Экспедиция по шаламовским местам Колымы.

Состав экспедиции у мемориальной доски Шаламову на здании больницы в поселке Дебин.Состав экспедиции у мемориальной доски Шаламову на здании больницы в поселке Дебин.

В начале августа мы с представителями Русского географического общества предприняли поездку по шаламовским местам области. В предыдущих публикациях мы рассказывали и о дебинской больнице, где работал Варлам Тихонович, и об открытии там, в 2012 году мемориальной доски, инициатором которого стали: главный врач больницы Георгий Гончаров, председатель Ягоднинской общественной организации «Поиск незаконно репрессированных» Иван Паникаров и вологодский историк, действительный член Русского географического общества, писатель и автор памятника репрессированным грекам в Магадане – Иван Джуха (г. Вологда). Благодаря Ивану Георгиевичу состоялась и эта поездка.

Эмиль Гатауллин.

Эмиль Гатауллин.

В ней приняли участие исследователь творчества Варлама Шаламова,  главный редактор журнала «Скепсис» и сайта «shalamov.ru»  доцент Сергей Соловьев (г. Москва), фотограф Эмиль Гатауллин (г. Королёв), водитель пожарной части №2 ГУ МЧС по Магаданской области Андрей Верещагин (г. Магадан) и я. Мы прошли 2 тысячи километров, отыскали места расположения бывших лагерей, тюрем, шахт, больниц и захоронений.

Здесь, на Колыме, Варлам Тихонович Шаламов в заключении провел 17 лет…

Экспедиция преследовала две цели: рассказать о Шаламове на Колыме и о природе Колымы, – говорит Иван Джуха, – среди направлений РГО есть пропаганда жизни и деятельности выдающихся людей. Шаламов- уроженец Вологды, а наш проект, это проект Вологодского отделения РГО, и перед нами в этой экспедиции стояли две основные задачи. Во-первых, посетить все места, связанные с именем Шаламова, и во – вторых, исследовать состояние исторической памяти. В иллюстрированном сборнике мы хотим показать все шаламовские места и рассказать о Колыме. Не только в контексте ГУЛАГа, а с точки зрения природных красот края и населяющих его людей. На мой взгляд, давно уже назрела необходимость реабилитировать Колыму. Все, кто здесь отбывал сроки, уже реабилитированы. А сам край, который ни в чем не виноват, не реабилитирован в общественном сознании. Он по-прежнему остается символом ужасов, символом ГУЛАГа. Этому надо постепенно – сразу не получиться – положить конец. Мамонт и бухта Нагаево – вот символы Магадана, но не Маска Скорби (при всем уважении к тем, кто здесь отбывал и к тем, кто остался в Колымской земле).

Усть-Таскан.

На Усть-Таскане.

Мы проехали по трассе до Аркагалы, побывали в Кадыкчане, Сусумане (малая зона), исследовали Ягоднинско-Дебинский куст (Джелгала, ключи «Дусканья» и «Алмазный»). Мы совершили очень интересный маршрут, как в ландшафтном отношении, так и в шаламовском – от Дебина по Колымскому прижиму к Усть-Таскану, оттуда на Эльген, проехали мимо Круглой Сопки(где состоялся последний бой майора Пугачева) добраться мы туда не смогли из-за заболоченности. По долине Верхнего Ат-Урях мы доехали до «Востока», нашли то место, где находился лагерь «Партизан», в котором пребывал долгое время Варлам Шаламов, посетили «Серпантинку» и вернулись в Ягодное. Из Ягодного поехали в Дебин, а оттуда совершили два маршрута на Спокойный, где тоже работал Шаламов. Далее на Черное озеро (там Шаламов работал в составе геологической экспедиции некоторое время) и крайняя точка нашего маршрута – Ола, где он находился мимолетно…

День первый.

Поселок Дебин. Больница.

Поселок Дебин. Больница.

Поздно вечером шестого августа мы прибыли в Дебин. Поселок этот назывался Левый берег (он расположен на левом берегу Колымы), так же называется сборник рассказов Варлама Шаламова. Разместились мы в гостиничных номерах дебинской больницы. Я всегда там останавливаюсь. Там удивительная атмосфера. В этом уникальном здании ш-образной формы до 1946 года размещался Колымский полк. Как-то военные летчики, производившие облет местности, обратили внимание на эту солдатскую казарму, казавшуюся колоссом среди тайги и проглядывавшуюся с высоты на многие километры. Об этом было заявлено руководству Дальстроя, которое приняло решение о нецелесообразности дальнейшего пребывания в этом месте военных, – пишет Иван Паникаров в своей книге «Колосс в тайге».

Больница сегодня.

Больница сегодня.

Больница эта сохранила первозданный облик. По программе «Модернизация здравоохранения» предлагалось выделить деньги на ремонт, придать зданию современный вид – покрыть сайдингом, например. Но персонал решил оставить все как есть: оштукатуренные стены, перила. Окна только пришлось заменить, да еще кое-где двери и полы.

Стенд посвященный ШаламовуСтенд посвященный Шаламову.

К 100-летию со дня рождения В. Шаламова в больнице была открыта комната-музей писателя, к чему немало приложил сил главный врач магаданского противотуберкулезного диспансера №2 (так сейчас именуется Дебинская больница) Георгий Гончаров.

Главный врач Георгий Гончаров.Главный врач Георгий Гончаров.

Экспонатами поделился директор Ягоднинского музея «Память Колымы» Иван Паникаров, какую-то часть собирали в экспедициях по местам лагерей, что-то прислали люди…

008Экспонаты комнаты – музея В. Шаламова.

В этой больнице трудились В. Шаламов, кремлевские врачи… В. Шаламов писал, что получил здесь второе рождение. Он мог погибнуть, но здесь его подлечили, он окончил фельдшерские курсы и остался работать до освобождения… В эту больницу мы еще вернемся.

День второй.

А пока выдвигаемся на место бывшего прииска «Спокойный» (на ручье Спокойный сегодня трудится старательская артель).

Колючка на Спокойном.

Колючка на Спокойном.

Здесь находился лагерь, о котором напоминает колючая проволока в несколько рядов.

Находка на Спокойном. Печка...Находка на Спокойном. Печка…

Нам удалось найти котел, печки изготовленные из бочек, несколько рукомойников на 6 человек и абажур – из консервных жестяных банок.

Находка на Спокойном - абажур.

Находка на Спокойном – абажур.

Несколько предметов лагерного быта мы взяли с собой для московского музея ГУЛАГа. На следующий день мы отправляемся на поиски лагеря «Партизан», где долгое время на общих работах находился Варлам Шаламов…

Колыма. Вид с Дебинского прижима.Колыма. Вид с Дебинского прижима.

Дебинский прижим…Красивейшее место… С него открывается великолепный вид на реку Колыму. А по другую сторону от дороги – на сопке – крест и памятник. Надпись гласит:

На этой сопке погребенным
Под номерами, без имен-
Седой гранит-знак СКОРБИ он.
Наш долг признать
Ваш честным труд
Народа память Вам вернуть…

Памятник заключенным.. Установлен на прижимеПамятник заключенным.. Установлен на дебинском прижиме.

Эти крест и памятник, и еще семь крестов – на местах захоронений заключенных установил дебинец Владимир Найман.

Памятный крест, установленный на кладбище заключенных. Дебинский прижим

Памятный крест, установленный на кладбище заключенных. Дебинский прижим.

Более 20 лет он разыскивает по области братские могилы. К его личности мы еще вернемся. Владимир Августович будет сопровождать нас в некоторых маршрутах… Здесь мы насчитали одиннадцать рвов… Одиннадцать – довольно протяженных братских могил. Сколько людей нашли свой последний приют здесь – сложно сказать, а документов никаких нет… Поклонившись праху, спускаемся вниз.

Цветы колымские..Цветы колымские…

В машину не хочется. Хочется идти по прижиму, вдыхать аромат лесных трав, слушать щебет птиц и радоваться жизни…

Иван Джуха.Иван Джуха.

