Когда я зашел в контору экскаваторного парка его начальник, Марков, находился уже на месте. Это был человек лет за сорок, среднего роста, уже полнеющий, тщательно выбритый, хорошо одетый, приятной внешности. На его пиджаке красовалась серебряная медаль.
Я представился.
– Направлен к вам работать горным мастером.
– Садитесь, Чирков, – и сел сам, – ознакомился вас с нашей работой. Экскаваторный парк является производственной единицей прииска. Мы не только эксплуатируем и ремонтируем экскаваторы, но и сами подготавливаем полигоны к рыхлению. Это производится с помощью проходки шурфов. Когда все шурфы добиты до нужной глубины, их одновременно взрывают. Рыхление торфа зимой, а так же талы летом мы вскрываем экскаваторами. Помимо этого, в период ремонта экскаваторов, мы вскрываем торфа механическими дорожками. Таким образом, закреплённая за парком рабочая сила полностью используется. Все экскаваторы сейчас на ремонте. Их ремонтируют машинисты, и их помощники и приданные им слесаря. Руководит ремонтными работами механик Полянский.
– Вы обратили внимание на цех ремонта, когда проходили сюда?
– Да, обратил.
– Там ремонтируют узлы и отдельные детали экскаваторов. Вот в общих чертах всё. Пока поработаете на шурфовке, а потом я вас переведу на механическую дорожку, а как только экскаваторы будут выходить из ремонта, будете работать с экскаваторами.
В этот же день я приступил к выполнению своих новых обязанностей. После окончания смены в кабинете начальника собрались горные мастера, начальник полигона с отчетом. Всегда было оживленно. Однажды Марков подозвал меня к себе.
– Чирков, подойдите сюда.
Он держал в руках список на поощрение заключенных, поданный ему нормировщиком.
– Посмотрите на список, все ли здесь правильно.
– Список правильный, товарищ начальник, всё обосновано.
– Верно. Но между последней фамилией поощряемых и моей фамилией есть одна свободная строчка. Нормировщик оставил её для себя. Он заключенный и хотя работает в конторе, тоже хотел бы получить поощрение. После моей подписи он вписал бы свою фамилию. А мы сделаем так: по этой свободной строчке поставим прочерк.
– Вот здорово, – я даже рассмеялся, – мне и в голову не пришло, что-то тут можно смухлевать.
Марков улыбнулся и сказал:
– Будьте внимательны, с этим народом нужно быть всегда «на чеку».
Что бы исключить кривотолки, которые могли дойти до меня, он как-то сам немного рассказал о себе.
– Чирков, вы знаете, что я сидел в лагере?
– Нет, не знаю.
– Сидел! Работал на проходке шурфов. «Гнал» два шурфа сразу и применил не хитрую штуку. В шурфах ломиком я заделывал только устья будущих шпуров. Затем разводил костёр и грел в нём гайки. Накаленные гайки клал в устья в устья шпуров. А сто бы тепло не пропадало, закрывал их плитками сланца. Грунт под гайками оттаивал, и я выбрасывал его ложечкой. Остывшие гайки клал в костёр – накаленные в шпуры. Ломиком я работал очень мало и при проходке шпуров не уставал. Поэтому легко справлялся и с выброской и взорванного из обоих шурфов. Выработка у меня была в три раза выше, чем у других. Смотрело на меня начальство, смотрело, да и выкинуло из лагеря досрочно, да ещё и медаль повесило.
– Это просто замечательно, товарищ начальник, ваш пример достоин подражания. Однако позвольте уточнить: где вы брали гайки, клещи, которыми вы вытаскивали их из костра?
– Мне их давали в мехцехе.
– А дрова?
– Я их заготовлял сам. На склоне сопок валежника много. Он горит как порох.
– Следовательно, вы имели вольное хождение?
– Да, имел.
– Во вверенной мне бригаде – все подконвойные. Нет ни одного человека со свободным хождением. Сожалею, что не могу использовать ваш опыт в настоящее время.
– Я знаю, но иметь в виду и при случае использовать целесообразно. Разумеется,- подтвердил я, Спасибо за рассказ.
