Взвейтесь кострами, синие ночи!

576685618

Главным отличием любого морского портового города от прочих земных, является огромное количество «однозимних или ремонтных» гражданских браков.

Истосковавшись в долгом и тяжёлом рейсе о тепле домашнего уюта и женской ласке, моряк не придирчив в выборе своей зимней «супруги». Материальное и социальное положение, интеллект, красота — всё это вторично, главное, чтобы человек был душевный.

А если у нас не заладится, так я же моряк. Никаких попрёков, ссор, сцен ревности, разойдёмся чинно и культурно, как расходятся в море случайно встретившиеся корабли. Прощальный гудок, и каждый из нас последует дальше по бурному морю жизни своим курсом.

Два неразлучных друга с китобойца «Гуманный» Юрий и Владимир, здраво рассудив, что двух недель, прошедших после их знакомства с двумя молодыми женщинами, тоже подругами, более чем достаточно, решили сделать им официальное приглашение для вступления в «однозимний брак».

Их избранницы работали в санатории МВД и жили недалеко от него в ведомственном доме. Основательно забункеровавшись всеми необходимыми атрибутами подобающего такому случаю застолья, друзья заказали такси и поехали за город. Приехали, и, как оказалось, зря, дальше порога подъезда семейного общежития их не пустили.

Оказалось, что их избранницы ушли на работу во вторую смену и раньше часа ночи домой не вернутся. Друзья оторопело посмотрели на букеты цветов в своих руках и две до предела забитые спиртным сумки. Что же нам с этим всем теперь делать? Ждать женщин восемь часов, сидя на скамеечке, было просто глупо, но это же были китобои и они быстро нашли выход. Несмотря на бурное возражение вахтёрши, друзья просто выложили на её дежурный стол шампанское, фрукты, сладости, буквально втиснули в её руки свои букеты цветов, и, не давая ей опомниться, спешно удалились.

…Проблем транспорта для китобоев, не существовало никогда, им было совершенно безразлично на чём ехать. Я — китобой, и я плачу. Ты — шофёр и везёшь меня туда, куда я тебе укажу. Дорого берёшь? Не смеши, сколько запросишь — столько и получишь.

Выйдя на трассу, друзья определились, кто на какой стороне будет ловить «извозчика», Владимиру досталось правая, а Юрию левая. Но сработал закон подлости, как будто специально все проходящие машины были забиты пассажирами под завязку. Друзья успели отдалиться друг от друга метров на сто, когда резкий хлопок, затем удар и пронзительный визг скрежета железа о асфальт заставил Юрия, резко подняв голову, посмотреть вперёд.

На разгоне крутого спуска у автобуса межгородского сообщения отлетели вместе с полуосью оба задних левых колеса. Непостижимым чудом водителю удавалось удерживать машину от опрокидывания или вылета в кювет.

Автобус наклонялся в сторону утерянных колёс, с диким скрежетом высекая сноп искр, касался краем кузова асфальта, водитель резко выворачивал руль, машина делала крутой зигзаг, и… снова возвращалась в устойчивое положение, постепенно снижая скорость.

А вот два баллона с полуосью, ввиду крутизны спуска, скорость не только не снижали, а наоборот увеличивали. Обогнав автобус, они какое-то время катились точно посередине трассы, а затем всё сильней и сильней стали забирать влево, точно в спину, медленно идущему по обочине Владимира.

— Вовка!!! Полундра!!! — срывая голос завопил Юрий, но тот ноль внимания.

Баллоны врезались во Владимира, и он, словно стрела из лука, приняв горизонтальное положение, пролетел над полотном дороги, а потом приземлившись на грудь, силой инерции ещё метров пятнадцать проскользил по асфальту.

И это, как потом будут не один раз с восторгом говорить врачи, было первым доказательством тому, что у этого морячка очень сильный ангел-хранитель. Сила трения тела об асфальт была такова, что не только куртка на груди Владимира, но и его рубашка были протёрты насквозь. Но на груди у него не было ни одной царапины, только огромное пятно ожога.

Ещё поразительнее было иное. Учитывая вес и силу удара, а также то, что он проскользил по сухому полотну трассы не менее пятнадцати метров, он просто обязан был буквально снести себе подбородок, но на его лице не было ни единой царапины. Ибо все эти метры Владимир скользил по асфальту, выпятив грудь вперёд и максимально закинув голову назад.

Оперировали Владимира долго и, как видно с осложнениями. Дважды поднималась суматоха и в операционную спешно прибегали другие медики.

Причину этому Юрий поймёт позднее, когда вышедший из травматологического отделения врач устало, сорвёт со своего лица маску, закурит, и долгим взглядом будет смотреть на две забитых спиртным сумки у его ног. Потом врач спросит:

— Твой друг?… А скажи ты мне, вот это спиртное, в расчёте на сколько человек?

Юрия такой вопрос несказанно удивил:

— Как на сколько? Спиртное — это же не эскимо, чтобы заранее знать, сколько ты его съесть сможешь. Спиртное — это как масть пойдёт, столько и выпьешь. Если масть пойдёт, то нам с Володькой этого, возможно до завтрашнего вечера не хватило бы. А в чём, собственно говоря, дело?

Врач смачно, и с каким-то даже восторгом громко выругался.

— Так говоришь, как масть пойдёт? Ну, китобои, ну бродяги морские, да на вас легко профессорскую диссертацию защитить. У меня уже были два случая с вашим братом, китобоями. Думал совпадение, но после сегодняшнего случая с твоим другом безоговорочно ясно, это — закономерность. Мы тогда даже с моим учителем поспорили.

Ну не верил он в то, что тогда у китобоев, в крови которых было обнаружено две смертельные дозы алкоголя, сердце во время операций на какой-то период просто останавливалось, а потом без какого-либо вмешательства вновь начинало работать. Ты видел, как во время операции над твоим другом дважды поднималась суматоха? А знаешь почему? У твоего друга в крови почти три смертельные для простого человека дозы алкоголя. Три!!!

И у него тоже два раза останавливалось сердце, и оба раза оно само, ты понимаешь само, вновь начинало работать. Значит, у вас, китобоев, в организмах есть какие-то фантастические особенности. Какие — не знаю, но я завтра обязательно приглашу в отделение своего старого учителя, чтобы он сам смог убедиться, что вы, китобои — это какой-то феномен.

А с твоим другом теперь «всё нормально». Перелом бедра, ноги, вывих руки парочка рёбер треснула, ну сотрясение мозга, а внутренние органы мы уже завтра основательно осмотрим. Главное – штырь в бедро забили, гипс наложили, а всё остальное потом.

Дождавшись когда санитары с каталкой, на которой лежал спящий Владимир, исчезнут за дверями грузового лифта хирургического корпуса, Юрий медленно побрёл к выходу с территории больничного комплекса. Здраво рассудив, что ехать к родным Владимира на ночь глядя и сообщать им о трагедии будет не только глупо, но и подло. Всё равно Владимир после наркоза будет спать до утра, а без лечащего врача мать могут просто и не пустить ночью в палату. Он поймал такси и поехал на китобоец, чтобы в кругу друзей крепко и основательно выпить за здоровье их товарища.

На следующее утро большая группа китобоев с самого утра приехала к родным Владимира, а уже потом, вместе с ними поехали в больницу.

По всей видимости, такого количества визитёров к одному больному в хирургическом отделении городской больницы ещё не было никогда. Медсестра, сидящая на посту, категорически отказалась выдать халаты даже для одной трети визитеров. На что китобои резонно возразили:

— Да не нужны нам твои халаты, двое из нас с самого утра в нашу ведомственную больницу смотались. Там вошли в положение и выдали нам две упаковки по десять штук в каждой, самых настоящих стерильных медицинских халатов. Конечно, не безвозмездно, но тебя это не касается. Ты нам лучше скажи, в какой палате наш друг Владимир Ющенко лежит и как туда пройти.

Но медсестра стояла на своём: «Больше трёх человек не пущу! И пущу не сейчас, а после окончания обхода, и только после письменного разрешения врача. Больной очень тяжёлый».

Проходящий мимо врач заинтересованно спросил:

— Это к кому такая большая делегация? К Ющенко? Так, что же ты их не пускаешь? Нехорошо, очень нехорошо. Своё право на повышенное к нему внимание, а значит и послабление от общих правил, этот солист-покойничек заслужил. Не каждую ночь в мертвецкой покойники пионерские марши во весь голос распевают, да ещё и в такт ладонью по столу бьют…

— Вова… покойничек — вскрикнула мама Владимира и, бледнея, боком стала заваливаться на пол. Её подхватили под руки, уложили на диван, в воздухе резко запахло нашатырём. Когда её привели в чувство, врач не менее трёх раз клятвенно заверил её, что её сын жив, и его здоровью на данный момент ничего не угрожает, но и широко перекрестился.

После чего он поведал удивительную историю, которая навечно вошла в устную летопись городской больницы.

Мама Владимира не знала, что ей теперь делать: сокрушаться или радоваться за своего сыночка. Она одновременно и беззвучно плакала и широко, счастливо улыбалась сквозь слёзы.

— Ваш сын — это просто какой-то феномен. Ещё во время операции в приёмном отделении у него дважды останавливалось сердце и оба раза, без вмешательств врачей, вновь начинало работать.

Когда его погрузили на каталке в грузовой лифт и отправили на пятый этаж хирургического корпуса, произошёл сбой в подаче электроэнергии, и кабина с вашим сыном застрял между этажами. Как правило, максимальный перерыв в подаче электроэнергии не более пяти минут, а потом запускают нашу больничную, аварийную электростанцию. На этот раз станцию сумели запустить только через час. Всё это время ваш сын был один в кабине грузового лифта, в котором, заметьте, из-за сквозняков, да ещё и поздно вечером было более чем прохладно, а ваш сын был совершенно голый.

Когда дали электроэнергию, и лифт достиг пункта своего назначения, по всей вероятности, у вашего сына снова, на маленький промежуток, остановилось сердце. По крайней мере, ни дежурная медсестра, ни врач биения пульса не обнаружили. За час нахождения в шахте лифта голое тело вашего сына успело уже основательно остынуть, врач сказал медсестре:

— Слушай, у нас что, своей работы мало? Потрогай, он уже и остыть успел. Может он ещё до того как его в лифт загрузили, умер? Мы только живых обязаны принимать, короче, вызывай санитаров и отправляй тело в мертвецкую. Вскрытие покажет: когда, где и отчего он умер. Ну а мы тут совершенно ни при чём… И повезли санитары вашего сына в мертвецкую…

Дальнейшее я могу поведать вам уже со слов вашего сына, когда мы щедро растерев свободные от бинтов участки его тела медицинским спиртом, обложили его грелками с горячей водой.

Проснулся, а точнее вышел из наркоза, Владимир от страшного озноба, сотрясающего его тело. Первая пришедшая сквозь наркозный туман мысль была: «Ну и нажрались мы вчера, как видно до поросячьего визга. Надо же так напиться, что и не помню, как в вытрезвитель попал. Наверное, это и есть тот самый новый вытрезвитель о котором нам рассказывали».

Он откинул со своего лица мешавшую смотреть простыню, и даже присвистнул от удивления. Да что у ментов крыша поехала? Такое с пьяными людьми творить, креста на них видно нет. Это же ни вытрезвитель, а настоящая морозилка.

Стены до самого потолка в белом кафеле, койки, даже не нары, а мраморные столы. Но почему здесь тишина, как на кладбище? Вон сколько на других столах народу лежит, и как все чинно лежат. Тихо, без пьяных хрипов, только острые носы из-под простыней вверх выпирают. Смутное, но ещё не до конца понятное озарение, пронзило его разум — это не медвытрезвитель. Но тогда что это?

Владимир сделал попытку сесть. Острая режущая боль отбросила его на спину и заставила затаиться. Дождавшись, когда боль стихнет, он осторожно стал изучать своё тело. Уже первый гипс развеял все его вопросы. Он попал не в вытрезвитель, а в аварию, и судя по площади гипса и бинтов, очень серьёзную. Но почему он находится не в палате, а здесь? Хотя подспудно он уже знал ответ на свой вопрос, он всё равно хотел получить подтверждение своей догадке.

Закусив губу от боли, он сначала сел, затем, рискуя сорваться со стола на пол, потянулся через проход к соседнему столу, самыми кончиками пальцев ухватил край простыни своего соседа и резко сорвал её.

На соседнем столе, уставившись мёртвым взглядом в потолок, лежал уже успевший посинеть труп. Значит, это не вытрезвитель, а морг.

Совершенно без эмоций откинулся на спину и спокойно, как бы со стороны, пытался оценить ситуацию и ответить на вопрос. Почему, ради чего его поместили в морг, ведь он живой? Если он так профессионально упакован в гипс и бинты, над ним изрядно потрудились врачи. Но новая волна леденящего холода заставила его разум полностью переключиться на решение самой важной проблемы — жить!!! Жить, несмотря ни на что!!!

Соседство с покойниками его совершенно не волновало, но если он будет просто лежать и ждать, когда в мертвецкую зайдут медики, он может и не дожить до их прихода. Как он знал, в больших больницах в моргах сторожа-санитары дежурят круглосуточно. Но как привлечь их внимание, ведь двери плотно закрыты? Кричать? И вот тут, словно глас свыше, его мозг пронзила чёткая и логически безупречная мысль.

Морг, мертвецкая — это не те объекты, где практикуется большая текучка кадров, как правило, люди работают здесь всю жизнь, и вся их сущность уже привыкла, смирилась с могильной тишиной. Они ощущают её не столько слухом, сколько своим нутром. Значит, надо вывести их из привычного уклада тихого оцепенения, заставить насторожиться, прислушаться. Нужно что-то из ряда вон выходящее, абсолютно не приемлемое для этого кладбищенского предбанника. Но что?

Ну, конечно же, весёлая бодрая песня!!! Да, это кощунство петь среди мертвецов, но это действительно самое реальное, что может ещё до слуха уловить, заставить насторожиться сторожа морга.

Владимир напряг свою память, стараясь вспомнить какую-нибудь бодрую ритмичную песню. Но кроме, казалось бы, уже давно забытых пионерских маршей, в его голову не приходило ничего. А чёрт с ним, что пионерская, главное, чтобы в ней бодрость звучала. Он сел, и отбивая ладонью по мраморной столешнице такт, энергично запел:

— Взвейтесь кострами синие ночи… Мы пионеры… дети рабочих… Близится эра светлых годов, … клич пионера — Всегда будь готов…

Дежурный санитар, он же по совместительству сторож морга городской больницы, уже давно взял за правило за время ночного дежурства, не менее двух-трёх раз за ночь, заварив большую кружку кофе, выходить на улицу и там, сидя на скамеечке, стоящей у входа, с сигаретой в зубах разгонять ночную дремоту. Вот и на этот раз, приняв очередную дозу кофе, зашёл в морг и стал запирать за собой дверь. Он уже намеревался отправиться в дежурное помещение, как что-то насторожило его. Резко повернувшись, прислушался…

Никаких ясных посторонних звуков он не слышал, но между тем в уже привычной за долгие годы работы могильной тишине морга, явно присутствовал какой-то посторонний звук. Медленным, осторожным шагом сторож двинулся по коридору вглубь помещения, с каждым новым шагом звук усиливался. Сторож ясно различал, что это ни просто посторонний звук, это слова марша и раздавались они, о, ужас, из-за дверей мертвецкой.

Как правило, медики, а уж прозекторы и санитары морга тем более, воспринимают мёртвое тело как обыкновенный неодушевлённый предмет. Никаких эмоций. Но когда, открыв дверь мертвецкой, дежурный санитар увидел, что один из мертвецов не просто ожил, а сел на стол и, не открывая глаз, поёт пионерский марш, отбивая рукой ритм ударами по мраморной столешнице, то волосы на его голове встали дыбом и леденящий ужас охватил его. Мертвец ожил и перевоплотился в поющего зомби!!!

Ноги санитара подкосились, с громким звоном упала, разлетевшись на множество осколков, выпавшая из его рук кружка. Звон услышал мертвец, он перестал петь, открыл глаза, явно сильно обрадовался, призывно протянул в его сторону руку и хотел что-то сказать….

Но что именно, санитар уже не слышал. Резко развернувшись, он стремглав бросился к выходу, открыл дверь и с диким воплем, поднявшим на ноги весь дежурный персонал ближайших корпусов больницы:

— Мертвец ожил!!!! Покойники марши поют, к себе зовут!!!.

И бросился туда, где всегда есть люди, — в приёмный покой.

Вот такая трагикомедия произошла в городской больнице Владивостока в начале семидесятых годов прошлого века.

Человеку не дано знать, где он теряет, а где он находит. Но не будь Владимир примерным пионером в школьные годы, не ори он до одури, на каждом сборе, пионерского марша «Взвейтесь кострами синие ночи», да так, что слова этого марша навечно вошли в его разум и стали частью его плоти, то ещё бабушка надвое сказала, сумел бы он живым дождаться в студёном морге визита санитаров…

Автор: Юрий Маленко.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *