Атомная эра Мальдяка

В посёлке Мальдяк. Начало 50-х годов ХХ-го века.

Осенью 1950 года в истории прииска и посёлка Мальдяк была открыта новая страница. А дело было так…

Великое переселение

В сентябре 1950 года три ОЛП на Мальдяке опустели – заключенные были вывезены по другим приискам, а вскоре на их место прибыли новые жители – спецпоселенцы.

Ниже будут приведены выдержки и цитаты из воспоминаний тех, кто бывал в этих местах по своей и не своей воле. Но стоит критично относиться к части иных воспоминаний, местами в них есть и искажения и полные противоречия с действительностью – оставлю это на совести авторов.

Из воспоминаний заключенного Севвостлага Алин Д.Е.: «В сентябре (1950 года) всех ссыльных, обретавшихся на прииске Мальдяк, в одночасье переселили на Сусуманский ремонтный. Через несколько дней Мальдяк был заселен новым, особым контингентом. Что это был за особый контингент? Это были люди, которые строили Челябинск–40. Все: кто строил, кто руководил стройкой, кто охранял стройку, — все очутились на Колыме без права выезда и без права переписки на два года. Некоторые молодые люди пытались бежать с прииска, их ловили и давали сроки 25 лет ИТЛ, 5 лет поражения и 10 ссылки».

Из воспоминаний заключенного Севвостлага Павлов И. И.: «В дальнейшем прииск технически переоснастили, а заключённых заменили спецконтингентом — вольнонаёмными рабочими и инженерами, в основном бывшими ссыльными, работавшими до этого на секретной стройке атомной промышленности Урала — «Челябинск–40», а затем на три года изолированными от общества на горных предприятиях Колымы.

На Мальдяк можно было попасть только по пропуску, и лишь по специальному разрешению можно было его временно покинуть: район прииска находился под наблюдением военизированной охраны. Через три года изоляция прииска была снята, и большая часть работников его уехала на материк, некоторые остались на прииске, другие, как Николай, подались на соседние прииски «за длинным рублем»».

Из воспоминаний заключенного Севвостлага Морозова А. Г.: « Девять ступеней в небытие – Однажды со стороны «Мальдяка» пришел грузовик с заключенными. Через некоторое время еще, еще, еще… Что такое? Почему с прииска вывозят заключенных? Ведь прииск процветает. Все стало, понятным спустя несколько дней, после того как последняя машина с зэка покинула «Мальдяк». Теперь на прииск пошел иной транспорт — комфортабельные автобусы со странными пассажирами. В них ехали военные — на погонах звездочки, на груди у каждого орденские планки. Рядом сидят женщины, дети. Разумеется, на заключенных эти пассажиры похожи не были.

— Договорники! — определили мы.

— Договорники, а под охраной? — возразил кто-то.

В самом деле, в кабине каждого автобуса сидел легаш с автоматом.

Позднее мы узнали, кто они, эти новые поселенцы на «Мальдяке». Сначала кто-то из наших любопытных попробовал с ходу пройти на территорию прииска. Не тут-то было! Вокруг прииска — оцепление! Расположившиеся на сопках охранники останавливали и заворачивали назад незваных гостей.

— Но ведь надо дорогу ремонтировать! — возражали дорожники, делая вид, что кроме дороги их ничего не интересует.

— Без вас отремонтируют! Поворачивайте назад!

Новый контингент прииска оказался не совсем обычным. Этих людей привезли, кажется, с Урала, где они работали на секретной стройке. Каждый из них дал подписку о неразглашении тайны. По окончании строительства их не расстреляли, а отправили на Колыму на десять лет. Условия для них здесь были похуже, чем для заключенных. Заключенным разрешали ходить без конвоя. Эти не имели такого права. Были случаи побегов спецпереселенцев с прииска. Беглецов после поимки куда-то увозили.

Когда спецпереселенцам надо было поехать в Сусуман по каким-то важным делам, их сопровождал конвой. «А как же дети? — думал я. — Им-то за что приходится терпеть такие невзгоды?»».

Спецпереселенцы Челябинска-40

Так кто же они были – спецпереселенцы? По какой причине и по какому праву они оказались на прииске Дальстроя в 1950 году? Попытаемся найти ответы на эти вопросы в истории создания атомной промышленности СССР.

Строительство Челябинска-40

Для строительства первого в СССР предприятия по наработке плутония в военных целях была выбрана площадка на Южном Урале, в Челябинской области в районе расположения старинных уральских городов Кыштым и Касли. Изыскания по выбору площадки проводились летом 1945 года. В октябре 1945 года Правительственная комиссия признала целесообразным размещение первого промышленного реактора на южном берегу озера Кызыл-Таш, а жилого массива — на полуострове на южном берегу озера Иртяш.

В ноябре 1945 года на выбранной площадке приступили к геологическим изысканиям, а с начала декабря стали прибывать первые строители.

В 1948 году здание первого атомного промышленного реактора «А» комбината № 817 было готово, и были начаты работы по монтажу самого реактора. Физический пуск реактора «А» состоялся в 00:30 18 июня 1948 года, а 19 июня реактор был выведен на проектную мощность.

В разное время секретный город назывался по-разному, но наиболее известное название — Челябинск-40 или «Сороковка». В настоящее время промышленный комплекс, который первоначально именовался комбинатом № 817, называется производственным объединением «Маяк», а город на берегу озера Иртяш, в котором живут работники ПО «Маяк» и члены их семей, получил название Озёрск.

О строителях Челябинска-40

Решение об использовании труда заключенных на особо важных и совершенно секретных стройках ПГУ было принято СК при СМ СССР. Распоряжением начальника Главпромстроя МВД СССР от 4 мая 1946 года руководству строительных управлений № 859 и № 865 предписывалось немед­ленно обеспечить размещение на стройплощадках заводов № 813 и № 817 четырех лагерных отделений общей численностью 12 тыс. че­л. Начальником строительства № 859 (завод № 817) был назначен М.М. Царевский. 

В начальный период в официальное название уральских атомных строек входило и название исправительно-трудового лагеря. Например, строительство завода № 817 (Челябинск-40, ныне Озерск) называлось «Исправительно-трудовой лагерь и строительство № 859», строительство завода № 813 (Свердловск- 44, ныне Новоуральск) называлось «Исправительно-трудовой лагерь и строительство № 865», а строительство завода № 814 (Свердловск-45, ныне Лесной) называлось «Исправительно-трудовой лагерь и строительство № 514».

На строительство атомных объектов, как правило, направля­лись осужденные по уголовным статьям. Так называемые полити­ческие заключенные, осужденные по статье 58 за антисоветскую деятельность, к работам не допускались.

Для обеспечения длительности пребывания и меньшей ротации специальных контингентов на стройках атомных объектов по распоряжению правительства из ИТЛ и колоний ГУЛАГ в ИТЛ Главпромстроя МВД СССР на Урале в начальный период должны были направляться заключенные, осужденные на длительные сроки заключения.

Структурный состав заключенных ИТЛ уральских строек атомной промышленности был неоднороден: отбывающие наказание за совершение особо опасных уголовных деяний и заключенные, осужденные за незначительные по своей общественной опасности преступления. Это способствовало насаждению в ИТЛ уголовных порядков и традиций, совершению рецидива преступлений в период отбывания наказания в местах лишения свободы.

Неудовлетворительное состояние дисциплины и лагерного режима содержания заключенных в ИТЛ Главпромстроя МВД являлось серьезным препятствием, мешавшим эффективно организовать их труд. Для улучшения положения дел с преступностью в ИТЛ и уменьшения нарушений режима содержания заключенных от руководства ГУЛАГа регулярно шли директивы и указания о проведении «чисток» спецконтингента в ИТЛ Главпромстроя МВД СССР.

По Указу ПВС СССР от 10 января 1947 г. некоторые категории заключенных, осужденных за преступления, не представляющие большой общественной опасности и задействованные на строительстве атомных объектов, были условно освобождены. Всего по указу в 1947-1949 гг. на стройках ПГУ на Урале были освобождены от отбывания наказания более 24,5 тыс. чел. заключенных, из них около 5 тыс. чел. женщин.

22 июля 1947 г. на заседании СК при СМ СССР (протокол № 40) было принято решение о снятии судимости с бывших заключенных, досрочно освобожденных, в зависимости от срока работы на строительстве № 859 и выполнения-перевыполнения производственного задания. После снятия с таких заключенных судимости решался вопрос о приеме их на работу в строительные управления в качестве вольнонаемных.

Однако условно освобожденным заключенным в соответствии с постановлением СМ СССР от 8 августа 1947 года, в целях обеспечения сохранности государственной тайны о строительстве атомных объектов, запрещалось покидать пределы строек, им не выдавались на руки справки об освобождении. Из их числа формировались строительные отряды, которые работали на специально выделенных для них объектах.

Производительность труда в сформированных строительных отрядах была низкой и не достигала плановых показателей. Более того, среди стройотрядовцев преобладали настроения любыми путями покинуть пределы строек и увидеть своих родных. Если отлучка за пределы ИТЛ заключенным считалась побегом и квалифицировалось как уголовное преступление, то условно освобожденный от отбывания наказания рабочий стройотряда, покидая пределы строительства, считался дезертиром.

Начиная с апреля 1948 г., когда заключенных, освобождаемых после отбывания уголовного наказания, стали оставлять на строительствах в качестве вольнонаемных, та благоприятная обстановка, сложившаяся на объектах после отселения криминальных элементов, изменилась коренным образом в худшую сторону. Освобожденных из лагерей стали расселять в домах, предназначенных для приезжающих с семьями рабочих, что резко ухудшило обеспеченность вольнонаемных работников жильем. В результате постоянного контакта бывших заключенных с населением жилых поселков началась утечка секретной информации о строящихся объектах и их назначении.

Для оздоровления криминогенной обстановки на строительстве атомных объектов и обеспечения сохранности секретности основных объектов ПГУ правительство приняло постановление от 14 июля 1949 г. № 3071-1272cc «О дальнейшем использовании бывших заключенных, солдат-репатриантов и спецпоселенцев, работающих на строительствах № 247, 313, 585 и 514».

В этом постановлении МВД СССР обязывалось до 15 августа 1949 г. вывезти в Дальстрой МВД СССР со строящихся объектов ПГУ, расположенных на Урале, бывших заключенных, осужденных за антисоветскую деятельность, бандитизм, разбой, воров-рецидивистов, а также сол­дат-репатриантов и спецпоселенцев, имевших связи с заграницей или сотруд­ничавших с фашистскими оккупантами, для работы в качестве вольнонаемных, заключив с ними договора (трудовые соглашения) сроком на 2-3 года.

В 1948 – 1949 гг. со строительства № 247 в Дальстрой МВД СССР были откомандированы более 5 тыс. чел. «указников», а в 1951 – 1952 гг. – 7 тыс. чел. спецпереселенцев и членов их семей в Узбекистан и Таджикистан.

МВД СССР было также предписано обеспечить в Дальстрое МВД СССР для указанных категорий бывших заключенных, репатриантов и спецпоселенцев нормальные условия работы и бытового об­служивания, наравне с условиями, существующими для других вольнонаемных работников. Вывезенных лиц предполагалось поселить компактно и в обособленном ме­сте, исключив возможность общения их с другими контингентами, работаю­щими на предприятиях, возможность перехода или переезда на ка­кие бы то ни было другие объекты и всякую возможность побега с места нахождения, установив тщательный контроль за перепиской этих лиц.

Перед отправкой в Дальстрой МВД СССР проводился подробный инструктаж с каж­дым из выезжающих в отдельности о поведении его в связи с отъездом с объек­та (запрещение информировать кого-либо по службе, в том числе и руководя­щих работников по месту новой его работы, а также родственников и знакомых о месте расположения строительства, содержании работы, наименовании и назначении стройки, мощности, существующем режиме на объекте и других сведениях, которые стали известны ему как по характеру выполнявшейся рабо­ты, так и от других лиц, с которыми он соприкасался на строительстве).

После инструктажа у выезжающего отбиралась строгая подписка о неразглашении сведений, составляющих государственную тайну, и обязательство, что он до окончания срока трудового договора обязуется не выезжать с места нового нахождения, а также расписка с предупреждением об ответственности по Указу ПВС СССР от 9 июня 1947 г. «Об ответственности за разглашение государственной тайны и за утрату документов, составляющих государственную тайну». Инструктаж отъезжающих в Дальстрой МВД СССР и взятие подписок возлагался на заместителей начальников ИТЛ по режиму и охране.

В срок до 15 августа 1949 г. со строительств МВД СССР № 247, 313, 585 и 514 предписывалось вывезти инвалидов, хронически больных из числа бывших заключенных и солдат ВСЧ в освобождаемые от военнопленных специальные госпитали МВД СССР для лечения.  После выздоровления и восстановления работоспособности бывших заклю­ченных и солдат ВСЧ (военных строителей) с ними заключались договоры, они направлялись на работу в Дальстрой МВД СССР.

Для отбора лиц, подлежащих вывозу в Дальстрой МВД СССР, в ИТЛ уральских строительных управлений МВД СССР были созданы комиссии под руководством начальни­ка соответствующего органа МВД СССР в составе начальника лагеря МВД СССР и уполномоченного СМ СССР. Вся проводимая работа должна была быть проведена в условиях строгой секретности.

Всех бывших заключенных, осужденных и отбывших наказание за другие преступления, не подпадавших под категории особо опасных преступников, было разрешено оставлять на тех же специальных стройках, где они работали.

Ко всему сказанному выше могу добавить, что часть строек уже заканчивалась и объекты запускались в эксплуатацию, освободившуюся рабочую силу, заключенных, перебрасывали на другие стройки. Но что было делать с большим количеством теперь уже вольных строителей, неподвластных приказам и которые с режимом секретности дружить не хотели? Убрать с глаз долой и подальше, чтобы никому ничего не могли сболтнуть лишнего – такое решение и было принято МВД СССР.

Первые выводы

На основании имеющихся документов и исследований в области строительства атомной промышленности СССР можно сделать следующие выводы:

• на стройках атомных объектов в основном работали заключённые по уголовным статьям с большими сроками заключения;
• в разряд спецпоселенцев попали бывшие заключенные, отбывавшие сроки по тяжким преступлениям,  коллаборационисты, бывшие военнопленные, а также члены их семей;
• кроме вышеперечисленных категорий под действия указа попали в спецпоселенцы, имевших родственников за рубежом, военные строители и порой совершенно случайные люди.

Если говорить о бывших заключенных и спецпоселенцах, то по закону все они уже были свободными людьми, и их вина была в том, что они были носителями секретной информации. И на новые места жительства они следовали в добровольно-принудительном порядке.

Но, скажу сразу – правил без исключений не бывает, были среди спецпереселенцев и люди, которые ошибочно или по злому умыслу попали на Колыму. Их участь, независимо от того, попали они в «особый контингент» в соответствии с постановлением правительства или «ошибочно», была предрешена. Зам. министра внутренних дел СССР В.В. Чернышов в своём письме от 16 октября 1951 года на имя начальника Дальстроя И.Л. Митракова писал: «…Несомненно, могли быть отдельные случаи, когда в список подлежащих отправке на территорию Дальстроя указанной категории рабочих могли попасть и лица, не заслуживающие такого к ним отношения. Внести какие-либо исправления в настоящее время без ущерба для сохранения государственной тайны затруднительно, поэтому производить массовый пересмотр списков и материалов нецелесообразно».

От Озёрска до Магадана

Выше были приведены официальные руководства, которые регламентировали процесс переселения спецпоселенцев в Дальстрой. Но так было на бумаге, в жизни. в большей части, всё было по другому. 

Забегая вперёд, хочу сказать о том, что согласно воспоминаниям, большая часть переселяемых не знала о том, куда их везут под конвоем и для какой цели. Ознакамливались с документами, подписывали контракты и расписки о неразглашении уже на новом месте жительства. 

Так что, для большей части бывших строителей, это была дорога в неизвестность под конвоем…

Из рассказа Юрия Харафиди: «Со всеми документами и договором родителей ознакомили уже на Колыме. А до прибытия в Магадан мы даже не знали, куда нас везут и за что». 

Как происходило это переселение – об этом известно очень мало. Есть только воспоминания невольных участников тех событий и их детей.

Из воспоминаний И.П. Самохвалова И.П.: «Ну а в сентябре 1949 г. нас начали освободившихся увольнять, семейных и холостяков — в телячьи вагоны, оборудованные прожекторами и конвоем, и стали отправлять на этапы. Привезли в порт Находка, там посадили весь эшелон на пароход «Советская Латвия» и через Охотское море в Магадан.  Нас распределили по приискам. Я попал км 600 от Сусумана на прииск «Желанный»».

Тамара Л., работавшая в «Челябинске — 40» и вышедшая там замуж за военнослужащего стройбата, вспоминает: «Когда кончилось строительство, пришлось мне с мужем и сыном в возрасте трёх месяцев ехать не туда, куда хочешь, а куда повезут. А повезли нас в 1949 г. в августе на товарняке до Советской Гавани, а дальше на теплоходе «Ногин» в трюме на общих нарах до Колымы. В Магадане солдатам объявили о демобилизации и заставили заключить договор на 3 года. Привезли нас на прииск «Желанный», где до нас были заключённые, и поселили в общие бараки-землянки, женщин, мужчин и детей вместе».

Из воспоминаний Рычкова В.Я: «В 1949 г. мы стройку закончили и тут же получили за то от Берия «награду». Посадили нас обманным путём в вагоны-пульманы. Ехали 45 суток. Каждые трое из них конвой менялся. Разговоры с ним были запрещены. Когда уже озеро Байкал миновали, поняли мы, что везут нас во Владивосток, а там — как слухи ходили — посадят на шаланду, вывезут в море и утопят, как котят. А было мне всего-то 23 года. Однако, как видите, ничего, обошлось. Посадили нас на пароход и 2 октября привезли в Магадан. А оттуда — на машинах по 20 чел. Всех — не разбирая: и стариков, и детей, и беременных женщин. И на прииск им. Марины Расковой, что в Тенькинском районе. В тупик трассы. У Евраж-калаха установили КПП. А нам — три листа на подпись. Суть такая — без права выезда, а за разглашение, кто мы и откуда, — 15 лет строгого режима без суда и следствия. А зэков среди нас не было никого — все считались вольными. Работники — сплошь мы, «челябинцы — 40», и также бедолаги из города Глазова. «Чужих», если не ошибаюсь, всего пятеро — начальник, главбух, капитан по режиму и ещё кто-то из начальства Накануне с прииска эвакуировали женский лагерь. В нём мы и разместились, кто как сумеет. Семейные, те квартиры себе, если удавалось, подыскивали в домах. Холостяки — в бараках. Режим был такой, что даже машина за продуктами в Магадан ходила в два этапа. До Евражкалаха, до КПП ехал наш шофер, а оттуда — другой. И так три года».

Из воспоминаний Юсуповой Х.А.: «Увозили на Колыму освободившихся людей из лагеря Челябинск-40 (Кыштыма). На мои просьбы отправить в Норильск отвечали с издевкой и отправили этапом на Колыму. Везли этапом нас в товарных вагонах по дороге, которую я видела незадолго до выезда в ужасном сне. Вещие сны сбываются.

Везли нас месяц под конвоем в жару в заколоченных вагонах. Когда доехали до Иркутска, поезд остановился. Люди начали протестовать, что нас, освобожденных, без приговора на это везут в ссылку. Как сейчас перед глазами стоит майор-партработник, стреляющий из автомата по людям. Конвой подбирает раненых, наверно, были убитые, силой заталкивает этап, и поезд поехал. Курс – на Совгавань. Прибыли, нас загнали в бараки, поставили конвой. Повторилось предыдущее – протесты, стрельба Я с дочерью на руках бегала от одного барака к другому, ища спасения.

Когда все утихомирилось, нас погрузили вместе с ранеными в трюм парохода и по Охотскому морю осенью нас повезли в Магадан. Дорога длилась 8 суток, много штормило, но мы добрались до Магадана».

Из рассказа Юрия Харафиди: «Про переселение могу рассказать только с рассказов матери и отца. У нас были билеты с Челябинска до Краснодара, мой отец родом оттуда. Мать еще удивилась, что нам вещи помогали даже НКВДшники собирать. Мать у меня с Костромской области. И, как сама говорила, собрала вплоть до половой тряпки.

Но перед отправлением поезда тамбура были заняты НКВДшниками. И вместо Москвы нас погнали на восток. Люди не понимали куда их везут и за что. Бросали записки, когда проходили мимо городов. Но на пассажирских станциях тот поезд не останавливался, только на товарных, где к поезду привозили еду. И так нас довезли до Владивостока.

Но когда стали грузить на пароход – народ отказался. Кто-то пустил слух, что команду снимут, а нас потопят. И вот тогда вертухаи дали две очереди по толпе. Отец говорил – я прижал тебя к груди и сам не заметил как влетел по трапу.

В Магадан прибыли в октябре 1950 года. Вот тогда мы увидев, что сопки уже в снегу, стали разбирать теплые вещи, которые нам еще во Владивостоке предлагали».

Магадан

Приказ министра внутренних дел СССР С.Н. Круглова о «лицах особого контингента» был издан 25 июля 1949 г. за № 00708. Вместе со строителями на Колыму отправлялись и бойцы военизированной охраны.

Приказ министра был получен в Магадане 18 августа 1949 г., на основании чего начальник Дальстроя И.Г. Петренко издал свой приказ № 00257 от 12 ноября 1949 г., в котором определил задачи по приёму, транспортировке, размещению, трудовому использованию, охране, изоляции и оперативному обслуживанию прибывших в Дальстрой строителей секретных строек.

На всех этапах переезда и устройства на новом месте обеспечивалась строгая изоляция лиц «особого контингента». По прибытии в бухту Нагаева их разместили для проведения санитарной обработки в двух изолированных пунктах, расположенных от Магадана в 3 и 17 км. Отлучка в город из этих мест для прибывших была исключена.

Бывшие строители одного и того же объекта должны были направляться в Дальстрой также на одно предприятие, так как соблюдалось строгое правило не смешивать «особый контингент» с разных атомных объектов. При выборе для них мест проживания и трудоустройства принимались во внимание два обязательных условия: отдаленность от других населённых пунктов и расположение в тупиках дорог, исключавших транзитный проезд.

Исходя из этого, руководство Дальстроя выбрало следующие предприятия: в Западном Горно-промышленном управлении — прииски «Октябрьский» и «Желанный», в Индигирском ГПУ — прииски «Победа» и «Надежда», в Тенькинском ГПУ — прииск им. М. Расковой, в Управлении капитального строительства — Аркагилинская стройконтора по строительству ГРЭС. В 1050 году к этому списку прибавился и прииск «Мальдяк».

Согласно отчёту руководства ДС в пунктах временного размещения под Магаданом, где «особый контингент» проходил санитарную обработку, «… были организованы и работали магазины, ларьки и буфеты с неограниченным отпуском хлеба, чая, сахара, масла, крупы, рыбы и других необходимых продуктов. Кроме того, работали столовые с трехкратным приготовлением пищи и с большим ассортиментом блюд. Для детей отпускался белый хлеб, свежее и сгущенное молоко и кондитерские изделия».

Отправка из Магадана к месту работы осуществлялась автомашинами и частично самолетами в сопровождении конвоя. В сентябре всех, кроме женщин с детьми, везли на открытом транспорте, в октябре — на крытых машинах и автобусах с печками.

Из воспоминаний Юсуповой Х.А.: «Здесь нас пропустили через санпропускник и на автомашинах отправили за 600 километров на прииск «Мальдяк».

Из рассказа Юрия Харафиди: «В Нагаево нас уже ждали машины крытые брезентом. Печка сзади справа – это даже я запомнил , хоть и было мне год и 10 месяцев. И на Мальдяк…»

Жизнь и работа на Мальдяке

Прииски и посёлки охранялись военизированными частями в соответствии со специально разработанной «Инструкцией по режиму содержания контингента»: выставлялись контрольно-пропускные и наблюдательные пункты, засады, секреты и дозоры.

Прибывшие с режимных строек могли передвигаться только в строго очерченных границах района и ходить на работу по заданным маршрутам.

Даже регистрацию браков и рождения детей разрешалось проводить только путём выезда работников ЗАГСа непосредственно на предприятия по месту работы «особого контингента». Паспорта, свидетельства о браке и рождении стали выдаваться на руки «особому контингенту» в 1950 г. на основании совместного распоряжения отдела кадров ДС и УМГБ по ДС № 51/001479 от 25 февраля, в паспортах ставилась отметка: «С правом проживания только на территории ДС».

Почти весь предыдущий личный состав тех приисков и строек, куда завезли строителей атомградов, был переведен на другие предприятия.

Осталось только минимальное и крайне необходимое число руководящих и инженерно-технических работников по согласованию с органами МВД. Все они, так же, как и служащие, участвовавшие в приёме и оформлении «особого контингента», дали обязательства о неразглашении государственной тайны в соответствии с приказом МВД СССР №162 от 23 марта 1949 года. В целом круг людей, общавшихся в процессе производства с вновь прибывшими, был строго ограничен. При необходимости командировок руководителей производства и ИТР на эти предприятия выезжавший предварительно проходил проверку в райотделе МВД и только в случае отсутствия ограничений получал специальный пропуск.

В отчётах руководства ДС отмечалось, что основная масса прибывших была трудоустроена по своим или родственным специальностям, за исключением тех, которых не требовалось на предприятиях Колымы (агрономы, учителя, текстильщики и т.п.) или которые были недоступны ввиду режимных ограничений по передвижению. На запросы руководителей горнопромышленных управлений и приисков о том, можно ли назначать на должности ИТР лиц из числа «особого контингента», зам. начальника Дальстроя Никешичев отвечал: «…Не только можно, но и необходимо (…), сократив до минимума число работников прежнего вольнонаемного состава, особенно бывших заключённых и спецпоселенцев, оставив их только на тех должностях, на которые нельзя подобрать лиц особого контингента».

Всего на Мальдяк осенью 1950 года было доставлено из Челябинска-40 более 300 человек, которым предстояло провести здесь от двух до трех лет.

Из рассказа Юрия Харафиди:  «На Мальдяке для нас уже барак был построен рядом с лагерем. Правда перегородок там не было, свои закутки разделили простынями.

Так как другой работы, как в зоне или мыть золото не было, отец пошел вольнонаемным на зону. Золото еще мыть не умел. 

Выезд на материк нам разрешили в 1953 году. Обратно на Колыму, мои родители вернулись сами. теперь уже добровольно».

Из воспоминаний Юсуповой Х.А.: «Привезли в помещение большого клуба, поставили часовых у въезда на прииски, наверно, создали оцепление. Нас предупредили, что мы являемся спецконтингентом, и за побег – расстрел.

Расселили по баракам. Мужчины пошли работать на шахты. Женщин на работу не брали. Меня поселили с ребенком в бараке, где еще было три семьи. Барак отапливался печкой-времянкой, она грела пока ее топили. Холода были большие и жестокие. Дочь была слабым ребенком. Однажды я проснулась, а девочка от холода легла, съежившись, вниз лицом. У нее температура 40, окна трещат от сильного мороза. Разве можно описать весь ужас нашего положения!

Сначала меня устроили в ЖЭК… Потом меня приняли на работу в аптеку. Приходилось ездить за лекарствами за 70 км от прииска, а трескучие морозы доходили до –55 градусов. Дочка оставалась у соседей, и по возвращении я находила ее в бараке-больнице. В ссылке я заболела желтухой. В течение месяца продолжала работать, и только по приказу сануправления пришлось пойти в больницу, оставив дочь у чужих людей.

В 1954 году по особому пропуску мы с дочкой выехали с Колымы в Норильск».

Самые интересные воспоминания, с точки зрения информации и истории этого периода в жизни прииска и посёлка Мальдяк, принадлежат Стародубцеву Вадиму Григорьевичу, бывшему заключённому Севвостлага, а затем директору прииска Мальдяк в 50-х годах ХХ-го века. В них он подробно рассказал и о своей жизни и о жизни прииска и о тех, кто жил в посёлке Мальдяк. Предлагаю  их вам в варианте с сокращениями.

Из воспоминаний директора прииска Мальдяк Стародубцева В.Г.

6 октября 1950 года, придя утром, как обычно, в контору прииска, получил от дежурного пакет, доставленный ночью фельдсвязью, а в нем приказ начальника Дальстроя Петренко о моем новом назначении – начальником прииска «Мальдяк»…

И снова – тревожное, беспокойное, чувство: что это? благоприятное окончание прежних невзгод – возвращение победителем в места, где начинал парием, рабом? или рок – быть опять репрессированным?

И для этих опасений имелись, как в тот момент казалось, основания. До нас уже дошли слухи о том, что на Мальдяке произошла полная замена рабочих кадров из зеков на так называемый «особый контингент», что большинство ИТР из числа договорников под разными предлогами пытаются поменять работу на прииске «Мальдяк» на другое место, чтобы не стать тоже «особыми», что начальник этого прииска Денис Ольшамовский первым покинул свое предприятие…

Звоню в Сусуман и прошу Семена Ивановича отменить приказ и оставить меня в занимаемой должности. В ответ слышу:

– Отмены приказа не будет, так как я сам представил вас к этому назначению. Оно произведено по рекомендации первого заместителя министра внутренних дел СССР генерал-полковника В. В. Чернышева, который недавно посетил прииск им. 25 лет Октября, знаком и с работой прииска, и с вами. Он курирует предприятия атомной промышленности, а завезенные на Мальдяк рабочие кадры, называемые теперь «особым контингентом», – это бывшие сотрудники предприятия атомной промышленности «Челябинск-40». Я уже послал за вами свою «Победу». Грузите в приисковый автобус вещи, садитесь с семьей в легковую и немедленно выезжайте в Сусуман. Жду вас здесь к обеду.

Созвал ИТР покидаемого прииска, огласил приказ о моем новом назначении и пошел домой собираться. Рассказал жене о состоявшемся разговоре с Семеном Ивановичем. Быстро собираем пожитки (мебель на каждом прииске для начальства казенная). Жена ревет белугой и твердит, что не только нам, но и сыновьям теперь уготована судьба поселенцев. Мои дошкольники радуются предстоящему путешествию, а я – все с теми же мыслями: что день грядущий мне готовит, и окажется ли и на сей раз судьба благосклонной ко мне? Но садимся в машину и трогаемся в путь.

Я снова в кабинете начальника горного управления, вижу все те же хорошо знакомые лица и вновь выслушиваю наставления и рекомендации по поводу нового, теперь вот такого, назначения на прииск, с которым связаны мои не самые лучшие воспоминания.

Поставлены первоочередные задачи. Получены разъяснения: распространяемые слухи о том, что остающиеся на прииске работники из числа ИТР, служащие и члены их семей автоматически приобретают статус «особого контингента» являются провокационными, и об этом я должен официально заявить сразу же по прибытии на прииск.

Одновременно должен и предупредить всех о строгом соблюдении условий подписки, отобранной ранее у всех постоянных работников прииска, о том, что они не имеют права расспрашивать и склонять к разглашению сведений, известных «особому контингенту» по работе на «Челябинск-40», так как они составляют государственную тайну, а на собраниях рабочих подтвердить, что они, в отличие от «спецпоселенцев», через три года будут освобождены от высылки – при соблюдении данной ими подписки.

В райотделе МВД получаю пропуски на себя, членов семьи и шоферов автобуса и «Победы» для сегодняшнего въезда на прииск. Теперь и мой выезд с прииска возможен только по согласованию с райотделом, а все остальные живущие на прииске: мои заместители, ИТР, служащие и члены их семей, могут выехать с прииска теперь только по пропуску с моей подписью, образец которой у меня тут же взяли. Лица «особого контингента» не имеют права на выезд с прииска ни при каких обстоятельствах, самовольные отлучки будут квалифицироваться как побег.

Для осуществления этого режима вокруг прииска создана пограничная зона и два КПП. Один – для проезда автотранспорта, другой – для проезда гужевого транспорта и для пешеходов на участок «Верхний Беличан». Вахту несет специальный дивизион охраны, подчиненный райотделу МВД.

Позднее пришлось услышать, что не успел пароход с указанными пассажирами, в числе которые были женщины и дети (детей грудного и дошкольного возраста на день моего вступления в должность было 342 человека), причалить к пирсу порта Нагаево, как «Голос Америки» уже сообщил о его прибытии и о том, что эти пассажиры будут расквартированы на Мальдяке, и даже численность прибывших.

От Сусумана до Мальдяка – 27 километров, а от поселка Берелехского разведрайона, что в двух километрах от «дорожной мальдякской стрелки», начинается территория прииска, так называемый горный отвод, и здесь уже КПП. Офицер и два автоматчика тщательно проверяют у нас документы, предупреждают шоферов, чтобы они отметили свои пропуски об убытии на прииске, и разрешают двигаться дальше.

Осматриваюсь кругом, сопоставляю настоящее с виденным ранее. Уже будучи вольнонаемным шофером в автобазе, неоднократно бывал на Мальдяке, но и это было давно – лет восемь назад. Местность сильно изменилась. Теперь уже сплошной грядой тянутся торфяные и галечные отвалы отработанных полигонов и промытых песков из шахт. Это результат многолетней работы. Вокруг ни единого дерева или кустика, склоны сопок изрезаны разведочными траншеями, и нет на них даже кедрового стланика.

Остановились у бензозаправки, и пока шофера пополняли горючим бензобаки, показал жене место, где в 1938 году был приисковый автопарк и где я начал шоферить, вспомнил и о том, что ее старший брат Василий Краснощеков работал здесь вольнонаемным шофером легковой машины М-1, которую в скором времени отобрали у прииска, а он стал шофером уже персональной машины начальника политотдела управления.

На противоположной сопке та же приисковая контора, сооружения давно не работающей обогатительной фабрики и тот же «особняк» начальника прииска. Местные остряки назвали эту фабрику – и не без основания – памятником никишовского волюнтаризма.

В долине стоит густой смог от черного дыма, изрыгаемого котельной и многими сотнями топящихся углем «буржуек». Снег и все кругом покрыто сажей.

Семья располагается в «особняке», который переходит по наследству от одного начальника к другому, вновь назначенному. В данном случае мне – от Дениса Ольшамовского.

И вот «приступил»! Через пару часов совещание, на котором объявляю, чтобы были немедленно прекращены все разговоры о так называемом статусе и что мне поручено руководством управления и в первую очередь заявить, что они носят провокационный характер.

Знакомлюсь с людьми, присутствующими на совещании, а некоторые и меня хорошо знают еще с 1938 года. Это, прежде всего, начальник стройцеха Иван Иванович Кирсанов, у которого я в те годы был в подчинении, работая шофером на лесовозке. Он и сегодня пребывает в той же должности. На должностях начальника горного участка и начальника шахты продолжают работать Сошкин и Бзаров.

Слушаю информацию руководителей отделов, служб, цехов и горно-эксплуатационных участков Сошкина, Колесникова и Скокова о состоянии дел во всех сферах деятельности прииска, их оценки и прогнозы на ближайшее время. Подписываю приказ о вступлении в должность и назначаю состав комиссии, которая должна подготовить акт приема-сдачи. Его подпишет исполняющий обязанности начальника прииска главный инженер Андрей Сигачев. Он же очень подробно рассказал о производственных делах. Остальное нужно постигать и оценивать самостоятельно.

На данный момент планы по основной деятельности прииском не выполняются, и, как следствие, – санкции госбанка: особый режим кредитования и расчетов. По оценке А. Сигачева, причиной этого являются отсутствие надлежащей трудовой дисциплины, плохая работа механической службы из-за отсутствия на прииске главного механика и несоответствия должности и.о. начальника мехцеха. Кроме этого, плохо или совсем не решается вопрос трудоустройства женщин и инвалидов, отрицательно сказывается на всем неустроенность быта и плохое торговое обслуживание.

Самой большой проблемой было расселение прибывших – семейных, и оно до сих пор не нашло более или менее удовлетворительных решений.

Некоторые семьи еще ютились в подсобках цехов, клуба, бани, а ведь уже был октябрь, в здешних местах это уже круглосуточные отрицательные температуры.

Вопрос размещения прибывших прежним руководством прииска (конечно, с санкции управления) был решен в соответствии с реально существовавшими возможностями и без существенных финансовых и материальных затрат: в лагерных бараках и палатках, хотя и утепленных, но оставшихся палатками, во всех трех лагпунктах сняли двухярусные нары и произвели «внутреннюю перепланировку, а точнее, сделали из досок и горбыля сквозные коридоры посредине, а направо и налево от него – «кубрики» по шесть-семь кв. метров с «буржуйкой» посредине. В них разместили основную часть семейных, а холостяков – в тех же лагерных «утепленных» палатках.

В одном из бараков оборудовали санчасть и больницу на 20 коек, в одной из палаток – столовую, оснащенную убогой мебелью, и сочли, что этого вполне достаточно для того, чтобы людям жить и производительно трудиться.

Предоставили также каждому из приехавших «право устраиваться, как кто сможет», и… появились сооружения типа таежных зимовий, землянок и тому подобное.

Лучше обстояло дело с размещением рабочих, горнадзора на участке «Верхний Беличан». Он раньше начал обустраиваться со всей инфраструктурой для вольнонаемных, которыми и был укомплектован до замены на «особый контингент». Руководил этим участком Сошкин.

Вдобавок ко всему перечисленному выше существовала и проблема с водоснабжением. Речка Мальдяк превратилась в ручей, загрязненный «хвостами» от промывки и бытовым мусором. Теперь воду для питья и даже для бани и котельной приходилось возить с реки Берелех водовозками на расстояние в 20 км.

Санитарное состояние территории поселков, пищеблоков было неудовлетворительным, общежития были «перенаселены клопами», а с наступлением холодов и началом отопительного сезона резко возросла пожароопасность.

К сожалению, и мне за время работы на прииске мало что удалось сделать для улучшения жилищных условий, так как никаких ассигнований на жилстроительство не выделялось, не было и стройматериалов, не было теперь и своего ЛЗУ, так как все имевшиеся ранее поблизости лесосеки были варварски вырублены и теперь лес завозился на прииск с Куранах-Салы, отстоявшей от Мальдяка на 400 с лишним км. Деньги на жилстроительство не выделялись под предлогом того, что «особый контингент» через три года будет вывезен и вновь придется городить зоны, ставить сторожевые вышки и нары в бараках для размещения заключенных. В дальнейшем все так и произошло.

К моменту моего назначения на прииске была развернута большая работа по обучению специалистов, необходимых горному предприятию, и благодаря этому прииск не испытывал в них недостатка, а в процессы дальнейшей работы совершенствовалось мастерство горнадзора, машинистов экскаваторов, бульдозеров, компрессоров, взрывников и других специалистов.

При назначении меня и на совещании, где мне ставили задачи перед прибытием на прииск, мне было обещано, что отдел кадров управления направит работников на замещение вакантных должностей заместителя по общим вопросам и главного механика. Через несколько дней назначения эти состоялись. По приказу начальника горного управления и по моей просьбе были назначены на должность заместителя Гладких Андрей Емельянович и на должность главного механика Алпатов Виктор Матвеевич, а жена его Ксения Андреевна, врач по специальности, пополнила недостающие кадры медсанчасти.

На третий день после того, как «приступил», входят в кабинет человек сорок женщин с грудными младенцами на руках. Они дружно кладут младенцев на стол, стулья и подоконники и со словами: «Корми, как хочешь, начальник, так как своего нет, а свежего коровьего молока на этих детей нам не дают, в магазине нет ни сгущенного, ни сухого…» И гурьбой, без младенцев, покидают кабинет.

Выйдя следом за ними в приемную, уговорил их вернуться, забрать своих детей, ибо я, даже при всем желании, кормить их не смогу, а что касается свежего молока и детского питания, то этим займусь НЕМЕДЛЕННО.

Тут же приказал вызвать ко мне в кабинет зав. МХЧ, в ведении которого была торговля, заведующего конбазой, где, кроме лошадей, было и стадо дойных коров в 70 голов, замполита, председателя профкома и председателя женсовета. И в их присутствии потребовал отчета от зав. МХЧ Маневича.

Он доложил, что все фонды на яичный порошок, сгущенное молоко и сухое молоко уже выбраны и реализованы. Зав. конбазой доложил о суточных надоях и что молоко отпускается горным участкам как спецпитание для шахтеров и больнице, и третью его часть «потребляет» начальство разных степеней, это молоко отпускается за наличный расчет непосредственно с конбазы по спискам, составленным бывшим начальником прииска. А то, что на прииске есть дети грудного возраста и они, прежде всего, должны обеспечиваться свежим молоком, выходит, никого не интересовало, в том числе и присутствующих здесь замполита, председателя приискома профсоюза, председателя женсовета. В резкой форме выразил возмущение таким положением и заявил, что за подобное они не смогут далее пребывать на этих должностях.

Тут же заявил, что существовавший порядок отменяется и приказал, чтобы с сего числа все свежее молоко поставлялось только в торговую сеть с последующей его реализацией для детей, под контролем женсовета. Затем состоялся и телефонный разговор (в присутствии всех указанных лиц) с начальником Политуправления Дальстроя полковником Шевченко, которому я рассказал об ультиматуме матерей, в ответ полковник Шевченко приказал немедленно послать машину в Магадан с нашим представителем и пообещал личное содействие в выделении дополнительных фондов. Через час машина с Маневичем отбыла, а через три дня в магазинах появились эти продукты и, в первую очередь, реализовывались как детское питание.

Шахтерам теперь выдавалось как спецпитание сухое молоко до самой весны, так как суточные надои молока в зимние месяцы резко снизились и свежего молока хватало только для детей и больницы. Этих действий оказалось достаточно, чтобы конфликт был исчерпан и больше не возникал.

Не успела утрястись «молочная проблема», как через несколько дней появилась новая – «спиртная», о существовании которой я и не подозревал. Мой предшественник установил свой порядок поощрения за хорошую работу – спиртом. К нему по субботам и в им назначенное время являлись рабочие с записками от начальников участков и цехов, в которых значились сведения о стахановской работе того или иного за прошедшую неделю, и сам Ольшамовский выписывал распоряжения, заверенные гербовой печатью об отпуске из магазина за наличный расчет по сто или пятьдесят грамм спирта.

Так вот, в один из субботних дней выхожу из кабинета и в коридоре меня окружает толпа рабочих, человек пятьдесят, и каждый сует мне свои «письменные показатели стахановской работы» с вопросом: «Когда я начну выписывать спирт?» Секретарь подсказывает, что в сейфе имеется и тетрадь учета… В ней обнаруживаю, что в магазине есть еще и остаток спирта в количестве трех килограмм. Звоню завмагу, и тот сообщает, что спирта в наличии уже нет, так как его отпустили в больницу и от выписки его пока следует воздержаться.

Все это происходит в присутствии зашедших ко мне Сигачева, Папаримова и капитана Александрова (ст. оперуполномоченный), привлеченных необычным шумом в конторе. Узнав причину волнения толпы, смотрят на меня и ждут моего решения о выходе «из ситуации», созданной Ольшамовским и осуждаемой указанными должностными лицами. Пока сидим в кабинете и обмениваемся мнениями (а последние ничего не предлагают), толпа в коридоре шумит, напирает.

Не дождавшись каких-либо советов, приказываю Маневичу немедленно завести в магазин на центральном поселке имеющиеся на складе две бочки спирта и торговать им без ограничения и бесперебойно. Секретарь объявляет стоящим в коридоре о моем распоряжении Маневичу и о том, что процедура, введенная Ольшамовским, отменяется навсегда. Крик «Полундра! Спирт дают!», и вся толпа устремляется в магазин

Мои собеседники не ожидали, что я приму такое решение, противоречащее существующему положению о расходовании спирта, и высказали особое опасение, что в результате последуют драки, поножовщина, массовые прогулы и так далее. Конечно, основания для этих прогнозов у них были, таких последствий не исключал и я, так как и без спиртного хватало конфликтов и выяснения отношений, особенно на почве разводов, новых бракосочетаний и взыскания карточных долгов.

Но решение уже было принято, я взял на себя всю ответственность за последующее. Одновременно заявил присутствующим, что не хотел бы видеть их в роли сторонних наблюдателей происходящего. Здесь же были даны распоряжения главбуху – исключить из существующей практики выдачу внеплановых авансов, начальнику медслужбы – организовать постоянный контроль в автопарке за шоферами, выезжающими в рейсы, и путевые листы выдавать только после медосмотра, начальникам горных участков, цехов, экскаваторно-будьдозерного парка – не допускать ни единого случая появления на рабочих местах в нетрезвом виде, командиру дивизиона ВОХР – усилить охрану золотоприемной кассы и складов, а на КПП производить поголовный досмотр лиц, выезжающих с прииска с тем, чтобы предотвратить «экспорт» спирта, начальнику МХЧ – обеспечить постоянную торговлю спиртом во всех торговых точках и строго следить, чтобы в магазинах и столовых не было случаев отпуска продтоваров и обедов под получку», а замеченных в этом продавцов и поваров немедленно отстранять от работы. Я был уверен в том, что через тройку дней самые рьяные поклонники спиртного пропьют всю наличность и все войдет в норму.

Начальник горного управления С.И. Шемена отрицательно отнесся к проявленной мною самодеятельности, а начальник отдела снабжения управления Б.Б. Борисов, наоборот, меня поддержал и прежде всего тем, что в этот же «знаменательный день» направил на прииск прибывшую из Магадана машину «Татра» с грузом спирта 25 тонн – для того, чтобы не было перебоев в торговле, будучи также очень заинтересованным в выполнении финансового плана.

Семену Ивановичу я рассказал еще и о том, что мне стали известны случаи (и не единичные), когда на прииск уже завозился спирт и другие товары некими «предприимчивыми» лицами и спекуляция начинала уже «конкурировать» с поселковой торговлей. Перечислил также, какие мною приняты меры контроля во избежание каких-либо ЧП. Со мною согласились, и больше не было попыток изменить установленный порядок в части торговли спиртом на нашем, подчеркиваю, особом прииске, где даже инженерно-технические работники, изредка выезжающие за пределы «зоны», не имеют возможности приобрести необходимые товары, не говоря уже о тех, которые вынуждены жить на Мальдяке безвыездно.

Дней пять был пьяный загул и почти все производственные участки не работали. Потом загул резко пошел на убыль, так как вся наличность, как и предполагалось, была израсходована, а попытки получить внеочередной аванс или у кого-то перехватить деньжат оказались бесплодными. Вчерашние гуляки стали работать значительно лучше и наверстывать упущенное. Во время загула были и драки, и выяснения отношений, и песни, и слезы, но случаев с тяжелым исходом не было. Так решилась вторая проблема – спиртная.

Тем временем по инициативе главного инженера Сигачева, начальника ОТЗ Новоселова, главного механика Алпатова и главного энергетика Соскова были разработаны и утверждены на техсовете организационно-технические мероприятия, согласно которым:

1. На всех горных участках, в экскаваторно-бульдозерном парке и цехах были созданы комплексные бригады, бригадиры были избраны на демократических началах, без вмешательства администрации;
2. На все переделы горных работ, строительство и монтаж промприборов, ремонт горно-обогатительного и энергетического оборудования были разработаны и внедрены аккордные наряды на весь технологический цикл, оплата по этим нарядам и премирование за досрочное выполнение работ планировалась по конечному результату.

А конечный результат был таков: коллективу прииска было предложено выступить инициатором вседальстроевского соцсоревнования в честь 35-й годовщины Великого Октября.

Бывая ежедневно на горных участках, в цехах и на собраниях каждого из них, а также регулярно посещая общежития рабочих и оперативно решая возникшие производственные и бытовые вопросы, услышал и другие просьбы и пожелания, в частности: обратить внимание на работу приискового клуба, на причину отсутствия в нем коллективов художественной самодеятельности, спортивных секций.

После того, как мне рассказали, что в клубе, кроме демонстрации кинофильмов, ничего не делается, а обращения к председателю приискового комитета профсоюза по этим вопросам остаются без внимания, я понял, что и здесь нужно выправлять положение и «проветривать мозги» некоторым деятелям. Тем более что и сам любил хорошую песню и еще в Донбассе играл в футбол за сборную команду района, запомнив понравившееся мне у Маяковского: «Бытие – это не только жратва и питие».

Как-то вечером, когда «вся контора» разошлась по домам, я зашел в кабинет замполита (он же секретарь парторганизации) майора Папаримова и рассказал ему о слышанном на собраниях и в общежитиях о работе нашего председателя профсоюзной организации, одновременно выразил неудовольствие и его личной работой и особенно тем, что он не бывает на производственных объектах, в общежитиях рабочих, отсиживается в кабинете, попустительствует самоустранению от своих прямых обязанностей председателя приискома и что находящиеся у того на подотчете два комплекта музыкальных инструментов (для духового и струнного оркестров) постепенно расхищаются, что он не привлекает актив ИТР для чтения лекций на технические темы и так далее.

В ответ услышал от этого «партейного деятеля» (он в своих выступлениях неизменно говорил: «От имени партейной организации проздравляю вас…»), очень недалекого, чванливого и высокомерного человека, следующее: пусть с деятельностью предприискома и его подотчетом разбирается райком профсоюза, лекции в клубе пусть организует главинж, а у меня и своих дел невпроворот… Я не стал уточнять, какими гигантскими делами он занимается, но счел нужным напомнить, что, прежде всего, он мой замполит и деньги исправно получает в приисковой кассе.

На следующий день выехал в Сусуман и здесь рассказал генералу Шемена и начальнику политотдела управления полковнику Острикову о своем вчерашнем разговоре с замполитом Папаримовым. В результате, Папаримову был объявлен выговор и он был предупрежден «о неполном служебном соответствии», а предприискома Мачнев был снят с работы и вскоре уехал на «материк». Вместо него был «кооптирован» Иванов Николай Иванович. Впоследствии Папаримов пытался плести против меня интриги – вроде того, что я БЫВШИЙ, да еще БЕЗПАРТЕЙНЫЙ, а позволяю себе тон НЕЗАВИСИМЫЙ и даже РЕЗКИЙ с некоторыми… Все это мне стало известно, и после моего жесткого предупреждения Папаримову, что стоит мне еще раз доложить начальству о его поведении и он вылетит с должности замполита, как пробка из бутылки шампанского, он притих и все мои указания выполнял неукоснительно. В коллективе поняли, что теперь его высокомерие, чванство и спесь по отношению к нижестоящим безнаказанными не останутся.

Я же вел себя скромно, но бескомпромиссно, не окружал себя подхалимами, предоставленными мне правами и полномочиями пользовался, иногда в довольно «нелицеприятной форме», но никогда не позволял себе разносов и выражений, унижающих человеческое достоинство. Авторитет свой поддерживал практическими делами и всегда откликался на просьбы и жалобы, не создавал себе и не позволял другим каких-либо незаконных привилегий. Жена моя не корчила из себя «первую леди» и приобретением товаров занималась только в магазине и на общих основаниях. А что касается моей колымской биографии, то она всем и во всем Дальстрое была известна, не было секретом и то, что первые ее страницы писались здесь, на Мальдяке, в 1938 году. Сам же я никогда не предполагал, что судьбой мне будет уготовано стать здесь начальником прииска через 14 лет.

Новый предприискома профсоюза Н. Иванов очень энергично и со знанием дела занялся организацией при клубе спортивных секций, подбором людей в художественную самодеятельность и музкоманду, выявил и талантливых помощников из «особого контингента». Оказалось, что среди них есть футболисты, до войны игравшие и в «Спартаке», и за сборные республик. Было решено прежде всего создать базу для футбольной команды прииска.

Старожилы предложили и место, где без особых затрат можно было оборудовать футбольное поле, использовав для этого «хвосты» недалеко расположенной обогатительной фабрики. Был организован массовый субботник. Начальник экскаваторно-бульдозерного парка Вадим Ивашкевич предложил использовать на транспортировке «эфелей» бульдозеры, проходившие обкатку после капремонта. Строители построили раздевалку для футболистов, ворота футбольные и скамьи для зрителей.

И через неделю начались футбольные баталии участковых и цеховых команд, в которых отбирались кандидаты в сборную прииска. Ее возглавил Евгений Архангельский, выступавший за московский «Спартак» и сборную страны в довоенные годы. В следующем 1953 году наша сборная завоевала первое место среди команд приисков и предприятий Западного управления и второе место в Дальстрое, уступив только команде города Магадана.

А при клубе действовали спортивные секции, шли репетиции духового и струнного оркестров, хора и солистов, которыми руководил некто Цаусаки, талантливый дирижер, композитор и исполнитель неаполитанских и своих произведений на аккордеоне. Он рассказывал, что получил этот инструмент в качестве премии за исполнительское мастерство в Италии, будучи там военнопленным.

Главный итог культурно-массовой работы состоял в том, что народ как-то воспрянул духом, стал не таким ожесточенным, многие отошли от пьянства и картежной игры, а моральный климат и криминогенная обстановка заметно улучшились.

Перечисленное выше относится к апрелю 1952 года и как бы заключает проделанную работу во всех сферах деятельности прииска, начиная с октября 1951 года. Таким стал прииск «Мальдяк» на старте нового промывочного сезона. И не просто сезона, а вседальстроевского соцсоревнования в честь 35-й годовщины Великого Октября, в котором его инициатору нужно было оправдывать делом принятые обязательства.

Сезон прииск начал в обстановке высокой готовности: все подземные пески были добыты и шахтные поля сактированы, в том числе и на уникальном по содержанию золота месторождении на ключе Василек.

О том, как много было проявлено при этом мастерства горняков, механиков, инженеров магаданского ВНИИ, которые здесь испытывали электронный самородкоуловитель, можно написать целую главу повести, а специалистам – даже научный труд.

Полигоны первой очереди, промывочные приборы, землеройная техника, энергетическое хозяйство были опробованы, обкатаны и готовы к работе.

При каждом промывочном приборе были сооружены беседки, где имелись столы, скамейки, бачки с кипяченой водой, аптечки, и сюда службой Маневича доставлялись завтраки, горячие обеды, а в перерывах выступали лекторы и артисты нашей художественной самодеятельности.

Обо всем этом было доложено теперь уже новому руководству, так как в середине мая Семен Иванович Шемена, получив назначение на должность заместителя начальника Дальстроя, отбыл в Магадан, а на должность начальника Западного горно-промышленного управления был назначен старейший, заслуженный геолог Колымы инженер-подполковник Алискеров Азис Хаджиевич, Приказ о его назначении был подписан уже И. Митраковым, Горным генеральным директором 1-го ранга, заместителем министра внутренних дел и начальником Дальстроя.

31 июля 1952 года, на два месяца раньше предусмотренного срока, первым в Дальстрое и в горном управлении прииск «Мальдяк» выполнил годовой план добычи золота, а к концу сезона – и планы по промывке песков, вскрыше торфов, буровых и шурфовочных работ и приросту запасов, установленных приисковому разведучастку. Была достигнута высокая производительность на промывке песков и добыче подземных песков, рекордно высокая выработка на кубометр емкости ковша электрических экскаваторов «Шкода» и бульдозеров С-100.

Политотдельская газета «Стахановец» писала в своей передовой статье «Равнение – на стахановский коллектив» в номере за 3 августа: «Предприятие, где начальником тов. Стародубцев, секретарем тов. Папаримов и председателем месткома профсоюза тов. Иванов, на днях добилось больших производственных успехов на промывке. В победе, одержанной передовым коллективом — инициатором вседальстроевского предоктябрьского социалистического соревнования за образцовое проведение промывочного сезона – большая заслуга рабочих, инженеров, техников и служащих, проявивших огромную волю в достижении поставленной перед собой цели. Успех стахановского коллектива является ярким трудовым примером, достойным подражания всех предприятий управления».

Прииск также перевыполнил и планы добычи золота августа и сентября и сверх годового плана дал более тридцати процентов.

По результатам этой работы только в фонд директора было начислено 32 миллиона рублей. Многие были награждены ценными подарками и денежными премиями, а вот других награждений и отмены установленного режима для «особого контингента» не последовало.

Закончив в основном вскрышные работы и открытые горно-подготовительные на полигонах текущего года, четыре экскаватора «Шкода» и более десяти бульдозеров вели вскрышные работы по таликам на полигонах будущего года и к октябрю полностью их завершили. Это было не меньшим успехом, чем досрочное выполнение плана золотодобычи, так как давало полную гарантию на будущий сезон и, сверх того, значительные экономические преимущества.

Последующие два промывочных сезона – 1953-54 гг. – проведенные при мне, также были успешными, но не столь заметными, как сезон 1952 года, так как после значительного перевыполнения плана прииску «Мальдяк» были значительно повышены задания, хотя для этого и не было реальных оснований, да и второго Василька не нашлось.

После окончания сезона с прииска уехали учиться на «материк» Сигачев и Алпатов. Первый уже на Колыму не вернулся, был оставлен при кафедре Ленинградского политехнического института, а Алпатов, уже с дипломом инженера, приехал на Мальдяк на ту же должность главного механика, через некоторое время он получил назначение в Индигирское горнопромышленное управление и до выхода на пенсию был уже директором приисков «Маршальский» и «Юбилейный». Вместо Сигачева главным инженером на прииск «Мальдяк» был назначен Пономарев Анатолий Андреевич.

Тем временем и на прииске «Мальдяк» все проблемы относительно утряслись. Обстановка в быту и на производстве стабилизировалась.

На стадионе каждый погожий день происходили футбольные баталии, в клубе демонстрировались новые фильмы, не реже одного раза в неделю давались концерты местными артистами, проводились и другие мероприятия.

5 марта 1953 года радио разнесло известие о смерти Сталина. Повсеместно состоялись траурные митинги и собрания, были вывешены траурные флаги.

Среди лиц «особого контингента» вслух стала выражаться надежда на досрочное освобождение от высылки в связи с предполагаемой амнистией. Но этой надежде не суждено было сбыться, так как действительно объявленная вскоре амнистия не распространилась на лиц, осужденных по «литерным» и 58-й статьям, на спецпоселенцев и «особый контингент».

И вот наступил сентябрь 1954 года. В течение десяти дней весь «особый контингент» был вывезен в Магадан и дальше пароходом на «материк». Не стало на прииске «Мальдяк» знатных шахтеров, экскаваторщиков, бульдозеристов, не было теперь и футбольной команды, оркестров и сводного хора… Из Сусумана прибыли строительные бригады ОКСа, которые в спешном порядке стали городить зоны, ставить сторожевые вышки и настилать двухъярусные нары в бараках и палатках всех трех лагпунктов. Предстояло принимать этапы заключенных из приморских лагерей, которые ликвидировались в связи с прекращением строительства тоннеля под Татарским проливом…

Эпилог

Так, в 1954 году, была перевёрнута очередная страница в истории прииска и посёлка Мальдяк.

Большая часть спецпоселенцев покинула Мальдяк и Колыму в сентябре 1954 года. Но были и те, кто не захотел покидать этот суровый северный край и навсегда остался здесь, связав свою жизнь с Колымой, были и такие. кто уехав и побывав на материке через некоторое время снова вернулся на Колыму, но теперь уже по своей воле.

Материалы

При подготовке статьи были использованы следующие материалы:

• Чернолуцкая Е.Н.  «Принудительные миграции на советском Дальнем Востоке в 1920 — 1950-е гг.»;
• Кузнецов В.Н. «Использование труда заключённых ГУЛАГа на строительстве объектов атомной промышленности на Урале (вторая половина 40-х гг. – середина 60-х гг.);
• Стародубцев В. Г. «Люди, годы, Колыма: Док. повесть. – Магадан, 2001;
• Алин Д.Е. «Мало слов, а горя реченька»;
• Вагнер Г.К. «Из глубины взываю»:
• Юсупова Х.А. «Дорога на прииск Мальдяк. Воспоминания бывшей политзаключенной»:
• Александр Черников «Похоронены и забыты»:
• Морозов А. Г. «Девять ступеней в небытие». — Саратов: Приволж. кн. изд-во, 1991;
• материалы Википедии;
• материалы Сахоровского центра.

Моя отдельная благодарность и признательность за рассказ и воспоминания Юрию Харафиди.