однако сердце продолжало биться – настоящее человеческое сердце, погружённое в прозрачный цилиндр. С приглушённым эхом оно поддерживало жизнь существу, которым стал Василий Зарев. Если бы я был подготовлен к тому, что предстояло увидеть, я бы вернул его к жизни и задал сотню или даже тысячу вопросов…

Но я испугался. Бросил лампу и вывалился через проход в стене, ободрав куртку и разодрав плечо…

17.05.2013 год.

Автор: Артём Деревянченко.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *