Ночь, помноженная на моросящую хмарь, накрыла Хупкачан плотной мглой, и двое рыбаков в лодке совершенно потеряли ощущение расстояния и движения. Очертания берегов, еще видимые в сумерках, теперь исчезли окончательно.
– Вань, может на табор пойдем? Не ровен час, налетим на берег, утопимся! – послышался голос от туда, где еле-еле угадывался нос дюральки.
Со стороны кормы ответили:
– Подожди, как раз на яму вышли. Давай здесь по паре забросов. Если и здесь выходов не будет, стартанем до зимухи.
Раздались глухие удары сапог об алюминиевый корпус, и над лодкой выросла темная фигура.
– Эх, в прошлом году где-то здесь ленка взял на два кило. Чё нынче – не понятно. Не катится он еще, что ли? Куда бросать? Хоть глаза выколи! – фигура покачнулась, воздух разрезал свист спиннинга и фыркающий звук слетаемого с катушки шнура.
Где-то, за пределами микромира лодки о воду шлепнулась искусственная мышка. Лодка, одушевленная людьми, медленно плыла сквозь неодушевленную материю ночи, которая пугала своей неизвестностью и холодом черной воды.
– Серега, ты чего не рыбачишь? – тот, кого назвали Ваней, медленно вращал рукоять катушки, прислушиваясь к звукам и движению снасти.
– Да я боюсь тебя зацепить – мышку совсем не видно.
На самом деле ни фигА не в мышке было дело. Серега боялся этой темноты, этой неопределенности пространства и времени, а самое главное, Хупкачана. Ему еще не приходилось сплавляться ночью по реке, и он напряженно вглядывался в бездонную пустоту ночи, с замиранием ожидая удара лодки о корягу или берег. Холод от измороси сковывал и без того напряженные мышцы. Река маслянисто темнела за бортами, слегка волнуясь от движения в лодке. Уже давно прошли летние паводки, пронесло листопад. Сентябрьский Хупкачан был прозрачно чист и бесчувственно студён.
Наконец Иван присел на скамью и положил спиннинг вдоль борта.
– Не-клю-ёт, – растяжно и с разочарованием подытожил он свое мышкование, – Чего ты там затаился, замерз што ле? Совсем вы, городские, к таежной жизни не приспособлены.
Раздался щелчок, и на голове Ивана вспыхнул фонарик, свет которого выхватил дно лодки и мирриады микрокапелек, танцующих в воздухе беспорядочной толчеёй.
– Серёж, посмотри там, в носу, фонарь большой должен быть.
При свете мир обрел какие-никакие очертания, стал складываться в привычный для Серёги пазл. По отблескам воды вокруг лодки он понял, что плывут они где-то посередине реки, коварных коряг, грозящих перевернуть лодку, по близости не видно и не слышно. Воспряв духом, рыбак загремел бутором в носовой части лодки в поисках фонаря.
Мысли серегиного напарника тем временем приобретали хмурый характер. Рыбалка шла не по плану. В это время года по Хупкачану во всю должен был клевать ленок. И то ли погода не благоволила, то ли рыба еще не выкатилась в основную реку из притоков, но за целый день ни на блесну, ни на мышку они ни одного ленка не поймали. Обидно было вдвойне от того, что он гарантировал стопроцентную рыбалку своему магаданскому корешу, который ленка в жизни еще не видывал, да и вообще на колымских реках рыбачил впервые.
– Нашел? Давай-ка его сюда. Счас посветим, посмотрим, есть рыба или нет?
– Иван достал из коробки большой светодиодный фонарь. Мощный белый луч, словно гиперболоид инженера Гарина, пронзил воду до дна, – На, свети вниз по течению. Я на вёслах. Лодку боком поставлю, чтоб обоим видно было.
Серёга медленно водил лучом из сторону в сторону вдоль борта лодки.
– Глубина большая, плохо видно.
– Счас к берегу подгребусь.
С каждым взмахом весла очертания дна становились все отчетливей и видней. Под лодкой медленно проплывали мелкие черные камушки, перемежаемые с песком. Местами виднелись пучки нитевидных водорослей, которые, колыхаясь, смахивали на зеленых рыб.
Иван вел лодку метрах в двух от берега. Глубины осталось сантиметров пятьдесят, и сквозь тонкий слой воды все дно было как на ладони. Первым показался налим. Загнув хвост, он лежал рядом с земляной кочкой и равнодушно внимал вдруг окатившему его свету. От вида рыбы серёгино сердце ёкнуло и взбодрилось, разгоняя не только кровь, но и настроение:
– Ага, есть рыбка-то!
Напарник энтузиазма Сергея не поддержал: «Чего с него толку? Ни покоптить, ни посолить. Сразу если только на уху пустить или жарёху. Да их тут, налимов этих, счас как лопухов за баней будет! Если хочешь, тЫчек понаставим, мешок в Магадан увезёшь».
– Смотри, хариусы! Три штуки стоят. Ушли… – Серега явно впал в раж, голосом приободрился и зазвенел, – А это что за бегемот?!
В луче появилось лежащее на дне полуметровое тело с большой тупой головой, переходящей в широкое туловище. Как только лодка приблизилась, рыба резко ушла в темноту.
– Фигасе! Это что было? – разинув рот, рыбак следил за лучом света, – Вот еще одна! Еще!
