Схватка

После отпуска, приехав с детьми в пятую бригаду совхоза «Расцвет севера», Абрам ходил на дежурство с бригадиром Мико и его сыном Сергеем. Стойбище расположилось на левой стороне реки Вархалам, ниже устья речки Хигичан километрах в пяти. Олени паслись, поедая ягель и зеленую траву, и ничего особенного не происходило, пока стадо не забрело в густой вековой стланик. Кусты кедрача были столь большими, что с близлежащей террасы стадо невозможно рассмотреть.

– Бу итныдим орарбу болгитал бардала, хи-да орарбу илбэли Хигичан холилэн. Болгиту мудакрам тадук бакалдыдим (Мы с Сергеем проверим оленей на той стороне стланика, а ты гони оленей вниз по течению вдоль Хигичана, пока не закончится стланик, там и встретимся), – сказал Мико, и они скрылись в зарослях. Мико – опытный оленевод, не раз замещал бригадира, и сейчас ему доверили эту должность на время отпуска основного бригадира Ивана.

Абрам криками сгонял оленей, направляя их в сторону равнины, начинавшейся там, где кончался стланик. Вдруг до его слуха донёсся нарастающий гул: что-то потревожило стадо. Один за другим мимо пастуха промчалось с десяток оленей, а за ними гнался мощный бурый медведь. Стланик был настолько плотный, а поляна мала, что хищник просто не успел отпрянуть в сторону при виде внезапно возникшего перед ним человека. Медведь просто так с человеком иметь дело не станет, обойдет, избегая встречи. И вовсе не от трусости. Он мудр. Иной раз ходишь по лесу день за днем, а медведя увидишь редко, лишь тогда, когда он потеряет запах человека. Доли секунды Абрам стоял в оцепенении, хиркан (нож) в эньки (ножны) лежали в рюкзаке. Полчаса назад, сидя у костра, сам положил. Карабин в смену не брали: очень тяжело таскать его целый день, да и пасли не далеко от стойбища километра с четыре.

Медведь от безвыходности пошёл на человека и свалил Абрама в речку. Удар был смертельный, если бы вода не смягчила его. Медведь хоть и силен, в воде ему было несподручно расправляться с пастухом. Вытянул его на берег и начал снимать скальп. Боль была ужасная, вся жизнь пролетела перед глазами Абрама…

На прошлой смене или немного раньше Абрам во время проливного дождя взял, чтобы укрыть голову, материал из разбитого медведем геологического каркаса. У эвенов существует поверье, что брать найденную старую вещь нельзя: она уже принадлежит медведю, хозяин обязательно придёт за ней. Мико предупреждал Абрама, но ему всё это казалось сказками. Вот и взял с собой материю. Да и в этот трагический момент тканью была намотана голова, чтобы вытирать пот.

Боль пронзила голову, крик, вырывавшись изнутри был на столько пронизывающий, что казалось его слышит весь мир. Мико и выбежавший из-за стланика Сергей поспешили на помощь.

– Серёга, медведь! Медведь! Медведь! Уходи, – кричал истекающий кровью Абрам. Сергей таращил испуганные глаза, пока не понял, что ничем не может помочь раненному. Вырвавшись из оцепенения, он побежал к стойбищу. Гена – старший брат Сергея, рыбачил чуть ниже стойбища на Вархаламе, взяв с собой Сеню, который то и дело бросал камни в реку распугивал, шедших на нерест, горбушу и кету. Несмотря на такое времяпровождение, рыбалка удавалась.

– Гена! Гена! Медведь! Папу медведь задрал! – плача, бежала по дороге Марина и, обняв младшего брата, повела его в стойбище. Гена уже был возле палаток, оставив свежевыловленную кету на берегу, взял карабин и побежал к стаду.

Медведь хладнокровно орудовал острыми когтями, то и дело отгоняя надоедливую собаку, впивавшуюся, словно комар, в спину. Если бы не её старания, то хозяину уже настал бы конец.

…Давным-давно Мико подарил старую собаку по кличке Моряк, но через некоторое время она умерла под упавшим деревом: от старости не смогла во время увернуться. После смерти собаки Марфа, жена бригадира Ивана, подарила, новорожденного щенка. Сын Сеня таскал его вместе с другими щенками на наледь «мерить глубину». Абрам назвал его Моряком в честь старой собаки. Все щенки из этого помёта долго не прожили, многих из них сразила чумка. Но Моряк выжил и работал до глубокой собачьей старости. В возрасте шестнадцати – семнадцати лет глухая и дряхлая собака ушла умирать в тундру.

Моряк рьяно защищал своего хозяина, кусая медведя, ловко и с бесстрашием манил его на себя.

– Мину мултули, муландали эди мадали (отпусти меня, пожалей, не убивай меня), выдавил просьбу из раненной груди Абрам, обращаясь к медведю.

