Было это более четверти века назад, зимой 1982 года. Жил я тогда в Ягоднинском районе Магаданской области, в поселке Эсчан, которого сейчас уже нет, а в те годы это был третий участок прииска «Штурмовой» Ягоднинского ГОКа.
Поселок наш был расположен на месте, где ручей Эсчан впадает в Мылгу. Река эта достаточно большая, многоводная и быстрая, с глубокими ямами, где зимует рыба. Водятся в Мылге налимы и хариусы, попадается и серюк (сиг-пыжьян), а из рыбной мелочи, не считая гольянов, есть усачи и бычки.
Самая популярная рыбалка на Эсчане (то есть, разумеется, в Мылге, и во всех ее притоках) – это, конечно, ловля хариусов и налимов. Этим занималось почти все мужское население горняцкого поселка. Были и женщины – любительницы помахать на берегу удочкой.
Интересным способом ранней весной ловили икряных усачей. Только-только начинал истончаться лед в устье Эсчана, появлялись первые промоины на быстринах мелководья, как там собирались мальчишки, а с ними и мужики, кто поазартнее. Расхаживали в «болотниках» по промоинам, заглядывали под большие плоские валуны, под подмытые быстрой водой льдины, и выковыривали оттуда обычными столовыми вилками, привязанными, как к древкам, к палкам, толстеньких брюхастых усачей. Часа за три можно было небольшой компанией наловить таким образом ведро рыбы. Улов обычно солили и вялили, развешивая рыбок гирляндами в оконных проемах. Вяленые усачи хорошо шли и к чаю, и к пиву, и просто так.
Хариуса и налима в Мылге ловили и летом, и зимой. Летом, правда, особо не наловишься, промсезон, почти все работали, как минимум, по 9 часов в смену, а то и, как говорится, «12 через 12». Но вот уж осенью и зимой все, кто не ленился, как говорили на Эсчане, «отмазывались», то есть налавливались вволю.
Вот и в тот декабрь 1982 года, ближе к Новому году собрался я тоже «отмазаться» в одном местечке, на одном из поворотов русла Мылги, где во время паводков была намыта песчаная коса, а за ней большая длинная узкая яма, где должны были скопиться скатывающиеся по осени хариусы. Место это было километрах в восьми от поселка, неподалеку от Каргыньи, правого притока Мылги.
стати о Каргынье. Я не нашел в топонимических словарях объяснений этого названия, там такого топонима вообще нет, и чего-то похожего тоже нет. На карте же, составленной в 1983 году, ручей именно так и обозначен – Каргынья. Но эсчановцы и штурмовчане его называли по-своему – Караганья. Может быть так было и правильнее, если вспомнить, что «караги» или «караг» – северный олень. Оленей в долине Каргыньи было в то время действительно достаточно много, а еще раньше, по рассказам старожилов, было их, что зайцев – несчитанное число.
Так вот, собрался я ловить хариусов под Каргыньей. Конец декабря в районе Эсчана обычно не очень холодный – морозы 35-40 градусов, безветренно, в общем, погода отличная. Но все же собирался я на рыбалку основательно: теплое трикотажное белье и ватный горняцкий костюм, валенки, подшитые войлоком и транспортерной лентой, перчатки и меховые рукавицы, а на голове – мохнатая овчинная шапка под капюшоном.
Вышел на рыбалку рано-рано утром, на улице еще, конечно, темно было. Но заблудиться было негде – вдоль реки на десятки километров пролегла одна-единственная дорога, она хорошо различима между темными лиственницами и кустарником на фоне нетронутого белого снега. И по этой дороге я дошагал до нужного мне свертка за каких-то полтора часа.
Ледобур я с собой не брал, надеялся на старые лунки, пробуренные предыдущими рыбаками, и на полыньи на быстрой воде. Взял только небольшую пешню, вернее даже не пешню, а просто заточенный толстый болт-«двадцатку», ну и нож охотничий еще со мной был. Этого вполне, по моему опыту, было достаточно.
Так и оказалось. Когда я вышел к яме, то хорошо разглядел в зыбком рассветном полусумраке-полусвете и поблескивающие свежим льдом кругляшки лунок, и темные пятна промоин, от которых поднимался морозный пар, тут же превращавшийся в причудливые гроздья инея на торчавших из воды ветках затопленных деревьев.
«Класс!» — подумал я и принялся за костер. Без костра на зимней рыбалке я никогда не обходился. С ним и веселее, и теплее, если даже он и теплится в небольшом отдалении от лунок. И чаек на нем всегда, при необходимости, можно сгоношить.
Пока готовил костер, стало совсем светло, и я достал из рюкзака удочку с мормышками.
Хариуса мы зимой обычно ловили на небольшие светлые мормышки, насаживая на них личинки ручейника или, при их отсутствии, мелко нарезанные узкие ленточки мяса или сала. Ручейника же набирали в ручье, прямо в поселке, под водоводом, ведущем от котельной к домам-общежитиям. Здесь всю зиму бурлил незамерзающий поток, и там на камнях мы собирали «домики« ручейников, а также ставили стеклянные банки-ловушки на гольянов.
Подготовил я снасть и подошел к первой ближайшей лунке, разбил намерзший в ней свежий лед. Вычерпав ледяные осколки, лег рядом с лункой и заглянул в нее.
Вообще-то в лунки заглядывать не рекомендуется, чтобы не спугнуть рыбу. Но я большой любитель посмотреть в этот подводный «телевизор», потому и одевался на рыбалку всегда потеплее, чтобы можно было дольше лежать на льду и наблюдать за зимней жизнью речных обитателей.
Заглянул я в лунку и увидел, что лед в месте, где она была пробурена, достаточно толстый, сантиметров восемьдесят, и до дна где-то около метра. Минут пять-десять понаблюдал, но ничего живого не увидел. Решил перебраться на другую лунку, поближе к промоинам, там лед должен был быть тоньше.
На следующей лунке, шагах в двадцати от первой, лед, действительно, был вполовину тоньше, что позволило мне опустить в лунку небольшой «перископ» — зеркальце, посаженное под углом на полуметровой ручке. В «перископе» увидел, что небольшая стайка хариусов держится у края первой от меня полыньи, и, чтобы их выловить, мне надо просто подползти к краю промоины и пустить мормышку в открытую воду.
Как увидел хариусов, сразу стало жарко от рыбацкого азарта. Не знаю, как других, а меня рыбалка не в последнюю очередь привлекает именно желанием ощутить на леске трепет сопротивляющейся пойманной рыбы. Вот чтобы поскорее испытать это чувство и пошел я сначала, а потом пополз к полынье. Пополз, потому что опасался провалиться на тонком льду. Полз и разметал перед собой лежащий на льду слой снега, который становился все тоньше и тоньше, а потом снега вообще не стало. В азарте и не сообразил я сразу, что раз снега нет, то лед совсем молодой и тонкий. А еще не заметил, что ползу я рядом с торчащими изо льда заиндевевшими веточками лиственницы, вокруг которых льда совсем не было…
В общем, рухнул я под лед. Лед провалился сразу, без предупреждающего треска, наверное я его просто не услышал, потому что слишком уж разгорячился, думая о первой поклевке. За что и поплатился…
На месте моего провала было не особенно глубоко, всего метра полтора, но течение было сильным. Оно и прибило меня к противоположному краю промоины, где я выбрался на прочный лед.
Хорошо, что я был одет в ватный горняцкий костюм. Ткань покрытия его очень плотная, поэтому вода не сразу ее пропитывает. Ватные брюки со специальным напуском на валенки, который затягивается и завязывается прочными тесемками, так что и в валенки воды я набрал не очень много, только слегка хлюпало. Больше всего промокла верхняя моя часть, потому что через ворот и шарф водичка бежала будь здоров как.
Тут я заметил, что мороз-то совсем не слабый, так как одежда сразу взялась ледяной коркой. Поднял голову и увидел, что небо совсем чистое, без облачка, значит, судя по всему, мороз уже больше сорока градусов.
Что делать? Сушиться у костра не было смысла, да и не во что было переодеться. Оставался один выход – идти домой. А как идти, пока я стоял в раздумье, холоднющая вода из верхней, промокшей части костюма проникала все глубже и ниже, уже и ноги стали замерзать. Значит, решил я, надо бежать.
Бежать, так бежать. Забросил кое-как рюкзак за спину (свободы движений уже было мало, одежда стала как панцирь) и вышел на дорогу. Сначала попробовал идти шагом, но тело давало уже недостаточно тепла, чтобы бороться с холодом, движения становились все более скованными, и я побежал, если это мое движение можно было назвать бегом. Со стороны все выглядело, наверное, просто фантастично. По дороге странным аллюром, почти не сгибая ног в коленях, двигалось нечто пыхтящее, то ли робот, то ли снежный человек. Двигалось, пыхтело и что-то бубнило нечленораздельное.
Бубнил я какие-то считалки, типа «раз-два, левой», чтобы просто задать ритм движению, какие-то солдатско-октябрятско-пионерские речевки, лишь бы не остановиться и не упасть. В середине пути я уже мало что соображал. В голове, в такт движению, билась одна мысль – «Ско-рей-бы-Эс-чан!»
Первый проблеск радости шевельнулся в душе, когда увидел поднимающийся над лесом столб дыма от поселковой котельной. Тут и бежать стало легче, потому что все-таки в движении я разогрелся и панцирь мой ледяной отошел, ноги в коленях уже хорошо гнулись.
Когда выбежал на мост через ручей при въезде в поселок, я был уже совсем живой, кому-то из встретившихся знакомых даже помахал приветственно рукой, как финиширующий стайер на стадионе. А за мостом уже была и центральная площадь Эсчана, и на ней контора участка, и наше семейное общежитие…
Вот такой была одна из моих давних колымских рыбалок…
Автор: Анатолий Петин.