Не так давно в канун празднования Дня Победы на одном новостном канале показали сюжет об открытии необычного памятника. Происходила эта церемония в северном городе Мурманске, а высеченным из камня героем монумента стал обыкновенный тюлень.
Дело в том, что в годы Великой Отечественной Мурманск оказался отрезан от внешнего мира, и спастись от голода его жители сумели, питаясь мясом и жиром морских животных.
Посмотрев сюжет, я решил, что нашел наконец-то начало для истории, поделиться которой с читателем мне хотелось очень долго. Время ее действия – конечно, не годы военного лихолетья. Но для поколения, родившегося в колымской глубинке в начале спокойных и сытых семидесятых и начавшего познавать мир в не менее благодатные восьмидесятые, демократический дурдом девяностых стал потрясением не меньшим, чем начало полномасштабных военных действий.
И враг пришел вовсе не со стороны. Напротив, те самые умные головы, которым люди были приучены верить с детства, неожиданно решили, что все построенные ранее большие и малые поселения Колымы были выстроены по ошибке. Преуспевающие совхозы, кормящие своей продукцией всю область, признавались неперспективными и убыточными для государства. Может, так оно по большому счету и было, но проводимая политика стала нечестной и предательской по отношению к местному населению.
Жители этих самых совхозов искренне верили, что все происходящее – просто очередная черная полоса в жизненной тельняшке, и нужно лишь продержаться немного до наступления лучших времен. И они держались. Наблюдали, как набивали наворованным добром контейнеры и убывали в давно уже заждавшиеся хозяев на «югах» дома большие и мелкие начальники.
Работали, получая виртуальную зарплату в виде записи суммы на «карточку». С этой карточкой можно было сходить в магазин и купить там банку молока и булку – только одну булку – белого хлеба. Хлеб выпекался в местной столовой, был очень вкусным, но воздушным и почти невесомым – за один присест можно было умолотить всю буханку в одиночку и остаться голодным. А все оттого, что у пекаря и его помощников были большие семьи, нужно было сэкономить муки домой, а потому завести тесто пожиже…
К моменту описываемых событий в кранах еще бежала холодная вода (в скором времени ходить за ней придется на речку) и еще висели под окнами и еле-еле грели батареи (не сегодня-завтра накроется медным тазом поселковая котельная, и все батареи сдадут в металлолом). А главный герой… А что, уважаемый читатель, если в его образе вы представите себя?
Итак, вы просыпаетесь утром в холодной квартире. Рядом сладко дремлет жена (она у вас доярка, и ей скоро на смену), на соседней кровати спит маленький ребенок. Еще рано, и в небе только зарождаются первые признаки наступающего утра. И можно бы еще поваляться в постели под теплым боком супруги, однако чувство неясной тревоги накатывает на вас и прогоняет остатки сна.
А еще хочется есть. Вообще, чувство голода стало для вас привычным. Вы бредете на кухню и накладываете себе картошки. Этот спасительный корнеплод да еще заквашенная с осени капуста – основное и почти единственное блюдо вашей семьи на протяжении всей долгой зимы. Иногда жене удается принести с работы немного муки. Где-то в сытых краях ее признали негодной для питания людей – эти чудаки разглядели через лупу каких-то маленьких жучков и отправили муку на корм скоту.