Дней через пять Марков вновь подозвал меня.
– Ну, Чирков, первая механическая дорожка пущена. Будете работать с бригадой Назарова. Пойдёмте со мною к мехдорожке, я познакомлю вас с обстановкой.
Через несколько минут мы были на месте.
– Чирков, смотрите – эта дорожка уже действующая. Дальше мы видим «зарезанные» траншеи в разной стадии готовности. Видите как их много. А это сделано вот почему: Эксплуатационный контур для экскаваторной вскрыши – очень широкий. Поэтому его средняя часть вскрывается мехдоржками. Поля мехдорожек по объёму вскрыши примерно одинаковы и при их отработке получится единый разрез. Прилегающие к нему полигоны к тому времени будут зашурфованы и взорваны на рыхление. Экскаваторы по первому ходу будут давать чистую вскрышу, а во втором ходе – вскрышу с перевалкой.
– Да,- заметил я, – при данной механизации работ организация работ совершенна.
Марков улыбнулся
– Назаров, – крикнул Марков,- подойдите суда.
К нам подошел человек чуть выше среднего роста с мясистыми носом губами и щеками, прямыми коричневыми глазами.
– Слушаю гражданин начальник.
– Горным мастером у вас будет горный инженер Чирков. Вот он собственной персоной.
– Понятно, гражданин начальник.
– Ну, работайте, я пошел, – сказал начальник – мне надо смотреть состояние работ в других траншеях.
– Ви што кончал, гражданин инженер,- спросил Назаров
– Горный факультет Томского Индустриального института.
– Ми то же высшее образование получал.
– Что же вы закончили?
– Медрессэ в Иране.
– Так вы, – заметил я в шутку, – работаете не по специальности. У меня, гражданин инженер, вся бригада горняки. Значит, нам будет работать легко. Посмотрим наше хозяйство.
Мы пошли по верху забоя, обошли торфяной отвал, зашли в лебёдочное помещение. Двухбарабанной лебёдкой управлял рабочий бригады. В другом помещении – котельной стояли два небольших котла, называемые бойлерами. Их обслуживал один рабочий, кидая уголь то в одну, то в другую топку. Оттуда направились на торфяной отвал, где находились двое рабочих. Они принимали подходящие груженые короба, отцепляли их от рабочей ветви, подвозили к краю отвала, разгружали и прицепляли к холостой ветви. Кроме этого они держали полотно отвала в рабочем состоянии. Для этого наращиваемую часть отвала присыпали снегом, прихлопывая его лопатой. Короба появлялись примерно каждые две минуты. Отвальные все время были в движении, не имея ни минуты передышки.
– Назаров, – обратился я к бригадиру, – работать в таком месте всю смену отвальным не возможно, через час они упадут.
– Ми его менял, гражданин горный мастер.
Тут я увидел, поднимающихся на отвал двух рабочих забоя, отвальные же быстро пошли на их место в забой. Мы с бригадиром спустились вниз.
В начале траншеи была установлена неподвижная опора, которую называли «мертвяком» На этой опоре оси вращалось колесо большого диаметра, через которое проходил трос бесконечной откачки. В забое работали звеньями. На каждое звено был короб, укрепленный на санках, подбитых металлическими полозами. Короб имел прицепное устройство, состоящее из тонкого недлинного троса, один конец которого прикреплялся к саням. На другом конце его находился изогнутый крюк, который называли «баранчиком». Стоило зацепить этот «баранчик» за трос бесконечной откачки, как последний тащил его на отвал или с отвала. На мехдорожке слышался только отдаленный шум лебёдки, поскрипывание придвижении полозьев саней, да редкое постукивание кувалды о сто-то металлическое. Забойщики работали молча, от них шел пар. Все были в валенках, ватных брюках, рубашках и в меховых или ватных жилетах. На головах – шапки ушанки, на руках – рукавицы. Я подумал, что движет этими людьми? Сознание обстановки в которой находилась вся страна? Возможно! Железная дисциплина в бригаде? Возможно! Необоримое стремление выжить? Тоже возможно. Помаленьку работать в этих условиях – просто невозможно. Было очень холодно. Плевок падал на землю ледышкой.
Я заметил Назарову:
– Здорово работают.
– Ми иначе нельзя, гражданин горный мастер, – ответил бригадир.
Позднее, я узнал, что все его бригады – нацмены, преимущественно среднеазиатского происхождения. Почему-то в лагере их называли «зверями». И если о ком-то говорили: работают как «звери», то это было высшей похвалой там, к кому она относилась.
Мы подошли к «узлу» подготовки забоя к взрыву. Сюда по паропроводной магистрали поступал пар в распределительное устройство, которое попросту называлось «гребёнкой». Эта «гребёнка» имела патрубки, которые с помощью шланга соединялись с патрубком поинта – рабочим инструментом для бурения горизонтальных скважин с помощью пара. Рабочий поинтист систематически ощупывал поинта и постукивал их по концам кувалдой. Тем самым достигалось продвижение поинтов вглубь массива торфов.
Бригадир что-то сказал на своём языке, тот ему ответил. Тут только я обратил внимание, что раньше увиденного, лебёдчика в бушлаты одеты поинтист и сам бригадир.
Наступило время обеда. Лебёдка остановилась. Забойщики быстро побежали в котельную, надели сухие теплые бушлаты. Бригада построилась и направилась в лагерь. На мехдорожке остались двое – бойлерист и бурильщик. Они питались после.
Вечером в общежитии я продумывал всё увиденное мною за день, ставя перед собою вопрос – что наиболее ответственное в этой новой работе? Ответ напрашивался один – подготовка забоя к взрыву, все элементы работы связанные с ней. Значит, котельная всегда должна быть обеспечена топливом, бойлерист обязан постоянно держать необходимое давление в котлах, нельзя допускать перемерзания паропроводной магистрали. Поинтов, не допускать замерзания скважин – это привело бы к срыву работы. Изучение закончилось, началась ежедневная напряженная работа.
Надзор, надзором, это в первую очередь. Но и о себе заставляла вспоминать необходимость. Мороз не делал скидки не кому. Не спасал полушубок, ватные брюки, шапка ушанка и тёплые варежки. Часто приходилось брать свободную лопату и грузить торфа в ближайший короб. Физическая работа была самой надёжной защитой от холода. Пятнадцать – двадцать минут этой работы и становилось не только тепло, но и жарко.
Скважины попросту называли еще лисьими норами. Заслуживает интереса вопрос доведения их до полной готовности. Прогретые на всё длину пинта, они прочищались специальными ложечками. Самая большая из них закреплялась на длинном древке. Когда скважина полностью очищалась, туда заталкивали опилки, специально привезённые для сушки скважин. Опилки впитывали в себя воду, скопившуюся в её конце. Затем опилки выгребались большой ложечкой. Таким образом, скважины осушались и сохраняли нужный диаметр на всё длину. Несколько минут они промораживались. Затем производилась зарядка патронами большого диаметра, которые делали сами взрывники. Взрывание производилось бикфордовым шнуром. Выход взорванного грунта на погонный метр скважины был высоким – более десяти кубометров.
Время шло, забой продвигался к полю соседней мехдорожки и, наконец, настал день сбойки. Поле моей мехдорожки было обработано, о чём вечером на отчете я и доложил начальнику парка.
– Ну что же, Чирков, – сказал Марков, – начинается ваш третий этап вашей работы в экскаваторном парке. С завтрашнего дня будете командовать всеми экскаваторами, которые уже вышли на полигон и теми которые в скором времени выйдут из ремонта. У нас кроме паровых имеются несколько дизельных экскаваторов. Ваша задача – обеспечивать бесперебойную работу всех машин и правильное их использование. Вы должны обеспечивать их водой, углем, дизельные – дизтопливом. Обеспечивать выполнение схем вскрыши полигонов. Кроме того, по мере отработки будете перегонять экскаваторы с полигона на полигон. Экскаваторы будут подавать сигналы: один гудок, два гудка и три. – Марков объяснил значения этих сигналов.
