Что ни говори, а Сталин был очень прозорливым политиком, когда выселял в места не столь отдаленные воевавших на стороне фашистов народы, определял их новое местожительство по степени опасности для населения этих территорий. Наказанных таким образом греков и татар я встречал не так и далеко – в Красноярском крае, чеченцев и ингушей – уже в Казахстане, ингушей на Амуре, а вот бандеровцев и власовцев дальше всех – на Колыме.
По моему мнению, народы из Крыма и гор Кавказа после выселения не так и бедовали. Греки обитали в таких «фазендах», что можно позавидовать. Татары катали меня по Енисею на собственных катерах, чеченцы – на «Волгах». Помню, начальница карагандинской торговой конторы возмущалась тем, что Чечня узурпировала в казахских городах все точки, торгующие вином на розлив. Ингуши до сих пор поражают сетью созданных за время высылки воровских малин у дальневосточных приисков: «Ингушзолото» на Амуре, «Ингушзолото» на реке Лене, «Ингушзолото» на Колыме. Им давно разрешено возвращаться на историческую родину, а они – никуда. Понравилось!
Хотя, с другой стороны, мой папа, который на войне командовал взводом, говорил, что среди его бойцов были и татары, и чеченцы, и башкиры. Воевали нормально. Были даже Герои Советского Союза. Но бандеровцев не было. Слышал, что воевали на стороне Гитлера, но встречать не довелось. Вот после войны и влачили существование на самом северном Севере – Колыме. Если не в лагерях строгого режима, то на окраинах колымских поселков в кое-как склоченных хибарках. При этом, если, к примеру, греков и татар просто переселяли из одного населенного пункта в другой, то бандеровцев сначала держали в лагерях, затем колониях-поселения, и под конец – на окраинах расположенных рядом с лагерем поселков под бдительным оком участковых. Выход один: жениться на даме с квартирой. Тогда уже ты житель поселка. Тем не менее, без права выезда. В лагерях и колониях-поселения по тамошним понятиям – «по рогам», а без выезда из поселка – «по ногам».
Кроме всего, Сталин на собственном опыте хорошо знал, что подобные переселенцы склоны к побегу, а беглец – настоящая угроза местному населению. Но вместе с тем, наш вождь пережил минусинскую каторгу, дружил с шаманами и был уверен, что аборигены Севера при помощи торбасного радио предупредят каждого жителя, если в тайге появился тот, кто может обидеть. Вот и прореагируют, как на нашествие медведей или голодных росомах. Тем более, в тех краях все вооружены, а за каждого подстреленного беглого зека положена немалая выплата. Лично мне председатель чукотского исполкома признался, что заработки некоторых «охотников за головами» были намного больше, чем его за руководство районом.
С другой стороны, почему не дать людям заработать, если эти бандеры такие неугомонные? А что неугомонные – никакого сомнения. Каждый год с наступление тепла банды колымских уголовников совершали побеги с тем, чтобы по осени вернуться в барак, получить дополнительный срок и «полировать там шконку» до нового побега. Обычно одному-двум беглецам из компании на десять уголовников предназначена роль «кабанчиков» или «живых консервов». Их съедали, когда заканчивался запас продуктов. Нередко большинство этих компаний составляли бандеровцы.
И все бы ничего, если бы молодые оленеводы, как и нынешние «майданутые», не любили пострелять. Однажды милиционеры, проводником которых был молодой оленевод, прижали беглецов к морю, а этот оленевод принялся пулять из карабина. Положил намертво всех. Когда я спросил этого стрелка, почему милиционеры не стреляли, а он стрелял, тот удивился: «Так у них же одни пистолеты, а у меня карабин! Разве с пистолета так далеко попадешь?»…
Недавно я узнал, что родную сестру Яценюка обнаружили в республике Коми, куда она попала вместе репатриантами. Не довезли, что ли? Только не нужно думать, что ёрничаю. Мы с женой поехали на Колыму добровольно – из-за голодухи, которую устроили нам фашисты вместе с этими прихвостнями. Теперь они богуют на Украине. Утешает лишь, что не знают очень важной закономернсти. Сегодня на Западной Украине немало тех, кто в свою бытность «сидел на параше» в колымских лагерях.
Кажется, на исторической родине после такой отсидки должны выглядеть героями. Ан, нет! Даже для самых оголтелых оуновцев побывший в тюрьме земляк становится как бы третьим сортом. Главное, обиженный им во время войны местный люд не желает прощать оставшиеся с Отечественной войны долги. Отсидит бандеровец положенное «по рогам» и «по ногам», летит в самолете проведать родину и через три дня, почувствовав палёное, несётся обратно. Перед этим визитом целый год велись всякие разговоры, строились планы, шли переписки и согласования, а чуть погостил, ни с того, ни сего срочно вернулся на Крайний Север и «ни чирик». Да еще и ходит с оглядкой. Потому что следом уже летит родственник когда-то им повешенных или расстрелянных земляков, чтобы исполнить вендетту.
На мою удачу одного такого бандеровца с прибалтийским погоняловым «Дядя Финн», казнившего во время немецкой оккупации двух женщин, «случайно» расстрелял на охоте приехавший из его родного села довольно положительный мужик. С высшим образованием, член партии и все такое. Говорит, случайно перепутал с медведем, вот и влепил двумя зарядами самой крупной картечи! В свою очередь правоохранительные органы «влепили» этому охотнику три года. Правда, всего лишь условно, и отпустили с Богом на нэньку Украину. Квартира расстрелянного бандеры в порядке живой очереди досталась мне. А ведь, как этот «Дядя Финн» не маскировался! Во время отсидки в нашем лагере стал на путь исправления – посещал вечернюю школу и кружок самодеятельности. По выходу на свободу женился, поменял фамилию, и даже национальность. О причине судимости говорить не приходится: «Никакой он не преступник, а боевой летчик, и осужден за то, что случайно сбил американский самолет». А этот прибивший следом мститель отыскал и замочил без всяких анкет, как последнего паршивца!
Но это дело хоть расследовали, а с бандеровцем Бондарчуком вообще комедия. Выпил самогонки и полез в драку с молоковозом Генкой. Бандера-то на зековской пайке поистощал, а Генка на коровьей ферме пил одну сметану и игрался флягами, словно циркач гантелями. И без того здоровье девать некуда, а здесь поселенец рвется в бой. Генка порушил ему ребра, сломал руку, отбил печёнку и в таком виде затолкал в туалет. Участковый даже не стал вызывать следователя. Составил акт, что Бондарчук в пьяном виде упал с унитаза и, получив многочисленные переломы, скончался…
А со временем для наших бандеровцев настали новые беды. Хотя, в тогдашних событиях немного виноват и я.
Жила-была в нашем поселке красивейшая женщина Анна Фонарева. Бывшая уголовница, конечно. Правда, срок, хоть и настоящая бандеровка, получила не за уголовное преступление, а за то, что была любовницей гауляйтера Украины Эрика Коха, который, как известно, дружил с Гитлером и еще с нашим разведчиком Николаем Кузнецовым. Понятно, не один раз встречался и с Анной. Она же, кроме утех с гаулейтером, заведовала домом терпимости. То ли в Ровно, то ли в самом Кенисберге. Да это и не важно. Важно, что среди жриц любви была на высокой должности, а талант, как известно, не пропьешь. Правда, на Колыме домов терпимости не оказалось, пришлось после лагерной отсидки заведовать нашим Домом культуры и еще производить регистрацию браков. Когда регистрировала меня с моей белоруской Валентиной Ивановной, была немного под градусом и случайно влепила: «Расторжение брака». Не растерялась. Перечеркнула неудачный штамп крест на крест, поставила удачный, и провозгласила: «Теперь точно будете вместе до самой старости!»… Я со временем паспорт заменил, а теперь жалею. Надо было «потерять»! Память-то какая!
Известно, разведчик Николай Кузнецов был убит бандеровцами. Ничего удивительного, что в наши края, куда их переселил Сталин, отправилась группа свердловских журналистов, которая собирала материалы о героическом земляке. От нашего поселка до столицы колымского края триста километров. В Магадане их встретили, угостили водкой и красной икрой, но сопровождать не стали, а посоветовали заглянуть ко мне. К тому времени я уже сочинил об аборигенах Колымы две книжки, печатался в «Магаданской правде» и был для пишущей братии своим. Те заглянули, а я познакомил не только с любовницей гаулейтера, но и целой компанией её сокамерниц. У них-то о колымских приспешниках фюрера информации больше, чем в лагерной спецчасти. Женщины как-то там настроили своих мужиков, и закипело. Встречи под водочку, совместные рыбалки и даже катания на лодках. Побывали на золотоносных полигонах, в заброшенных лагерях и на кладбищах. Зеки, «по свободе», вообще любят поговорить, а здесь такие слушатели!..
Не знаю, какой материал собрали уральские журналисты и где его печатали. Во всяком случае, обещали отправить публикации с описанием нынешней жизни бандеровцев в Западную Украину. И вообще, я не уверен, что дальнейшие события как-то связаны с их посещением, но случилось так, что в течении одного года трое наших бандеровцев ушло из жизни. Все довольно успешно отсидели свои срока, успели жениться, но что-то сложилось не так. Возвращается наша бухгалтерша с работы, а её поселенец в петле. Как шутил тогда наш завхоз, которому досталось делать гроб: «Висит груша, нельзя скушать!» И не скандалили, и расстались утром в любви и нежности, а к обеду такой сюрприз. Через полгода еще один, а затем и следующий. Разговоров полный поселок, участковый даже подозревает, что действует новый прибывший из западной Украины мститель. Успокоился только после того, как повесился простой уголовник, и через месяц его безутешная вдова вышла замуж за очередного условно освобожденного…
Мы же, вместе с корячкой бабушкой Мамми уверены, что во всем виновато наложенное на повесившихся бандеровцев проклятье. Не знаю, как камлали шаманы, которые дружили со Сталиным, но колымские мамушки им в этом искусстве не уступают. Кстати, у Сталина самым уважаемым шаманом тоже была женщина. Наш шаман дед Пакко стучит в бубен только на праздники да еще с приходом красной рыбы. Бабушка Мамми разводит «чистый огонь» и сжигает на нем оленью лопатку по любому поводу, а я ей помогаю. И не зря. Гоняем своим шаманством медведей и волков, отыскиваем потерявшихся в тайге оленей и даже вызываем снег. Когда приходит время откочевывать, нужно собирать все пятитысячное стадо, а как ты его найдешь по чернотропу? Если вызовешь снег, сразу каждый след на виду. Обрезал топтанину и все стадо вместе. Когда-то мой прадедушка был сельским священником и по просьбе прихожан организовывал крестные ходы на ниспослание дождя. Мама рассказывала, всегда отправлялся в такой ход с зонтиком! А я – его родной правнук, помогал аборигенам вызывать снег. С помощью шаманства! Грех, конечно, но на исповеди батюшка Фотий мне этот грех отпустил.
Так вот, во время последнего гостевания у аборигенов я рассказал бабушке Мамми о повесившихся бандеровцах. Та ничуть их не пожалела. Не потому, что бандеровцы, а потому, что у аборигенов человек, добровольно отправившийся на небо, вызывает уважение. Плохо лишь, что сделали это тайно. Мол, надо было попрощаться, выпить водки, покурить в компании с родней, потом уже вешаться. На небе, куда попадают эти люди, тоже полно водки, чая номер тридцать шесть и папирос «Беломорканал» фабрики Урицкого. Нужно только, чтобы затем любимая собака выхватила из котла, в котором варятся все отправившиеся небо люди, хотя бы одну твою косточку, и все будет нормально.
Еще бабушка Мамми рассказала, что в фактории, которая на Новых озерах, живет женщина. Тоже из бандеров. Молодая, упитанная, а снова, как те зеки, вешаться желает. Уже три раза вешалась. Не надо ей так делать, нужно, чтобы какой-нибудь мужик под полог тащил, детей делал, а она вешается.
Бабушка горестно вздохнула: – Все равно нормально повесится. Кого-то очень обидела, может, даже жизнь отобрала, а тот её на небо приглашает. Вот и вешается. Этих, которые в поселке повесились, тоже кто-то пригласил…
У бабушки Мамми два взрослых сына и три дочери, сама была замужем, по её подсчетам, семь раз. Но может, и больше. Удивительнее всего, совершенно искренне любит всех мужей до единого. Приезжаю в стойбище, а она шьет штаны из оленьей шкуры. Мол, скоро директор совхоза едет в Якутию за оленями тафаларской породы, обещал отвезти эти штаны её мужу. Интересуюсь, как долго с ним прожила, та удивляется:
– Зачем прожила? Под пологом вместе спали. Мне с ним очень хорошо было. Потом он в Якутию откочевал, там женился. Теперь жена умерла, он совсем без штанов живет. Я с директором передам. Пусть носит…
Были новости и в поселке. У наших соседей родился сын. И, хотя моя жена хорошо помнит, как бандеровцы вместе с фашистами уничтожали в её белоруской родине и взрослых, и детей, стоило новорожденному Грицку затемпературить, потребовала от меня срочно убить медведя. Делать уколы такому малышу настоящее варварство, а спинку и грудь медвежьим жиром разотрешь, снимет как рукой. Я уже добывал медведей и таскал ей этот жир рюкзаками, но разве напасёшься? Просят местные, просят магаданцы. Сначала Валя раздает его бутылками, затем пузырьками, под конец ложками. Теперь дома ни капельки и нужно отправляться к оленеводам. Рядом с их стадом часто «шарахается» медведь, угостишь пастухов водкой, да подаришь обойму патронов, завалят и мамонта.
Но может, я просто набиваю себе цену. За статьи в газетах и сочиненные об аборигенах книги они постарались бы убить для меня медведя без всяких подарков. До моего приезда о Колыме и ее аборигенах не было ни одной книжки. О городе Магадане были, о лагерях и зеках были, но о коренных жителях, их традициях и обычаях – ни слова. А водку и обоймы с патронами отвезу просто, как гостинец…
Так вот. Собираюсь в дорогу, считаю патроны, переливаю в грелки водку, и вдруг рядом с домом останавливается оленья упряжка. Приехал бевден (олений пастух) и привез от бабушки Мамми мунгурку (сумка из кожи) медвежьего жира. Как она узнала, что я озабочен этой проблемой, можно только догадываться. Я же говорю, что мои шаманки ничуть не хуже, чем у товарища Сталина.
Но главное даже не это, самое главное, что привез лекарство для бандеровского ребенка родственник того парня, который расстрелял беглых зеков только потому, что из карабина это делать надежнее.
Автор статьи: Станислав Михайлович Олефир.