– Кажись, каталка! – Иван приподнялся со скамьи и тоже с интересом смотрел в воду.- Походу, на нерест с Буюнды зашла. Блин, как я про нее забыл, даже сетей не взял!
– На блесну не берёт что ли?
– Да какая ей блесна! Она и на муху-то не берет. Травоядная, что карась. И костлявая такая же.
Фонарь высвечивал одну рыбу за другой. Разного размера, они стояли на плесе, прижимаясь ко дну. Маленькие глазки на непропорционально огромной голове блестели из глубины красными огоньками. Как только рыбины попадали под прямой свет, сразу же уходили в сторону.
– Да уж, не налим, под светом стоять не любит, – резюмировал Иван, – Так, раз попали на ход каталки, будем думать, как ее изловить. Это уже поинтереснее налима. Хороша и в котлетах, и в копченом виде, и в вяленом. Увезешь в город, у вас там таких небось и не пробовали. Всё, пошли на зимовьё!
Отсыревшие дрова загорались нехотя, дымя едким, выщипывающим глаза дымом. Серега матюкался, жег один газетный лист за другим, но дым в пламя преобразовываться никак не хотел. Пока из зимовья не вышел затопивший печку Иван и не сунул напарнику газовый баллончик с насадкой-горелкой: «На, не мучайся!»
Тепло от костра окончательно растворило в серегиной крови ферменты страха и холода, и его мысли выстроились в рыбацкий формат.
– А расскажи-ка мне за эту каталку. Чего она из себя представляет?
– Ха, прикольная рыбка! По-научному, вроде как чукучан. А по-народному…., – Иван еле сдерживал улыбку, – пиз@орыбица.
– В смысле?
– Увидишь, сам поймёшь, – в руках у Ивана заблестела бутылка, – Давай по одной. Не пьянки ради, здоровья для!
Выпили, закусили, помолчали, глядя на огонь.
– Наши как-то не заморачиваются по каталке: сетку в затоне поставил, сколько поймал – все твое. Не знаю даже, можно ее, кроме как на сеть ловить?
– Я тебя умоляю! Если рыба есть, ее по-любому можно поймать на крючок. У нас в Магадане тоже все: «Вот, на спиннинг из красной только горбуша, кета и кижуч. Нерка не берет, только на сети». Ага! Пока они там сети ставили, я волшебную приманочку подобрал: бац, бац – две нерки! У пацанов глаза на выкат. Короче, где эта, как ее там, рыбица, стоит, чем питается?
– Чем питается? Кстати, вспомнил еще одно ее название – пылесос. У нее рот, как у колымского осетра, трубочкой. Вот и сосет все со дна. Водоросли, букашек-бекарасиков. Очень любит глубокие тихие протоки. Там, где трава на камнях растет. Течняк не любит.
– На Хупкачане знаешь такие места?
– Ну да, ниже тут проточка есть. Там, где с руслом сливается, приглуба хорошая, метра 2-3.
– Ага, ну тогда есть у меня план, завтра с утречка испробуем. Проверим, только ли на сети ваша каталка здесь клюет.
…Утро, как это и бывает после ненастной ночи, наступило промозглое, но не морозное. По-над рекой стоял туман; стоял не плотной стеной, а клочьями, что говорило о его недолгой участи. Макушка леса уже отсвечивала солнцем, погода сегодня обещала быть ветренной.
Неугомонный характер Сереги вкупе с природной въедливостью заставляли идти наперекор устоявшемуся мнению и сложившимся правилам. «Что сеть? Никакого удовольствия! Вот ты попробуй по-честному, в поединке один на один. Понятно, что деревенским нет времени на досужие эксперименты, по-быстрому рыбы заготовил – и дальше занимайся хозяйственными делами. По мне, так ради спортивного интереса можно часика три-четыре потерять. Все равно ленка нет, а тут, может, и интересная тема выстрелит», – с этими мыслями он большим глотком допил остатки кофе и принялся за реализацию плана.
Избушка стояла на высоком правом берегу Хупкачана, напротив плеса. Ниже река уходила в левый поворот, в котором начинался перекат. Серега спустился и по берегу, покрытому подломленной морозами травой, дошел до переката. Здесь он зашел в Хупкачан, закатал рукава и с резким выдохом засунул руки в воду. Кисти словно обожгло. Оторвав ото дна большой камень, Серега вынес его на берег.
– Так, что мы тут имеем? Ага, бекарасики есть, шитики! – по мокрой поверхности камня расползались в разные стороны зеленые, с длинными усами, личинки поденки, а в зеленом, похожем на мох, куске водорослей, прилипшем к верхушке валуна, копошились ручейники. Последние от прикосновения втягивались в свой домик – только кончики лапок торчали. Наивные, от чего этот домик защита, если хариусы, ленки и другие рыбы жрут их вместе с этими «коконами»? Серега не раз ради прикола насаживал на крючок трубочку без шитика, на который клевало если и хуже, чем на самого хозяина, то ненамного. Плохо, что на крючке не держится.
Чтобы насобирать коробку шитиков, пришлось залазить в воду несколько раз. Вернувшись к костру, Серега долго отогревал онемевшие руки. Иван ухмылялся:
– Вот ты больной на голову! Я на крыше «китайку» старую нашел, счас ее в затоне воткнём и уйдём вверх по Хупкачану за хариусом. Пока харьюзим, глядишь, и сетка чего-нибудь изловит. Сдались тебе эти опыты, только время потеряешь.
– Хариуса я и ближе к Магадану поймаю. А сеть… Ты знаешь, к примеру, как чукучан сопротивляется? Надолго сил у него хватает, упертый или нет? А?
– Ну… – замялся Иван, – сильнее ленка-то навряд ли бьётся.
– Хе-хе, не у меня, а у тебя пробел в голове! Тебе-то, местному, грех не знать.
Пока Иван прогревал мотор, Серега прибрал на столе, затушил костер, припёр дверь избушки палкой. С собой взяли термос с чаем и немного снеди.
Потенциальное место стоянки чукучана оказалось в паре поворотов вниз по реке и являло собой слияние проток Хупкачана. Чистый от кустов берег позволял удобно расположиться.
– Ну, пробуй здесь. Хариусов точно наловишь, а насчет каталки, не знаю. Самому интересно. Давай-ка, Серый, мы сделаем так: чтоб время не терять обоим, я на Буюнду сбегаю, старицу одну разведаю. Раньше там щуки много было, сейчас не знаю. Надёги, сам видишь, ни на какую рыбу нет, а так, глядишь, кто-нибудь и обловится. Хорошо?
– Да без вопросов! Чего тут вдвоем торчать. Пару бутеров оставь только. Через сколько встречаемся?
– Часа через три я вернусь. Пообедаем и вверх по Хупкачану уйдем.
Иван, стараясь не греметь по лодке, сплавился метров 100 вниз, дернул стартер и, выйдя на глиссер, умчал вниз по Хупкачану. Где-то там, километрах в двух, его ждала Буюнда.
Серега осмотрел свой арсенал. Из удилищ у него имелись оборудованные катушками спиннинг и удочка, для монтирования настроев – коробка с различной рыболовной «аммуницией», в качестве насадки – опарыши и шитики. Из этого всего ему предстояло составить формулу, которая позволила бы поймать неведомую рыбу и которая состояла аж из трех неизвестных: стоит ли эта рыба здесь, по нраву ли ей придутся приманки и, вообще, есть ли у нее сейчас хоть какой-нибудь аппетит.
Теоретически, сработать должна была донная снасть. И Серега начал преобразовывать теорию в жизнь.
Со спиннинга снял мышку, размотал метра два лески и привязал к плетенке. На леску насадил скользящее грузило, подпер его снизу застежкой, на которой закрепил поводок с крючком. Подумал, оценил примерную глубину в протоке и выше грузила подвязал еще один поводок с крючком. На нижний крючок насадил ручейника, на верхний – двух опарышей. И маятниковым движением руки отправил снасть на середину протоки. Воткнул в землю рогулину и поставил на нее спиннинг. Донка готова.
Леска под напором воды вытянулась в дугу. Кончик спиннинга слегка покачивался. Минуты две Серега сосредоточенно глядел на него, как и всякий рыбак надеясь, что сейчас, вот прямо сразу после заброса клюнет, что вдруг здесь кишмя кишит чукучан и он попал приманкой ему прямо под нос, но… Кивок не дергался, Хупкачан бесшумно струился красноватой тундряной водой, и ничто не давало повода эту тишину разрушить.
Периодически бросая взгляд в сторону спиннинга (приспособить что-либо для звуковой сигнализации не нашлось), Серега переделал поплавочную снасть. По его мыслям, для бороздящей хупкучанское дно каталки стоило смонтировать настрой, которым он пользовался для ловли мальмы. А именно мушку ниже грузила убрать и привязать выше него длинный поводок с крючком. Поплавок тащит грузило по дну, которое по всем приметам здесь было без зацепов, а течение играет крючком возле носа рыбы.
Встав подальше от донки, Серега подобрал глубину и начал любимый для себя процесс рыбалки в проводку. Поплавочек, задерживаемый грузилом, шел медленнее течения, подпрыгивал и даже создавал за собой маленькие завихрения. Где-то у дна играл крючок с шитиком. Не клевало. Спускаясь по нескольку шагов вниз по течению, рыболов дошел до слияния протоки с рекой. Течение убыстрилось, и тут же поплавок юркнул под воду. Подсечка – и на конце лески туго отдалась живая трепещущая сила.
Надежды серегины не оправдались: это был хариус. Знакомый до боли, таких Серега за свою жизнь поймал тысячи, пусть и довольно таки крупный, но хариус. Не чукучан.
Хариуса на слиянии стояло много, постоянный клев даже повысил градус серегиного настроения. При всех раскладах явствовало, что лучше хариус в руке, чем чукучан в реке. Донка же все это время жизни не подавала.
Иван шел вниз по Буюнде, выжимая из мотора минимальную скорость, при которой лодка бы глиссировала. Торопиться особо было некуда, да и топливо стоило бы поэкономить. Солнце уже начало пригревать, и по реке потянуло встречным ледяным ветром. Берега, еще недавно пестревшие яркими красками осенней листвы, оголились, обесцветились. Уток, которых в начале сентября взлетали перед лодкой с каждой тиховодинки, не было. Природа готовилась к зиме.
Ни вправо, ни влево не виднелось никаких возвышенностей – Буюнда неторопливо текла среди огромной болотистой низменности. Острова, протоки, старицы, затоны, огромные ямы под песчаными берегами – все признаки большой равнинной реки. Где-то здесь лет пять назад Иван рыбачил со своим двоюродным дядькой, который показал ему одно озерко, где они неплохо отловились по щуке. Теперь Ивану предстояло вспомнить и найти заход в озеро – бывшую протоку Буюнды.
