Чем я становлюсь старше, тем чаще мне начинают сниться странные сны. Это, наверное, от того, что с годами я невольно начинаю жить воспоминаниями о прошлом, о молодости. Воспоминания о том, что искал, находил, а потом без сожаления оставлял, теряя навсегда. Это были и места, люди, и какие-то события, в которых я становился или невольным участником, или, наоборот, инициатором.
Я не верю тем людям, которые говорят, что ничего не хотели бы изменить в своей прошлой жизни, человеку свойственно ошибаться, и чем дольше он живёт, тем больше совершает ошибок. Но ни один человек не захочет признаться в своих прошлых прегрешениях, как и в своей настоящей или мнимой святости, во-первых, из-за боязни осуждения, во-вторых, из-за боязни разрушить миф о своей исключительности, даже в собственных глазах.
Возможно, что меня тревожат сновидения, из-за моей неправедной прошлой жизни, а сейчас пришло желание и пора искупления, очищения и исповеди? Но то, что я жил, как все, возможно, и есть тот грех по отношению к самому себе, может быть, нужно было жить как-то иначе? Может быть, мне нужно было уйти подальше от мирской суеты и соблазнов, в какой-нибудь глухой монастырь или, наоборот, остаться в самом глухом месте, куда заносила меня судьба. Я склоняюсь ко второму, потому что мне снятся не церкви, монастыри да скиты, а снятся острова в Охотском море и дремучая тайга Якутии и Эвенкии, и Туруханска.
Я прошёл мимо всего, я прошляпил то место, где мне было суждено жить, состариться и умереть. Страшно перестать чувствовать почву под ногами, страшно потерять свой остров, если ты оставил там душу. Но пока я жив, а вечно плакаться, ни самому себе и ни кому другому, в «жилетку», не будешь, а значит, нужно жить и дальше, живя воспоминаниями, сожалениями и пусть не розовыми, но снами. Так устроен человек, и переходом от слёз к смеху никого не удивишь.
Мне как-то уже снился похожий сон, накануне обещанного кликушами и мнимыми оракулами Апокалипсиса, в котором я жил в хижине, на берегу Берингова пролива. А этот сон стал как бы второй серией, продолжением сна про Аляску, где возможно, когда-то проживали мои пращуры.
На острове Недоразумения я проработал всего лишь одно лето, но он остался в моей памяти навсегда, я и тогда, в молодости любил его, но так остро и безнадёжно я полюбил его, когда уехал в поисках того, чего не бывает в жизни. Я не знаю, что меня влекло, куда и зачем, но всё прошло мимо моего сознания, не оставив и царапины в моей душе, но почему сейчас, на исходе жизни мне стал сниться мой остров, ставший для меня Эдемом?
Сон это или бред, но я опять молод, и у меня перед глазами тот же остров, то же море, скалы, крики чаек, суда, идущие курсом в бухту Нагаева; недалеко виднеется материковая черта берега со скалами и низиной, с лососёвой речушкой Оксой, визуально убегающей против всех законов природы, вверх к Колымской трассе. Оглянувшись на посёлок Рыбачий, я вижу не бараки для вербованных сезонников, прибывающих на путину селёдки, а высокие одноэтажные коттеджи, с палисадами, обсаженными деревьями, которые на острове никогда не росли, и клумбами, с морем невиданных цветов.
Вдоль тех домов вьётся дорожка, сложенная причудливой мозаикой, а на самые высокие горы бегут серпантином широкие террасы, по которым можно подняться до самого маяка с капитанским мостиком, и нижними площадками обозрения. Курорт? Да! А сам остров с этой высоты птичьего полёта больше был похож на необычный, гигантский лайнер, идущий полным ходом, подминая под себя и рассекая зеленоватые огромные волны, вспыхивающие светлячками микроорганизмов, населяющих верхние тёплые воды моря.
Отсюда, с высоты открывалась дальняя панорама на изумительный морской пейзаж, достойный кисти Айвазовского, и вид на нижний, необычный мир, который бывает только во сне или в других мирах, но с земной береговой крупной галькой, песком и прибрежными валунами, забросанными морской капустой, с острым запахом моря, который однажды вдохнув, уже никогда не забыть.
Я чувствовал, что у моего острова, как у живого существа, есть своё положительное биополе, своя аура, и всё, что раньше происходило в твоей жизни негативного, улетучивается. Это происходит очищение твоей кармы. Я воспринимаю нашу планету, как живой организм, а острова – это пупы Земли, через которые проходят энергетические каналы, чакры, создавая тот или иной психологический климат, который способствует не только психическому, но и физическому исцелению.
Вот такая на моём острове атмосфера веры, любви и духовного очищения, и я вижу и чувствую, как постепенно весь мир меняется и становится иным, а когда я окончательно проснусь, то так оно и будет, потому что я тоже стал другим, я стал миссионером и проповедником той веры и жизни, с которыми из живущих мало кто знаком. Я их буду посылать не на гору Афон или остров Валаам, а на остров Недоразумения, для постижения самого себя, веры и истинной гармонии.
Встав с валуна, на котором сидел, я направляюсь в глубину береговой полосы, к рыбозаводу и главное – к причалу, потому что даже отсюда я вижу мачты сейнеров и траулеров, которых на острове никогда не было. Песчано-галечный берег, обращенный к материковому брегу, подковой вдаётся в остров, образуя покойную бухту с хорошим пирсом и краном для разгрузки бочек с рыбой с плашкоутов. У сейнеров и траулеров свои грузовые стрелы, и они не нуждаются в заводском кране, стоящем на пирсе.
В какое-то мгновение, словно отойдя от какого-то наваждения, я замечаю, что на острове пусто, пусто на сейнерах, пусто в посёлке, пусто в засольных цехах завода, и даже собак и свиней Филиппыча не видно. Хотя на острове кипит жизнь, но я её почему-то не вижу, я только слышу чей-то разговор, смех, я слышу плеск волны, работу дизелей на электростанции, я всё слышу. Но почему я не могу всё это видеть? Или все эти звуки идут из прошлого?
Оборачиваюсь на громкий девичий хохот, слава Богу, а вот и они. Я вижу, как стайка молодых женщин, видимо, с конвейера, совершенно обнажённые, гордясь молодыми телами, тугими бёдрами с узкими талиями, но тяжеловатыми попками, полными грудями с торчащими коричневыми сосками и длинными до пояса, одинаково светлыми волосами, громко хохоча, бегут к пенной полосе прилива.
Я залюбовался этой красотой до испуга, ведь все они были на одно лицо, и даже родинки на округлых попках были одинаковы и на одних и тех же местах. Всё это я заметил, когда они прошли сквозь меня, будто пустое место, но сами они были реальные, осязаемые, значит, это что-то со мной, но я ведь не привидение и не фантом, я такой же нормальный человек, как и все, только я сплю. Или нет?
Женщины вошли в ледяную воду моря по пояс, постояли, привыкая к холоду, и поплыли, взмахивая не руками, а словно русалочьими хвостами, потому что за каждой струился дельфиний след. Они уплывали всё дальше и дальше, я им кричал вслед, чтоб они вернулись, но они, обогнув кривой островной мыс с дизельной электростанцией, растаяли в мелкой ряби вдруг поднявшегося ветерка. От всего этого у меня лысина вдруг встала дыбом, а скальп стянуло от ужаса, я ничего не мог понять, и от этого мне стало жутко.
Присев на причальный кнехт пирса, я задумался: что случилось с миром или со мной? Опять какая-то мистика, или у меня сдуло крышу?
Услышав какой-то звук, я поднял голову, и всё сразу стало на свои места: ни сейнеров с траулерами, ни самого завода, ни бывшего посёлка Рыбачий – ничего не было, была только гнилая труха на месте завода и бараков, заросшие травой огородики аборигенов и даже все тропинки. Всё было мёртво, кроме птичьего базара с орущими бакланами, мартынами, чайками и прочими морскими водоплавающими, гнездившимися на скалах. Они выжили, и они – дома. А вот людей не стало, они исчезли.
Проснувшись, я с трудом восстанавливал в мозгах увиденное в сне. Я знал прошлое острова и знаю, что, когда там жили люди, он был живой, потом я попал в будущее острова, когда он ещё был без людей. Потом я опять вернулся в очень печальное настоящее, и дай бог, чтоб мой сон стал вещим, и жизнь опять вернулась на наш островок Недоразумения. Неужели всё дело в названии?
P.S. На этом невыдуманном острове из моего невыдуманного сна до сих пор живут отшельники, смотрители, невыдуманные хранители прошлого, настоящего, надеюсь и будущего острова, Сергей и Галя, очень приветливые и гармоничные люди, супруги-островитяне, которые не смогли, не захотели поменять покой острова на суету землян. Они не миллионеры, но духовно они богаче всех миллионеров, ведь у них есть свой неповторимый мир на этом островке в Охотском море. Этот самый мир, как другая планета, по прежнему как магнитом притягивает к себе людей ищущих себя, желающих испытать что-то доселе неведомое им. Остров, как храм где людям хочется исповедаться, но не кому-то, а тому духу который там обитает, и каждый человек после посещения этого природного храма чувствует моральное и духовное очищение, он становится терпимее, добрее, у него появляется вера, религия гармонии с собой и внешним миром.
Ян Полуян на острове, в гостях у Гали и Сергея
Возможно я слишком идеализирую островную обстановку, но ведь не зря из Магадана люди тянутся к этому клочку суши, сюда и зимой и летом тянутся паломники пусть это будут просто рыбаки любители лосося и крабов, но ведь остров посещают и творческие люди. Это могут быть и люди искусства, а в поисках вдохновения художники, поэты и писатели. Это вам о чём ни будь говорит? Я жил на острове много лет назад, но мне по прежнему хочется воспевать его атмосферу красоты и покоя, и когда я вспоминая пишу эти строки, я чувствую некую незримую связь помогающую мне в жизни. Да будет он во веки веков пристанищем, для верующих и ищущих! Аминь!