Два отшельника

Скажу сразу, что написать этот рассказ меня вдохновили записки Климова Сергея Александровича, которые мне прислала его дочь Ольга. Так что я не претендую на полное авторство, и считаю это нашей совместной работой.

Скорее всего, они прибыли в эти края по одной известной причине, по которой и появилось здесь все основное население. А заселяли эту землю люди не по своей воле и даже без энтузиазма. Поначалу, и свободой в выборе никто не обладал, но обретя упомянутую со временем, стали устраивать жизнь по – своему, как могли.

Время не сохранило настоящих имен ни того, ни другого. Обращались к ним очень запросто. Одного звали Борода, а второго – Глушак. Наверное, мало кто знал их близко, а так же, из каких они краев и племен. Не любили они рассказывать о своей прошлой жизни.

Поселочек наш был крошечный, даже по колымским меркам. Затерялся в глуши на краю земли. И текла в нем жизнь едва заметной струйкой. Людей незнакомых здесь не водилось, и все были на глазах друг у друга. Один клуб, два магазина, один совхоз с его фермой и агробазой, да контора.

Глушак и Борода и этой людской толчеи не выносили, а потому и поселились вдали от людей. Один севернее, другой южнее – почти на одинаковом расстоянии, километрах в десяти. А вот на этом месте их схожесть и кончается.

Глушак, наверное, не случайно обрел такое имя. Забрался в таежную глухомань, куда и дороги не было. И знали о его шалаше только охотники и рыбаки. Летом Глушак жил на правом берегу р.Таскан в устье ручья Сибит. Якуты этот ручей называли Оссибите (чтобы быть точным). Летнее его жилье даже непросто описать из-за его простоты. Торфяной шалаш, подпертый кольями, с крышей из жердей и лесного мусора – крайняя степень аскетизма и дикой простоты. Но природа! Место сказочное. Высокая, ровная терраса, смешанный пойменный лес из тополя и лиственницы. Цветочные поляны и берег окаймляют заросли ольховника и тальника – как компенсация за бытовое убожество. Не знаю, как он спасался от комаров – этого вездесущего, звенящего и жалящего кошмара.

На зиму перебирался на другой берег, в бывшую баньку лесорубов. Лес здесь заготавливали еще сталинские «стройотрядовцы». Условия на этом месте были солиднее. Сруб из лиственицы – три на три шага, с крышей из наката. Правда, все вросшее наполовину в землю, но от того только теплее, и даже при одном окошечке.

Самая ценная вещь в жизни у человека – одноствольное ружьишко, почти ископаемого вида, с ложем аккуратно скрученным проволокой и ремешком из старых вожжей. И комплект латуневых  зеленых гильз, перезаряженных сотни раз. Праздником для него были редкие дни, когда забредали рыбаки из поселка. Те и хлебушком с солью поделятся, и спиртиком угостят. А может и одежонку какую подарят, разомлев от ушицы с неизменной рыбацкой прелюдией.

Молчун он был необыкновенный. Гости все выспрашивают: «Где рыбку добыть покрупнее? Где сеть поставить или снастью какой лучше взять»? «Да все едино, как пофартит!» – скажет и опять своим делом норовит заняться. То дровишек поднести, то тальник заготовить на загородки для корчаги. При деле человек всегда. Вида не покажет, что дока в рыбалке – не чета этим любителям.

А нет гостей долго, так возьмет свою котомку из мешковины и сам припожалует в поселок. Пушнинку у Вензеля обменяет на порох и дробь. Когда рыбки принесет или ягод с грибами, да на вырученные копейки хлебом затарится. Знакомые понимали человека и так чем поделятся – не уходил с пустыми руками. Народ вокруг небогат был, но колымчане особая порода людей – последнее отдадут нуждающемуся.

Вот так и жил – то ли человек, то ли леший. Не лез к людям с глупостями и не просил лишнего. Ни паспорта, ни гражданства. На выборы не ходил, пенсию не просил, газеты не читал, а найдет книгу или газетку – приберет в свою котомку, на пыжи истратит. Верил в бога? Не рассказывал. Состоял в партии какой – тоже не ведомо.

В начале семидесятых прихворал не на шутку. Пришел к людям, -в больничку отправили. Наверное, серьезная болезнь перемножилась на годы и жизнь непростую. Худо совсем стало старичку, не смогли доктора помочь. Так и ушел в мир иной….потихоньку, без завещаний и назиданий.

Кому свое ружьишко оставил Глушак? Кому тайны рыбацкие передал? Долго еще стоял торфяной шалашик на сказочном берегу. Заходили туда переночевать, отдохнуть туристы и рыбаки. Вспоминали Глушака – чудака добрым словом. Забывать потом стали. А Сергей Александрович оказывается написал про него. Что бы помнили простого человека.

Борода поселился в более удобном и доступном месте. Недалеко от большака, лишь бы не видели и не слышали чересчур любопытные граждане. Затворником не был, не избегал общения. Принимал участие в некоторых общественных мероприятиях. Можно было встретить его по дороге, едущим в запряженной повозке, не часто, но регулярно. Привозил в Эльген или Таскан ранние овощи или дары природы. Частенько соблазняя детвору видом чистенькой отборной редиски или связками черемухи. Умел человек подать свой незатейливый товар.

Вся его внешность и манеры показывали, что человек из известной ранней волны сельских невольных переселенцев, которую коллективизация и гонение на кулаков пригнало и до самого края России. А народ этот и был солью земли русской. Хранил и нес в себе главный стержень жизни. И где они оседали, там снова возрождался мир неистребимой крестьянской сущности.

Что умел, то и возродил, снова, окружив себя достатком и домашним теплом. Срубил сам избу – пятистенок. Купил лошадку, завел живность: коровку, поросят, цыплят, – покупал по весне сотнями в совхозе. Раскорчевал среди зарослей большой огород. Травы в округе росло достаточно, сена заготавливал впрок.

Женщин в Эльгене было, – глаза разбегаются – из бывших освобожденных. Так что и вопрос создания семьи решил с той же основательностью и прочностью. Семья вскоре приросла двумя сынами – богатырями, как заведено самой природой.

Вопрос взаимодействия с обществом решался просто. На уровне: ты – мне, я – тебе. Шофера знакомые снабжали фуражом и продуктами необходимыми. И в начальственных верхах были нужные люди. Закатывались к Бороде отдохнуть на природе подольше от любопытных глаз. В известные моменты и они оказывали помощь, если случались накладки и споры с властью.

Как-то зеленый сотрудник ОБХСС решив выпендриться перед начальством, устроил инспекцию «тунеядцу». Раскопал все что мыслимо и немыслимо. Хищение фуража, незаконное приобретение прочих материальных благ и т.д.. Да не испугал Бороду. Съездил тот в райцентр, поговорил с покровителями и остался рьяный сыщик ни с чем. Да еще и втык получил за то, что нос сует не туда.

Сыновья Бороды тем временем росли, учились в Таскане, а потом и институты закончили. Но стопам батьки не пошли, с людьми поближе осели, получив достойные специальности.

Став повзрослей, мы с братишкой приехали к Бороде на мотоцикле, воочию посмотреть на настоящего «кулака». На его легендарную жизнь. Встретил он нас приветливо, спросив, что мол хотели, сынки? Мы признались, что просто полюбопытствовать, не назвав свою фамилию. Отца то нашего он хорошо знал, да не хотелось докучать занятому человеку. Посмотрели, как живут отшельники, но не поняв по молодости всей глубины и сути увиденного – укатили домой. Наша спонтанная поездка не позволила даже гостинца прихватить доброму человеку. О чем я очень сожалею теперь.

Чем закончилась история Бороды – не знаю… Потом в перестроечные годы случалось по работе бывать в этих местах. И после многих лет сохранились здесь следы присутствия человека, да кроме уныния и тоски сиротской ничего не вызывали. Для чего рассказана эта история о двух отшельниках? Пусть думает сам, кто прочитал! Для меня она удивительна тем, в самых глухих уголках нашей Родины находятся любители забраться еще в большую глушь!

Автор: Виктор Садилов.