Эхо войны на Тихом океане

Памятник погибшим пассажирам «Индигирки» в японском поселке Сарафуцу.

На окраине японского поселка Сарафуцу, прямо на берегу пролива Лаперуза стоит монумент погибшим морякам и пассажирам парохода «Индигирка». Катастрофа произошла 12 декабря 1939 года, а сам памятник – пятиметровая скульптура  появился на месте захоронения здесь 12 октября 1971 года по инициативе жителей поселка, собравших  средства на его строительство. С тех пор в день поминовения  погибших, японцы выходят в море на катере из порта Сарафуцу, бросают в волны цветы. Подлинный гуманизм не имеет границ  и ограничений во времени и по крови…

Причем, это не единственный факт гуманизма, проявленный японцами. Так в Сингапуре в одном из скверов стоит гигантский обелиск, памятник жертвам японских оккупантов во второй мировой войне. Этот памятник жертвам японской агрессии был построен японцами же на средства, собранные  в Японии!

Трагедия вблизи Сарафуцу стала возможна во время шторма из-за ошибки штурмана – он неверно  сориентировался по маяку. Убежденный,   что глубина позволяет уйти подальше от берега, начал маневры. Но судно налетело на подводную скалу рифа Тоддо, что в 10 милях от маяка Соя. Пробоина была получена по всей длине корпуса. Никакого сигнала «СОС» не  последовало  –  связь с берегом осуществлялась шифровками, ибо пассажирами «Индигирки»  были особый контингент – вольнонаемные дальстроевцы, отпускники и заключенные, вызванные на переследствие в центральные районы страны, да немногие отбывшие срок наказания в Севвостлаге НКВД. Их было около полутора тысяч человек. Люди,  запертые в трюмах, стучали в люки.  Матросов, кинувшихся на помощь, остановил конвой. Вода в трюмах хлестала с такой силой, что в спрессованном воздухе у людей лопались барабанные перепонки.

Флот Дальстроя. Пароход «Индигирка».

Подробности катастрофы узнал, спустя полвека, бывший колымский «сиделец» Г.Д. Кусургашев. С 1940 года он пытался найти в живых хоть одного свидетеля морской трагедии, и только обратившись в посольство Японии,  Кусургашев    выяснил  детали и предысторию появления памятника нашим согражданам. Его материалы дополнил своим журналистским расследованием магаданский публицист А.М. Бирюков, опубликовав новые документальные данные о трагедии «Индигирки» в книге очерков «Колымские истории». Оказывается, еще в 1989 году в Японии об этом издали книжку. Мемориальный комплекс включен в проспекты туристических маршрутов многих фирм и стран,  кроме российских.  Хотя, по сути, три  фигуры, образующие круг-символ помощи  в общей беде, это первый памятник советским узникам ГУЛАГа, автор которого И. Кендзи, как и сам комплекс, совершенно не знакомы колымчанам.

Японская печать сообщала, что на пароходе  «Индигирка» плыли советские рыбаки с семьями, на  самом деле из Нагаева во Владивосток отправлялись работники Дальстроя,  «комбината  особого назначения», по выражению Сталина. В поселке Сарафуцу о катастрофе первым узнал рыбак Дзин Гиньтиро. В дверь  его дома громко постучали – на пороге  стояли пять чуть живых иностранцев. Хозяин усадил их около печки, дал водки. По жестам понял, что в море большая беда, Пошел будить живущего по соседству брата Дзин Гиндзо. Тот в испуге стал уверять, что это вовсе не потерпевшие с корабля, а высадившийся на остров советский десант, – ведь отношения между нашими странами после конфликта на Халхин–Голе были сложными.

Тем не менее,  братья сообщили о спасшихся русских в порт Вакканай. Полицейский инспектор Тоэс Исаму приказал трем судам приступить к спасательным работам. Японские экипажи в течение нескольких часов  прилагали отчаянные усилия по спасению людей. Одно судно было зафрахтовано военными, и майор Тонабэ Раити, отдавая приказ о выходе в море в сильный шторм, брал на себя большую ответственность. Когда шторм стих, жители поселка добрались до «Индигирки» на лодках, стали нырять в ледяную воду, Из трюмов вытащили еще трех человек. С 13 по 16 декабря 1939 года они вели спасательные работы. Всего же по данным японских газет было спасено 430 человек, в том числе 35 женщин и 22 ребенка.741 человек погиб.

Но о всех наших жертвах в то время и в последующие десятилетия советская пресса молчала, да и сейчас ни одна официальная советская и российская делегация   до сих пор не побывала в Сарафуцу, никто не высказал слова признательности японским рыбакам, официальным властям и всем тем, кто участвовал в строительстве памятника, если не считать единственное выступление советского посла в том, уже далеком, 1971 году  на открытии мемориала. Лет двадцать назад побывал здесь лишь бывший магаданский археолог, доктор исторических наук Р.С. Васильевский.

Спасенных моряков и пассажиров с «Индигирки» доставили  в ближайший город  Отару,  затем во Владивосток. Капитана парохода В. Лапшина приговорили к высшей мере наказания –  расстрелу, а второго помощника капитана В. Песковского осудили на десять лет лишения свободы. Г.Д. Кусургашев рассказывал мне, что знал некоторых пассажиров последнего рейса «Индигирки» – начальника лагеря «Штурмовой» Резникова и еще нескольких работников из числа лагерного руководства, но они погибли тогда. Позже из переписки с японским посольством ему стало известно имя спасенного 3-летнего мальчика В. Варакина.

В магаданской школе № 1 я учился с Раей Айзенберг, отец которой работавший начальником автобазы,  пережил  трагедию «Индигирки»,  но остался в живых, благодаря помощи японцев. «Японцы, а не мы в нашей стране, ведут поиск тех, кого когда-то спасли» – говорил Георгий Дмитриевич. – Ежегодно они совершают поминальный обряд на  месте захоронения наших соотечественников. «Нельзя быть равнодушными к любой трагедии» – утверждал ветеран. И он был прав, упоминая о трагедии 1939 года в своей книге «Призраки колымского золота». Подробно с трагедией «Индигирки» познакомил читателей магаданский писатель А.М. Бирюков в очерке «Как погиб советский «Титаник» в  книге «Колымские истории».

Думается, что колымчане должны побывать у мыса Тоддо, не только отдать должное мужеству и самоотверженности простых японских граждан-спасателей, но и помянуть своих земляков, бывших дальстроевцев, вольных и подневольных строителей Магадана,  «золотой» Колымы, высказать слова благодарности создателям памятника и принять участие в розыске спасенных с «Индигирки». Трагедия 1939 года с нашими земляками должна быть отмечена  специальным памятным  знаком или мемориальной доской в морском порту Нагаева, как наш человеческий, гражданский долг перед погибшими.

Здание комендатуры 61-го Нагаево – Магаданского морского погранотряда, ныне учебный корпус Магаданского политехникума.

Знакомясь с материалами  музея Тихоокеанского пограничного округа во Владивостоке, я изучал историю 61-го Нагаево – Магаданского морского пограничного отряда ОГПУ-НКВД СССР. Рядом с дневником 61-го НММПО, изданного в Магадане в 1941 году, хранилась история 62-го Владивостокского погранотряда войск МГБ по Тихоокеанскому округу, составленная в 1950 году, которая меня заинтересовала любопытными фактами. Это была не просто история одного из побегов японцев из советского плена, а рассказ о преданности воинской присяге, который можно и нужно было приводить как пример и нашим солдатам.

25 октября 1946 года из лагеря военнопленных в селе Серафимовка в Приморье шесть человек совершили побег. Они захватили с собой 4-суточный запас продовольствия и попытались прорваться к линии сухопутной границы, уйти в Маньчжурию. Дневниковые записи пограничников сообщали, что с 8 по 11 ноября беглецы не были найдены, но в 3 километрах от села Щербаковка всех обнаружили  в стогу сена. К тому времени японцы успели ограбить склад лесорубов, забрать одежду и питание.11 ноября поисковая группа заметила их, открыла огонь. Один военнопленный при этом погиб. На другой день севернее Щербаковки вновь настигли трех беглецов. При задержании одного японца убили. Во время обыска у двух других обнаружили японский флаг. Солдат микадо никто не принуждал нести с собой знамя, это был их долг сохранить честь воинского подразделения. Только 14 ноября в районе курорта Сандагоу  захватили еще двух бежавших пленных. В тот же день задержали еще двух японцев, при этом погиб тоже один военнопленный.  Документы сообщали, что приморские пограничники задержали 7 человек, из них трое погибло при ликвидации группы. Не понятно, когда и где появился «лишний», седьмой  беглец, однако 23-дневный поиск  дал результаты. Бежавшие военнопленные были водворены в места заключения.

Судьбе было угодно, чтобы японцы много позже познакомились с знаменитыми «исправительно – трудовыми лагерями» СССР. Профессор Иркутского государственного университета С.И. Кузнецов в книге «Японцы в Сибирском плену» раскрывает понятие «система лагерей» не только как «разветвленная сеть больших и малых лагерей и отдельных рабочих батальонов», но и как «организацию труда, распределение рабочей силы по отраслям промышленности и сельского хозяйства». Но именно в таких лагерях содержались японские военнопленные после капитуляции Японии в 1945 году. «Советская администрация старалась умалчивать факты об использовании подневольной иностранной рабочей силы. Данные об этом, как правило, были засекречены»,- отмечал В. Гузанов. Он, комментируя книгу С.И.Кузнецова «Японцы в Сибирском плену», вполне оправданно  выделил главу «Социальная адаптация японских военно- пленных на родине и борьба за свои права».

Профессор С.И. Кузнецов показал,  как изменился менталитет японских граждан после нескольких лет их содержания лагерях НКВД – МВД  СССР. Некоторая часть вчерашних пленных после соответствующей идеологической обработки уверовала в социализм. И потому, по вполне понятным причинам, Кабинет министров Японии поспешно создал специальное ведомство по делам военнопленных. В портах прибытия из СССР их встречали чиновники из Бюро регистрации, которые дотошно допрашивали каждого, а затем оформляли на них соответствующие документы. Репатриантов распределяли по группам и в специальных эшелонах отправляли в главные города префектур империи. Американцы подсказывали японским чиновникам, как надо действовать с людьми, набравшимся  коммунистической идеологии в сибирских лагерях. «Вот эта финальная часть плена так и не получила сколько-нибудь заметного отражения в японской мемуарной литературе», – подчеркивает В. Гузанов. Да и в советских и постсоветских научных и публицистических изданиях, этой проблеме интернированных не уделялось должного внимания, что сказывалось на совершенствовании  российско – японских отношений после окончания второй мировой войны, в то время как Японии не забыли о трагедии и последствиях  1945 года.

Там была создана общественная организация –  «Всеяпонская  ассоциация по проблемам  компенсации японским военнопленным в СССР» , возглавляемая Р. Сайто, которая в 1990 году  объединяла 71 тысячу  бывших военнопленных. В целом,   в СССР содержалось 520 тысяч  японских военнопленных,  в то время как  на Колыме была только незначительная их часть. Заведующий отделом института востоковедения АН СССР А. Кириченко сообщал, что из общего числа находившихся в плену, из–за условий содержания погибло 46 тысяч человек. МВД СССР признало в 1949 году существование 341 кладбища с 34 тысячами захоронений, а спустя десять лет, сохранилось лишь 27 кладбищ с 15 тысячами захоронений.   Бывшие военнопленные обратились в Министерство иностранных дел СССР с просьбой установить места захоронений своих соотечественников в районе лагерей, где они содержались. По памяти они составили схемы местности с указанием приблизительных мест таких захоронений. Одна из таких схем была переправлена в Магадан, в управление внутренних дел облисполкома. На схеме было указано  – «Хиниканзия, севернее 300 км от Охотска», которая был опубликована тенькинским журналистом А. Семененко в районной газете «Ленинское знамя» (Усть-Омчуг).

Схема захоронения японских военнопленных. Хиниканзия, севернее 300 км от Охотска.

В середине июля на место бывших лагерей, заключенные которых работали на бывшей Нерючинской районной электростанции руднике «Отечественный» (Хениканджа), выехали инструктор отделения воспитательной работы ОИД УВД капитан С. Андрюков, заместитель начальника Омчакского учреждения АВ-261/1 майор В. Алехнович, председатель Кулинского сельского Совета Р. Вайтеконис  и А. Семененко. Из их бесед со старожилами, выяснилось, что составленная японцами схема довольно точная, не соблюден лишь масштаб, что помимо указанного района кладбища, японских заключенных хоронили и на  террасе сопки напротив моста через реку Нерючи. В тот год было установлено 41 захоронение японских военнопленных на Хеникандже.

В период подготовки визита Президента СССР М. Горбачева в Японию интерес к  содержанию японских военнопленных, в частности в  Магадане и на Колыме,  усилился. Краевед А.Козлов опубликовал 16.04.1991 года в областной газете «Магаданская правда» статью «В плену», где впервые представил сведения о численности планируемой рабочей силы Дальстроя из состава японских военнопленных, процитировав распоряжение по Главному управлению строительства Дальнего Севера (Дальстроя): «Из числа прибывающих военнопленных японцев направить для использования на работах: Колымснабу – 1000 человек, УПРХ (управление рыбопромыслового хозяйства) – 1000,  МСК (кирпичный завод) – 250, строительство аэродрома – 250, бывший женОЛП (женский отдельный лагпункт) – 500, Магаданский  промкомбинат (43 км) — 500, промкомбинат 72 км – 1000, Хасынуголь – 250, УАТ (управление автотранспорта, п. Палатка)- 250 человек».

Привезенных в октябре 1945 года  четыре тысячи японцев разместили в 4-х лагерях:  Магаданской строительной конторе, управлении Нагаевского торгового порта, Хасынском леспромхозе, управлении шоссейных дорог. Работали они и на Магаданском хлебозаводе. Уточненные данные представлены А.Г. Козловым. Ежедневно начальники лагерей капитан С. Небесный, старшина В. Марченко, лейтенанты В. Воропаев и П. Власов направляли людей на производство. Основная масса военнопленных проживала на 4 километре основной трассы, рядом с инвалидным ОЛП (отдельным лагпунктом).

Там содержались в 1947 году 600 женщин и 80 мужчин, как вспоминает П.З. Демант, – А по соседству находился лагерь японских военнопленных  на 300 человек, отделенный от заключенных дощатым забором с двумя жидкими рядами  колючей проволоки». Он хорошо знал там  врача – женщину Харусен, ее имя с японского переводится как доктор Весна. Когда Демант лечился в Центральной больнице УСВИТЛа на 23 километре трассы, ныне поселок Снежный, то рядом с ним в палате соседом по койке был японский капитан Ясутаки, в действительности, оказавшийся подполковником японской армии. Вспомнил он там  еще одного японца – Ике Кубо, который увлекался изготовлением цветов из тряпок, бумаги и проволоки.

Жили  японцы в лагпунктах Магадана на улице Транспортной, рядом с женским лагерем, напротив современного здания областного управления образования, за зданием бывшего кинотеатра «Октябрь», а также на улице Якутской, где возле булочной и ресторана, рядом с водоразборной колонкой стояли их бараки. Содержались  они в районе поселка мыс Березовый,  на Марчекане в здании,  где позже находилась школа № 5, в бараках на Веселой, в районе поселков Сплавная, Уптар, Стекольный, Палатка, в поселках рудников Бутугычаг и Хениканджа, ныне эта территория  Хасынского и  Тенькинского районов Магаданской области.

Главная улица Ленина 1943 год.

Японцы строили в Магадане жилые дома на улицах  Ленина (Колымское шоссе), Портовой, Пролетарской, возводили деткомбинат №2 на улице Пушкина, школу в Нагаево, кинотеатр «Горняк», шлакоцементный завод, работали на Каменном карьере, грузчиками в морском порту, в складских помещениях, обслуживали  железнодорожную узкоколейку Магадан  – Палатка,  возводили пирс в бухте Старая Веселая, реконструировали дорожное полотно знаменитой Колымской  автотрассы и улицы города, строили мост через реку Хасын, добывали уголь и олово под Магаданом и на Теньке. На 52–ом км автотрассы  находились перевалбаза, там они перекладывали  груз железнодорожных платформ на автомашины.

Магадан. Улица Портовая.

Режим содержания их в лагерях был мягче, чем в Севвостлаге. Спецпоселенцы и военнопленные японцы  приравнивались по условиям труда к вольнонаемным работникам. Дневная выработка японцев, как  отмечалось в документах, была особо низкой. Они выполняли всего лишь 50% от нормы вольнонаемного дальстроевца. Администрация лагерей следила за здоровьем пленных, питанием, жилищно – бытовыми условиями людей, условиями труда на объектах.

Так в  ноябре 1945 года распоряжением ГУСДС (Главного управления строительства Дальнего Севера) – Дальстроя отмечались недостатки в организации охраны военнопленных на местах работ, конвойной службе, в частности, на предприятиях морского порта, стройконторы, когда пленные находились длительное время без охраны, обменивались вещами с местными жителями, допускали праздное шатание по городу.

Одновременно указывалось на недочеты в организации бытовых условий в лагерях военнопленных в Магадане: отмечалась вшивость среди пленных на участке «Козлинка» под Магаданом, случаи дизентерии, недостаток мебели, умывальников, сушилок, питьевой кипяченой воды. Поэтому приказывалось оборудовать  для них в лагерях общежития из расчета 2 квадратных метра полезной площади  на человека, построить бани и дезкамеры.

Работали японцы добросовестно, особенно когда убрали из их среды офицеров, которые были до жестокости строги с рядовыми   солдатами.

Любопытно, что «введение антифашистского комитета по ОЛПам (отдельным лагпунктам ) и другая разъяснительная работа в конце 1948 года значительно повлияла на рабочую выработку военнопленных, создала материальную заинтересованность, что значительно отразилось на производительности труда», – сообщали документы тех лет. В политической работе среди военнопленных японцев отмечается интерес основной массы к Советскому Союзу, к жизни советских людей, причем этот интерес выше, чем у пленных других национальностей. ЦК Компартии Японии в 1949 году  в письме,  обращенном к репатриированным из СССР военнопленным,  отмечал, что большинство из них примкнуло к демократическому лагерю и ведет в этом направлении ценную работу.

Питались  японцы  достаточно сытно. Советской стороной был даже издан строгий приказ – кормить пленных  нормально. Но все равно пищи, к тому же привычной – не хватало. Многие подрабатывали, кололи для местных жителей дрова на аккуратные мелкие полешки. Чурочки были  одна к одной, ими легко было топить печь. С предложениями обычно обращались к женщинам: «Мадам, не надо ли дровишек?». Обычно им давали за работу буханку белого хлеба из американской муки высшего качества, завозимой в Магадан по ленд-лизу.

Архивные документы, выявленные историком А. Козловым, сообщают ряд имен военнопленных, работавших на Колыме: командир роты Сирикава, сержанты Хино, Ними, Накамура, Хатгути – они работали  в Усть -Уптаре на третьем лесозаготовительном участке с октября 1945 года в течение 17 месяцев. На  дорожно –  эксплуатационном  участке 30 километра основной трассы работали младший унтер-офицер 24-летний Итикава Еиносаки и 20-летний солдат Судзуки Киндзи-ро. Последний жил ранее в Токио на улице Кодзусткаку, 945. Известен еще один адрес военнопленного Еосида Умео,1921 года рождения из г. Кусиро на острове Хоккайдо. Он жил на улице Сумиоси, дом 82. Возможно,  их разыскивают родственники, и эта информация даст повод для поиска?

Организованные и дисциплинированные военнопленные выгодно отличались  от  колымских з\к из городских лагерных  зон. Если когда – либо и пропадали продукты на складах Нагаевского торгового порта, то,  как правило, были рис, чай и табак. «Не обращай внимание,  наши разворуют больше»,- говорили ответственным за разгрузку пароходов и складирование генгруза. И строгих мер не применяли. В свободное время японцы ходили по склонам Нагаевской сопки, отыскивая съедобные корешки, грибы, ягоды, что было неплохим подспорьем в их скудном рационе. Часто они  варили рис  по-своему, на пару». Слушая ветерана, подумал:

«Трюм опустел, трап не скрипит.
Генгруз в штабеля уложен.
В памяти стойкий запах
Потаенной рисовой лепешки».
На  склоне Нагаевской сопки
Собираем съедобные травы,
Как в древности рыбаки.
Портовики удивляются.

Питание военнопленных японцев было дифференцированное: оно состояло  для рядового состава в день – 500 грамм картофеля и 300 грамм овощей и для офицеров рацион состоял из 400 грамм картофеля и 200 грамм овощей.

Из книги С. Карнера «Архипелаг ГУПВИ плен и интернирование в Советском Союзе. 1941-1956 год.

Как мне помнится, на работу японцы ходили строем, командовал отрядом младший чин. Нашего конвоя не было. По праздникам  в колоннах несли красные знамена. Любили петь «Катюшу» и как не странно, –  «По долинам и по взгорьям» – песню приамурских партизан в годы гражданской войны… И вновь я  вспомнил мотивы И. Такубоку и М. Басе – классиков средневековой японской поэзии, сложив незатейливые строки:

«Выводили «Катюшу»
На чужом берегу
солдаты Хирохито.
Неумелым солистом
оказался Сигемицу.

Для молодого читателя, поясню: Хирокито, император Японии в годы второй мировой войны, Сигемицу, министр иностранных дел его правительства в те годы.

Дети дразнили  пленных: «Япошки – картошки», но зла в них не видели и со своей стороны не проявляли негативного отношения.

Старожилы – магаданцы отмечали скромность и вежливость японцев. Осталась в памяти у них и такая особенность, как японская баня – офуро, когда на  берегу бухты Веселая устанавливалась большая бочка, внутри которой прикреплялась скамейка. Разводили под бочкой большой огонь, подогревали воду… Далеко окрест слышался здоровый  мужской смех.

Заняты они были реконструкцией дороги из Магадана на  Веселую. Старожилы вспоминают, что вели они себя дружелюбно. В обмен на хлеб и рис, давали вязанные изделия, резные из дерева игрушки. Часто пели, причем советские песни. После отъезда японцев  во многих семьях на Веселой остались сувениры – металлическая посуда с росписью на дне и по бокам в виде драконов. Или  тяжелая, фарфоровая  пиала с синими звездами…

Магаданец С.И. Данилов вспоминал, как на Сплавной в 1947 году  японский хирург из военнопленных оказал необходимую помощь  молодой матери – Ольге Лихолаповой. Вызвать скорую помощь к больной тогда  не было возможности, и он сделал ей удачную операцию по поводу послеродового мастита. Причем,  этот гуманный факт не был единичным со стороны  японского врача.

Перед войной Акико Муроками из Киото  оказалась у родственников в южной Корее. Решив вернуться на родину в Японию, она пыталась перейти советско-китайскую границу, была арестована и осуждена на большой срок, как  «японская шпионка». Ее привезли на Колыму в 1949 году, обвиненной по статье 58 УК, и освободили лишь в 1955 году.

«Отсидела» на Эльгене,  реабилитированная впоследствии, отказалась выехать в Японию. Многие годы жила в поселке Хасын, недалеко от Магадана. С ней встретился в 1991 году журналист из «Хоккайдо симбун» господин Нагаи Такеси, который  вновь спросил Акико: «Хочет ли она вернуться в Японию?» Ответ был однозначен: «Нет, не желаю. Когда я загибалась среди здешних снегов, когда умирала от холода и голода, то писала много писем в Японию с просьбой помочь, но никто не захотел это сделать, даже не посочувствовал… Все меня бросили. Мне помогли выжить русские. Я убедилась, они всегда выручат и придут на помощь».

Диалог этот записал магаданский журналист А. Кирюшин. Он свидетельствовал: « Вот ты, – обратилась она к Нагаи Такеси. – Ты,  японец – капиталист, ты мне дашь  десять рублей, если  я у тебя,  как у незнакомого, попрошу денег?». Такеси-сан подумал, помолчал и ответил: «Нет, не дам. Да и никто не даст,  тем более, незнакомому». «А вот он даст, – тетя Аня ткнула пальцем в мою грудь. – Даст. Без всяких процентов даст, а если у меня не будет денег, чтобы вернуть их, то он и не вспомнит об этом». После публикации в Японии материала о Акико Муроками, нашлись ее сестры, которые пригласили к себе. Но  известие это так ошеломило пожилую женщину, что  она слегла и вскоре умерла.

Еще один магаданский журналист Ю. Шалимов записал воспоминания бывшего геолога И.Г. Мельниченко о его работе с военнопленными японцами на Хасынских угольных шахтах. Шахты располагались на сопке «Южка», напротив поселка Хасын. В трехстах метрах находился лагерь, огражденный колючей проволокой в один ряд. Ограда была больше условной, для обозначения территории, без сторожевых вышек.

Внутри ограды стояли несколько десятков деревянных бараков, столовая, на входе – вахта, где  дежурили солдаты. Неподалеку размещался домик начальника лагеря и замполита. Вход и выход в зону был свободный, японцы могли с разрешения  своего начальника побывать в  Стекольном или Палатке. Работали они, как и все, по 8 часов. Контроль вели сами. После смены строились в лагере, и офицер принимал рапорт о выполнении задания. Получали они зарплату, по тому времени неплохую, по 3-3,5 тысячи рублей. Деньги переводились на счет, некоторые из них  накопили солидные суммы.

Ю.Б. Шалимов рассказал еще об одной судьбе колымчанки с 1947 года. Ранее Л.К. Новикова  работала с военнопленными японцами в Приморье, но и здесь, на севере ей пришлось трудиться рядом с  ними на лесозаготовительном участке вблизи поселка Хениканджа. Поднимался лагерь в шесть утра. Завтракали и шли на работу километров десять к своим делянам. Норма была одна – 12 кубометров, а питание скудное –  хлеба 500 грамм  тем,  кто  норму выполнял, горох, да горячую воду. «Нет нормы – пайка уменьшалась до 300 грамм», – вспоминала ветеран. Но  ей запомнился оптимизм японцев, она часто слышала от них «Хоросо, мадама!».

Труд японских военнопленных был особенно тяжелым на лесоповалах Хасына и Теньки, на угольных шахтах и оловянных месторождениях. Были и жертвы. Под Хасыном погибли в шахте бурильщики Комаи Тамацура, Нисидзави Коска. Во время взрыва парохода с взрывчаткой в Нагаевском порту в 1947 году погибли два человека – ефрейтор Хасаяка Хисаси и старший солдат Имаи Кадзуеси. На строительстве жилого дома в Магадане погиб  в результате  производственной  травмы строитель  Икумури Отомацу и  бурильщик Муя Кодзуми. В 1949 году  несчастный случай произошел со строителем Даидо Садагира, грузчиком Судзуки Кейноске. Погибших военнопленных отправляли в Магаданский морг, где при вскрытии присутствовал японский врач Кооно.

Однако, на территории поселка Хениканжда, помимо указанных 41 захоронения японцев, есть еще могилы. Магаданский паталогоанатом Г.С. Белобородов утверждает, что там  имеются более 60 захоронений, принадлежащих японцам. Расположены японские кладбища   на территории теперь уже заброшенного поселка Хениканджа, вблизи рудника «Отечественный» и Нерюнгинской районной электростанции, на сопке «Южная», что высится напротив поселка Хасын, в распадке Медвежий  –  вблизи поселка Сплавная, а так же на территории старого кладбища в Магадане.

Но в  1990 году М.М. Этлису, председателю магаданского отделения общества «Мемориал»,  пришлось доказывать скептикам, что японские военнопленные действительно содержались в лагерях на Колыме и гибли здесь, хотя в несколько меньшем масштабе, чем «простые советские заключенные». Его дополнял краевед С.И. Данилов в статье «Строили Магадан японцы», в которой рассказал о взрыве корабля с аммоналом в бухте Нагаева  и гибели в это время  ряда военнопленных в 1947 году. Но Этлису пришлось  даже разработать «Верификационный опросный  лист» для выявления фактов пребывания японских военнослужащих в г. Магадане, выполнявшихся ими работах, месте и обстоятельствах их захоронений.

Сохранился ответ И.И. Лукина, магаданского архитектора, почетного гражданина города, свидетеля военных и послевоенных лет Колымы. Вспоминая, он писал в опросном листе от 25.07.1991 года: «В 3-м квартале 1946 года и в 1-ом полугодии 1947 года прибыли военнопленные японцы. Размещались они на 2-ом  км основной автодороги. Численный состав японцев, привезенных в Магадан мне неизвестен».

Отвечая на вопрос: «Объекты работ» И.И. Лукин писал: «Нагаевский морской порт – грузчики и строительные рабочие. Строили первый детский сад (напротив здания облсофпрофа), жилые здания по проспекту Ленина от улицы Пролетарской до ул. Пушкина, угловой дом Ленина – Портовая и др.». О поведении японцев  (прохождение в колоннах по городу, были ли расконвоированные) заметил: «В начале солдат военнопленных выводили на работу колонной вместе с офицерами. После некоторых побоев солдат по щекам офицерами за какие – либо (нам неизвестные) провинности начальник Дальстроя Никишов приказал офицеров не выводить на работы. Первоначально они колонной шли сопровождаемые 4-мя конвоирами. Без офицеров колонна шла в сопровождении 2-х, а затем без конвоя, но с красными плакатами и с песней, полюбившейся им «Катюшей».

О фактах смерти и похорон военнопленных он сообщал: «В начале октября 1946 года в Нагаевской бухте взорвалось судно в порту. Загорелись склады, где работали японцы. Сила взрыва – часть гребного винта оказалась на вершине сопки порта. Больница была заполнена ранеными. Дом пионеров превратился в госпиталь. Умерших японцев хоронили на старом кладбище, в зоне объездной дороги, перерезавшей кладбище, и за дорогой в сторону бухты Нагаева. Были там установлены  столбики с иероглифами. Другие места мне неизвестны». Иван Иванович запамятовал, что это памятное событие в бухте произошло в декабре 1947 года.

Один из пароходов, взорвавшихся в бухте Нагаева в 1947 году. «Kailua» – так выглядел «Выборг»до того, как попасть в 1943 году в СССР.

Воспоминания И.И. Лукина дополняет рассказ ветерана освоения Колымы, бывшего работника Нагаевского торгового порта Е.И. Бужевича: « В тот трагический декабрьский день я находился в порту. У пирса разгружались три парохода с генгрузом: привезли мясо, спиртное, строительные материалы. Американский буксир ледокольного типа сновал по бухте от острова Недоразумения до Корейского ключа, готовя путь для новых судов. Капитан порта Ухов сказал, что один из кораблей просит питьевой воды. Ему дали «добро». Не доходя метров 800 до берега,  на корабле сыграли пожарную тревогу, не учебную, а боевую, так как на корме вспыхнул пожар. Капитан корабля направил судно не к пирсу, а в сторону поселка Нагаева. По крепкому льду к нему уже спешили пожарные машины, разворачивали пожарные шланги. У пирса столпились грузчики, наши и японцы. Они видели, что огонь охватил один из трюмов. Чтобы лучше рассмотреть, что делается на борту горевшего судна, Бужевич спустился с диспетчерской вышки. Ему тогда запомнилось, что японцы были возбуждены, хихикали как – то странно. Слышался гул пожара, затем раздался маленький щелчок, и раскрылся борт корабля, показалось пламя. «Почувствовав, что сейчас будет взрыв, я упал, за мной попадали военнопленные. Взрыв! Пароход оторвало от канатов, пошла высокая волна, смывая тех, кто был на льдинах, пирсе, пароход накренило…Я тоже оказался в ледяном крошеве. В сознании мелькнуло: «Надо же, всю войну пройти на катерных тральщиках, воевать в морской пехоте на Черноморье, чтобы так нелепо погибнуть на Охотском… К счастью, удалось выбраться на берег. Слышу крики: «Все в город! Еще будут взрывы».

Торговый порт после взрывов пароходов «Выборг» и «Генерал Ватутин».

Только потом мы узнали, что на этом транспорте было 9 тысяч тонн аммонала. Раздался второй взрыв, горел уже второй корабль с грузом, были там и пассажиры. Стоявший напротив нефтебазы, за портом «Феликс Дзержинский» спустил шлюпки, с них подбирали людей в бухте. Мешали льды. На глазах моряков несколько пожарных машин попали в полынью. Склады в порту горели, развалились постройки не только в районе порта, но и неказистые домишки Бермыса, Нагаева. Погибли не только наши соотечественники, но японские военнопленные. Раненых,  контуженных и обмороженных людей направляли в больницу, временный госпиталь организовали в городском Доме пионеров, который я в 1940 году строил. В самом Магадане взрыв особых бед не натворил: выбило стекла в домах, содрогнулась и кое – где повалилась мебель. Нагаевская сопка до сих пор хранит следы той декабрьской трагедии, на ее склонах можно встретить остатки корабельной обшивки»,- рассказывал ветеран. В госпиталь он не попал,  лежал у нас в  квартире, весь обмазанный йодом на ранах, полученных  осколками льда, в царапинах,  с обмороженным  руками и щеками. Мы с братом, как могли,  помогали: подносили воду, грели чай, смазывали поврежденные части тела вазелином и какой-то мазью. Встал на ноги он достаточно быстро.

Случаю в бухте Нагаева в декабре 1947 года посвящены несколько публикаций в магаданской прессе, в частности: А. Козлова и А.Кузнецова, где авторы, опираясь на архивные материалы, подробно рассказали о гибели двух кораблей в  бухте. Магаданская студия телевидения в 2011 году посвятила трагедии 1947 года  фильм Анастасии Якубек, высоко оцененный коллегами – документалистами.

Между тем, И.И. Лукин комментировал бытовые условия японских военнопленных: так: «Японцы, прибыв в Магадан, требовали рисовой пищи. Ограниченные запасы риса, примерно через месяц, привели к переводу их на обычную русскую пищу и хлеб. Все это японцы приняли как должное. Работали усердно, быстро, строго выполняя условия проекта». Завершая свои  воспоминания, отмечал: «Кажется, в конце 1948 года было указание НКВД о возвращении всех военнопленных в Японию.  Генерал Никишов рассказывал нам, участникам совещания у него в кабинете, о том, что многие солдаты просили его оставить их здесь, ссылаясь на то, что их там посадят в тюрьму. Разрешение на оставление японцев здесь, конечно, не было».

В мае 1991 года Магадан посетил коммерсант из города Нумазду Ютака Сакай, владеющий двумя магазинами женской одежды и ювелирными украшениями. Он рассказывал, что строил дома с 6 по 16 по улице Ленина. В те годы он был нормировщиком, быстро выучил русский язык и одновременно исполнял  функции переводчика. Участвовал в строительстве административных зданий города, кирпичного завода, канализации, автобазы, бензопровода… Строили добротно, многие из построенных тогда домов капитального ремонта не знали. Год жил в районе морпорта, потом на седьмом километре трассы. «Питались несытно. Дневную пайку составляли 350 граммов черного хлеба, одна соленая рыба, овсяная каша на воде, квашенная капуста. Через три года  пленных японцев стали готовить к отправке домой. Добавили в рацион рис, мясо, сахар. И даже организовали как – то поход в театр»,- вспоминал бывший военнопленный. Он – то и указал на старом городском кладбище несколько могил, где были похоронены его земляки, невольные колымчане.

Ютака Сакай в Магадане.

И пообещал: «…я приеду в Магадан еще раз в августе – уже не один, а с родственниками погибших. Мы соберем все останки  в одну братскую могилу и проведем перезахоронение по японскому обычаю. Чтобы успокоились, наконец, души усопших и чтобы мои соотечественники, которые будут приезжать в Магадан, могли поклониться их праху». В тот год 66-летний Ютака Сакаи возглавлял Всеяпонский совет по возвращению  на родину останков военнопленных, захороненных  в СССР. И он выполнил свое обещание.  Интересно, что Магаданский областной Совет народных депутатов, учитывая участие Ютака–сан в строительстве Магадана в течение четырех лет, от имени Президиума Верховного Совета  СССР  наградил его медалью «Ветеран труда». Пожалуй, это единственный случай награждения бывшего японского военнопленного в СССР.

В июле 1991 года на территории предприятия «Спецавтохозяйство», обслуживающее коммунальные службы Магадана, рядом со старым магаданским кладбищем были обнаружены захоронения. Их исследованиями занимались судебные патологоанатомы Э.Е. Шуберт и Г.С. Белобородов. В докладе специалистов «К вопросу о сохранении основных национальных признаках в останках трупов, захороненных в регионе Крайнего Северо – Востока (на примере  г. Магадана) 30.08.1991 года отмечалось, что «…месте, где вырыли котлован для строящегося здания, располагалась тюремная больница. Видимо, здесь, едва ли не у самого порога медучреждения, находили последнее пристанище ее пациенты…».

Г.С. Белобородов рассказывал, что о принадлежности найденных останков к монголоидной расе свидетельствуют: во-первых,  форма гроба. Японцев хоронили в маленьких прямоугольных гробах с ручками, в которых они едва помещались. Во-вторых, укладывали их в одежде. Сохранилось сукно, из которого шили мундиры. Найдены золотые зубы. Наших хоронили в обычных гробах, как правило, обнаженными. Возраст умерших в основном молодой». В августе того же 1991 года епископ Магаданский, Камчатский и Сахалинский Аркадий совершил обряд поминовения по христианскому обычаю перед строящимся тогда храмом в честь Святого Духа. А через год в июне 1992 года правительственная делегация во главе с министром здравоохранения Японии приняла участие в символическом  перенесении души погибших на родину.

Останки японских военнопленных. 1991 год.

Разные источники сообщают разное  количество захороненных на территории Магаданской области японских граждан. В 1991 году по мнению японской стороны на территории Колымы имелось 114 захоронений их соотечественников, через год министр здравоохранения Японии Хомамацу утверждал, что это число достигает 250 человек . По сведениям японского коммерсанта из Нумадзу, бывшего военнопленного  Ютака Сакаи, в Магаданской области должно быть около 500 захоронений японских военнопленных .

Мы напомним, что благодаря Ютака–сану   обнаружили на территории Магаданского спецавтохозяйства и старого кладбища останки японских военнопленных, в результате чего  23.08.1991 года Магаданский областной Совет народных депутатов подготовил распоряжение, подписанное председателем областного Совета В. Кобецом,  в котором говорилось: «С  целью  изучения вопросов, связанных с захоронениями   японских военнопленных на территории области и налаживания тесного взаимодействия по этой проблеме с японской стороной:

1. создать рабочую группу по контактам с представителями японских правительственных органов (господин Хамамацу) в следующем составе: Павлов И.А., помощник председателя областного Совета народных депутатов (руководитель группы), Печеный В.П., заместитель председателя Магаданского горисполкома, Этлис М.М., председатель магаданского отделения общества «Мемориал».
2. Облечь группу полномочиями, достаточными для выработки решений по всем вопросам, связанным с захоронениями японских военнопленных на территории Магаданской области в строгом соответствии с имеющимися советско–японскими межправительственными договоренностями.
3. По результатам совместного изучения проблемы подготовить заключение, главные итоги представить в форме совместного Протокола или иного Документа, оговоренного с японской стороной».

Дело весьма деликатное, имеющее международное значение, и поэтому  комиссия областного Совета   подготовила письмо в Министерство иностранных дел СССР, в котором сообщалось: «При земляных работах в Магадане обнаружено и извлечено на поверхность более десятка гробов с останкам японских военнопленных. Среди останков выделяются скелеты, прикрытые сохранившимися мундирами японских офицеров и даже одного военно-морского офицера. Ранее по заявлению японской стороны магаданское УВД провело безуспешный поиск захоронения, где по данным японцев ожидалось обнаружить сто четырнадцать могил.  Запрос в специальный архив Москвы тогда дал отрицательный результат. Но по воспоминаниям старожилов установлено, что захоронение имелось на старом городском кладбище, и еще в середине пятидесятых годов можно было видеть столбики с иероглифами».

Писатель А.М. Бирюков, работая в начале 70-х годов над романом «Свобода в широких пределах, или современная амазонка»,  выяснил, что это кладбище функционировало со 2 января 1942 года по июль 1960-го. Там было произведено  9416 захоронений, в том числе нескольких японцев, работавших здесь после войны.

«Память старожилов сохранила якобы имевший факт гибели во внутрилагерном конфликте военнопленных нескольких офицеров, – сообщало дипломатам письмо из Магадана. – Распоряжением исполкома земляные работы приостановлены, обнаруженные останки в гробах и целофановых пакетах временно хранятся в отдельном помещении. Предупредить распространение  информации о «находке» в городе было невозможно. Направляем вам акт комиссии, участие которой в этом событии  представлялось необходимым. Мы обратились в МИД РСФСР, а теперь обращаемся к вам со следующими вопросами:

• желательно и/ или возможно участие представителей японской стороны в решении и процедуре перезахоронения извлеченных останков или в иных действиях, например, в перевозке останков в Японию, их кремации и так далее;
• необходимо ли продолжение работ по оконтуриванию всего захоронения, архивному поиску в фондах спецархива в Москве т другая непростая деятельность на территории автохозяйства, где обнаружены упомянутые выше останки;
• каким образом должна финансироваться эта работа и нет ли реальных возможностей содействия японской стороны в ее форсированном и успешном проведении – вплоть до восстановления кладбища, возведения соответствующего японским понятиям памятника и так далее.

Убедительно просим сообщить ваши соображения и рекомендации. Часть останков была погребена в мерзлом грунте и их хранение представляет в летнее время множество очевидных неудобств. Вам  известно, что в Магадане, как и в других городах Дальнего Востока, идет достаточно интенсивный обмен туристами и вообще наблюдается приток иностранных гостей. Блокировать информацию, так или иначе доступную населению города, невозможно  Это также вынуждает нас просить ускорить ваш ответ, тем более, что межправительственный уровень решения проблем с захоронениями японских военнопленных не может исключить и вероятное вмешательство общественных организаций и средств массовой информации». Именно тогда были документально установлены, по материалам Магаданского госархива, данные о захороненных японских военнопленных.

Сухопутные войска.

Морские войска.

Копии этих документов  сохранились в архиве М.М. Этлиса. Они свидетельствуют о гуманном отношении к бывшим врагам, японским военнопленным.

В декабре 1947 года в бухте Нагаева в результате взрыва на пароходе «Генерал Ватутин» и пожара на корабле «Выборг» погибли советские и японские граждане, в частности, по данным А.Г. Козлова, 17 военнопленных японцев получили ранения. Среди них – 3 фельдфебеля, 2 ефрейтора, 10 старших солдат, 1 солдат. Погибло 2 человека – 1 ефрейтор и 1 старший солдат,  но в списках погибших и захороненных на старом магаданском кладбище указана только одна жертва взрыва 19.12.1947 года. Так что еще требуется  выяснить окончательно  конкретные итоги памятного взрыва в бухте Нагаева.

После  отъезда пленных (первую группу в 450 человек отправили осенью 1947 года в лагерь № 380 в бухте Находка) в бараках на Веселой осталось много посуды с росписью   на дне и по бокам в виде драконов. Попадались и пиалы – тяжелые, белые с синими звездами. Вещи остались, но, главное, память сохранилась. К январю 1949 года на Колыме, по архивным данным, насчитывалось 3479 японских военнопленных.

Осенью  их стали вывозить на родину. Но только 13 декабря 1956 года был  опубликован Указ  Президиума Верховного Совета СССР «Об амнистии японских граждан, осужденных в Советском Союзе».

Не все из них хотели возвратиться, видимо, опасаясь преследований за то, что сдались в плен, либо не было уверенности в том, что найдут работу в послевоенной Японии. Были случаи побегов из колонны, когда военнопленных везли на автомашинах по Колымскому шоссе в порт. Я был  тому свидетелем,  как из грузовика выпрыгнуло несколько человек и рванулось во двор жилого дома, напротив городского кинотеатра «Горняк», который, кстати, они же строили..

Кинотеатр «Горняк» в Магадане.

Парадоксально, но и  такой факт отмечает известный журналист – международник В. Цветов… Японским военнопленным в лагерях давали  по второму сроку якобы за антисоветскую агитацию, заговор и попытку покушения на жизнь товарища Сталина. Японцы никогда не контачили с уголовниками, были особо близки к осужденным по 58 статье по политическим мотивам, и, наверное,  поэтому  стали наиболее ярыми послевоенными  марксистами в Японии. Марксистами из лагерей ГУЛАГа! Первый пароход в Токийской бухте. Шестьсот  бывших военнопленных  в  ватниках с номерами, строем  с  красными  знаменами и пением «Интернационала» прямо из порта пошли к зданию ЦК компартии Японии, где подали заявления  о приеме их в  ряды КПЯ.

Группа бывших японских пленных на причале после возвращения домой из СССР.

Факты эти мне вспомнились  во время встречи  членов магаданского отделения общества «Мемориал» с представителями семьи  Конно из Японии. Глава семьи – Хисаси Конно –  бывший фельдфебель пехоты, плененный в августе 1945 года  советским десантом на острове Симусю (Шумшу), был  среди военнопленных, которые узнали Колыму не понаслышке. Жил в Магадане, строил дома, водовод, работал на хлебозаводе. Много рассказывал  о Колыме, Восточной Сибири своему сыну Синри. Впечатления у него остались настолько яркие, что, воспользовавшись услугами «Интуриста», он вновь приехал в Магадан – город и его юности, ведь тогда ему было чуть больше 20 лет. Гляда на него, вспомнил строки японской средневековой поззии, и как–то  само собой сложились похожие, явно не классические:

Судьба пересекла маршруты
двух колонн:
солдат микадо и «врагов народа».
Найти б их след
в дальстроевских архивах.

Город лежал рассеченный
проспектом у моря,
словно судьба солдат микадо
в плену.

Многое забылось бывшим солдатам, но думается, с годами пришла мудрость: с соседями надо жить дружно, вместе решать проблемы жизни на планете, ведь небо и море у тихоокеанцев  одно, и  проблемы должны быть общими. Очевидно, что рядовой житель Японии после 1945 года  мог бы сказать:

Озябший рододендрон
Сложил свои крылья.
Закрываю и я
Листья Книги Жизни.

Когда господину Касаи Такеси, бывшему военнопленному, ставшему бизнесменом в Иокогаме, задали вопрос: «Не испытываете ли Вы чувства обиды? Не держите ли Вы злобы на того, кого считаете виноватым в трагедии, пережитой Вами в определенный период жизни?», то он ответил: «Конечно, все это для японского народа одна из незабываемых страниц истории. Но я лично, например, рассуждаю на этот счет таким образом: при определенной системе государства виновный, приносящий вред  другому, тоже является в известной степени потерпевшим.»

И далее он добавил: «Мне думается, суть вопроса состоит в том, чтобы не повторилась трагедия в будущем, где бы то ни было. Люди должны   сплотиться и с твердой решимостью  бороться  против возникновения подобных систем управления страной во всем мире».

Ряд публикаций в прессе  рассказывают о встречах с бывшими японскими  военнопленными на Колыме. Так известный советский журналист – международник В.Дунаев писал: «Думаю, что не погрешу против истины, если: одним из самых сильных впечатлений от Японии на протяжении 25 лет журналистской работы неизменно становились случайные встречи с бывшими японскими военнопленными. Всегда при этом  поражало их живое стремление, услышав русскую речь, прямо на улице заговорить с советским человеком, добрым словом   помянуть два – три запомнившихся от лагерной жизни имени, непременно сказать тебе что – то хорошее о твоей родине. И это несмотря на то, что и для нашего –  то народа те послевоенные годы были нелегкими, а уж для оторванных от своей земли, своих традиций, к тому же  заключенных в неволю людей, казалось бы, и вовсе невыносимыми…».

И далее он цитировал  горькую правду, прозвучавшую на «японо–советском симпозиуме по вопросам сибирского интернирования» в Токио в частности, слова заведующего отделом ИВ АН СССР А. Кириченко: «Сталин приказал начать подготовку к войне с Японией в сентябре 1944 г., то есть   еще до ялтинской конференции. Советские войска начали атакующие действия против Японии до официального объявления начала войны, сделанного министром иностранных дел Молотовым японскому послу в СССР Сато в 17.00 по московскому времени (во Владивостоке было уже 00 часов 9 августа), а приказ о наступлении был зачитан в войсках в полдень 8 августа по дальневосточному времени. В Японии такие действия рассматриваются как вероломное нарушение советско–японского договора о нейтралитете, 3-я статья которого определяла «право денонсации за один год до истечения пятилетнего срока действия пакта». Таким образом, Сталин в одностороннем порядке незаконно нарушил условия советско–японского пакта о нейтралитете».

Видимо, из дипломатических соображений А. Кириченко не напомнил японцам, что вероломство  в годы второй мировой войны было в практике как самой Японии, так и  Германии,  ее союзника…

Эндо Ресукэ и Д.И. Райзман, 1.04. 2011 год.

В последние  дни марта 2011 года в Магадане побывал корреспондент московского бюро японской газеты «Санхэй  Симбуи» Эндо Ресукэ. Его интересовало современное отношение магаданцев к лагерному прошлому Колымы,  в целом  к тоталитарному режиму Сталина, а в частности, к событиям второй мировой войны на Тихом океане, и, вполне естественно, к японским военнопленным. Мы беседовали с ним два часа в библиотеке нашего Магаданского института экономики Санкт–Петербургского университета управления и экономики без переводчика, так как он хорошо владел русским языком. Не смотря на доброжелательность собеседника, я заметил, что у него, как представителя японской общественности, в оценке  событий 1945 года звучит обида на СССР: «Почему Советский Союз после выступления императора Японии о  прекращении военных действий, продолжил наступление против японских вооруженных сил?». Он признал, что в Японии до сих пор существуют проблемы и переживания, связанные с прошлым и настоящим, особенно это касается территориальных претензий друг к другу,  и согласился, что претензии связаны с внешнеполитической деятельностью правительств, а не  с  мнением широких народных масс.

Я вспомнил, что когда Владимир Дунаев в интервью с Р. Сайто, председателем Всеяпонской Ассоциации по проблемам компенсации бывших военнопленных в СССР, задал ему вопрос: «Что является, с его точки зрения, оптимальным  вариантом решения проблемы?», то  получил  ответ: «Поддержка советским народом позиции г-на Кириченко. Это резко поднимает уровень понимания  всеми японцами сути перестройки, происходящей в Советском Союзе, а значит – и степень доверия. К советским, русским людям у нас самое теплое отношение, но мы никогда не согласимся оправдать уродливую политику Сталина не только в отношении нас, японцев, но в отношении других народов, в отношении самих советских  людей. А ведь даже в те тяжелые годы ваши люди находили в себе силы, чтобы поддерживать, подкармливать нас, проявляли к нам заботу и теплоту… Это не забывается, этого никто из нас никогда не забудет.

Стела Памяти на проспекте Ленина возле входа в городской парк была открыта 2 сентября 1996 года.

Действительно, память о событиях второй мировой войны на Тихом океане хранится в нашей стране, в том числе в Магадане, где  2 сентября 1996 г. была установлена Стела Памяти на проспекте Ленина возле входа в городской парк. Она посвящена участникам боевых действий в годы второй мировой войны против милитаристской Японии. Авторы Стелы – магаданские архитекторы: Ю.Х. Аглиулин, С.М. Шульгин, С.К. Манжиханов, Б.Л. Шабуров, А.Н.Герасимов,  М.А. Хатурян.

Сегодня мы предпринимаем шаги по розыску безымянных  могил и массовых захоронений японских военнопленных  на колымской земле.

Однако нам известно из публикации политуправления Дальневосточного фронта в 1945 г., что с 9  по 23 августа  1945  года в японский плен попало до 20 тысяч советских военнослужащих, солдат и офицеров. Но какова их судьба? В печати не было никакой информации об этих наших соотечественниках, ставшими военнопленными. На международной конференции историков США, Канады, России и Японии  в 1993 году, посвященной участии Аляски в годы второй мировой войны, я говорил об этом факте, надеясь, что слушатели донесут эту информацию до японских читателей, но прошло девятнадцать  лет, и эта страница второй мировой войны так и не прочитана. Не исключено, что цифра в 20000 советских военнопленных завышена (или уменьшена?), только никто не отрицает, что военнопленные были с обеих сторон. Если о японских военнослужащих, попавших в плен, есть информация, то о советских военнопленных ничего неизвестно до сих пор. Хотя все понимают, что лишь совместными усилиями граждан Японии и России мы сможем ликвидировать подобные шрамы войны.

Творческая интеллигенция Магадана давно имеет культурные контакты с научно-педагогическими кадрами Японии. Преподаватели Северо–Восточного государственного университета давно наладили совместные визиты студентов и педагогов, археологи СВ КНИИ ДВО РАН организовали рабочие и научные связи между исследователями. Так в январе 1993 года  наш СВГУ, бывший в то время  Магаданским международным педагогическим университетом,  посетила группа японских педагогов с острова Хоккайдо. Это были Кадоваки Масатоси, магистр педагогики, профессор Хоккайдского педагогического университета из Саппоро и Кувабара Киеси, доктор педагогики, доцент Хоккайдского педагогического университета, тоже из Саппоро.

Слева направо: Кувабара Киеси, Д.И. Райзман, Кадоваки Маса-тоси, Т.Д. Райзман. Магадан, 1993 год.

Они выступили на международной научно–практической конференции «Образование и международное сотрудничество», рассказав о современном положении и задачах образования в Японии. Если во многих странах мира их система образования, равно как и качество образования, оцениваются положительно, то большинство общественности и самих преподавателей в самой Японии не согласны с такой оценкой. Критическое отношение к существующей системе  образования, в частности, связано с потерей интереса к учебе, ростом числа детей, не посещающих школу. Наши коллеги анализировали проблемы, которые были характерны для образования Японии и в республиках бывшего СССР. Оживленный разговор состоялся у профессора Кадоваки Масатоси, специалиста по начальному образованию и старшего преподавателя кафедры педагогики и психологии начального обучения Магаданского МПУ Т.Д. Райзман. Они обсуждали общие вопросы обучения младших школьников в СССР и Японии. Я же интересовался у Кувабара Киеси  содержанием его исследований творчества А.С.Макаренко и его мнением, как изменятся учебники бывшего Советского Союза, рассказывал о своем видении регионального подхода к содержанию образования. Перестройка советского образа жизни позволяла надеяться на отход от авторитарной педагогики, рожденной в условиях «единственно верной идеологии», а вот как изменится содержание учебников в японских школах, особенно освещающих события второй мировой войны на Тихом океане? Ответа я так тогда и не получил.

Интерес к соседней с ними стране в Магадане был постоянным. Прежде всего, этот интерес подкреплялся завозимыми товарами широкого потребления. Как правило, их в первую очередь приобретали рыбаки, добывавшие рыбу и морепродукты на судах «Магаданрыбпрома». Были и творческие контакты.

Ольский ансамбль «Лель».

В 1979 году на Хоккайдо выступал впервые ольский ансамбль «Лель», лауреат Первого Всесоюзного фестиваля самодеятельного художественного творчества трудящихся. Пропаганда русской народной музыки в их творчестве вызвал высокую оценку, как зрителей, так и официальных властей. «Вы растопили лед Хоккайдо!», – заявил артистам с Охотского побережья первый советник посольства СССР в Японии В.Смирнов. И в 1982 году ансамбль «Лель» под руководством Н.Ф. Усика вновь выступил на сценах Хоккайдо. К сожалению это были разовые контакты  нашего культурного сотрудничества. Но запомнились выступления в 2001 году японской певицы Миоки Исибаси. Ее соло под гитару в исполнении русских народных песен вызвал неподдельный интерес магаданцев. В последующие годы она приезжала в наш город, исполняя романсы Вадима Козина, японские народные песни.

Японская певица Миоки Исибаси.

Ответным культурным мероприятием явилось издание книги «Исчезающие языки Тихоокеанского региона», очередной том которой вышел в Токийском университете языкознания. Сборник трудов по тунгусским языкам №23 был посвящен эвенскому языку, и включал в себя тексты и грамматику, переведенные на японский язык. Составителями и переводчиками сборника явились профессор Токийского университета С. Казама и З.И. Бабцева, бывший магаданский педагог.

Позже при посредничестве областной общественной организации: «Магаданская область – Япония» был организован дважды просмотр  худо- жественных и мультипликационных фильмов о стране Восходяшего Солнца, вызвавший большой интерес у горожан.

В марте 2003 года в Магадан прибыл вице-консул генерального консульства Японии во Владивостоке господин Наоки Томиока. Он встретился с активистами общества «Магаданская область – Япония» (ОМОЯ) и познакомился с проектами культурного содружества граждан Японии и России. На этой встрече я озвучил предложение историкам Японии и России поработать над совместным исследованием «Война на Тихом океане», высказав разные, пусть даже противоречивые оценки событий уже 60-летней давности. В этой необычной дискуссии могли бы принять участие историки США, Канады и других стран, интерес которых к Тихому океану, истории населения его побережья  складывался в ХХ веке. Поиск вариативных ответов  на актуальные вопросы современности служил бы  средством  укрепления доверия и мира между государствами и соседними народами, несмотря на горький опыт содержания иностранцев  на одном из островов Архипелага ГУЛАГ.

В 2010 году  состоялся  дружественный визит  делегаций Магаданской области и Японии, в ходе которого обе стороны обсуждали проекты делового сотрудничества и культурные контакты, возможные совместные инвестиционные соглашения об использовании минерально – сырьевой базы Колымы,  В частности, речь шла о перспективных направлениях  сотрудничества – добыче вольфрама, золота и редкоземельных полезных ископаемых, изготовления базальтовой нити для высокотехнологичных изделий, переработки  отходов в альтернативное топливо и поставки  на территорию газовых турбин. Наконец, реально сотрудничество в области добычи рыбы и переработки морской продукции, совместное решение актуальной задачи по переработке мусора, двусторонние связи  в сфере туризма. Всему этому  способствует и деятельность Особой экономической зоны в Магаданской области. Комплекс таких мер вселяет надежду на позитивную деятельность  соседей по Великому  Тихому океану.

Действительно, отношения между нашими регионами: Колыма – Япония в текущем ХХI веке зависят только от понимания необходимости мирного сотрудничества, когда время и добрая воля  работают на перспективу.