Какие глупости! Все жители села быстро научились просеивать ее через мелкое сито. Получался замечательный продукт – белейший и мельчайшего помола. В такие дни дома праздник живота – вы лепите вареники, а вернувшаяся со смены жена выпекает вкуснейшие булочки. Очень часто вам помогает мама – до пенсии ей осталось очень немного, и она дорабатывает этот срок, моя полы в доживающей последние месяцы школе. Там платят, пусть немного, но это настоящие «живые» деньги. Маме тоже непросто, но она зачастую делится последним. И сегодня на вашем столе целых полбутылки растительного масла…
За завтраком вы вспоминаете вчерашний разговор в котельной. Вы работаете там кочегаром за те же хлеб и молоко. Впрочем, кочегарам временами перепадает кое-что получше. Иногда, когда очередная корова из быстро редеющего голодного совхозного стада бессильно падает на передние ноги и ее успевают прирезать, кочегарам выделяют немного мяса. Правда, никому точно не известно, успели ли зарезать несчастное животное либо попытались спустить кровь у уже бездыханной. Происходит это чаще всего ночью, а совхозная ферма – особый закрытый мир со своими порядками. Иногда кочегарам подкидывают курево – вечно рассыпающуюся столетнюю «Приму» и вонючий «Беломор» из города Кременчуг. Впрочем, сами вы не курите и относите эту гадость жене.
Так вот, после очередного голодного головокружения вы дожидаетесь конца смены, заявляете начальству, что не можете работать кочегаром, и просите уволить вас по собственному желанию. В ответ ваши начальники, и без того уже лишившиеся многих работников, отказываются даже говорить об этом. Они тычут вам под нос какие-то законы, говорят, что никто не имеет права уволиться с работы когда вздумается, что вы обязаны кочегарить еще какое-то время…
Какая чепуха! Упрямство – ваше достоинство и недостаток, и вы решаете – если вас не хотят увольнять добровольно, выгонят за отсутствие на работе. Вы просто перестаете появляться в котельной, а позже забираете в конторе свою рабочую книжку с увольнением по тридцать третьей статье. Впрочем, это вас не особо беспокоит – законной работы на горизонте пока не видно, а появись она позже – вы всегда сможете объяснить происхождение «волчьей надписи». В это утро вас волнует другое – как вы будете жить дальше. Теперь не будет даже той скудной хлебно-молочной пайки, а семье так нужна еда…
В лесу вы всегда чувствовали себя как дома. Но в годы детства и ранней юности тайга была скорее вашим добрым другом. Правда, в годы учебы вы иногда выбирались в зимний лес с товарищами, подолгу жили там в охотничьих избушках и ставили петли на зайцев. Однако дичи в вашей семье никогда не ели, а в магазине всегда было полно всякого мяса – и всех пойманных лопоухих забирали себе друзья. Теперь же нужно применить накопленные знания охотника и следопыта на практике.
С зайцами все понятно – у вас осталось достаточно петель, и всегда можно найти и обжечь старую автомобильную покрышку. Но закавыка в том, что почти всех зайцев в окрестностях выловили не менее голодные и более шустрые конкуренты, а на дальние походы у вас нет ни сил, ни продовольствия.
Зато в этом году небывало расплодились куропатки. Многие мужчины поселка давно уже ставят на них силки, и не проходит и дня, чтобы жена не упомянула как бы мимоходом то об одном, то о другом удачливом охотнике, который вернулся из леса с полным рюкзаком куропаток. Усталая и замученная тяжелой работой, она ничего не требует и никуда вас не гонит, но во взгляде ее вы видите далеко запрятанную надежду. Кто еще отправится в лес, как не вы…
И в самом деле! После ухода жены на работу вы лезете на чердак и спускаете оттуда целую бухту телефонного кабеля. Весь остаток дня уходит на то, чтобы освободить тонкую медную проволоку от свинцовой оболочки, а затем еще от бумажного покрытия. Вы разыскиваете и толстую алюминиевую проволоку и мастерите из нее дуги. И все это в первый раз, держа в памяти увиденные когда-то в лесу силки и вспоминая советы знакомых. Уложив приготовленные ловушки в вещмешок, вы отправляетесь спать, полный планов на завтра.
Утром вы просыпаетесь раньше всех с необыкновенным приливом сил и бодрости, перекусываете, потеплее одеваетесь и отправляетесь в путь. На дворе – начало декабря, и морозы крепчают с каждым днем. Вот и сегодня температура опустилась за сороковую отметку. Но это – обычная и вполне терпимая в здешних краях зимняя температура. Вы идете по заснеженному лесу, но с неудовольствием замечаете, что следуете по нахоженному кем-то пути. И в местах, истоптанных стаями куропаток, уже расставлены целые ряды точно таких же, как у вас, алюминиевых дужек с маленькими медными петельками. Но нет худа без добра – вы видите, как они правильно ставятся, уверены, что у вас получится не хуже, а еще знаете – следы неизвестного петельщика рано или поздно закончатся, и по негласному охотничьему закону следующий пустеющий участок будет принадлежать вам.
Идти приходится довольно долго, и только у летних выпасов «Шестой километр» ваш конкурент наконец сворачивает в тайгу и возвращается к поселку другой дорогой по линии электропередач. Вы следуете дальше и оказываетесь в настоящем куропаточьем раю. Белые птицы то и дело взлетают с диким хохотом, вызывая от неожиданности на спине холодные мурашки. Тут же у зарослей тальника маленькими мохнатыми лапками вытоптаны целые аэродромы. Вы снимаете рюкзак и быстро дубеющими на морозе руками настраиваете петли. Расставив наконец все самоловы (а было их ровно пятнадцать), вы возвращаетесь домой донельзя вымотанный, но довольный и полный надежд.
Два дня вы выдерживаете с большим нетерпением. Услужливое воображение рисует яркие картинки куропаток, застывших в ваших самоловах в самых причудливых позах. И снова последний перед охотой вечер, вы ложитесь спать с новыми надеждами и не обращаете внимания на легкое недомогание…
А наутро просыпаетесь с гудящей и разламывающейся от боли головой. У вас температура под сорок – может, сказалось путешествие в лес, а может, просто какой-то вирус нашел легкую добычу. Дома на столе – все та же вареная картошка с кислой капустой, кончилось даже мамино масло. На градуснике за окном – минус пятьдесят три. Вы опускаетесь на табурет, почти готовый совсем упасть духом… И неожиданно странная дикая мысль врывается в голову. Злая, безжалостная, но вполне логичная, она впоследствии надолго станет вашим главным жизненным девизом: «Братец, а кого волнуют твои болячки? Ты должен делать то, что должен, а потому поднимай свой зад и делай!».
И тогда вы одеваетесь и отправляетесь в путь. Вегетарианский и обезжиренный завтрак дает совсем мало сил и не греет на морозе. Пар от дыхания шуршит в ледяном непроглядном тумане. Жутко мерзнет лицо, мороз проникает под одежду и заставляет трястись в ознобе вспотевшее больное тело. Одна только мысль согревает ваше нутро. Куропатки! Вкусные лесные птицы… Их можно будет потушить с картошкой. Или сварить борщ. А вдруг попадется много? Тогда можно заварить несколько птиц в кастрюле просто без ничего и вволю наесться дичины…
Ничем неописуемое волнение, с которым вы подходите к началу своих новых угодий. Вот ваши следы, сворачивающие в лес… Вы подходите к силкам и обнаруживаете, что они пусты. И бывшие совсем свежими пару дней назад следы уже присыпало снежной кухтой. Позже, набравшись опыта, вы узнаете, что большая стая куропаток может за день вытоптать большие площади, а потом улететь прочь за многие километры. Такими же пустыми оказываются и все остальные петли. И тогда вас покидают последние силы, от обиды на глаза наворачиваются слезы, и хочется сесть прямо здесь в снег и выть на небо подобно волку…
Конечно, вы не садитесь и не воете. Утираете сопли и очень медленно возвращаетесь домой. Жена все видит и ни о чем не спрашивает. Минует новые два дня, но теперь ожидание проходит вяло и спокойно.
И вот вы снова на месте. Повторяется та же история. Правда, кое-где появились свежие следы. Их мало, но они вселяют надежду. Вы проверяете силки и уже без прежнего отчаяния собираетесь назад, как вдруг в вашем мозгу неожиданно щелкает цифра «четырнадцать». Именно столько петель вы только что проверили. Но их было пятнадцать! Несмотря на усталость, вас окрыляет надежда, и вы снова внимательно осматриваете места своей охоты. И – вот оно! – замечаете, что одна проволочная дуга исчезла, и беспорядочный волок со следами крыльев ведет куда-то в заросли вербы. Вы бросаетесь по следам… Вот дуга, застрявшая в кустах, и – о, нет! – обрывок проволоки. Слишком тонкой для ловли куропаток… Уже без всякой надежды вы проходите немного дальше, и неожиданно замечаете присыпанную инеем белую птицу. Куропатка из последних сил разорвала тонкую «медяшку», но задохнулась и замерзла, раскинув крылья.
Домой вы возвращаетесь победителем. С гордостью вынимаете из вещмешка свою добычу и передаете ее жене. С этого дня вам почти всегда сопутствует удача. Вы мастерите новые дуги с теперь уже двойными петлями, а потом вовсе отказываетесь от алюминия и привязываете петли к найденным на месте большим веткам. Строите загородки из тальника.
В следующую охоту вы снова возвращаетесь с куропаткой, затем – с тремя, а после бывают дни, когда снежно-белые с розовым отливом русловки не влезают даже в большой рюкзак. Теперь редкие неудачи воспринимаются спокойно и философски. В кладовой всегда имеется запас. Иногда вы делитесь добычей с мамой. Жена, будучи в гостях, пробует там пельмени с фаршем, накрученным из грудок куропаток. Скоро она делает дома такие же, и они кажутся вам божественно вкусными. По такому случаю на тех же куропаток вы вымениваете бутылку вонючего картофельного самогона. И вот вы сидите вечером вдвоем, пьете крепкую сивуху, заедаете ее горячими пельменями, и все заботы и проблемы уходят прочь, уступая место безмятежному хмельному веселью…
На всю жизнь запомните вы обостренное чувство голода и безысходности и ощущение счастья и первобытной гордости добытчика от тяжести набитого куропатками рюкзака за спиной. Всю зиму жители поселка питаются куропатками, и даже те, кто их не ловит, покупают птиц у удачливых охотников. Вы ходите на промысел до наступления тепла, пока снег за день не начинает сильно подтаивать и оставлять петли высоко в воздухе, а попавшиеся куропатки не становятся наполовину коричневыми. Впрочем, перестать охотиться вас заставляют вернувшиеся из дальних кочевок вороны. Они находят пойманных птиц раньше и оставляют на месте преступления лишь кучки костей и перьев.
Жена скоро тоже бросает работу в совхозе и нанимается к крепкому хозяйственнику-фермеру. А вы уже внимательно следите за успехами друга. Он соорудил самогонный аппарат и пробует продавать свое зелье людям. Вскоре вы смастерите себе такой же, и нелегальный бутлеггерский бизнес станет источником пропитания для вашей семьи еще не на один год. О прошедшем годе куропатки напоминают лишь белые перья, которые гоняет по поселку налетающий ветер. После той тяжелой зимы популяция куропаток в ваших краях не восстановилась полностью и по сей день…
P. S. Прочитав написанное, читатель может подумать, что автор чересчур сгущает краски. Уверяю, что написанное не отражает и десятой доли испытаний, выпавших на долю жителей затерянных в колымской глуши некогда процветающих поселений.
Трассовские «аппендициты», мимо которых не пролегали оживленные дороги, куда не заглядывали корреспонденты (а если и появлялись иногда, то только районного «разлива» с четкими указаниями на то, о чем можно писать), которых высокопоставленные проверяющие сторонились, как смердящих помоек – эти поселки развивались по своим, подчас не написанным ни в одном кодексе законам. Кое-кто из благополучных горожан, слыша о размерах выделяемых ныне их бывшим жителям компенсаций на переселение, завидует. Не стоит, они их заслужили. И поверьте, дождались их далеко не все…
Павел Мамренко.
Магадан, 2010 год.