– Часки хорли нугдэ. Ку-у. Ку-у. Часки хорли (уходи прочь, медведь), – во всё горло кричал Мико, стуча концами посоха и длинной палки, изображая подобие выстрела.

Сознание терялось, внутренности вывалились на землю. Медведь ушёл, так и не сломив волю эвена к жизни. Абрам так и не узнает о его дальнейшей судьбе. Убили его тогда или нет, даже не интересовался. Да и о медведе эвены просто так не говорят, боятся, что придёт, услышав своё имя.

Мико связал маутом стланик, соорудив подобие носилок, чтобы перенести умирающего напарника до прибытия санрейса на поляну. На счастье, кроме фельдшера в стойбище находилась начинающая врач Татьяна – дочь Марфы и Ивана. То ли она была студенткой-практиканткой, то ли только начинала работать в больнице. Времени прошло уже немало, не упомнишь. Оказав первую помощь, стали дожидаться санрейса. Время шло мучительно долго. «Как же дети?» – сверлило в голове Абрама.

Из тумана показался вертолёт. Врачи при помощи пастухов перенесли истекающего кровью в салон, сделали необходимые уколы.

Сознание пришло уже в Эвенске, больнице, врачи приготовили «тяжелого» для отправки в Магадан. Но непогода загнала авиацию в угол.

Как дети? Нужно готовить их в школу» крутилось в голове. Надо выжить для детей.

Вечером у костра в дюкане (юрте) обсуждали происшествие. Дети ловили каждое слово, не всегда предназначенное для их ушей.

– Кишки мы собирали с земли и уложили прямо в живот, – с горечью говорила Татьяна. Сделав глоток чая, чтобы перевести дух, продолжила: – лицо всё покалечено, страшно было смотреть.

Марина убежала в кустарники и тихо плакала. Все переживали и очень жалели детей.

– Би гэрбэтэн бэй кокэче дэсчин (я думал мёртвый человек лежит), – рассказывал спустя время Папачан, который лежал в то время в больнице и случайно заглянул в палату Абрама.

Положение с каждым днём ухудшалось, раненному пастуху вводили обезболивающее. Самолет стоял в полной боевой готовности. На четвертый день небо прояснилось, и летчики решились на вылет – под свою ответственность. Безотказная «Аннушка», скрывшись в тумане, взяла курс на Магадан. В порту малой авиации на тринадцатом километре ожидала «Скорая».

Абрам очнулся в холодном помещении. Он принялся стучать о деревянную кушетку. У появившегося врача попросил пить. Утолив жажду, вновь потерял сознание. Через некоторое время вновь очнулся. Яркий слепящий свет бил в лицо. Что-то говорили люди в марлевых повязках. Догадался: «Операция».

Здоровье мало-помалу возвращалось, силы прибавлялись с каждым днём. На соседней койке лежал парень-шофёр, не справился с управлением, в районе Талой. Машина слетела с дороги. Чудом спасли его в реанимации. Мать навещала парня каждый день и всякий раз не могла удержать слез:

– Вы оба выжили, бог вам помог – от смерти спас, каждый раз богу о вас молю.

– Ну, ты и крепкий мужик, – сказал врач Абраму во время осмотра, – другие бы не выжили.

Каждый день приходила дочь Анна.

Уже после выписки узнал не новую для других новость. Ждал вылета в Эвенск, и одна незнакомая женщина шепнула ему:

– Ты тогда в морге лежал. Врач не велел говорить. Ты воды попросил, вот и в операционную и повезли. Умер ты, а ожил. Как-то он говорил… Клиническая смерть. Чудно как.

Три месяца прошло, пора домой к детям. Лицо, покрытое шрамами, на половину закрывали большие солнцезащитные очки. Глаз не открывался. После того, как приехал домой, первое время старался не выходить из комнаты, чтобы не пугать детей своим видом. Спустя время пообвыкся, стал принимать родственников, гостей. Жизнь входила в своё русло.

То место стали называть Абрам болгитал (Абрамовские стланики). Мне доводилось бывать в тех местах и гонять по этим стланикам оленей. Стланик стал ещё гуще, и один раз мы три часа выгоняли забредшее туда стадо. Очень сильно вымотались.

С тех пор прошло немало лет. И как-то к Абраму, гревшему у печи спину, в гости зашла Марфа с рюкзаком.

– Абрам, рюкзак гали хиркан, эньки долан бисни. (возьми рюкзак, нож и ножны внутри лежат).

Это спустя столько лет было найдено то, что было когда-то потеряно в смертельной схватке. Тогда было не до рюкзака. Воспоминания вновь нахлынули на старика, и в грустных глазах предательски выступили слёзы.

Автор: Семён Губичан.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *