Лучшие люди Колымы и Чукотки

Вахтовый посёлок ЗРК «Павлик», на месте домов в Гастелло. Фото из архива Валерия Мусиенко.

Вахтовый посёлок ЗРК «Павлик», на месте домов в Гастелло. Фото из архива Валерия Мусиенко.

— Привет лучшим людям Колымы и Чукотки! – рявкнул мне прямо в ухо Сашка, подойдя сзади.

— Привет! Я не испугался — видел как ты крадёшься. А мы только тебя одного и ждём.

— Ещё пять минут и уехали бы, догонял бы потом, недовольно проворчал начальник буровзрывных работ прииска, Александр Владимирович, он же просто БВР.

— А чего меня было ждать? Ехали бы сами, Сашка удивлённо разводит руками.

— А грузить селитру кто будет, мы сами что ли? Тебе уже командировка выписана продолжает сердиться и воспитывать Сашку БВР.

— Я же ещё вчера вечером диспетчера в конторе предупредил, чтобы меня не ждали. Я на углевозах доберусь до Усть-Омчуга, а потом вы меня там подберёте, на выезде из посёлка, удивляется Сашка, кивая на три бортовых «КАМАЗа» с прицепами, которые мирно пыхтят выхлопными трубами двигателей, построившись в линию у конторы. Они уже разгрузили уголь на котельной и отметили документы у диспетчера. Скоро поедут обратно, в сторону Усть-Омчуга, а потом и на угольный разрез, за новой партией угля. Обычный очередной рейс водителей-дальнобойщиков.

— Я ещё не заходил в контору. Надо было меня предупредить — продолжает ворчать БВР.

— Ну, едем или продолжаем стоять, соляру жечь?! — из приоткрывшейся дверцы стоящего рядом с нами автокрана, на базе автомобиля «МАЗ», высовывается чумазая физиономия дяди Миши, пожилого водителя-крановщика.

— Едем! Быстрее на месте будем, БВР пропускает меня в кабину автокрана, запрыгивает сам, громко хлопая дверцей, вызвав этим недовольную гримасу на лице дяди Миши, и мы трогаемся в путь.

А путь нам предстоит не близкий. Сначала почти двадцать километров по льду Колымского водохранилища доехать до противоположного правого берега, где расположен небольшой посёлочек Обо. Потом более ста километров от Обо по трассе до райцентра, посёлка Усть-Омчуг. Оттуда ещё почти сотню километров до конечной точки нашего вояжапосёлка имени Гастелло. Или просто Гастелло, как у нас принято его называть.

На Гастелло находится такой же, как у нас на прииске, склад взрывчатых веществ (ВВ) и при нём точно такой же ППИ — пункт приготовления игданита. Взрывчатки, которую применяют на открытых горных работах, для вскрыши вечномёрзлых торфов методом взрыва. По какой-то причине их склад ВВ, вместе с ППИ расформировали и наша задача на эту командировку — вывезти из их склада остатки взрывчатых веществ на наш склад, на Мой-Уруста. Задача не сложная, тем более, что почти все взрывчатые вещества от них к нам уже постепенно за эту зиму перевезли. Но остатки обязательно должны были принять именно наши ответственные лица. Для этого с нами поехал БВР, который являлся руководителем нашей небольшой экспедиции, состоящей из него самого, взрывника Сашки, меня — рабочего ППИ, а также водителя-крановщика дяди Миши. Кран был нам придан для погрузки огромных мешков-контейнеров с селитрой, по семьсот тридцать килограммов каждый. На нём же мы и выехали ранним апрельским утром, ещё затемно.

По ровному, словно новенький асфальт, льду водохранилища, намёрзшему за долгую колымскую зиму местами до двух с половиной метров, автокран двигался с черепашьей скоростью, иногда подпрыгивая на глубоких, но ещё узких, присыпанных мелким снегом трещинах, рассекающими ледовое поле по всей поверхности нашего Колымского моря. Я понял, что ехать мы будем долго, раз по такой хорошей дороге еле двигаемся. Мало того, что машина сама по своим техническим параметрам была тихоходной, и водитель не спешил, прекрасно зная, что центр тяжести автокрана расположен высоко и при резких поворотах на скорости наш транспорт мог легко завалиться набок, так наш дядя Миша ещё и по своему характеру явно не был прирождённым автогонщиком «Формулы -1».

Не доехав до середины водохранилища, мы увидели, как все три «КАМАЗа», ещё недавно так спокойно стоявших у конторы, сейчас нас уверенно обгоняют, один за другим, только снежная пыль из-под колёс вьётся позёмкой следом за пролетающими мимо тягачами. В одном из них сейчас едет Сашка. Если повезёт, часа через три он будет в Усть-Омчуге. К нашему приезду точно успеет все свои дела сделать. Он догадался поехать в чистой одежде, а спецовка в сумке едет сейчас с нами в автокране. БВР тоже чистенький. Он же ИТР — инженерно-технический работник и руководитель. В спецовках поехали только мы с дядей Мишей.

Почти пересекли под полной луной водохранилище. Красиво смотрятся сопки при лунном свете. Только свет фар мешает любоваться картинкой за стеклом.

Подъехав к противоположному берегу и уже въехав в устье залива реки Обо, заметили чуть левее от дороги гружёный углём седельный тягач «КАМАЗ», который по окна кабины сидел во льду.

— Как он провалился, ведь лёд больше двух метров толщиной? – удивлённо спрашиваю своих «подельников».

— Всю зиму на ГЭС сбрасывали воду, вот и получились пустые воздушные карманы у берегов. Ледовое поле держится уже не целиком на воде, а частично на берегу, частично на воде. Между ними воздушный карман подо льдом. Там уже и воды-то нет — ушла за зиму. Лёд не выдерживает в таких местах даже своего веса. А тут машина с углем, тонн двадцать пять, не меньше. Плюс вес машины. Вот тягач и продавил лёд.

— А как теперь его доставать? — я смотрел на лёд, который действительно, кое-где лежал на берегу, прогибаясь в сторону центра водохранилища, повторяя рельеф склонов сопок, на которых теперь лежал.

— Достанут, не переживай. Не в первый раз. Да и не в последний, наверное, за эту зиму…

Мы поравнялись с попавшей в ловушку машиной. Недалеко стояло ещё два груженых углевоза и суетились люди. Дядя Миша остановил автокран, посигналил. Они обернулись, замахали руками, чтобы мы ехали дальше, давая понять, что наша помощь им не требуется. Мы двинулись дальше, не сворачивая с накатанного пути.

— Как раз в такой карман, прямо у берега, попал наш автогрейдер, когда чистил ледовую переправу, слышал? – обернулся ко мне БВР.

— Да, ещё грейдер переломился, там высота была большая, с кабиной под лёд ушёл.

— И воды там тоже не было. Сухое место подо льдом. Как пещера, вставил дядя Миша.

Про этот случай я помнил. На грейдере работал Серёга, мой знакомый. Хорошо, что сам не пострадал, только синяки и шишки заработал. Да испугался немного. А переломленную надвое раму автогрейдера заварили и он дальше ползает, под управлением того же Серёги. На этом автогрейдере совсем недавно Серёга почистил дорогу, по которой мы сейчас передвигаемся.

Въехав со льда на берег, мы поплелись ещё медленнее. Рассвет встретили на автодороге Усть-Омчуг — Обо. Это так называемая Обовская трасса.

***
Сюрприз нас ждал, когда подъехали к мосту через небольшой, летом совсем неприметный, самый обычный весёлый ручей, с крутыми живописными берегами. На табличке, стоящей перед мостом, было написано его название — Большой Сибердык. Мы его называли проще и привычнее для нашего уха Сибердюк.

Самым неожиданным для меня было то, что моста не было видно. Я в этих местах проезжал летом по огромному, для такого неприметного ручья, мосту. Мост был на железобетонных высоких опорах, метров по семь-девять в высоту. На опорах лежали металлические фермы, которые сверху были перекрыты толстым деревянным брусом. Даже мощные перила-отбойники были из этого бруса. Сейчас же перед нами разлилась во всей красе огромная наледь, которая постепенно за зиму наплывала из верховьев ручья и намерзала. Так как где-то вверху была таликовая зона и вода продолжала поступать на поверхность, она текла по льду, снова замерзала. Оно и немудрено, ведь морозы-то были порой далеко за пятьдесят градусов. Постоянно поступающая вода, которой некуда было деваться, периодически разрывала лёд и выступала на его поверхность, где тут же замерзала на морозе. Так постепенно наледь росла не только по площади, но и в высоту, особенно в этом узком месте, где и был построен мост. В результате она погребла под собой не только высокий мост, но и перила-отбойники, метровой высоты.

Перед нами раскинулось огромное ледяное поле, от которого на морозе шёл густой туман, застилающий обзор. Значит, где-то вода опять прорвалась на поверхность. Направление, так называемый фарватер, по которому нужно было ехать, был отмечен деревянными вешками, из стволов молодых лиственниц. Несколько из них было видно в густом тумане.

— Теперь нам нужно попасть на мост, иначе провалимся,— дядя Миша обернулся к нам.

— Попадешь? Парит, как в бане — БВР явно волновался.

— Постараюсь. Вылезайте из кабины…

Мы выскочили, застегнули поплотнее одежду и, с затаённым дыханием, стали смотреть, как дядя Миша, открыв водительскую дверь кабины, медленно повёл автокран вдоль первых вешек. Потом автомобиль начал теряться в густом тумане. Мы с БВРом пошли следом. Странно, где вода? Под ногами старый лёд. Откуда тогда так парит? Наверное, где-то дальше.

Мы уже почти догнали медленно крадущуюся машину, когда она как-то резко остановилась и провалилась с работающим двигателем. Колеса, более чем наполовину, ушли под лёд…

Все, провалились! — дядя Миша, с белозубой улыбкой на закопчённом лице, выскочил из кабины на лёд. Я в ужасе соображал, сколько мы тут простоим, пока кто-нибудь проедет и нас вытащит. Да и кто нас сможет вытащить, ведь автокран не легковушка, вес не малый. И сидит выше центра колёс.

— Не попал на дорогу? – интересуется БВР.

— Попал! Вон и «КАМАЗы» только передо мной тут проехали по этой колее.

— Почему они проехали, а мы нет?
— Они пустые, на скорости проскочили, а кран тяжёлый.

-— Что делать будем? С попуткой помощь на прииске просить?

— Сами сейчас вылезем.

— Как?! – удивляюсь я. Ведь прекрасно понимаю, что это нереально.

— Увидишь. Давай помогай!

Дядя Миша начал колдовать с рычагами у кормы крана. Гидравлические домкраты, удерживающие кран в моменты погрузки, были отодвинуты в стороны. Мы с БВРом, по команде опытного водителя, подложили под них метровые обрезки деревянного бруса, который лежал на палубе автокрана. Много обрезков бруса различной длины там предусмотрительно было заранее уложено опытным водителем. Потом, работая короткими рычагами, с помощью домкратов, дядя Миша легко поднял машину над провалом. Мы увидели, что под коркой льда течёт вода. Это она промыла себе русло и сейчас бежала подо льдом вниз по течению, в сторону водохранилища. Под колёса мы накидали обрезков бруса, вровень с поверхностью льда и дядя Миша, опустив машину колёсами на брус, собрал все домкраты на место. После чего невозмутимо сел в кабину и выехал на противоположный берег ручья, как ни в чём не бывало.

— Не надо, оставь! — крикнул он мне из кабины, увидев, что я пытаюсь достать из провала обрезок бруса.

— А если впереди опять провалы будут?

— Нам хватит бруса. Там ещё много на палубе лежит. А так промоину «законопатили».

Дальше мы ехали без приключений до самого Обовского перевала — водораздела рек Обо и Детрин. По дороге водитель постоянно притормаживал, просушивая тормозные колодки, чтобы их не прихватило морозом. Поэтому двигались мы ещё медленнее, чем я сначала предположил.

***
У самого подъёма на перевал снова пришлось сделать вынужденную остановку. У обочины лежал на левом боку, колёсами к дороге, бортовой «КАМАЗ». Рядом, словно гигантские кубики были разбросаны большие деревянные ящики, выпавшие из кузова, в которые судя по маркировке на них, были упакованы запасные части для тяжёлых бульдозеров импортного производства.

Мы остановились и высыпали из кабины. В те времена не могло быть и речи, чтобы проехать мимо и не помочь человеку, попавшему в беду, тем более на трассе, в мороз, когда на десятки, а иногда и сотни километров в оба конца, нет ни одного посёлка, ни одного человека. Этой взаимовыручкой всегда славились водители, бороздившие просторы Колымской трассы.

В машине никого не было. Кабина была заперта. Следов крови тоже нигде не было. Возле кабины был утоптан снег, одиночная цепочка следов выходила к трассе.

— Значит всё нормально, живой шофер. На попутке уехал, — решил дядя Миша.

— А ведь совсем немного не дотянул. Ещё бы немного и вышел из петли перевала. Практически на ровном месте уже перевернулся, на последнем повороте, — БВР кивнул на лежащую перед нами машину.

— Груз не отцентровал и не закрепил. Да и разогнался сильно с перевала — подтвердил дядя Миша.

Дальше мы ехали без происшествий. Но очень медленно. Успешно прошли Обовский перевал. Подъём и спуск с него прошёл без каких-либо сложностей. Сам перевал был почищен, со следами посыпки его мелким грунтом, с целью зачернения и ускорения таяния снега на дорожном полотне. В долинах, под воздействием слепящего среди снегов апрельского солнца, дорога уже начала постепенно оттаивать, образуя днём небольшие лужицы, замерзающие ночами. А перевалы блестели снегами первозданной чистоты, ослепляя водителей и пассажиров. Поэтому в апреле все колымские водители-трассовики имеют завидный загар лица и всегда возят с собой в кабине солнцезащитные очки. Колымская зима ещё очень неохотно в апреле сдаёт позиции днём, восстанавливая свои силы морозными ночами. И если по ночам порой ещё стояли суровые морозы, то днём было гораздо теплей, а солнце было просто по-весеннему ослепительным и заметно пригревало в безветренную погоду, особенно сквозь стекло.

Я любовался пейзажами, проплывающими за лобовым стеклом кабины. Это только кажется, что зимой у нас тайга черно-белая. Ближе к весне замечаешь, что снег имеет массу оттенков. От ослепительно белого на открытых местах, до темно-синего в узких тенистых распадках, сжатых крутыми боками сопок. И сами сопки великолепны и неповторимы в своих белых шубах. Но я больше люблю ими любоваться, когда они наряжены в летние роскошные зелёные сарафаны, так искусно расшитые нашими неповторимыми колымскими цветами. Одни долины цветущего иван-чая чего стоят. Это невозможно описать. Это надо только видеть. Самому, не по фотографии или по телевизору.

***
В Усть-Омчуг въехали уже далеко за полдень. Решили пообедать в столовой с экзотическим названием «Чихара», расположенной на въезде в посёлок, у самого склона невысокой (около ста метров над уровнем посёлка), но живописной одноимённой сопки. Сопка эта уже сама по себе интересна тем, что находится почти в черте посёлка, строения которого расположены с двух её сторон, огибая сопку дугой. Так как сопка имеет крутые склоны, то с её вершины открывается восхитительный вид, с высоты птичьего полёта, на наш райцентр, окрестные сопки и горы, широкую долину реки Детрин и устье впадающего в него таёжного живописного ручья Омчуг, давшего название поселку — Усть-Омчуг. Местные жители считают своим почётным долгом, преодолев затяжной крутой пешеходный подъём на вершину, притащить гостей посёлка, невзирая на их активное сопротивление и мольбы о пощаде, на вершину этой сопки, чтобы полюбоваться всей этой красотой. Каюсь — став, неожиданно для себя, через несколько лет жителем Усть-Омчуга я и сам это неоднократно проделывал с гостями посёлка. Традиция — ничего не поделаешь. Так что сопка Чихара — местная достопримечательность. Ещё она интересна своей почти пирамидальной формой, причём визуально — с соблюдением пропорций. Много позже я видел её фотографии с высоты, снятые с борта вертолёта и лишний раз удивился, до чего же она, действительно, напоминает египетскую пирамиду. А так сопка как сопка, обычная. Таких на Колыме тысячи, а может и миллионы. Богата наша земля на различные чудеса.

Но вот что действительно в ней было необычного — это её название. На слух оно не напоминало ничего из местных якутских или эвенских названий. И уж явно не было русским. Мне оно напоминало что то восточное, как слово чайхана. Тем более, что и столовая, находившаяся у её склона, носила тоже это название. Столовая «Чихара».

Уже гораздо позже, через много лет, я познакомился с интересной, но пока никем официально не подтверждённой версией, что это японское название. Потому что, якобы, по-японски Чи — это тысяча, а хара — душа. Ведь делая себе харакири — вспарывая специальным мечом живот, благородный и гордый самурай выпускает на волю свою бессмертную душу, которая, по мнению японцев, находится как раз в животе. Вот и получается, что дословно Чихара — это Тысяча Душ. Почему так — не знаю. Но очень загадочно. Тем более, что далеко не каждая сопка или гора у нас имеет своё собственное название, уж больно много их в Магаданской области. Интересно, что японцев в Усть-Омчуге не было, когда строился посёлок и присваивались названия различным местным объектам. Это Магадан строили военнопленные японские солдаты и офицеры, после окончания войны.

А сейчас, подъехав к столовой и желая утолить голод, мы возле неё обнаружили встречающего нас Сашку.

— Я думал ты нас на выезде из посёлка ждать будешь, а ты на въезде, — усмехнулся БВР.

— Не дождался, замёрз. А что столовую не проедете я точно знал. Да и погреться можно тут. Вы чего так долго?

— С приключениями ехали. Все свои дела сделал?

— Да — порох, капсюля, гильзы купил. Теперь берегитесь утки! Скоро уже весенняя охота, — Сашка довольно потёр руки.

— Сразу бы патроны покупал.

— Патроны дефицит. Мне и так повезло. А зарядиться — дело одного вечера. Причём — это приятное времяпрепровождения. Пыжей я уже давно нарубил.

— А дробь купил?

— Зачем? Я сам лью. И картечь. И пули, если надо.

— Свинец из старых аккумуляторов берёшь?

— Не только. Из аккумуляторов он твёрдый. А вот свинцовая оплётка кабеля слишком мягкая. Я их пополам мешаю и плавлю. Самое оно получается.

— Так может заводские патроны гораздо лучше? – не унимается БВР.

— Да ничуть не лучше! Там навеска пороха слабая. Да и бывает, что срок у них давний.

— Твои патроны, значит, лучше?

— Конечно лучше!

— Чем?

— Мои патроны, своей зарядки, осечки не дают и лупят на сто метров. Я их если не использовал за сезон, то к следующему перезаряжаю.

— Так ты пороха много добавляешь. Стволы испортишь.

— Всё в допустимых пределах.

— Не как Лёха делал?

— Нет! — хохочет Сашка.

— А что делал Лёха? — интересуюсь у него.

— Экспериментировал! — с многозначительной физиономией поднял указательный палец Сашка и переглянулся с БВРом.

