На северо-востоке России живут десятки малых народностей, которые, весьма охотно воспринимая все блага, которые несёт в их быт современная цивилизация, по-прежнему продолжают жить в строгом соответствии философии жизни своих предков.
Главенствующим законом этой философии является их восприятие окружающего мира, в котором всё создано в гармоничных пропорциях и в котором нет и не может быть ничего лишнего. Всё на земле живёт по своим, часто неподвластным разуму человека законам, и имеет единые права на своё существование.
В силу этого они уважительно называют тайгу или тундру матушкой-кормилицей, а всё живущее в ней – «лесными людьми». С молоком матери они впитали в себя главный закон тайги: «Не навреди». Поэтому им совершенно не нужны правила охоты или рыбалки, рубки леса, строгие охотинспектора, они никогда не возьмут у природы ничего лишнего или в запрещённые на этот момент сроки.
Всего одна пойманная, но пропавшая рыба, одна убитая, но не подобранная из-за топей утка, всего один вовремя не снятый с капкана пушной зверёк, одно срубленное зря деревце и всё… Приговор жесток и обжалованию не подлежит, человек становится изгоем. Проступок нарушителя закона тайги накладывают на него и весь его род несмываемое пятно бесчестия, об этом проступке люди будут помнить вечно. Ведь человек посмел обидеть «лесных людей» — матушки-кормилицы тайги.
Совсем иное, совершенно противоположное отношение к природе у представителей «больших» народностей, особенно у тех, кто сравнительно недавно переехал в таёжные края и ещё не успел осознать философию жизни аборигенов.
Попав на таёжную «халяву», они полностью теряют разум и превращаются в ненасытных чудовищ. Совершенно не думая о том, что им уже не по силам обработать ранее добытое, они до полного изнеможения, позабыв об отдыхе и еде будут ловить и стрелять. Остановить их могут, исключительно, только полное уничтожение всего боезапаса или наступившая ночь, так было всегда…
Точно так было и на этот раз. Все реки Колымы очень порожистые, поэтому ледостав растягивается на продолжительное время. Сверх осторожный хариус, который моментально реагирует на всё, что плывёт по поверхности воды в дикой панике шарахается от плывущего по реке сала и тоненьких льдинок, забиваясь битком под кромки берегового льда заберегов и глухих маленьких заливов — аппендицитов. Рыба стоит так плотно, что не видно дна.
Рыбалка по перволедью на порожистых реках Колымы просто фантастическая. Правда называть это рыбалкой язык не поворачивался ни у кого, просто говорили — «Осенняя заготовка хариуса». Рыбаки ходят вдоль берега, периодически пробивая в молодом льду лунки топором или охотничьим ножом. Использовать бур или пешню до толщины льда до десяти сантиметров в этих краях считается извращением. Пробив лунку, рыбак ложится на лёд и смотрит, какой величины хариус стоит там.
Если хороший — ловит, мелкий — идёт дальше. Голодные рыбы хватают любую мормышку едва она успевает уйти под лёд. Поэтому рыбаки меняют свои летние каны из 10-литровых пластмассовых канистр, на каны из 50-литровых пластиковых канистр из-под моторного масла, ставя под их полозья. Поймать за день-два, а то и все три 50-литровых кана по перволедью, обычное дело. А уж на такой глухой, далёкой от посёлков и оттого очень богатой рыбкой реке, при этом очень порожистой, как Бохапча тем более.
Вкалывая без перекуров девять суток, вахта бурильщиков геологоразведки сумела дать план. И вот уже четвёртые сутки без устали, черпала и черпала хариус из Бохапчи. Рыбы было столько, что азартом халявы заразились все, кроме двух, уже достаточно долго проживших на Колыме и сумевших проникнуться философией аборигенов опытных рыбаков.
В отличие от всех остальных, черпающих рыбу с рассвета до темноты и приходивших к балку, который притащил на берег реки бульдозер, только для того, чтобы переложить рыбу из канов в мешки, эти двое ловили рыбу только ближе к вечеру, и в этом был резон, чётко опирающийся на весь опыт малых народностей.
У малых народностей есть великолепный способ сохранения улова. С началом сумерек температура воздуха резко падает вниз. Пойманную рыбу опускают за хвост в лунку и раскладывают на льду. Два-три окунания в воду и всё тело рыбы покрывает панцирь льда. Теперь эту рыбу не тронет ни один зверь или собака, ведь запаха нет, и рыба может спокойно лежать до весны на морозе. Панцирь льда не даёт морозу выморозить соки и, будучи размороженной через полгода, такая рыба имеет кондиции свежевыловленной.
