Исследователи брели вдоль извилистого берега полуострова, каждые три часа останавливаясь на небольшую чаевку и проводя предварительную разведку местности – то есть пробегая вперед метров на триста-четыреста без рюкзаков и осматривая возможные ложбинки и впадины, по которым к ним могли бы подойти непрошеные гости.
Вместо них в третьем по счету распадке Маканин обнаружил медведицу с тремя изрядно подросшими отпрысками. Впрочем, звери никакого беспокойства не доставили, а просто укатились шариками вниз к берегу моря.
Гораздо больше Маканина волновал постепенно вырастающий впереди холм.
Этот холм, маячивший сперва небольшим темным горбом прямо по ходу движения, за последние шесть часов вырос в массивный изрезанный скальный хребет, превосходивший по высоте все прежде виданные Юрием сопки. В узких щелях между спускающимися к самой воде скалистыми гребнями белели нерастаявшие снежинки, пространство между ними было равномерно заполнено бутылочно-зеленым каракулем кедрового стланика и торчащими пиками скал-останцов. На самом перегибе хребта маячило циклопическое скопление огромных валунов удивительно правильной формы, словно бы какие-то чудовищные великаны собрались строить там укрепление, полностью под стать себе и своим противникам, да так и остановились на середине сооружения фундамента. Чуть поодаль на самой верхней точке стояла огромная стела, высотой не менее пятнадцати метров – словно памятник тщете усилий неведомых строителей.
– Вот бы туда забраться, – восхищенно проговорил Юрий. Сейчас для того, чтобы как следует разглядеть чудовищный скальный развал, ему уже нужно было сильно поднимать голову.
– На хрена? – удивился практичный Соловей. – Нам верхом идти совершенно бессмысленно. Там медвежья тропа крутится в стланике, через который совершенно ничего не видно. А у нас задача стоит не просто пройти из точки А вточку Б, но пройти со смыслом. С толком, так сказать. Зверей посчитать.
– Может, понизу? – предложил осмелевший Маканин. На пятый день маршрута, да еще побывав в роли живца для медведя, он уже считал себя вправе высказывать свои предложения.
– Внизу, судя по всему, сплошной непропуск, – хмыкнул Соловей, не от- рывавший объективов бинокля от выраставшей перед ним грозной стены.
– Но не ссы, выкрутимся. Думаю, бараны где-то в верхней трети должны были тропу натоптать. Будет она, конечно, хреновая-хреновая, как и все тут, впрочем. И идти над обрывами почти все время. Но с нее хоть какой-то обзор будет открываться. Ну и по следам на такой тропе тоже многое понятно будет – что там со зверями творится. Но мы прямо сейчас туда не полезем. Сперва заночуем.
Они выбрали небольшой уютный распадок, по бокам заросший густым стлаником, нависавшим с обеих сторон, как крылья бабочки. По дну струился небольшой ручеек.
– То что надо – резюмировал Соловей. – И вода, и укрытие.
Он развел под стлаником небольшой костерок, дым от которого спрятался среди переплетения ветвей, и разогрел две банки тушенки.
– Интересно, где Ваня ночует? – поинтересовался Маканин.
– Хороший вопрос. Это в зависимости от того, как он свою миссию воспринимает, – хмуро отозвался Соловей.
– Сейчас Иван нас сильно выручил, конечно. Впрочем, и без него бы обошлись. Дедка чего-нибудь придумал бы. Но надо понимать, что то, что Ванька нас так ловко разнял, совсем не значит, что он на нашей стороне. Просто начать стрелять там, в палатке, было бы самым глупым делом, которое можно только придумать. Вот Ванька и помешал. Но это не исключает того, что Ванька так же тихо помешался на идее Киберова богачества, как и Кинонор. И тогда Ванька будет для нас гораздо опаснее. Ведь что Кинонор делает, – Соловей бросил быстрый взгляд в сторону моря, словно ожидая увидеть в просвет между ветвями уродливый серый катер, спускающий на воду лодку с вооруженной командой. – Он скачет от одной точки нашего вероятного появления до другой на корабле, рассчитывая, что мы где-то появимся с сундучком старого Флинта. Ну или с какими-нибудь деталями от этого сундучка.
– Или нам пятки можно будет поджарить, как его отцу, – напомнил Маканин.
– Может, и так. Но в любом случае Кинонор – человек морской и будет пасти нас с моря. А Ваня – тот пойдет сопками и появится у нас на плечах именно тогда, когда мы этого ожидать не будем. Он – настоящий индеец, Ванька-то наш. Настоящее не бывает.
В этот момент Маканина пробила дрожь. Потому что за этими словами он увидел другую половину этой правды – самым настоящим из всех виденных им пока индейцев был пока Соловей. И он не был уверен, что за все время, которое ему здесь предстоит провести, он увидит лучшего.
– Что мне не нравится по-настоящему, – продолжал смотреть на море Соловей, – похоже, на этом берегу кладоискательская лихорадка расползается как зараза. Не дай бог, если так дальше пойдет, к концу экспедиции нас в устье каждого ручья будет подстерегать толпа жадных немытых граждан с воплями «дай миллион, дай миллион»!
– А почему они все на вас, дядя Володя, думают, будто вы точно знаете, где этот клад лежит?
Соловей встал и прошел к берегу, на галечную бровку.
– Гляди, Юра. Вот вроде маленькие камешки катаются. В полкулака и меньше. Но – по всему берегу. Которого здесь без малого три тысячи километров. То есть двигаются сейчас перед нами сотни и тысячи тонн породы.
Он взял серый голыш и бросил на линию прибоя.
– А ведь клад у Кибера, оказывается, был.