— Да пороха излишки насыпал при зарядке патронов, всё бой ружья улучшить хотел, — вздохнул БВР.

— Получилось?

— Частично. Бить ружьё стало так, что Лёха с носа моторной лодки стрелял по уткам, а сам от отдачи летел аж на корму кувырком. Потом у него стволы разорвало.

— Как разорвало? — удивляюсь я.

— Красиво, ромашкой развернуло. И казённик раздуло. Под фаустпатрон — продолжает веселиться Сашка.

— А сам не пострадал? — не верю я.

— Да что с ним будет? Испугался только. Теперь новое ружьё купил. Опять патроны усовершенствует…

— А что на этот раз?

— Решил под капсюль чуток аммонита добавлять, чтобы осечки исключить и бой улучшить. У меня спрашивал, могу ли ему с работы немного аммонита принести…

— Не вздумай, это дело подсудное, — предупредил БВР.

— К тому же порох и аммонит действуют по-разному. Порох выталкивает заряд за счёт сильного расширения в стволе, а аммонит имеет детонирующий эффект. На разрыв. Он снова ружьё угробит. И это в лучшем случае. В этот раз и голову потеряет. Ты ему объясни, ты же взрывник, сам всё понимаешь, — закончил свою речь БВР.

— Именно это я ему и объяснил — успокоил его Сашка, — но пытливый ум Лёхи стремится усовершенствовать мир…

— Это меня и настораживает. Ох, доиграется — нахмурился БВР.

Так, за беседой мы пообедали. Дядя Миша в разговоре не участвовал. Ел молча, думая о чем-то своём, сокровенном, лишь изредка бросая взгляд через полузамерзшее стекло окна на свой автокран, стоящий у столовой. Наверное, он тоже мечтал о скорой охоте на водоплавающую дичь, к которой наверняка уже давно приготовился. Только он непутёвым охотником был. Тихушником. Никогда не хвастался, как порядочный рыбак и охотник, что во-о-от такую рыбу поймал и во-о-от такого зайца убил. Но на палубе автокрана иногда накачанную надувную лодку возил, в сезон утиной охоты. Потом жена на улице щипала уток или даже гусей. Мы в одном доме жили, в соседних подъездах, квартиры через стенку. Поэтому точно знаю, что его, периодически, можно было смело поздравлять «с полем».

***
Через час мы уже ехали все вместе в посёлок Гастелло — конечную точку нашего путешествия. Сашка залез в «спальник», где блаженно растянулся и всю дорогу мечтал о предстоящей весенней утиной охоте.

Автокран медленно наматывал на свои колёса километры Тенькинской трассы. Нас постоянно обгонял попутный транспорт, в основном это были бортовые «КАМАЗы» с прицепами и седельные тягачи с огромными как баржа полуприцепами. Они ехали в соседний Сусуманский район на угольный разрез, где добывали уголь открытым способом и на угольную шахту Кадыкчана, за топливом для котельных посёлков области и Магадана, нашей областной столицы. Есть запас угля — выживут посёлки в пятидесятиградусные морозы. Нет угля — лучше не думать, что произойдёт. Поэтому они так и спешат, несмотря на то, что сейчас уже апрель и самые напряжённые дни этой зимы мы уже пережили. Но ведь нужно сделать запас до следующей навигации. По крайней мере, так принято у нас на прииске. К тому же завезти уголь и остальные грузы по ледовой дороге куда дешевле, чем потом летом возить по воде паромом. Да и быстрее в разы можно пересечь автомобилем водохранилище по льду, чем паромом по воде. Иногда паром не ходит, ведь даже на нашем рукотворном море случаются серьёзные шторма, когда по три-четыре дня прииск остаётся отрезанным от большой земли, а холодные высокие волны яростно бьются о берега в это время.

Навстречу нам тоже попадались эти же углевозы, но уже тяжело груженные, они медленно ползли в горку, везя свой драгоценный и такой важный груз. Тенькинская трасса была гораздо более оживлённая, чем наша, Обовская. Дорога была зачернена грунтом, в отличие о нашей, ещё по-зимнему белой, на которой только стали появляться первые весенние лужицы, до дна промерзающие по ночам. По обочинам местами виднелись ветрозащитные сооружения, похожие на редкие заборы из тонких стволов молодых деревьев. Их строили очень давно, наверное, ещё во времена Дальстроя, поэтому осталось их немного, как напоминание о технологиях прежних поколений дорожников. Многие сооружения уже лежали на земле, некоторые покосились и собирались упасть в ближайшее время. Было видно, что за ними никто не следит. На нашей трассе таких не было — её построили гораздо позже. Ещё глаз неприятно отмечал множество памятников погибшим на этом отрезке трассы и букетов искусственных цветов, привязанных прямо к стволам деревьев вдоль дороги — как лишнее напоминание лихим водителям о необходимой осторожности.

Дядь Миш, — поворачиваю голову в сторону нашего рулевого, — почему столько памятников вдоль дороги?

— Столько погибло тут людей. Ещё памятники не везде стоят…

— Так место ровное. Я понимаю на перевале, на крутом повороте, где сложно машину вести, обзор ограничен, а тут ровное место. Дорога как стрела и просматривается на километр вперёд.

— В том то и дело, — кивает он головой на очередной памятник у обочины, с двумя фотографиями на нём моложавых парней — на серпантинах перевалов и на поворотах шофер весь собирается. Знает, что сейчас будет проходить сложный участок дороги.

— А тут?

— А тут расслабляется. Кто-то скорость превышает, кто-то засыпает за рулём на прямом участке хорошей дороги. Покрути-ка сутки баранку без сна. Да ещё может в тёплой кабине без движения сморить.

— На нашей Обовской трассе я не видел памятников.

— А ты попробуй на нашей трассе заснуть или скорость прибавить, — улыбается дядя Миша.

Тут он на все сто прав. К нам на прииск даже автобус так и не запустили для перевозки жителей в посёлок и из него. Ездят проходимые грузовики «УРАЛ», оборудованные вместо кузова остеклённым «кунгом» и пассажирскими сидениями в нём. «Вахтовками» их называют.

Дальше едем молча. Дядя Миша рулит, погруженный в свои мысли, Сашка, лёжа на спине в «спальнике», читает надписи на банке с порохом. БВР мирно дремлет. Я с интересом рассматривал окружающие пейзажи. Наша природа, в окрестностях Мой-Уруста и возле Колымского водохранилища, гораздо интересней и живописней. И не так подверглась разрушительной деятельности человека. И распадки красивее, и лес куда лучше, и ручьи — прямо загляденье. Высказываю это наблюдение попутчикам.

— Всякая лягушка свое болото хвалит, — смеётся дядя Миша.

— Кулик, — уточняю я пословицу.

— Лягушка, — настаивает на своём дядя Миша, улыбаясь.

Я не спорю. Я и без того знаю, что у нас природа всё равно красивее и богаче. Хоть лягушка пусть доказывает, хоть кулик. Да хоть улитка или черепаха Тортила.

Проехав посёлок Транспортный, въезжаем в долину ручья Омчак. Вид долины приводит меня просто в уныние. Это же надо так не любить свою землю, чтобы всю её настолько перерыть и испоганить. Вокруг лишь отвалы перемытого грунта, металлолом. И никакой растительности. Лишь местами редкий кустарник и трава из-под снега. На сопках жмутся чахлые лиственницы.

— Это надо же так всё было перекопытить, — расстраиваюсь я.

— Это ещё ничего. Ты долин в Сусуманском районе не видел. Там вообще лунный пейзаж вдоль трассы. Насколько взгляда хватает. Оттуда столько золота вырыли, что тебе и не снилось — Сашка отрывается от своей банки с порохом.

— Но ведь можно как-то заровнять это всё безобразие, лес снова посадить.

Такой лунный пейзаж от колымской тайги остается после прохождения драги. Фото из архива Валерия Мусиенко.

Такой лунный пейзаж от колымской тайги остается после прохождения драги. Фото из архива Валерия Мусиенко.

— Ты про рекультивацию? Так это дорогое удовольствие, дороже самой добычи золота обойдётся. К тому же тут по долине три драги ходят. Они и роют постоянно. То вверх по ручью идут, то вниз, по своему же ходу. Поэтому нет смысла восстанавливать леса тут, чтобы потом их снова перекопать, — завершает Сашка свою мысль.

— И что, намывают что-то?

— Конечно! Хоть промытая техногенка уже обеднённая по содержанию золота, но за счёт увеличения объёмов промывки они берут свои килограммы. К тому же иногда не тронутые борта подрезают, когда получается. Там содержание хорошее бывает, хоть и не всегда.

Тут давно золото моют?

— С самого начала освоения Колымы. Ещё раньше, чем у нас на прииске начали. Начало золотодобычи на Теньке – это вот эта самая долина. Если бы книжки читал, то знал бы.

— Я много читаю, — возражаю на такие несправедливые обвинения.

— Вопрос в том — что ты читаешь?

— Фантастику люблю, приключения, про индейцев там…

— А ты про освоение своего родного края много прочитал? Много можешь рассказать про геологов, первопроходцев, строителей, охотников, рыбаков? А то про индейцев он читает…

— Прочитаю.

— Когда?!

— Вот домой вернёмся и начну. Сразу в библиотеку пойду. Там целая полка есть местных авторов, я видел. И дома у меня кое-что есть. У меня много книг, целая библиотека. Я про нашу природу ещё в первом классе читал наших колымских авторов.

— Вот и почитай. Это люди, благодаря которым ты видишь всё, что тебя окружает в области. Все достижения — благодаря им. А так только глухая тайга была. Лучшие люди. Героические.