Вот почему эти двое удобно усевшись на бревне лежащим у костра, попивали чаёк и вели неторопливую беседу, весь свой улов предыдущих трёх дней, они надёжно «упаковали» в ледовый панцирь и закопали в снег под деревьями.
Старший из них Алексей философски произнёс:
— Глупость и жадность человека воистину безграничны. А ведь на нас с тобой вся вахта будет теперь смотреть как на врагов народа. Мол мы специально их не предупредили. Но ведь есть закон тайги: «ни на охоте, ни на рыбалке никогда не лезть ни к кому со своими советами, не обсуждай нелепости других…».
А ведь в эту зиму с рыбкой будем лишь мы с тобой, да ещё Санек бульдозерист. Тот, как только вечером за нами приедет, тут же по 20 хвостов с каждого кана, своих — бульдозеристских, заберёт. А у него ящик под рыбу специально на отсеки разбит, чтобы рыба не помялась. А все остальные с носом останутся, вернее с хвостами. Эх, дурость, жадность, ради чего план гнали, столько рыбы перевели? Идиотизм, да и только…
Его собеседник, Владимир, удивлённо посмотрел на Алексея:
— Как без рыбы? Посмотри сколько мешков.
Алексей даже подскочил на бревне от такого ответа Владимира.
— Да ты что, тоже ошалел от такой халявы, думать перестал? Не ожидал от тебя. Вот именно, что в мешках! Посмотри, как днём солнце палит, ноль – плюс три — четыре градуса тепла. Тепла!!! А мешки все под завязку набиты, вся рыба внутри от тяжести расползлась и не только в тех мешках, что на крыше балка навалены, но и в тех, что в снег зарыты. Ведь мешки тёмные — тепло берут, а рыба-то у всех, кроме нас двоих, не заморожена в панцирь. Это нашей ничего не будет, а у них всех…
Громкий шлепок, а за ним ещё два подряд, раздавшиеся со стороны балка, заставили Алексея прервать себя на полуслове. Памятуя о том, что кроме их двоих на стане не было никого, Алексей прихватил ручку лежащего рядом топора и одними губами произнёс: «Мухой в балок, бери моё ружьё, оба ствола жаканами заряжены!».
В тайге человек, а тем более геологоразведчики, приучены действовать молниеносно, адекватно обстановке. Владимир молнией метнулся в балок, схватил ружье и ещё на пороге услышал громкий смех Алексея, успевшего достичь угла балка. Владимир поспешил к нему, глянул за угол, и через мгновенье два человека корчились в муках приступа смеха.
«Лесные люди» решили сами свершить таёжное правосудие над людьми, посмевшими нарушить закон тайги «Не навреди». И, судя по всему, начали они это уже давно, весь наст за балком был исчерчен следами горностаев, именно они вершили таёжное правосудие. И как слаженно они это делали!
Эти маленькие разбойники леса полностью оправдали своё название — горностай.
Это была даже не стая, а целое полчище. И каждый из них знал, что он должен делать. Одни прогрызли мешки и подтащив рыбу к краю крыши балка, скидывали её вниз. Упавшую рыбу тут же подхватывали другие зверьки и быстро тащили в чащу леса в разных направлениях. При этом они проявляли поразительнейшую смекалку. Маленькому зверьку удобнее тащить рыбу за хвост, но тогда чешуя хариуса будет цепляться за рыхлый снег, тормозить движение. Все горностаи тащили рыбу, уцепившись в голову, а самых крупных они тащили вдвоём. И они все молчали!
Любой, хотя бы раз видевший горностаев человек, отлично знает, с каким шумом, диким писком они бросаются на свою добычу — эти не издавали ни единого звука.
И они совершенно игнорировали появление людей. Когда, отсмеявшись, Алексей и Владимир, размахивая руками, попробовали отогнать горностаев, то в сторону отскакивали только ближние, а дальние продолжали своё дело. Минут пятнадцать – двадцать люди пытались отогнать горностаев, но те, словно поняв, что теперь им уже не надо больше таиться, бросая хариус с крыши балка только с задней стороны, стали бросать рыбу со всех краёв крыши.
Крупный хариус шлепнулся точно на голову Алексея и того прорвало:
— Ну, всё — хорош! Я больше не намерен быть здесь пугалом. Они рыбу черпают, а мы их улов охранять? Дураков нет. Наш хариус они не учуят, пойдём-ка мы лучше к водопаду да половим ниже его напоследок крупнячку.
Возвращаясь в сумерках, Алексей и Владимир опасались, что мужики накинутся на них за задержку, ведь звук бульдозера пришедшего за домиком рыбаков, они слышали ещё два часа назад. Но мороз в тот вечер был слабым, и они потратили массу времени, чтобы обморозить свой улов в ледовый панцирь.
Но их опасения были напрасны. Возле костра сидел один бульдозерист, валялись разбросанные по снегу полушубки, стояли полные рыбы каны. А по всему лесу, сотрясая ночную тишину отборнейшей бранью, освещая его светом фонариков и солярных факелов бродили мужики, пытавшиеся обнаружить свой, украденный горностаями хариус.
Бульдозерист среагировал на появление Алексея и Владимира моментально.
— Мужики, я, конечно, сочувствую, но закон есть закон. По 20 хвостов бульдозеристу за то, что я привёз вас сюда и потащу ваш улов назад, мне положено. И чтобы потом не было разговоров, я при вас возьму свою долю из каждого кана. А то ведь потом могут и не дать. Чует моё сердце — пустые мужики из леса выйдут, вон, как матом кроют.
Бульдозерист как в воду глядел, ни один из рыбаков не сумел разобраться в том несметном количестве следов, оставленных горностаями, и обнаружить хотя бы одну рыбку. Попили чайку, стали собираться, и вновь тайгу потрясла отборнейшая брань.
Алексей был прав, вся закопанная, но не замороженная рыба в мешках под снегом, затухла. Обычно содрогающийся от смеха и шуток домик рыбаков, возвращающихся с удачной рыбалки, был молчаливо угрюм.
Так крупно облажаться — позорище! Четыре дня черпать по три 50-литровых кана на такой рыбной реке и фактически вернуться с пустыми руками? А тут ещё эта ужасная дорога. Два последних дня солнце пекло словно летом и весь выпавший ранее снег осёл, резко обнажив валуны и все десять километров до стана буротряда трактор, домик с людьми и волокуша за ним со снаряжением и уловом рыбаков прыгали по валунам как по стиральной доске. Но это ещё было всего лишь прелюдией.
Последнее действие таёжного правосудия над людьми, посмевшими так нагло нарушить таёжный закон «Не навреди» — было ещё впереди.
Когда трактор притащил домик и волокушу на базу, из домика вышли только Алексей и Владимир, остальные пребывали в полнейшей прострации, словно не понимали, кто они и зачем сюда прибыли, продолжали сидеть в рыбацком балке. Затем, еле переставляя ноги, они подошли к волокуше, согнулись над ней, разбирая свои каны, ведь в них был весь их улов за четыре дня, да ещё бульдозерист уменьшил его, взяв своих «законных» 20 хвостов. Разобрав каны, они уже было направились к своим балкам, как что-то заставило одного из них остановиться и начать лихорадочно перебирать рыбу в своём кане, яростно отбрасывая её в сторону. Глядя на него, остановился второй, третий и вот уже все рыбаки яростно перебирали рыбу в своих канах. Это был финальный аккорд таёжного правосудия.
Улов лежащий на крыше — украли горностаи, закопанный в снег превратило в гниль солнце, самые верхние, целые, «по закону» — забрал бульдозерист. А под этим всем итоговую черту подвела сама тайга мать-кормилица.
Любой рыбак отлично знает о том, что если его кан полон рыбы, то даже при небольшом переходе у двух третей рыбы лопаются животы, и такая рыба не пригодна ни на что кроме фарша. Поэтому, прежде чем начать движение, рыбу потрошат. Но потратив всю энергию на поиски украденной рыбы, а потом на возмущение испорченной под снегом, рыбаки просто потеряли способность думать и поставили свои каны на волокушу, не выпотрошив рыбы.
Десятикилометровая тряска волокуши по валунам превратила рыбу в канах в месиво. Ведь это был жирный, толстый, осенний, отборнейший хариус, которому было тесно в его шкуре, и который был готов лопнуть от малейшего усилия, не говоря уже о такой ужасной дороге.
Взошедшая луна озарила серым мёртвым светом тайгу. Посередине базы бурильщиков, вокруг волокуши на канах, понуро опустив головы, сидели горе-рыбаки, посмевшие нарушить закон тайги «Не навреди».
Таёжное правосудие свершилось.
Автор: Юрий Маленко.