– Вопросы есть? Вопросы у меня могут появиться потом. Сейчас их нет.
– Ну, что ж приступайте.
И я приступил к новой работе. Полигон нашел легко, по стрелам экскаваторов, которые виднелись из-за отвалов.
Машинисты мне своеобразную встречу: паровые экскаваторы давали гудки – кто один, кто два, кто три, да ещё дизельный издавал какие-то вибрирующие звуки. Несколько секунд я крутил головой в разные стороны, соображая куда податься. Тут же принял наиболее правильное решение – подошел к самому близкому. Это был дизельный, марки «ЛК». Я влез на экскаватор, поздоровался с машинистом и сказал:
– Давайте познакомимся,- назвал свою фамилию. Он представился мне.
– Чего верещите?
– Да вот дизтоплива нет.
– Совсем нет?
– Ну, маленько есть. Но ведь смена только началась. Вы что, думаете, начальник парка, сложа руки там сидит? Минут через десять у всех всё будет.
Машинист улыбнулся.
– Познакомиться ведь то же надо, товарищ горный мастер.
Возмущение моё тут же прошло, и я невольно рассмеялся.
– Интересный способ знакомства. Беги горный мастер, со всех ног знакомиться с машинистом по его сигналу.
Тут мы рассмеялись оба.
– Ладно, считайте, что знакомство состоялось. Может и другие машинисты так же гудят? Может быть, товарищ горный мастер.
– Ладно, я пошел.
Когда спрыгнул с экскаватора, по полигону уже шла водовозка и тащилась лошадь с мешками угля, погоняемая нижниками. Однако мне пришлось в это утро побывать во всех экскаваторах и познакомиться со всеми с их верхними командами. На нижников я вначале не обращал внимания и был наказан. Один из них украл мешок угля, да так быстро бежал по полигону, это с мешком-то, что я не стал его догонять.
В экскаваторном парке больше всего было паровых экскаваторов: американских, фирмы «Марион», отечественные «Воткинец». В юношеские годы, учась в школе ФЗУ, я работал на сборке главной паровой машины этого экскаватора. Отечественным экскаватором был дизельный, марки «ЛК». Больше всего причиняли хлопот паровые экскаваторы.
С первых же дней работы я обратил внимание, что некоторые машинисты стараются держать стрелу экскаватора повыше, а угол её поворота делать поменьше. Я с возмущением рассказал начальнику парка. Марков опять улыбнулся.
– Чирков, что же тут удивительного. Если он угол подъёма стрелы держит повыше, то ему легче работать. Меньший угол разворота при разгрузке ковша – будет быстрее время цикла, значит больше объёмов, выше заработок.
– Мне это хорошо понятно, но позвольте заметить, товарищ начальник, тем самым увеличится объём перевалки.
– Верно, требуйте работать по правилам, а я вас всегда поддержу.
– Да я уже с некоторыми машинистами переругался. При мне они ставят стрелу под нужным углом, а потом когда я отойду, всё равно поднимут круче. Экскаваторов-то много приходится бегать.
– И всё-таки настаивайте, Чирков. Успех приходит не сразу.
– Ну, что ж, ладно,- сказал я вздохнув.
В это время я уже жил не в бараке, а в добротном доме, хотя тоже в общежитии. Спали мы не на топчанах, а на нормальных деревянных кроватях. Рядом со мною стояла кровать инженера производственно-технической части Павла Ивановича Донова. Мы познакомились и после работы часто разговаривали друг с другом.
Однажды, когда мы вместе шли по посёлку, нам повстречался человек, и мы поздоровались с ним.
– Ты знаешь этого человека?- спросил Донов.
– Знаю. Это мой машинист экскаватора «Марион» Мурзаков.
– И всё?
– И всё!
– Нет, Александр Алексеевич, это не всё. Он один из лучших машинистов Дальстроя. Это ас.
Я внимательно, чем обычно посмотрел на Мурзакова. Он был очень сутулый, тощий, поджарый, с лицом как печеное яблоко, лет за шестьдесят.
– Этого не может быть, Павел Иванович.
– А факты! У него каждый год выработка составляет полмиллиона кубометров горной массы на кубометр ёмкости ковша. Он каждый год ездит в Магадан на Вседальстроевское совещание машинистов экскаваторов.
– Против фактов пока ничего сказать не могу, Павел Иванович. С этим надо разобраться.
– Разбирайся!
– Обязательно разберусь.
Со следующего дня я стал ещё внимательнее следить за работой Мурзаковского «Мариона». В отличие от других, он работал на триста шестьдесят градусов, совмещая поворот стрелы с разгрузкой ковша, не останавливаясь ни на минуту. И все-таки я считал – не может такой старый человек выдержать подобной нагрузки.
Через день Павел Иванович, видимо не вытерпев, спросил меня:
– Ну, как, Александр Алексеевич, разобрался?
– Разобрался.
– И что же?
– Я залез кабину экскаватора, когда его загружали углём, и застал Мурзакова, сидящим на ящике, между стенкой кабины и котлом. Мурзаков мирно похрапывал. Его помощник, молодой крепкий парень, включил машину и стал работать – вскрывать торфа. Верхняя команда уже полностью доверяла мне, что позволило установить истинную картину.
Помощник машиниста – заключенный. Мурзаков научил его не только уходу за машинами и канатами, но со временем понемногу стал доверять рычаги управления. За несколько лет работы помощник научился управлять экскаватором. Когда Мурзаков устает, его подменяет помощник. А какая работа может лучше для заключенного? За время отбывания срока, он не только сохранит себя, но и получит высокую квалификацию. Потом сдаст экзамены и будет первоклассным машинистом.
Вот потому на прииске за ним никто не угонится. Они не останавливают машину даже на обед, на набор воды – она подаётся через днище кабины и специальный стакан. Они останавливают экскавацию только на приём угля.
– Да,- сказал Павел Иванович, – а мне это и в голову не приходило.
– Это потому, что у тебя не зародилось сомнение в физической возможности Мурзакова.
Так закончился наш спор по поводу работы этого знатного машиниста.
Однажды, а это было уже лето 1942 года, Марков сказал мне:
– Чирков, пришла агитмашина Политуправления Дальстроя. Будут показывать кино на открытом воздухе, у моста.
– Знаю, – вдохнув, ответил я. Так идите, посмотрите. Как «смотрите», я же на смене, на работе. Ну и что, думаете, без вас не управимся?- улыбнулся Марков. Значит можно идти? Конечно, сказал Марков смеясь.
Я стремглав побежал к месту показа картины, забыв поблагодарить начальника.
Кино называлось – «Ночь над Белградом». В нем показывалась мужественная борьба югославских партизан против фашизма. Сильный, приятный женский голос пел песню, часть которой запомнилась мне:
Ночь над Белградом тихая
Вышла на смену дня,
Помнишь, как ярко вспыхивал
Яростный шквал огня.
Помнишь годину ужаса,
Черных машин полёт.
Пальцы сожми, прислушайся,
Песню ночь поёт.
Кино глубоко взволновало всех зрителей. Радостно было сознавать, что в титанической борьбе с фашизмом народы Советского Союза не одиноки. Все были оживлены, идя, домой, обменивались мнениями. В этот вечер Донов сказал:
– Послушай, Александр Алексеевич, почему бы тебе не перейти работать в Производственно-Техническую Часть?
– Как же я перейду?
– Начальника ПТЧ Брянцева куда-то перевели. Старший инженер Судьин тоже, куда-то уехал. Попросись у главного инженера, что бы тебя назначили в ПТЧ.
– Хорошо, попробую.
На другой день я явился к главному инженеру прииска Медведеву и изложил ему свою просьбу. Он ответил мне довольно холодно:
– Инженер-проектировщик у нас есть, а начальников ПТЧ назначает Горное Управление.
Аудиенция продолжалась всего одну минуту. Я продолжал работать в экскаваторном парке. Однако Павел Иванович какими-то путями, возможно через Управление, добился своего. Мне сказали – идите, работайте в ПТЧ.