— Лучшие люди Колымы и Чукотки? — не могу удержаться от ехидства.

— А ты сомневаешься? — привстал на одном локте Сашка.

***
— Нам же направо! — Сашка уставился на дядю Мишу, старательно выкручивающего руль и плавно вводя автокран в левый поворот, на узкую, но хорошо почищенную от снега дорогу, петляющую между отвалов промытого грунта к узкому распадку.

— Сначала дело сделаем — надо старателям передачку завезти, — отвечает за водителя БВР.

Через несколько минут, проехав около километра между высоких и не очень отвалов, мы выезжаем на ровную площадку. На ней стоит оббитый рубероидом геологический вагончик — «тепляк». Из печной трубы которого валит густой белый дым. Рядом с ним, на холостых оборотах, тарахтит тяжёлый бульдозер «Коматцу». Чуть в стороне стоит огромная драга.

— Ого! Выше пятиэтажного дома! – восхищаюсь я и бегу следом за Сашкой, который, шустро забежав по трапу наверх, ныряет в темноту её огромного корпуса.

— Точно! Как пароход. И тоже плавает. На понтоне, — просвещает меня Сашка.

— А зачем мы здесь? — кручу головой, рассматривая чрево драги изнутри.

— Я хотел посмотреть, как устроена изнутри плавучая фабрика золота. А ты зачем?

— А я за тобой…

— Тогда пошли назад, пока окончательно не заблудились, а то тут света нет, да и на улице темнеет. Больше ничего не рассмотрим. Голову пригибай, а то снесёшь лбом с размаху пару металлических ферм, прииск не расплатится — продолжает он меня поучать.

Вышли на улицу и сразу заметили, что вечерние сумерки уже сгустились. Возле вагончика стоял сторож и разъяснял БВРу и дяде Мише, что председателю артели он уже сообщил по рации, тот сейчас подъедет сам.

Мы пока снаружи осматривали драгу. Её на зиму загнали на мелководье и так оставили до весны. Сейчас бензопилами вдоль бортов пропилили широкую канаву, из которой постепенно очищали двухметровый слой льда, который складировали тут же, в виде огромных полупрозрачных блоков. Когда окончательно борта очистят, можно будет запустить в котлован воду и драга всплывёт, освобождённая от ледяных оков. По первой воде уже сможет работать, черпая своими многочисленными огромными ковшами золотоносные пески с глубины обводнённого полигона.

Председатель артели приехал на «УАЗике» через пять минут и сразу попросил отвезти нашу передачку (два рулона сетки рабицы, которые мы уже выгрузили с палубы автокрана) на Омчак. Но наш БВР был неумолим. Нам надо устроиться на ночлег, а мы ещё не приехали на Гастелло. Огни посёлка горели у трассы, с которой мы свернули.

Все еще на месте магазин и остатки общежития, в котором мы ночевали. Фото из архива Валерия Мусиенко.

Все еще на месте магазин и остатки общежития, в котором мы ночевали. Фото из архива Валерия Мусиенко.

Наконец мы попали на Гастелло, где нас поселили по предварительной договорённости с администрацией в общежитие. Нас вполне устроила угловая комната на первом этаже. И даже удобства во дворе, которые фактически оказались большими неудобствами на морозе, не испортили нашего хорошего настроения. Автокран, с работающим на холостых оборотах двигателем, стоял на улице, недалеко от наших окон. Дядя Миша периодически выглядывал в окно, проверял машину. Мы поужинали всухомятку, предварительно заехав в продуктовый магазин и скупившись продуктами. Попив чаю, легли спать.

***
— Ну, ты спать здоров! Еле растормошил, — Сашкина физиономия была первым, что я увидел в это утро. И только потом, горящую как яркий нимб у него над головой, электрическую лампочку.

Все уже встали, оделись, шумел закипающий электрический чайник. Мы позавтракали остатками вчерашнего ужина и собрались на работу. Оказалось, что дядя Миша ушёл спать в машину, чтобы она под присмотром была. Там он спал каждую ночь, присматривая за приборами, ведь по ночам ещё стояли крепкие морозы, машина стояла на прогреве, с работающим двигателем.

а улице нас уже ждало несколько человек из местных жителей. Они просили загрузить металлические трёх и пятитонные контейнеры с личными вещами в кузова «КАМАЗов», которые стояли тут же. Люди уезжали на «материк». Забирали с собой свой нехитрый скарб, нажитый за годы, проведённые на Колыме.

— Вот теперь точно поверю, что на Гастелло нет автокрана, и нам пришлось свой гнать в такую даль, — почему-то усмехнулся БВР.

— Могли бы с рудником имени Матросова договориться, — умничал Сашка, который, похоже, знал всё на свете.

— Рудник — это теперь как другое государство. А мы и Гастелло в составе Тенькинского ГОКа, тут проще договориться, — парировал БВР.

Мы быстро загрузили около пяти контейнеров. Я залезал на контейнер, цеплял за его верхние проушины крюки троса, который опускал стрелой крана дядя Миша, потом я соскакивал и отходил в сторону. Сашка уже ждал контейнер в кузове грузовика. Там он залезал на контейнер и отцеплял крюки.

— Эх, посёлок под расселение попал, лучшие люди уезжают… — в который раз сокрушается Сашка.

— Почему лучшие? — не понимаю я.

— Потому что это опытные специалисты, ещё не старые. Они много знают и умеют. Их руками здесь сделано если не всё, то очень многое.

— Лучшие люди Колымы и Чукотки?

— А почему бы и нет? Кто лучше них знает все полигоны и шахты, работу механизмов и объектов посёлка?

— Но они такие радостные, к лучшей жизни едут.

— Да кто его знает, где оно лучше? Уже столько посёлков закрылось.

Наконец мы добрались до склада ВВ и ППИ, которые находились примерно в километре от посёлка, как и наш, на случай взрыва на складах…

Быстро загрузили одну машину ящиками с остатками аммонита и детонирующего шнура. БВР принял эти остатки, оформил сопроводительные документы водителю и мы переехали на склад хранения селитры, которую и отгружали все четыре дня. Пока не оставили склад пустым. И ворота нараспашку.

С нашим отъездом со склада снимут пост военизированной охраны, бойцы которой (почему-то одни женщины) лихо смотрелись в старинном форменном обмундировании, вооружённые наганом и карабином. Прямо как в историческом кино.

***
Все остальные дни были похожи на первый. Мы, выйдя из здания общежития, каждое утро загружали по четыре-шесть контейнеров лучших людей Колымы и Чукотки, уезжающих на «материк». После этого мы ехали грузить селитру, которой оставалось всё меньше и меньше на складе ВВ.

Было похоже, что жители решили покинуть свой посёлок и постепенно выезжали из него. Нам объяснили, что Гастелло попадает под выселение.

Добротный такой, кстати сказать, посёлок. Немаленький, по колымским меркам, была в нём и своя котельная, мастерские с гаражами и боксами тяжёлой землеройной техники, крытый культурно-спортивный комплекс, средняя школа на высоком холме – мы каждое утро видели спешащих туда на уроки школяров. Их же видели спешащими обратно, когда в обед приезжали в поселковую столовую на обед. Была почта, медпункт, несколько магазинов и прочие объекты инфраструктуры. В общем, всё необходимое для жизни было. Но привычная жизнь рушилась, и жители потянулись из него. Поразило наличие множества одноэтажных рубленых домов. Неокрашенные брёвна почернели от времени и дома выглядели несколько угрюмо.

Я тогда даже предположить не мог, что это только начало большого исхода жителей Магаданской области, который коснётся многих, в том числе нашего Мой-Уруста. Всего через несколько лет. А сейчас для таких мыслей не было никаких предпосылок. Ну, выселяют посёлок, в связи с истощением золотых россыпей, которые отрабатывало предприятие, базировавшееся здесь. Сколько таких случаев уже было…

Сейчас мы ехали обратно, на наш прииск. Уставшие и довольные, ведь так хорошо возвращаться домой. Домой добрались благополучно, но тоже к ночи. Просто выехали перед обедом, вслед за последним, загруженным нами, «КАМАЗом». Осталось ехать не больше двадцати пяти километров. Ещё немного и выедем на лёд водохранилища, там поедем быстрее, ведь к ночи лужи на дороге подёрнулись льдом, и дядя Миша не будет непрерывно притормаживать, каждый раз просушивая тормоза, проехав по луже на дороге. На льду луж вообще не будет. Хорошо, что успели вывезти всю взрывчатку и селитру со склада ВВ Гастелло.

Мы — одна из последних машин, которая проехала по этому льду. На днях работники ГАИ официально ледовую переправу закроют. Но лихачи, на свой страх и риск, так и будут по ней носиться, пока чья-нибудь машина не пойдёт на дно. Так бывает каждый год. К счастью, пока обходилось без человеческих жертв. Пока реке Колыме хватает и этих ежегодных жертвоприношений в виде техники.

На Гастелло мне придётся по рабочим вопросам часто бывать намного позже. Мне удастся повстречаться уже с внуками тех молодых людей, которые по различным причинам в то время так и не выехали из этого населённого пункта и до сих пор ожидают расселения. К этому времени от крупного посёлка останется лишь два двухэтажных дома по двадцать квартир в каждом. При этом часть квартир в них уже нежилые, да и сами дома будут признаны аварийными. В стране и в мире к этому времени, произойдёт много перемен, хороших и не очень. Но денег, на окончательное расселение остатков посёлка, не найдётся и через тридцать лет…

Автор: Валерий Мусиенко.

16.11.2020 –14.12.2020 г.

Лучшие люди Колымы и Чукотки: 3 комментария

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *