Утром Соловей очень аккуратно потряс за плечо Маканина и, ни слова не говоря, жестами показал собираться. На улице серело, гасли последние звезды. Никаких признаков вчерашнего дождя не было и в помине.
Они бесшумно свернули пожитки и покинули избушку, оставив там храпеть ничего не подозревающего Ивана. Потом вышли в туманную, дышащую сыростью под первыми лучами солнца тайгу.
Чаевку Соловей устроил только через километр, под самым гребнем берегового обрыва, у какого-то пробивавшегося на склоне ручейка.
– То, что Ванька – мужик в принципе хороший, отнюдь не отменяет того факта, что облегчать задачу мы ему не собираемся. Кроме того, разоспаться поутру в натопленной избе для охотника и наблюдателя – самое опасное дело. Усом шевельнуть не успеешь, как проваляешься до одиннадцати. Как Ванька, скажем.
Соловей назидательно пошевелил тонкими монгольскими усиками и с укоризной посмотрел на зеленую лиственничную тайгу, под которой скрывалась избушка со спящим в ней Ванькой.
– Ночевать поэтому лучше так, чтобы разоспаться особой возможности не было. Впрочем, Ванька, конечно, вообще страх божий потерял. Вот возьми мы сейчас, окна потихоньку ставнями закрой, дверь колом подопри и подпали эту халабуду с четырех углов – что было б, а? Шашлык был бы, не Ванька. И вполне заслуженный шашлык, скажу тебе. Потому что нельзя расслабляться в наших местах. Вон, старый Кибер, дедушка-то его, за всю жизнь всего раз несколько расслабился – потому и дожил до своих девяноста восьми лет. А вообще не расслаблялся бы – и сто двадцать бы протянул.
– Дядя Володя, – все эти дни Маканин судорожно пытался найти форму общения с Соловьем и наконец принял ту, которую использовал Ваня Кибер, – так вы ж говорили, что в ваших краях люди друг друга не убивают?
– Ну, я не совсем так говорил. Не убивают у нас люди друг друга не потому, что любят друг друга взасос. А потому, что очень легко в ответ схлопотать. Не обязательно пулю, у нас тут чаще веслом по балде или отверткой под ребрышки принято. Такая форма взаимной безопасности, что ли. Что совсем не исключает того, что если точно будут знать, что отвечать не придется, то убьют.
Вот сейчас, кстати, спали мы Ваньку в избе вместе с винтовкой и сапогами – подозрений на нас, считай, почти бы и не было. Ибо это самые ценные вещи у Ваньки, какие только и были за всю его жизнь. И то, что они вместе с ним сгорели, говорило бы сугубо о том, что сам Ванька дурак, и не более. Так что Ваньку мы, почитай, безо всяких на то оснований пощадили. И он поймет, оценит и не забудет. Так что в баланс добрых дел мы тем самым положили еще один кирпичик.
И этот манза (Манза – жаргонное название китайцев на юге Дальнего Востока) примерно такому учит, – постучал по карману с томиком даосской философии Соловей. Надел на себя рюкзак с отрезом и двинулся к скалистому гребню, над которым уже вставало желтое утреннее солнце.