«Хорошо, что Серый согласился остаться, – думал про себя Иван, – Дядька шибко просил, чтоб я это место никому не показывал. «Запомни, Ванюша, хороший рыбак не тот, кто ловить умеет, а тот, кто свои заветные места не сдает. Пуще государственных секретов хранить надо!» А в секретах дядька толк знал, не даром звание заслуженного геолога получил».
Вход в озеро Иван узнал по большой чозении, надломленной посередине. Если б не чозения, проскочил бы мимо: если раньше проточку хорошо было видно с реки и в нее можно было зайти на лодке, то сейчас она вся заросла плотным кустарником, переплетенным гибкими, неломающимися ветками с обоих берегов. Видимо, с тех пор, как он был здесь последний раз с дядькой, сюда больше никто не заходил и протоку не чистил.
– Язык за зубами держать умеем, а вот какого черта я пилу на зимовье оставил, это вопрос! – чертыхнулся Иван. Он завел лодку насколько смог в проточку и заглушил мотор. Протока была узкая, глубокая, вода слегка отдавала ржавым болотным цветом. В ста метрах за кустами она заворачивала в сторону, там расширялась, и начиналось озеро. Близко, но на лодке не пройдешь. Топор был. Иван прикинул: нет, на вырубку кустов уйдет немало времени и сил.
Захлестнула обида. И не столько на себя, он и предположить не мог, что ему может понадобиться пила, сколько в целом на глобальное невезение. «Что не так, чем Подю обидел?! Ленок не катится, крупного хариуса нет, кусты эти… – опечаленный Иван сидел в раздумьях, – И что теперь делать?»
«Что делать, что делать? Чай попить и подумать!» – Иван достал термос, налил в кружку парящего кипятка. «На устье Исчезающего уйти, там в это время ленок должен быть. Нет, топлива мало. Тут, по струйкам поплавочку покидать, хариус по-любому есть. Ну, как вариант…»
Но желание попасть на озеро все таки не давало покоя. По берегу путь к нему, как и по проточке, так же преграждали плотные заросли кустарника, за которым неизвестно было что: может быть и болотина какая. Впрочем, если протока уходит вправо, значит, по левой стороне берег должен был быть более менее крепким.
Ходить по тайге Иван умел, а когда-то и любил. Раньше и зайцев тропил и лосей по болотам выслеживал, правда, с возрастом таки погрузнел, заимев снегоход и лодку, но навыков пешкования не утерял. Взвесив все «за» и «против», он понял, что сегодня ему представился хороший повод прогуляться по лесу.
Рюкзака с собой не было, но для деревенского рыбака это разве проблема? Из подготовленных для рыбы мешков Иван выбрал самый целый и чистый. Достал с рундука веревку, отмерял, сколько надо и ее концы привязал к нижним углам мешка. Кинул в него коробку с блеснами, термос, еще один мешок. Верх затянул петлей веревки – поняга готова. Чтоб удобнее было продираться через кусты, разобрал спиннинг.
Сплавившись немного по Буюнде, Иван нашел удобный для выхода на берег прогал среди зарослей, затащил нос дюральки как можно выше и привязанным к стволу березы фалом обеспечил себе гарантию наличия лодки на месте по своему возвращению. Ружье брать не стал – через заросли с ним было не продраться. Но и оставлять в лодке без присмотра осторожность не позволяла. Спрятал на всякий случай за кустом.
Закинув понягу за спину, сжимая в правой руке два колена спиннинга, а левой убирая ветки от лица, рыбак начал продираться сквозь чапурыжник. Иван, конечно, не рассчитывал на легкий путь, но с принципом невезения «беда не приходит одна» ему сегодня было не совладать: через десять минут борьбы с непролазным лесом он вышел на край болота. Участок с высокой, пожухлой, но еще не упавшей, травой, местами перемежаемой ерником, был шириной метров 20, вправо упирался в проточку, влево, метрах в семидесяти, виднелось маленькое заросшее озеро, прямо – снова начинался лес.
Иван обреченно сматюгнулся.
Еще не выловленная щука начала обходится слишком трудозатратно.
Что такое кочкарник, Иван прекрасно знал. Хождение по нему напоминало игру в «Сапера» самого сложного уровня: «подорваться», провалившись по пояс в жижу, в спрятанной в густой траве канаве можно было на каждом шагу. Кончится это болотками, полными ледяной воды, или вывихнутой ногой, зависело не столько от умения, сколько от везения.
И еще в этот момент пришло понимание, что он один. Что была запланирована обычная рыбалка с лодки, а не внеплановый переход по колымской тайге. Случись что…
Иван в нерешительности топтался на опушке. Потом прошел чуть в сторону, выискивая просвет в кустарнике вдоль протоки. В просвете блестело озеро. До него оставалось – рукой подать.
Иван сматерился еще раз. Не попробовать проскочить болото он уже не мог. Нет, конечно, можно было и развернуться назад, таким образом понапрасну истратив и силы, и время. Потом жалеть, что не дошел каких-то пятьдесят метров, ворочаться по ночам, кляня свою нерешительность и самосжигающе предполагая, каких рыбин ты бы там наловил.
Знающий об этом «потом» опытный рыбак достал нож из ножен, висящих на шнурочке на шее – так они не мешали сидеть в лодке, чем прикрепленные к ремню – и выстругал из хилой болотной березки жердь.
Минут через двадцать человек уже стоял на другой стороне болотины и отжимал правую штанину. Сапог лежал рядом голенищем вниз, оттуда капала вода. «Еще легко отделался. Главное – спиннинг цел, – вспоминал свое падение между кочек Иван. – Дальше легче будет!». Он отбросил жердину на край кочки, еще не зная, что через три часа она спасет ему жизнь, и, надев болотник, двинулся в сторону озера.
Спрятавшееся среди густого пойменного леса озеро являло собой покой и безмятежность. Это умиротворение быстро успокоило и Ивана. Нервное напряжение, вызванное незапланированным тяжелым переходом, спало, тишина, после постоянного шуршания ветками по одежде и чавканья под ногами, приятно ласкала слух. Где-то в ветвях лиственниц шубуршала птичка – то ли кедровка, то ли дятел – осыпая вниз веточки и хвою.
Иван собрал спиннинг, прикрепил катушку, протащил леску через кольца. Порылся в коробочке и, облегченно вздохнув, нашел стальной поводок. «Как я про поводки-то забыл, счас бы остался без половины блесен. Хорошо с прошлого года остался…»
Куда забрасывать и что, он помнил. Осенняя отъевшаяся щука должна была стоять в яме под его берегом, ближе к выходу из озера. И, наверняка, не собиралась тратить накопленные силы в погоне за низкокалорийной мелочевкой. Чем внушительнее приманка, тем лучше: Иван поставил самую крупную колебалку, которая у него была.
Кочкастый берег старицы перемежался редкими кустами и поваленными стволами деревьев. Иван выбрал место поудобнее, чтобы ветки не мешали спиннингу, оглядел озеро и послал блесну в наиболее чистую от травы точку. Как только блесна коснулась воды, он захлопнул дужку катушки и начал ускоренно крутить рукоять. Старица хоть и была глубиной по центру метра два, но то тут, то там виднелись макушки травы, норовящей зацепиться за тройник.
Прежде, чем ощутить удар, он увидел рыбу. Огромная, увеличенная призмой воды, она метнулась из-под берега поперек движению блесне. Мелькнуло белое брюхо, взволновалась поверхность озера. И не успело сердце ёкнуть от увиденного, как в руку отдало резким рывком.
– Уф, есть рыбка. Никуда не делась, никуда не ушла, – Ваня удовлетворенно внимал трескотне катушки, сдающей леску под мощным напором, – Давненько, видать рыбаков здесь не было. Непуганая, невыловленная! Ай-да дядька, ай-да я! Смогли сохранить озерцо от посторонних глаз. Узнай кто – давно бы уже сетками все вычерпали.
Рыбина сопротивлялась вяло. Сняв со шпули метров восемь лески, щука остановилась. Затем ушла чуть в сторону и зарылась в дно. Летом бы, конечно, она устроила феерию из брызг, свечек и виражей, но холодная предзимняя вода явно сказывалась на активности обмена веществ.
Следующие минуты рыбалки являли собой выкачивание рыбы со дна озера. Как только Иван выдирал щуку из цепких объятий водорослей, она, сделав пару рывков, снова утыкалась в траву. Наконец, на поверхности показался комок из нитевидных водорослей, за которым волочилось зеленое тело щуки. Задрав спиннинг над головой, Иван затащил ее на кочки. Рыбина сделала последнюю попытку освободиться, подпрыгнула пару раз на мелководье, развернувшись в сторону озера и обдав рыбака веером брызг, но было поздно. Ухватившись за основание головы, он выволок ее на берег. Несколько ударов палкой – и трофей повержен.
Сказать, что Иван был счастлив, значило, не сказать ничего! В какой-то мере он был еще и ошарашен. С первого же заброса такой неожиданный трофей. Максимум на что он рассчитывал – это щука килограмма на три, а тут «мамка» под десяточку. Таких ему доводилось ловить только на далеком Коркодоне. Видать, подросли за пять-то лет непойманые дядькой щучки!
И, как оказалось, это было только начало. Затерявшееся среди бескрайней Буюндинской впадины озеро просто кишело рыбой. И таких озер здесь, это Иван знал наверняка, были десятки. Удаленные от населенных пунктов, огороженные от «цивилизации» непроходимыми болотами, кочкарником, заросшими кустами или заваленными смытыми деревьями водотоками, они почти не тревожились человеком, а некоторые – никогда. В современном мире оказаться на берегу такого озера с удочкой в руке – счастье неимоверное.
И Иван упивался рыбалкой. Клевало практически на каждом забросе: щука от двух килограмм до восьми. Ему даже пришлось поменять тройник на офсетный крючок, чтобы удобнее было и отцеплять рыбу, и отпускать ее неповрежденной. Имея такой выбор, Иван позволил себе определиться, что ему и Сереге будет достаточно пары «мамок» на котлеты, и десятка двух-трехкилограммовой «мелочи» – запечь в духовке и раздать родственникам.
Часа за два выполнив «план», для исполнения которого пришлось отпустить штук двадцать неподходящих по размеру рыбин, Иван уложил улов в мешок и довольный расселся на поваленной лесине. Чувство глубокого удовлетворения переполняло душу. Попивая чаёк, он представлял, как вывалит эту кучу рыбы перед напарником, лицо которого наверняка передернет гримасой рыбацкой зависти. «Скажу, в Желтой протоке поймал. Если что, завтра на нее и сходим. Озеро мое, не дай Бог кто про него узнает…- Иван сорвал с кустика голубики несколько подсохших ягод и закинул в рот, – Пожалуй даже, завтра на выход пойдем. Рыбы наловили, не испортилась бы».
Благостную тишину нарушил неприятный и резкий звук карканья. На высохшей вершине лиственницы сидел большой черный ворон.
– Чего прилетел? Не будет тебе здесь поживы! – Иван всегда удивлялся пронырливости колымского воронья. Рыбу он чистить не собирался, мусора после себя не оставлял. Ворон, встретившись взглядом с человеком и словно прочитав его мысли, каркнул еще раз, оттолкнулся от дерева и улетел куда-то за озеро.
Иван упаковал мешок с рыбой в понягу. Сверху положил термос и коробочку с блеснами, затянул узлы. Чтобы тяжелый мешок закинуть за спину, пришлось ставить его на лесину. Веревки больно впились в плечи.
– Ничего, своя ноша не тянет, – прокряхтел Иван и, сгорбившись под весом ноши, грузно зашагал в сторону лодки.
Несмотря на небольшое расстояние между Хупкачаном и щучьей старицей, рыбачить Сергею приходилось в других погодных условиях. Жиденький береговой лесок, состоящий, в основном, из остовов несправившихся с болотной мерзлотой берез и лиственниц, не препятствовал ветру. Порывистый, он с шумом гонял мелкую зыбь по плесам и срывал с кустов последние листья.
У Сереги замерзли руки, и он разжег костер. В паузах между клевом – пять пустых проводок – Серега проверял донку и грел руки. Эмпирический путь проверки его гипотезы о возможности поимки чукучана на донную снасть не срабатывал. Влияли ли на ее доказывание отсутствие в протоке самого объекта изучения или наличие гольянов, регулярно сдирающих опарышей и шитиков с крючков, естествоиспытатель точно не знал, но эксперимент свой продолжал, закидывая донку то ближе к берегу, то дальше, то выше по течению, то ниже.
Главный вывод, который Серега сделал, это то, что слияние в этом месте проток являло собой точку отстоя хариуса на пути его скатывания в низовья Хупкачана и в Буюнду вообще. Рыба явно катилась, так как в отличие от обычной рыбалки поклевки хариуса не прекращались. Летом-то в одном месте поймать больше пяти штук крайне осторожной рыбы не представлялось возможности. Хариус настораживался и прекращал реагировать на любые приманки. Приходилось менять место. А сегодня рыба клевала с завидным постоянством, меняя лишь свой размер, в зависимости от того, стайка какого хариуса подкатится.
К договоренному времени возвращения Ивана харьюзятник-экспериментатор наловил почти 40-литровую канистру и так же фантазировал на тему удивленного лица напарника. Но напарника почему-то не было.
– Тоже, видимо, на рыбу попал. Ну и хорошо. Смысла нет вверх по Хупкачану идти, если здесь рыбы полно.
Особой тревоги долгое отсутствие Ивана не вызывало. Местный же, в передрягу попасть не должен. Напрягало, что уплыл он с термосом и едой, а посасывать под серегиной ложечкой начинало все сильней и сильней. Съев оба бутерброда с колбасой, Сергей достал заначку из сала, намереваясь пожарить его на костре. И тут его бомбанула идея.
– Может на сало попробовать?
Идея как таковая была в общем-то не нова. Зимой на сало в Магадане ловили корюшку. Это на море. А на речке, бывало, оно выручало на харьюзовой рыбалке, когда заканчивался опарыш.
Через пару минут один из крючков на донке спрятался в жирной, пахнущей чесночком и другими приправами, мягкой субстанции.
Прошло минут пятнадцать, в течение которых Серега поймал несколько харьюзей, как боковым зрением он отфиксировал глубоко кивающие движения кончика спиннинга. Это явно был не мелкий тряс гольяна. В два шага домчавшись до донки, он подсек и наконец-то почувствовал заветную тяжесть на том конце – эксперимент сработал.
Рыба упиралась тяжелыми ударами, тянула ко дну и никак не хотела выходить на поверхность. Никаких импульсивных забегов в полреки, рыба тупо тянула в противоположную от рыбака сторону.
– Только б не сошла, только б не сошла! – причитал Серега, разворачивая рыбину к берегу, не забывая при этом слегка расслабить фрикцион.
В воде мелькнуло розоватое тело.
– Блин, ленок! Я-то думал…
Серега поднял рыбину на берег… Это была рыба, только по цвету похожая на ленка. И это был ЧУКУЧАН. Хлюпая жабрами и двигая в их такт похожим на хобот губастым ртом, спрятанным за большим мясистым носом, он глядел на человека маленькими глазками и щерился большими грудными плавниками. Вынимая крючок, Серега понял истоки недвусмысленного народного названия каталки.
Сало сработало, и это было отрадно.
Не радовало то, что солнце начинало постепенно клониться к горизонту, а Ивана все не было. Серега напряженно вслушивался, надеясь уловить звук мотора – все тщетно. Рыбалка перестала приносить удовольствие, душевное равновесие постепенно склонялось в сторону нервного напряжения.
«Что могло случиться? Не уж то с мотором проблемы? – как следствие неизвестности в серегины мысли стали закрадываться самые нехорошие предположения, – В завал бы не залетел! Хотя какой завал, здесь по Буюнде даже перекатов нет. Опрокинулся? С чего бы это…». Он и предположить не мог, чтобы Иван мог выйти на берег.
Страшно Сереге не было. Не сказать, что он был опытным таежником – в лесу он бывал многократно. Но бывал городской рыбак там в сочетании с какой-нибудь техникой типа машины, лодки или снегохода, а также при наличии жилья поблизости.
Здесь, на Хупкачане, каких-то угроз Сергей не ощущал. Теоретически, до зимовья можно было добраться по берегу. Пусть и без тропы через кусты, но домик стоял по этой стороне реки. Дикие животные? Ну что в этих краях опасного может обитать? Медведь, росомаха, рысь, лось. У лося сейчас гон, он где-то по болотам в поисках самки шарится. Медведь весь в сопки ушел: доедает кедровую шишку и ягоды. У реки ему делать нечего. Росомаха к здоровому человеку и за километр не подойдет. Рыси в этом редколесье точно нет.
Серега нарезал еще несколько кубиков сала на приманку, остальное распластал ломтиками, насадил на веточку и поднес к огню. «Если через час Ванька не вернется, пойду на зимовье. Там думать и паниковать все комфортнее, чем ночью у костра…»
Каких-то полста метров по лесу, через валежник, заросли черемушника и кустарниковой березки – и Иван весь взмок. Мешок тяжелым студнем катался по спине, лямки так и норовили слететь с плеч. За шиворот стянувшейся вниз куртки так и сыпало колючим мусором. В голове роились тревожные мысли, выстраивая план перехода по кочкарнику.
Наконец, Иван вывалился из леса на край болотины.
– Так, где я тут переходил? – человек повел головой в сторону и обмер.
Метрах в двадцати от него, чуть прикрытый кустом, стоял лось. Здоровый, метра под два с половиной в холке самец, с размашистыми рогами-лопатами. Весь темно-коричневый он почему-то имел одну светло-серую ногу – и именно эта несуразица первой бросилась Ивану в глаза.
Иван и зверь молча смотрели друг на друга. Мысли в голове на мгновенье замерли, а потом завертелись с бешенной скоростью. «Млять, какой бычара! Почему он не убежал?! Не услышал меня? Не боится человека? Да нет. Сцука, у них же в это время гон! Ему ваще походу счас по черту, человек я или еще кто-то!»
Ни движениями, ни взглядом лось не выражал никаких чувств. Истуканом он смотрел на человека. Было слышно его посвистывающие дыхание, в такт которому шевелился большой дряблый нос.
Но для Ивана только факт того, что дикий зверь не убежал от его приближения, говорил о смертельной угрозе. Без ружья напротив огромного сохатого он чувствовал себя на краю пропасти. Да, ему приходилось встречаться с медведем. Да, он знал, что иногда достаточно наорать на косолапого благим матом, чтобы тот ушел с тропы. Не уходит, начинает мотать головой из стороны в сторону – значит, готовится к нападению, значит, стреляй. С лосем один на один Иван еще не встречался.
Иван поднял руку, чтобы снять лямку – зверь фыркнул и огромными подскакивающими шагами побежал к человеку. Мгновение Иван как зачарованный смотрел на лося, где-то глубоко в подсознании отмечая, как мельтешат его высокие и тонкие, словно палки, ноги, заканчивающиеся невпопад толстыми копытами, как легко и ровно идет лосиная голова, увенчанная тяжелыми рогами, как мотается под горлом из стороны в сторону шерстяной вырост, и уже на инстинктивном уровне пронзительно заорал.
Крик, который так часто в последнюю секунду останавливает атакующего медведя, возбужденному гоном лосю только придал ускорение. Его цель была затоптать это маленькое двуногое животное, разломать его кости своими тяжелыми, острыми копытами, раскроить череп, как он сделал это прошлой зимой чересчур обнаглевшей росомахе. Почти не проваливаясь в болотной жиже, он легко подлетел к человеку и в следующем прыжке намеревался ударить его передними ногами, как задние ноги заплелись за какую-то палку, торчащую из кочки и вместо того, чтобы броситься вперед, лось неожиданно для себя осел.
Секундного замешательства зверя Ивану хватило. Откинув в сторону спиннинг, он на ходу в развороте скинул со спины понягу. Тяжелый мешок соскользнул вниз и, попав на пятку, сбил человека с хода. Вытаскивая ногу из-под мешка, Иван попал в веревку, споткнулся, удерживая равновесие, засеменил вперед и… получил оглушающий удар в спину. Ноги оторвались от земли, от боли потемнело в глазах, и, расцарапывая лицо и руки, человек полетел сквозь заросли кустарниковой березки.
В нос ударило запахом сырости, прелой листвы, земли. По телу разливалась нарастающая со спины боль, лицо горело. Иван на мгновение потерялся, но быстро пришел в себя, вскочил и, хромая, побежал вглубь леса. Жажда жить затмила ощущение боли. Он больше не видел лося, но чувствовал его близость и решимость зверя добить его. «Только б не упасть, только б не упасть! Затопчет сука!» – из-за шума своих движений Иван не слышал зверя, но боялся оглянуться. Интуиктивно он искал укрытие, какое-нибудь широкое дерево, но в поле зрения попадались только чахлые березки. «Сюда!» – Иван заметил лиственницу с низковисящими ветками, зацепился за первую из них, обвил ногами дерево, подтянулся и полез вверх.
… К зимовью Серега добрался уже по темноте, изрядно уставший, но еще более – встревоженный. Он понимал, что с напарником случилась беда. Насколько тяжкая, можно было гадать безгранично, но беда у напарника тянула за собой серьезные проблемы и у Сереги. Спутникового телефона у них с собой не было. Охотничий сезон закончился уже недели две как, а рыбацкий закончится вот-вот, только лед покроет плесы Хупкачана. Рассчитывать, что кто-то еще придет на зимовье, было наивно. Серегины мысли мрачнели все больше и больше, по мере того, как сгущалась ночь.
Он разжег костер и поставил кипятиться чайник. Аппетита совсем не было, наоборот, от нервного напряжения в желудке заныла старая язва. От неопределенности и замкнутого круга мыслей Серега впал в оцепенение.
Вернул в бытиё чайник, забулькавший кипятком. Костер, аромат заварки, шипение воды в углях – все эти атрибуты таежной жизни успокаивали. Где-то на Хупкачене громко плюхнуло: то ли рыба, то ли ондатра.
– Пока чай остывает, пойду печь разожгу. – Серега поднялся со скамьи, понимая, что от тяжелых мыслей может отвлечь только движение. Расколол чурку, настрогал лучины, и, взяв с собой газовую горелку, полез в зимовье. И тут же выскочил.
Где-то далеко, за лесом, появился еле слышимый зудящий звук.
Звук нарастал. Он не был ровным, и даже пару раз прервался. Серега боялся пошевелиться, лодочный ли это мотор, не самолет ли летит какой? Наконец в монотонном гудении начали распознаваться отдельные звуки водомета! Никаких сомнений не было – это Иван!
– Вот чертяка! Надо же было ему так задержаться, что б по темноте возвращаться! – Сергей сейчас поражался умению напарника ходить по реке ночью. Ему было непостижимо, каким образом тот умудрялся ориентироваться только по полосе леса или берега на фоне неба. Но одно дело по большой Буюнде. А как он по Хупкачану пойдет?!
Судя по расстоянию до звука, Иван зашел в Хупкачан. Слышно было, как мотор сбавил обороты. «Крадется вдоль обрывистого берега – там глубина» – догадался Серега. Он метнулся к костру, подложил дров. Переживания, только что терзавшие душу, уже были позабыты.
С включенным налобным фонариком и намерениями высказать напарничку все, что он о нем думает, Сергей снова спустился к берегу. Из темноты в сторону зимовья приближалась дюралька, разбрызгивающая белые брызги. Привычного силуэта человека, сидящего у мотора, не было. Несколько секунд Сереге казалось, что лодка вообще пустая и управляется духом по типу «Летучего голландца», пока она не приблизилась к берегу, и он не увидел Ивана, лежащего на дне в полусидячем положении. Все его лицо было иссечено мелкими и не очень царапинами.
– Серый, выключи мотор. Всё, у меня больше сил нет, – рука Ивана соскользнула с рукоятки газа, и он упал на дно лодки. Серега суетливо затащил нос лодки на берег, забежал в лодку и нажал кнопку отключения питания. На него обрушилась тишина. Все претензии были позабыты, он с удивлением смотрел на напарника, вся одежда которого была в грязи. Больше всего пугали пятна засохшей крови.
– Тащи меня до домика. Потом все объясню. Песец, в какую я передрягу попал, Серый! Походу, ребра у меня перебиты.
Где-то через час в домике горел свет и под треск дров в печке Иван, обмытый теплой водой и перевязанный полотенцами и бинтами, эмоционально рассказывал Сереге о своих злоключениях.
– … Я с дерева смотрю, а он по мешку с рыбой своими кувалдами прыгает. Видимо, отвлек его белый цвет – иначе хана бы мне была! Весь мешок разорвал, рыба по всему лесу валяется. Постоял, послушал. Я с деревом слился – типа древесный гриб. Только сердце бьется так, что шишки чуть с веток не падают. Ушла эта скотина на болото, я еще час наверху сидел, боялся. Второй раз точно бы не убежал. Болотину не проходил – проползал. Боль адская, ладно спину не перебил. Не-е, Серый, один я больше туда ни ногой. Потом покажу тебе это озерцо.
– Да я тут тоже неплохо отловился. Поймал-таки несколько чукучанов. На сало, прикинь! Завтра до протоки сбегаю, а то там оставил. Щучки бы, конечно, тоже не плохо было бы домой привезти. Ну ничего, в следующем году поймаем.
– Ну не всю ж щуку было воронью оставлять, – Иван наконец-то улыбнулся, – Я так-то тех, что в мешке целые остались, все равно забрал…
P.S. Рассказ основан на реальных событиях, имена изменены, все живы-здоровы. Фото лося – С. Халанский.
Выражаю огромную благодарность Александру Гузенко, Михаилу Кречмару и Илье Ковякину, которые своими интереснейшими очерками о природе вдохновили и меня на сие литературное произведение.
Автор: Светлана Лаврова.
Страница автора на фейсбуке.