Я не всю землю еще, к сожалению, объехал, но мало мест на земле, где я заряжаюсь, – прерывает мои раздумья голос Ивана Джухи, – Одно из таких мест Колыма в целом и, конкретно, этот прижим. Много раз я тут бывал, ощущения не притупляются. Это место я могу сравнить только с Дельфами в Греции. Третье место – малая родина Раздольное, Донецкая область. И Колыма…А еще я думаю, когда лечу на восток: какие просторы – Урал, Сибирь, Дальний восток…

Дебинский прижим.

Дебинский прижим.

Какие красоты! Какие богатства! Отчего же мы так плохо и бедно живем? Почему на такой красоте столько несчастий? И в прошлом, и сегодня? Когда Россия начнет прирастать Сибирью? Я вывел для себя формулу: кто не видел Колымы, тот не знает России…

На прижиме.

На дебинском прижиме.

Это точно! Мы идем по дороге, любуемся умопомрачительными пейзажами, снимаем на фото и видео. Подъезжает наш «Урал». Теперь мы держим путь к «Серпантинке», одному из самых знаковых мест Колымы. Во времена ГУЛАГа считалось, что если тебя направили в следственную тюрьму «Серпантинку», то это конец. «Оттуда возврата уж нету». Но известны случаи, когда людям удавалось выбраться из Серпантинки. Это было чудом. Таких случаев очень мало. Мне старатели рассказывали, что в долине находили человеческие кости, пули и гильзы. Здесь установлен памятник и крест.

Табличка на памятнике у Серпантинке - расстрельном лагере Гулага

Табличка на памятнике у Серпантинке – расстрельном лагере Гулага.

Надпись на памятнике гласит: «На этом месте в тридцатых годах находилась следственная тюрьма Серпантинка. Здесь были казнены десятки тысяч репрессированных граждан, прах которых покоится в этой долине…

– Это ошибка, – говорит Иван Георгиевич Джуха. – Не десятки тысяч. Но дело не в этом. Это не отменяет всей трагедии. Больше ста двадцати тысяч умерло на Колыме. Просто лагерь – это медленная смерть… Больше умирали в лагерях…

Поминальный крест расстрелянным и погибшим заключенным на Серпантинке..

Поминальный крест расстрелянным и погибшим заключенным на Серпантинке…

Рядом с памятником – крест. Сын расстрелянного здесь Федора Николаевича Ждана установил его в память о своем отце, оставил свой номер телефона…Иван Джуха впервые побывал на Серпантинке в 2004 году. Именно здесь у него родилась идея увековечить память земляков – греков. Двоюродный дед Ивана Георгиевича, к счастью, выжил в колымских лагерях, а родного деда расстреляли…

– Когда я вернулся в Москву, позвонил по номеру, указанному на кресте, – рассказывает Иван Георгиевич – сын Ждана Федора Николаевича был сильно растроган тем, что чужой человек позвонил, произнес имя его отца… Ждан Федор Николаевич, 1907 года рождения был расстрелян в 1940-м…Сюда привезена земля с его родины, из г. Сафоново, Смоленской области. В 1991-м году установлен этот памятник… Я сейчас в Москве позвоню по этому телефону, не исключено, что уже никто и не ответит… Низкий поклон тем, кто поставил и этот камень, и вообще все памятники, потому что дети должны знать, что их родители были невиновны, что о них помнят.

Памятник на Серпантинке. Это был один из самых зловещих лагерей Колымы.. Здесь приводились в исполнение смертные приговоры..

Памятник на Серпантинке. Это был один из самых зловещих лагерей Колымы… Здесь приводились в исполнение смертные приговоры…

Памятник на Серпантинке 22 июня 1991 года установили журналист газеты «Территория» Святослав Тимченко, эльгенский кооператор Владимир Романов, редактор газеты «Северная правда» Анатолий Суздальцев, жители Ягодного Александр Федченко, Юрий Вишняков и, конечно, председатель общества «Поиск незаконно репрессированных», директор музея «Память Колымы», журналист Иван Паникаров. Он причастен к очень многому, что делается в области. Он – выдающаяся личность. Он делает то, что должна бы делать власть…

День третий.

Короткая ночевка в Ягодном, а утром – поиск поселка Беличьего, где в годы ГУЛАГа располагалась больница для заключенных.

В поисках Беличьего.

В поисках Беличьего.

Иван Паникаров, туристы из Польши, съемочная группа из Германии во главе с Антониной Аксеновой – дочерью Евгении Гинзбург, сусуманский краевед Михаил Шибистый, сотрудники московского музея ГУЛАГа – вот такой большой компанией мы выдвигаемся в сторону бывшего населенного пункта. Он располагался в семи километрах от Ягодного. Сворачиваем с дороги. Идти предстоит по болоту – всего-то метров триста, – подбадривает спутников Иван Паникаров. Прогулка по болоту – это очень романтично, но кажется, что здесь гораздо больше, нежели триста метров. Мы кричим на всю округу на разных языках – отпугиваем медведей. (Косолапые нынче представляют большую проблему. Как раз незадолго до нашего путешествия в парке Ягодного медведь убил человека.)

Витек Дрыгальски и Агнешка Зинтарски.Витек Дрыгальски и Агнешка Зинтарски.

Тем временем знакомимся с ребятами из Польши. Витек Дрыгальски – экономист из Варшавы, Агнешка Зинтарски – учительница философии, польского языка и литературы – из Опола. Ребята прочли множество книг, в том числе, Шаламова и мечтали побывать на Колыме. Они любят путешествовать по России и не понимают, почему большая часть населения Польши плохо относится к россиянам. Нам встречались в пути очень хорошие люди, – говорят путешественники, – мы подружились, и теперь будем общаться. Много поляков отбывали на Колыме наказание. Наш писатель Густав Грудзинский был в заключении в Архангельске. Он написал книгу «Другой мир»… Нам очень нравится Колыма: настоящая, дикая природа. Но самое важное – люди. У нас бытует стереотип, что в России только медведи и алкоголики, я рассказываю полякам, что это не так – смеется Витек. А мне не смешно. Мне обидно за державу и я зло возражаю: в Польше алкоголиков не меньше. Он спешно соглашается…

Нет, тут явно не триста метров, – думаю я, ловко лавируя между кочками. Зарубежным гостям очень тяжело. Они, возможно, не были готовы к ТАКОМУ экстриму. Впрочем, чего еще можно от русских ожидать!

Марио.Кинодокументалист Марио Дамолен.

Кинодокументалист Марио Дамолен с надеждой обращается к Джухе, кивая на Паникарова: «Он же сказал, что тут «всего» триста метров!» На что Иван Георгиевич, не без юмора, отвечает: «на Колыме один метр равен 10 «материковским» метрам. Тут другая метрическая система времени, мер, весов, расстояний, человеческих качеств»…Понял ли шутку наш попутчик, не знаю, но мне показалось, он был раздражен. Черт знает этих русских, что у них на уме…

Поселок Беличий…До 1942 года здесь была база геологов. В 1942 году организовали больницу. Беличий просуществовал до середины 50-х годов прошлого столетия. Сегодня здесь болото и лес. Мы бредем (временами ползем) по болоту, по колено в воде (и я ловлю себя на мысли, что никогда не видела таких живописных, таких огромных кочек). А вода в болоте! – Посмотрите, какая прозрачная вода в наших российских болотах! – не унимаюсь я… Поляки смотрят как-то странно. После моего вопроса: а вы знаете, кто такой Иван Сусанин? – и вовсе – недоверчиво… Впрочем, это не помешало нам впоследствии подружиться. Их приводит в неописуемый восторг все – и бескрайние колымские просторы, и красота природы, и наши ночевки, и купание в котлованах. Но… об этом позже). Мы лакомимся морошкой и красной смородиной…

Ну вот, наконец, остатки построек! Это лагерная больница, – рассказывает Иван Паникаров, – она относилась к Северному горно-промышленному управлению. Центр находился в Ягодном. Здесь отбывали наказание, лечились, а потом были оставлены для работы Евгения Соломоновна Гинзбург, Варлам Тихонович Шаламов и другие, известные нынче люди: литераторы, и политики. Скорее всего, эти возвышенности – это бараки или больничные корпуса. Мебель и посуда, которые мы тут обнаружили, – кое-что из лагерного прошлого, а что-то и современное, ведь после того, как в конце сороковых годов больницу перевели в Дебин, здесь остались вольные и жили до начала 60-х годов. А потом это место было заброшено, жители переехали в Ягодное… Печка, фрагменты кирпича от фундамента, гвозди того времени… Вот, пожалуй, и все, что удалось найти.

Я рада возможности пообщаться с Антониной Аксеновой, дочерью Евгении Гинзбург (автора книги «Крутой маршрут»). Она приехала со съемочной группой из Германии, где сейчас живет. В России Антонина Павловна была актрисой, сейчас работает режиссером.

Антонина Аксенова.Антонина Аксенова.

– Я эту тему поднимаю, чтобы люди не забывали. Спустя 30 лет переиздала книгу «Крутой маршрут». Тираж разошелся быстро. Хотела в Магадан хоть пару экземпляров привезти. Не получилось. Отрадно видеть, что есть молодые ребята, которые поднимают эту тему, иностранцы очень интересуются. Завтра мы поедем в Эльген. Мама долго там находилась. Шесть лет назад я побывала на месте бывшего эльгенского женского лагеря. Там бараки сохранились. Марио Дамолен прочитал эту книгу лет 20 назад и мечтал снять фильм…

Нас прерывают. Антонине пора. Немецкие документалисты снимают фильм о женских судьбах – Антонины Аксеновой и Евгении Гинзбург. Оператор и журналист Марио Дамолен преподает в Людвигсбурге (по специальности «Документальный фильм»), пишет для газет и телевидения. Темой сталинизма и ГУЛАГа занимается с начала 70-х годов. В России он уже в пятнадцатый раз. Был и в других лагерях, но на Колыме впервые.

С ним мы говорим, возвращаясь из маршрута. Переводит звукорежиссер Александра Феттер.

– Природа очень красивая, а история ваша жестока, ужасна, – говорит Марио. Мы бредем по болоту и ему не позавидуешь – тяжелая камера в руках, рюкзак за спиной… – У меня сложилось впечатление, что русские не хотят ничего об этой истории знать.

– Может люди хотят забыть, потому что очень многих это коснулось? – предполагаю я.

– Нет, – уверен Марио, – не «многие», а как минимум, один член каждой семьи в России как-то пострадал от сталинизма. Василий Гроссман писал о систематическом забывании. В России, когда критикуешь какие-то вещи, то каждый русский воспринимает это так, как будто на него лично нападают. Но ведь есть разница между людьми, которые живут в России и системой?!

Я возражаю: немцы то тоже не очень любят говорить о фашизме! Он: не любят. Но говорят больше, чем русские. Наши отцы, не любят говорить, а дети говорят. Отсюда – конфликт поколений…

Он прав, вероятно. Одни отбывали наказание, другие охраняли их в лагерях. Ни те, ни другие, в силу объяснимых причин, не любят ЭТО вспоминать. Среди моей многочисленной греческой родни (по линии отца) тоже есть пострадавшие. Бабушка, была напугана на всю оставшуюся жизнь и на все мои вопросы отвечала: «Лучше этого не знать». Она надеялась, что если времена вернутся, то незнание это будет для нас, ее внуков, спасением…Об этом я размышляю весь оставшийся путь.

День четвертый.

С нами решают продолжить путешествие Витек и Агнешка. В Магадан они добрались самолетом, а вот из Магадана держали путь в Якутию автостопом. Из Якутии вылет в Москву и далее – домой, в Польшу. А пока – еще пять дней открытий, приятного общения, очарования природой и друг другом…Впереди у нас – Джелгала. Штрафная зона Джелгала. Страшное, страшное место…

Обратимся к Шаламову: «Время было весеннее, неприятное время, когда ледяная вода выступала везде, а летних резиновых чуней еще не выдавали. На ногах у всех была зимняя обувь – матерчатые бурки из старых стеганых ватных брюк с подошвой из того же материала – промокавшие в первые десять минут работы. Пальцы ног, отмороженные, кровоточащие, стыли нестерпимо. В чунях первые недели было не лучше – резина легко передавала холод вечной мерзлоты, и от ноющей боли некуда было деться»…

«…Слабея с каждым днем в забоях Джелгалы, я надеялся, что попаду в больницу и там я умру, или поправлюсь, или меня отправят куда-нибудь. Я падал от усталости, от слабости и передвигался, шаркая ногами по земле, – незначительная неровность, камешек, тонкое бревнышко на пути были непреодолимы. Но каждый раз на амбулаторных приемах врач наливал мне в жестяной черпачок порцию раствора марганцовки и хрипел, не глядя мне в глаза: «Следующий!». Марганцовку давали внутрь от дизентерии, смазывали ею отморожения, раны, ожоги. Марганцовка была универсальным и уникальным лечебным средством в лагере. Освобождения от работы мне не давали ни разу – простодушный санитар объяснял, что «лимит исчерпан». Контрольные цифры по группе «В» – «временно освобожденных от работы» действительно имелись для каждого лагпункта, для каждой амбулатории. «Завысить» лимит никому не хотелось – слишком мягкосердечным врачам и фельдшерам из заключенных грозили общие работы. План был Молохом, который требовал человеческих жертв», – говорится в рассказе В. Шаламова «Мой процесс».

Урал штурмует разлившийся Дебин..

Урал штурмует разлившийся Дебин..

Мост через реку Дебин разрушен. Недавним паводком и временем. Мост деревянный. Пролеты скреплены скобами. Скобы пришли в негодность. Настил более современный – металлический. Но, тем не менее, передвигаться по этому мосту невозможно. Мы не можем нарушить целостность маршрута и принимаем решение двигаться по воде. Не возвращаться же обратно! За 2 минуты 28 секунд мы пересекаем реку. Дебин – красив. Даже в паводок.

Джелгала.Река Джелгала.

На пути еще одна красивая река – Джелгала. Мы останавливаемся запечатлеть умопомрачительный пейзаж. Наш водитель Андрей Верещагин признается: «Впервые за сорок лет вижу такой восхитительный пейзаж – такую необыкновенно красивую реку, с такими порогами…Это завораживает и впечатляет»…

Андрей Верещагин.

Наш водитель – Андрей Верещагин.

Андрей 20 лет за рулем. По области ездить доводится не часто. Магадан – Палатка, вот, пожалуй и весь маршрут, но он хорошо знает месторождение «Лунное» – работал там. Доводилось трудиться и на других приисках Колымы, так что местность знакомая. Родился на Оле. Переезжать в ЦРС не собирается. В отпуске, за пределами области долго находится не могу. Недели две – не больше,- признался он мне.

Наш человек. Настоящий колымчанин. Не потому, что скучает на материке по Колыме. А потому, что, несмотря на то,что командировка затянулась, а на нем лежала вся тяжесть наших переходов, он находил в себе силы, не обращая внимания на усталость, подбадривать нас, помогать в поисках артефактов, выручать на трассе из беды братьев-водителей. Наши парни – они такие!.. Мы коротаем время за разговорами, Андрей постоянно цитирует Шаламова. Первый раз, – говорит, – прочитал в 12 лет. Был потрясен…

Дорога на Джелгалу.Дорога на Джелгалу.

А мы, тем временем, приехали… Сегодня на месте бывшего поселка Джелгала трудится артель «Чай-Урья-золото». Мы расспрашиваем старателей о местонахождении лагеря. Нам показывают ивняк на склоне сопке: там. Начальник участка Валентин Бикбаев вспоминает, как лет 10 назад старатели другой артели («Джелгала» – прим.автора) нарезали полигон, стали вскрывать торфа и пришлось оставить эти земли: «Полигон так и стоит нетронутый. Это захоронение заключенных. Оно небольшое. Размером сто на сто метров. Но было еще одно. Точно знаю. Но не знаю где»…

И вот мы на месте. Бродим по сопке, пытаясь хоть что-нибудь отыскать. Ходить неудобно – кочки, ямки, трава по грудь. Легко можно оступиться, упасть, или же наступив на что-то острое, неразличимое в траве, травмироваться. Мы нашли то самое место, где находился лагерь, в котором работал Варлам Шаламов. Нашли остатки водовода, остатки фундамента, бочки в земле (скорее всего это туалет)…

На месте лагеря Джелгала.

На месте лагеря Джелгала.

Исследователь творчества писателя Сергей Соловьев рассказывает: «В штрафной зоне «Джелгала» Варлам Тихонович Шаламов был дважды. Первый раз он попал сюда в конце 1942-го года за систематическое невыполнение норм, а второй раз – после своего «побега» с ключа «Алмазный». На Джелгале разворачивались одни из самых тяжелых его этапов в борьбе за жизнь. Отсюда его увезли в Ягодное, когда давали второй срок. Здесь, во время первого пребывания, он находился юридически не оформлен. Старый его срок истек в начале 1942-го года, а новый ему дали только в 1943-м. Почти полтора года он здесь был просто потому, что пересидел свой срок. Лагерь был страшный. Разводили здесь «без последнего». Тех, кто не мог самостоятельно выйти на работу, сбрасывали вниз с сопки. Нормы тоже были штрафные. Люди умирали здесь от холода и от недоедания».

Мы видим, здесь почти ничего не осталось. Только колючая проволока внизу, но само место эмоции внушает. Здесь стояли бараки. И смысл в том, что когда возвращались с работы, они, истощенные работой поднимались вверх. Вот здесь какие-то срубы, судя по степени гниения, это бараки…

И опять хочется цитировать Шаламова: «Штрафные зоны отличаются музыкальностью названия: Джелгала, Золотистый… Места для штрафных зон выбираются с умом. Лагерь Джелгала расположен на высокой горе – приисковые забои внизу, в ущелье. Это значит, что после многочасовой изнурительной работы люди будут ползти по обледенелым, вырубленным в снегу ступеням, хватаясь за обрывки обмороженного тальника, ползти вверх, выбиваясь из последних сил, таща на себе дрова – ежедневную порцию дров для отопления барака. Это, конечно, понимал начальничек, выбравший место для штрафной зоны.

Понимал он и другое: что сверху по лагерной горе можно будет скатывать, скидывать тех, кто упирается, кто не хочет или не может идти на работу, так и делали на утренних «разводах» Джелгалы. Тех, кто не шел, рослые надзиратели хватали за руки и за ноги, раскачивали и бросали вниз. Внизу ждала лошадь, запряженная в волокушу. К волокуше за ноги привязывали отказчиков и везли на место работы. Человек оттого, может быть, и стал человеком, что был физически крепче, выносливее любого животного. Таким он и остался. Люди не умирали оттого, что их голова простучит по джелгалинским дорогам два километра. Вскачь ведь не ездят на волокуше. Благодаря такой топографический особенности на Джелгале легко удавались так называемые «разводы без последнего» – когда арестанты стремятся сами юркнуть, скатиться вниз, не дожидаясь, когда их скинут в пропасть надзиратели. «Разводы без последнего» в других местах обычно проводились с помощью собак. Джелгалинские собаки в разводах не участвовали»…

Переправа через Дебин завершена..

Переправа через Дебин завершена…

Мы возвращаемся тем же путем. И впереди – снова форсирование Дебина. Выходим из машины продолжить съемки и переходим на ту сторону по разрушенному мосту. Это было правильное решение. Машина налегке идет против течения, попадает в яму, вода захлестывает кабину (находись все мы в машине, кто знает, выскочили бы мы оттуда?)… Андрею Верещагину удается справиться с течением, машина выныривает и натужно хрипя, выбирается на берег, выплевывая облака густого пара…Я испугалась. Как-то не улыбалась перспектива провести ночь под дружное рычание медведей в лесу… Мы опрометью бросаемся к «чихающему» «Уралу». В салоне все залито водой…Андрей довольный и счастливый «сушит» двигатель…

Что вы, уважаемый читатель, испытываете в местах, где ступала нога любимого писателя, художника, музыканта? Ничего? А если знаете, что он трудился вот здесь, в невероятных условиях, боролся с голодом, отбывал наказание в холодном карцере? Не сломался, выстоял, сумел поведать всему миру… Я всегда, направляясь в командировку по Колымской трассе испытываю волнение и трепет.

Об этом мы говорим с ученым Сергеем Соловьевым: – Для того, чтобы настоящий трепет испытать, надо здесь пожить, побродить по лесу, посидеть ночью у костра. Скорее, у меня здесь есть ПОНИМАНИЕ, ощущение от Колымы в целом, а не от конкретных мест.

От конкретного места было впечатление, когда мы на Джелгалу заехали. Я довольно живо себе представляю, как это было. Трепет настоящий я испытал, когда впервые в архиве открыл шаламовские рукописи. Забыл что у меня с собой ноутбук, переписывал вручную. Там был рассказ «У Флора и Лавра» – потрясающая зарисовка. Стихи в прозе, по сути. Его раньше не публиковали. Мы с Валерием Есиповым опубликовали его. Сначала в Литературной газете, потом в 7-м томе Собрания сочинений…И до сих пор ощущение от рукописей осталось.

Мемориальная доска Шаламову на здании больницы в поселке Дебин.Мемориальная доска Шаламову на здании больницы в поселке Дебин.

А здесь – ПОНИМАНИЕ…ПОНИМАНИЕ и стихов шаламовских…По поводу стихов у него было такое самоопределение: «Мои стихи, это, прежде всего, природствующая природа». Его ругали, что они холодные, что там нет человека. Но это, во-первых, не совсем так, Во-вторых, его задача была показать (как это он для себя определял), природу, с одной стороны вне человека, а с другой, как способ лучше человека понять. В советское время стихов Шаламова печаталось сравнительно много. Пять сборников вышло, регулярно печатался в сборниках «День поэзии», в газетах. Первая публикация была в 1957-м году в журнале «Знамя». Стихи о Севере. Когда смотришь, то понимаешь его лаконизм, его сдержанность и при этом, глубокую эмоциональность. Несмотря, а точнее, благодаря этой сдержанности.

– Какие строчки приходят?

– У меня всегда в голове его поэма «Аввакум» : «Не в бревнах, а в ребрах церковь моя»…Его поэзия, как раз та поэзия, в которую надо вчитываться. Ее понимаешь со временем…Конечно, по ручью пройти было бы более аутентично. Но не получилось у нас. Есть рассказ «Тропа»- тоже стихотворение в прозе: человек идет по тропе, ему в голову приходят стихи, он один, и он не знает, кто ее проложил, животное или человек. Потом на этой тропе он видит следы человеческие. И это очарование одиночеством пропадает… Тут же еще одна вещь есть: человек в лагере НЕ одинок. Он всегда на виду, уединение невозможно. Личного пространства нет…а здесь он надолго мог быть предоставлен сам себе и это одна из причин почему эти стихи пошли у него…

Продолжение следует…

Автор статьи: Евгения Ильенкова.

Экспедиция по шаламовским местам Колымы.: 2 комментария

  1. Спасибо вам за такую неравнодушную статью. считаю, что вы делаете очень важное и нужное дело, говоря об этой странице истории нашей многострадальной страны.
    В магаданской земле похоронен и мой дедушка. Он отбывал наказание в ОЛП Инвалидный, на 23 км магаданской трассы. Очень хочется приехать на его могилу, но пока обстоятельства не позволяют.

  2. Хотелось бы чтобы состоялась ещё одна и не одна такие экспедиции со всеми желающими , время проходит память не должна забываться, а после напишутся ещё мысли сопровождения , новые и связанные со старыми временами В.Т. Шаламова, очень бы хотелось!!!

Добавить комментарий для Татьяна Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *