Китобои. СССР.
Не так много существует в мире профессий, где бы были в таком почёте весёлые розыгрыши и шутки, как в среде моряков. Об удачном розыгрыше моряки могут вспоминать десятилетиями. Для моряков весёлые розыгрыши жизненно необходимая разрядка от постоянных напряжённых стрессов их тяжёлой морской жизни.
Самым распространённым способом разрядки на море, уже более ста лет является домино. Напрасно скептики ставят эту игру на второе место по мысленному напряжению после перетягивания каната. Это определение годится исключительно лишь для дворового домино престарелых пенсионеров. В море не играют в домино, здесь забивают морского козла. Забивают в полном смысле этого слова, яростно вколачивая в стол очередной камень. Поэтому домино для морского козла моряки делают сами, из текстолита или алюминия. Это не просто игра в домино, тут каждый удачно поставленный камень непременно сопровождается меткой шуткой или присказкой.
И пусть это дико звучит для жителей земли, но настоящий морской козёл — это игра для интеллектуалов. Человеку незнакомому с народным и морским фольклорами, не знающего ярких исторических событий, неспособного к быстрому остроумному ответу за столом, где забивают морского козла, делать нечего.
Теперь уже невозможно выяснить, кто и когда первым предложил проводить в море чемпионаты по классическому морскому козлу. Но уже много лет подряд, такие чемпионаты стали наиболее яркими событиями в многомесячных рейсах китобойных судов.
Турнир на «Гуманном» подошёл к концу. В последнем туре встречались пары, имеющие абсолютно равное количество набранных очков. Старший механик, а по-морскому просто дед — Феофаныч в паре с мотористом Николаем Крыгой, и боцман Александр в паре с марсовым матросом Владимиром. Эту встречу весь экипаж ожидал с особым нетерпением, ведь в финале встречались два «заклятых врага»: боцман и Коля.
Предметом их вражды и постоянных словесных баталий были совершенно разнополюсные трактовки — кто имеет право называть себя настоящим моряком.
Александр, который впервые вышел в море на китобойце, а до этого пятнадцать лет отработал в торговом флоте. Был твёрдо уверен, что настоящий моряк лишь тот, кто окроплён водой минимум трёх океанов и побывал в десятке зарубежных странах.
Николай был совершенно иного мнения о статусе моряка. Из всех океанов он знал только один — Тихий. Но как он его знал! Начав свою жизнь на море юнгой на шхуне в пятнадцать неполных лет, он к своим пятидесяти годам исходил Тихий Океан вдоль и поперёк. Он ловил сайру на Курилах, и краба на Камчатке, бил котиков на Командорах и ловил сельдь – иваси у берегов Кореи. В китобоях он был уже свыше десяти лет.
Ко всем морякам торгового флота у него было своё, пренебрежительное отношение, он называл их тряпичниками и барахольщиками. Все возражения подавлял железной логикой неоспоримых фактов.
– Что в них есть морского? Форма и гонор! Моряк загранплавания, ходит рейсом Находка – Йокогама туда и обратно шесть суток! А как они ходят в Европу? Через каждые семь – десять дней заход в порт, не моряки, а прибрежные извозчики. Рейсы не милями и месяцами измеряют, а количеством шмоток, чем больше барахла привёз с рейса, тем и важней моряк торгового флота.
Нет, ты уйди в море так, как мы ходим, пять-шесть месяцев без единого захода в порт, и не вдоль берега, а в центр океана, чтобы землю родимую по четыре месяца подряд и в бинокль не видать. А когда осенью в бинокль первый остров увидишь, чтоб тебя от умиления слеза прошибла. Чтобы весь свой рейс ты не убегал от штормов, циклонов, не отстаивался в порту, а проходил их насквозь. Чтобы первые дни после рейса у тебя по привычке земля, как палуба, под ногами ходуном ходила. Вот тогда ты и будешь настоящим моряком, а не извозчиком торгового флота.
Оба — и Николай, и Александр были остры на язык, знали множество шуток и присказок, поэтому на финальную встречу собрался весь свободный от несения вахты экипаж.
Ожидания оправдали себя с лихвою. Невозможно было провести черту, где заканчивалась игра в домино и начиналась дуэль в изящной и солёной словесности. Каждый новый камень сопровождался такой острой шуткой, на которую тут же мгновенно следовал не менее острый ответ, что многие задыхающиеся от смеха члены экипажа стали испытывать беспокойство, а хватит ли у них сил выдержать это до конца финальной встречи.
Когда Николай сумел закончить первую партию пустышочным дупелем — «сопливый козёл», его буквально прорвало. Он спешил морально добить своего «заклятого» врага. Совершенно не следя за ходом игры, небрежно ставя очередной камень, он уже подобрался в своих издевательских насмешках к третьему колену моряков торгового флота, упиваясь своим искромётно-острым красноречием.
Всю вторую партию Александр сосредоточенно молчал, на выпады Николая лишь изредка скупо и зло огрызался Владимир. Зрители уже начали ворчать, что финал не получился, мол «маслопупы» без соли сожрали «рогатых».
Вдруг Александр встал, и медленно опустил обе руки со сжатыми кулаками на стол. Стало поразительно тихо. Все вопросительно и недоумённо смотрели на боцмана, что это с ним?
Александр с язвительной улыбкой вкрадчивым голосом произнёс:
— Ну-с, господа «маслопупы», прошу-с Вас бриться, — разжал свои кулаки.
На стол легли два дупеля: шестёрочный и пустышечный. Адмиралтейский козёл!!!
Тишина взорвалась бурей восторга. Одним единственным ходом Александр не только выиграл финал турнира, но и придал полному забвенью, всё былое красноречие Николая. Остроты забудутся быстро, «адмиралтейский козёл» в финале турнира — никогда.
Да теперь всем «маслопупам» самое лучшее — это наглухо закрыться в канатном ящике и не высовывать оттуда своего носа даже на обед. Ведь насмехаться над ними теперь будут до конца путины, а при удобном случае и через долгие годы такой финал припомнить могут.
Такой позор! Багровый от гнева стармех, яростно высказывал Коле:
— Ну что, дотрепался Цицерон просоленный? Ведь просил же тебя перед игрой, не заводись, а ты… Ведь я, в последний раз адмиралтейского ещё зелёным салагой на своей первой морской практике получал. Уважил на старости лет, позорище – то какое, и дед встав, спешно покинул столовую.
Коля как прервался на полуслове очередной своей насмешки, так и застыл, сжимая в руках костяшки домино, отрешённым взглядом упёршись в середину стола, где лежали два дупеля. Глядя на него, никому не хотелось шутить, и все разошлись по своим каютам. В столовой остались только Николай и домино.
О матче реванше не могло быть и речи, на море приучены стойко переносить любые поражения, но никто не верил в то, что Коля не нанесёт ответного удара, всех волновало, как он это осуществит? Минула уже целая неделя после позорного проигрыша, а Николай по-прежнему молчал.
На китобойцах помимо своих вахт, все члены экипажа обязаны два часа выходить на наблюдение – поиск китов в бинокль с высокой скамьи верхнего мостика. Через каждые два часа на мостике появляется очередная смена наблюдения – шесть китобоев. Поднимаясь на мостик в свою смену наблюдения, Николай услышал громкую брань.
Александр за какую-то провинность распекал молодого матроса – рулевого, а по другому трапу противоположного борта, на звуки брани спешил старпом. Через мгновенье роли поменялись, теперь старпом распекал боцмана.
Дело в том, что Александр был сильно поражён тяжёлым недугом свирепых боцманюг парусного флота. Те свято веровали в то, что чем больше бранных слов и солёных выкрутасов они вставят между фразами отдаваемых ими команд, тем быстрее будут двигаться матросы. В седой древности в портовых трактирах частенько заключались пари на предмет того, чей боцман виртуознее владеет «солёной» словесностью без повторов выражений.
Старпом на «Гуманном» был вежлив и невозмутим, как английский лорд, и не давал боцману не малейшего спуска за его грубость с матросами. Вот и теперь, получив очередной разнос от старпома, Александр вышел на крыло мостика охладиться на ветерке.
Тем временем Николай удобно уселся на скамью для наблюдения, протёр ваткой линзы бинокля и впервые за неделю заговорил, обращаясь к матросу.
— Что, досталось тебе? Это ничего, ты думаешь зря на флоте боцманов уже лет триста иначе, чем драконами и не называют? Совсем не зря, вот если старпом не против, то я тебе старую байку расскажу, как люди боцманами становятся. Как, Петрович, даёшь своё добро на поучительный трёп, нужно же молодёжь уму разуму учить, тем более что по делу?
Согласно букве устава все посторонние разговоры на мостике или ходовой рубке категорически запрещены. Но месячный план был выполнен, поэтому на мостике позволялись некоторые вольности и грозное штурманское: «Прекратить трёп – усилить наблюдение», — звучало только после окончания очередной истории.
Старпом, раздосадованный поведением боцмана, ничего не сказал, а, взяв бинокль, принялся осматривать горизонт. Приняв его молчание за знак согласия, Николай начал свою байку.
— Приехал в одну глухую деревеньку отставной моряк, и как водится на Руси, месяц гулянок, рассказов о былом. Мужики в той деревне больше всего любили, промочив глотку, поматериться от всей души. Одному, самому горластому, очень понравились рассказы о жизни моряков. Он продал дом, скотину и решил, уехав в город, стать моряком. Перед отъездом зашёл к отставнику за советом, с чего ему в городе начинать надобно, чтобы поскорее моряком стать. Услышав, как долог и тернист путь от юнги – поварёнка до настоящего матроса, сразу приуныл.
— А, нет ли на корабле такой должности, чтобы самому ничего не делать, а только орать?
— Почему это нет, конечно, есть — дракон.
— А это что ещё за диковинный зверь?
— Это не зверь, это боцман. Драконом его зовут потому, что он свою пасть никогда не закрывает, орёт и орёт.
— Что же он такое орать может не умолкая?
— А всё, что ему не прикажут. Скажет капитан: «Поднять якоря». Боцман тут же эту команду проорёт, но добавит к ней пару – тройку ядрёных матов, да таких, что уши завянут. Матросы сами отлично знают, как им любую из команд исполнить, но чем громче орёт боцман, чем больше солёных коленцев он вставит в своё перекрикивание команды, тем быстрее матросы работают, а значит и боцман на том корабле круче, чём на других. Вот он, дабы марку свою держать, и орёт без умолку не зная передыху.
— Вот это должность как раз по мне, глотка у меня, ого – го какая звучная.
— Глотка у тебя и впрямь, что лужёная и морда, что у висельников — ну, аккурат боцманское обличие. А вот самого главного для боцмана солёного жаргона морского у тебя-то и нет. Ты, прежде чем в город соваться, покрутись по окраинным притонам, там вся шваль, списанная с кораблей, косяками ошивается, выучи их жаргон, потренируйся хорошенько. Так он и сделал.
Ровно через год в портовых кабаках Владивостока появился свирепый боцманюга. Никто не знал, откуда прилетел, каким ураганом забросило сюда этого ужасного, извергающего гром и молнии дракона. Но щедро угостить боцмана, чтобы потом услышать его виртуозную, солёную словесность, спешили все экипажи заходящих в порт судов.
Однажды к столу, где сидел боцман, подошёл седой капитан.
— Прошу прощения. Но мне странно видеть такого доблестного боцмана за кабацким столом, а не на палубе корабля, ведь ваше истинное место не в портовом притоне, а в открытом море.
— О, достопочтенный кэп, одному дьяволу известно, сколько раз меня уже пытались споить за этим столом и тайком утащить на борт своих вонючих шаланд. Сколько лестных предложений я отверг с полным презрением.
Тысяча чертей!!! Мне до того опостылела эта харчевня, что я готов, ступив на борт корабля, никогда не покидать его палубы до самой своей смерти. Но повторяю — корабля! Но не этих грязных лоханок, провонявшихся китовой ворванью и рыбьим жиром от киля до клотика. Выйти в море на этих протекающих по всем пазам кухарских корытах, на которых дыр больше, чем крыс, а крыс больше, чем клопов в гостинице этой харчевни. Не за что и никогда!
Пусть лучше мои потроха сожрут бродячие псы, а глаза выклюет ненасытный обжора баклан. Но моя нога никогда не коснётся палубы этих облезлых как драная кошка, жалких купеческих судов. Никогда!!! Я — морской боцман, а не шкипер помойных ушатов, достопочтенный сэр.
—Так у вас нет своего корабля?
— Увы, мой капитан, увы, – нет. Вот уже второй год, как я застрял в этом порту и вынужден терпеть этот пьяный сброд висельников и каторжан, которые имеют наглость величать себя моряками. Видно мало, ох как мало, их секли линьками. Их место в море лишь с пеньковым галстуком на рее или на каторжных галерах.
— Какое счастье, у меня прекрасный трёхмачтовый, но я трагически лишился своего боцмана. Не изволите ли вы пройти со мной и осмотреть мой корабль? Понравится – ударим по рукам.
Через два дня боцман был уже в море. Неплохо обученный экипаж под грозным рыком дракона летал по реям молниеносно и чётко исполняя любую поданную боцманом команду. Капитан был просто счастлив, что у него на зависть другим, есть такой боцман.
Но однажды судно попало в свирепый шторм. Бедный боцман с трудом продержался до вечера, а в сумерках незаметно проскользнул в трюм и заснул там, обняв бочку с кислой капустой. Целую неделю экипаж сражался с морем за жизнь корабля, а боцман стонал от морской болезни, и ел, кислую капусту. Наконец, шторм стих.
С порванными парусами, поломанными реями корабль мерно покачивался на мёртвой зыби. Изнурённый недельной схваткой со стихией весь экипаж вповалку спал на палубе. А в трюме боцман лихорадочно думал, что же ему теперь делать? Расставаться с такой сладкой жизнью он не желал. Очень скоро он нашёл отличное, беспроигрышное решение своих морских проблем.
Он снял с себя всю одежду и вытащил из кармана нож. Брюки обрезал до колен и тщательно разлохматил линию обреза. Точно так же он поступил с дырами, которые прорезал на животе и локтях тельняшки. Песком из пожарного ящика он яростно, до огненной красноты, натёр оголившиеся части своего тела. Всю остальную одежду связал в узел, добавив для веса тяжёлую скобу. Осторожно пробравшись мимо крепко спящих матросов, боцман бесшумно соскользнул за борт. Тяжёлый узел с одеждой тут же пошёл на дно, боцман потихоньку отплыл от корабля, и …
Мощный рык, подобно удару грома, загремел над водной гладью.
— Тысяча бочек протухшей трески против глотка рома! Клянусь бородой Нептуна, но эти бездельники спят. Или все, наложив полные от страха штаны, забились в трюм и лобзают там крыс! Впрочем, для экипажа проспавшего своего боцмана, среди крыс, самое подходящие место!!!
На корабле забегали, а голос боцмана гремел над гладью океана:
— Думает ли кто из этих сачков вывалить за борт штормтрап или я, как краб, буду карабкаться на палубу к вам, трусливое отродье, сам?
Далее последовали такие проклятья, что моряков бросило в дрожь, а их предки перевернулись в своих гробах не один десяток раз. Через минуту перед остолбеневшим экипажем стоял грозный боцман, которого каждый из них мысленно похоронил ещё неделю тому назад.
Обросший щетиной, в лохмотьях, с красными вздутиями кожи на животе и руках, хлестая яростным взглядом по лицам остолбеневших от изумления моряков, боцман изрыгал из своей глотки проклятья.
— Гром и молния! И этот жалкий сброд, я почитал как экипаж? Когда начался этот жалкий штормишко, я прошёл на бак, чтобы лично проверить натяжение бушпритных оттяжек. Но раззява рулевой, переложив руль, подставил скулу корабля волне, и меня выбросило за борт, а никто из вас этого и не заметил.
Вы хоть понимаете, что это такое – семь дней без единой затяжки табака и глотка рома? Я гонялся за вами на пределе своих сил, а вы удирали от меня на всех парусах. Посмотрите, во что превратилось от этой погони знаменитое голландское полотно моих брюк, ещё пару дней такой гонки, и я бы остался совершенно голым. Конечно, я легко мог бы сменить галс и поплыть по ветру на Гавайи. Но у меня же контракт!!! А в нём об этом нет и слова. Но ничего, пару суток отосплюсь и лично займусь вашим воспитанием. Я выбью из вас всю вашу дурь и сделаю из вас настоящих моряков.
С этого дня слава о великом боцмане уже не помещалась в границах Тихого Океана, выплескиваясь во все моря планеты.
Ранним осенним утром корабль возвратился во Владивосток и весьма кстати, ибо через день был старт марафонского заплыва на звание лучший пловец Тихого Океана. Капитан тут же включил боцмана в заявку. Узнав об этом, все претенденты тут же сняли свои кандидатуры. Осталось всего двое: абсолютный чемпион прошлого года и боцман.
Наступил день старта. Десятки тысяч горожан и моряков собрались в Семёновском ковше, сотни лодок, шлюпок и шхун готовы были сопровождать смельчаков. Стоя на стартовом пирсе уже готовый к заплыву, чемпион прошлого года, зябко переступал босыми ногами по холодным доскам настила, но боцмана всё ещё не было.
Наконец, с огромным мешком за плечами, боцман подошёл к месту старта. Тяжело опустив свою ношу на пирс, он вытер рукавом потный лоб и обратился к судьям.
— Достопочтенные судьи. Мой корабль только вчера пришёл с моря, и у меня просто не было, не минуты свободного времени, чтобы подготовить требуемое снаряжение. Пришлось сегодня в спешке покупать всё подряд. Если вы не против, то я выпью бутылочку рома, выкурю пару трубочек и сложу снаряжение по порядку его надобности. Негоже моряку во время заплыва, рыться в мешке, не по-морскому это. Потерявшие от таких слов дар речи судьи только молча кивнули своими головами.
Боцман хлебнул рома, закурил трубку и неспешно стал делать ревизию своего мешка:
— Так, табака двенадцать пачек, рому шесть бутылок, смен белья тоже шесть, свитеров два, ушанки две, меховая безрукавка одна, брюк четыре пары. Ну вот — валенки забыл. Но зато есть две пары кожаных сапог, третья на мне. Не густо, но если плыть аккуратно, то до Командор должно хватить. Вот если бы вы меня заранее о заплыве предупредили, я бы не упустил ничего, а так придётся плыть с тем, что есть.
Боцман сложил всё свое добро обратно в мешок и повернулся к совершенно ошалевшим от его подсчетов судьям и сопернику. Покачав неодобрительно головой, он спросил у соперника:
— Ты что же это тёплых вещей с собой не бёрёшь, ведь на Камчатке уже давно снег лежит?
Соперник жалобно пролепетал: — Какой ещё Камчатки?
Боцман громко, до слёз рассмеялся: — Ну, ты и пижон. Запомни наперёд, к Командорам подплывать будем, лёд полями пойдёт, так ты у меня погреться тёплых вещей не проси, не дам. И табаку не дам, будешь на Курилах бычки у рыбаков стрелять. Ты понял меня?
Пижон понял всё. Подхватив свою одежду, он стрелой помчался на спасительный берег.
Боцман очень сильно расстроился, чуть слезу не пустил. С кем же ему теперь до Командор плыть? Потом крякнул, вытащил из мешка бутылку, раскрутил в ней ром, и единым махом опорожнив, заявил судьям:
— Раз все претенденты сбежали, то нечего мне в одиночку и сапоги зря мочить — кубок по праву мой. Он забрал приз, взвалил мешок на плечи и пошёл в кабак, громко сетуя по пути: — Совсем не осталось на флоте, настоящих моряков, вот даже в детский заплыв соперников мне во всём Владивостоке так и не нашлось.
— Вот теперь ты знаешь, что это такое настоящий морской боцман-дракон. Лужёная глотка, присказка, солёный мат в три колена, безграничное хамство, дерзкое нахальство и зверская морда бессрочного каторжанина — ну вылитый наш Александр. А то, что он всё время орёт, так это же профессиональная болезнь всех драконов–боцманов, они и во сне свою пасть никогда не закрывают, чтобы едва глаза открыл — сразу матом орать.
Закончил свою байку Николай.
Грянул смех и тут же грозное, старпомовское: «Прекратить посторонний трёп — усилить наблюдение!».
Странное дело, об этой байке знали почти все присутствующие, но рассказанная вовремя и очень к месту, красочно расцвеченная Колиными добавлениями, она как бы приобрела своё второе рождение и для Александра наступили тяжкие, тяжёлые времена.
Одно его солёное слово, маленький разнос провинившегося матроса и тут же незамедлительно кто-нибудь язвительно замечал:
— Стажируешься Александр? Слабо братец, сильно слабо, до уровня дракона недотягиваешь. Но ты старайся, почаще повторяй. Скоро во Владивосток пойдём, так ты уж там не посрами честь флота Российского — лужёную глотку дракона настоящего.
Боцман мрачнел, чернел, но выражался всё реже и реже. Сильно достала его месть Коли за «адмиралтейского козла», крепко достала. Но это были лишь цветочки.
Закончилась путина, китобоец встал на ремонт в завод. Многие из экипажа списались на берег: в отпуска или отгулы, списался на берег и старпом.
Промозглым зимним вечером, когда сырой холодный ветер с океана казалось, пронзал редких прохожих насквозь, на центральной улице города случайно встретились старпом и боцман. Поздоровались, разговорились. Старпома, естественно, интересовал ход ремонта. Выслушав ответы боцмана на интересующее его вопросы, старпом обратил внимание, что тот, явно замёрз.
— Ты что это, Александр, форсишь? Погода просто мерзость. Люди вон все в шубы давно одеты, а ты в нейлоновой японской курточке разгуливаешь, словно тебе одеть нечего?
Александр обречено махнул рукой.
— Есть у меня шуба, есть, но… видно не про мою та шуба честь.
Старпом удивленно поднял брови: — Прости — не понял?
— А что тут непонятного… Ты Колину байку о драконе парусного флота помнишь? Про его мешок с теплыми вещами в марафонском заплыве? Так вот, привезли мне старые кореша шикарную дубленку из Сингапура. Ну, я на радостях свою прежнюю шубу племяннику подарил.
Одел новую, и пошёл на работу. А по утрам, сам знаешь, у кормового трапа перед началом работ всегда чуть ли не весь экипаж перекуривает. Ну, естественно, обступили, спрашивают, где взял, что стоит, все хвалят, завидуют.
Тут подходит тот самый зелёный салага, которому Коля свою байку рассказывал, щупает и говорит:
— Эта – синтетика, а значит – не годится.
Мне бы подумать и промолчать, может на этом всё и закончилось, а я взъярился:
— Это почему она не годится?
А он так ехидно:
— Так это же, искусственный мех, в нем только девчат, охмурять можно. А подплывёшь ты в такой дубленке к Командорам, все котики со смеху перемрут.
Все кто на корме были, тут же смехом зашлись. В ремонте пол-экипажа моряки подмены, все старые морские бродяги, их хлебом не корми — но дай вдоволь зубы поскалить. Словно сговорились, шагу не дают ступить, все советы: как лучше плыть, рецепты от насморка. И все не просто шутят, как волки, учуявшие лёгкую добычу, зубы скалят: «Дракон флота рассейского. Га-га-га…».
На флоте любой курьез тут же молва молниеносно по всем экипажам разносит. Пробовал я эту чёртову дубленку ещё пару раз одеть. Но только подойду к причалу, где китобойцы стоят, тут же, с крайнего вахтенный матрос с воплем бежит:
— Стой, Александр, стой! Ты что, серьёзно решил в этой синтетике в марафонском заплыве плыть? Ведь обморозишься, да и морские сивучи этого Сингапурского чуда – дублёнки из искусственного меха, точно не поймут. Обидятся и дадут тебе трёпки. А тебе это надо?
И так волной с одного китобойца на другой, а их на «Дальзаводе» не менее трёх десятков на ремонте стоят. Каждый вахтенный обязательно спросит: когда старт, не замёрзну ли я, в этой искусственной шубе уже в проливе Лаперуза, где мой мешок с ромом, табаком и запасным нижним бельём. Нижним бельём особо интересуются.
Да, отомстил мне Николай за того адмиралтейского козла. Крепко отомстил — чёрной местью. Захочешь, но не сумеешь про эту чёрную месть забыть, мороз не позволит. Ну ладно, прощай! А то я на этом ветру уже до самого желудка промёрз.
Они пожали друг другу руки и разошлись по своим делам.
Автор: Юрий Маленко.