В связи с новым административно – территориальным делением на Дальнем Востоке, 4 января 1926 г. принимается Постановление «Об образовании и районировании Дальневосточного края». В этом документе определялся переход от уездного и волостного деления к районному. Ольская волость вошла в состав Николаевск – на – Амуре округа, но не надолго. Уже 23 – 26 апреля 1926 г. на 1 Ольском районном съезде Советов был избран районный исполком из 11 человек. Председателем Ольского РИКа избрали единственного в то время члена партии М.Д.Петрова.
По европейским масштабам национальный район был небольшой: здесь действовали 3 начальные школы, 3 фельдшерско – акушерских пункта. Экономику района составляли 6 га пахотных земель под индивидуальными огородами, имелось 233 головы крупного рогатого скота, 2070 ездовых собак, 1950 оленей – все в частной собственности.
Качественные изменения в социально – экономической жизни района начались в связи с активным промышленным освоением территории верхней Колымы, Ола становилась транспортной площадкой для старателей и геологов. В 1928 год вблизи Олы высадилась первая Колымская экспедиция геологов под руководством Юрия Билибина. Его прогноз позволил начать промышленное освоение Колымы, революционным образом повлиявшим на жизнь коренного населения региона.
Между тем, серьезное влияние на общественную жизнь села стали оказывать общественные организации. Не отставали от организованной молодежи и женщины, лидером которых в селе выступала Капитолина Васильевна Варрен.
Как и муж, она вела не менее напряженную общественную работу – в 1924 году возглавила на Оле женский совет. Она была инициатором многих изменений в быту местного населения. Под ее руководством женщины учились мыть полы, стирать, готовить пищу, создавать семейный уют. «Дома у нас, по выражению отца, был «поварской техникум». Бабушка – великий специалист этого дела, обучала эвенок, якуток, камчадалок священнодействовать с кастрюлями, – вспоминала Зоя Игнатьевна.- Они ходили по домам, объявляли соревнование на лучшее по уюту жилище, обещая премию за вкусный обед. Были и курьезы. Как-то бабушка пошла в гости к своей приятельнице. Та угостила ее толкушей. В миску она положила шикшу, сухую рыбу и все это, сдобренное нерпичьим жиром, было размято и размешено. Запах у нерпы, как известно, специфический, не каждый европеец выдержит. Марфа Анисимовна все же попробовала и тут же выплюнула еду.
-Ис, какая ты, насей едой брезгуес, небось. Какой ты мне друг?
-Так я не привыкла такое есть. Вот погоди, я тебя угощу русским кушаньем, тогда и рассудишь, какой я тебе друг.
Обмен блюдами состоялся, и дружба была спасена.
В конце декабря 1925 года проходила избирательная компания, посвященная районированию и советизации Охотского района.
Ольский волревком и избирательная комиссия ко времени приезда кочевых эвенов на ярмарку приняли меры для проведения среди них разъяснительной работы, связанной с выборами Советов. Для этого было выделено помещение избы – читальни, наметили провести чтение лекций на эвенском языке, даже поставили пьесу, понятную оленеводам.
Об авторитете нового советского учреждения говорит следующий факт. В Ольский крестком, поступило письмо, в котором Варрен писал: «Уважаемые товарищи! Совет Ольской избы-читальни просит Вас назначить своего представителя в состав комиссии для приемки и расценки водки, переданной волревкомом Совету избы-читальни для реализации». Такого ответственного человека нашли, и вырученные от продажи спиртного деньги пошли на нужды избы-читальни
«Отношение населения к советизации не только благожелательное, скорее приветственное», – отмечал председатель Ольской районной избирательной комиссии. В результате избрали в состав Ольского райисполкома 10 членов и 6 кандидатов, в том числе 4 камчадала, 2 эвена, одного якута.
Игнатий Афанасьевич Варрен вошел в состав первых членов райисполкома.По-прежнему его главной задачей была просветительская работа среди земляков. «Когда впервые в 1926 году провели на курсах ликбеза контрольную и впервые охотники – тунгусы, уже пожилые люди, написали свои мысли на бумаге, отец был на верху блаженства, – вспоминала З.И. Сизова, Он прибежал домой и сунул матери листок школьной тетради, на котором было написано: «Как зыт грамотному и неграмотному». И далее шел текст: «Неграмотный человек как слепой погодок потому сто неграмотному человеку жит плохо, потому что неумеет писат и читат. А грамотный человек мозет работат кругом. Потому советская власть старается обучит всех неграмотных. Поэтому надо бороться неграмотностью и будем бороться доконса, пока не истезнут все неграмотные. Больсе писат немогу потому что неработает боска, а еслибы был бы я грамотный, то мог бы составить что только мог».В конце текста была подпись – Попов Егор. Я лишь поставил несколько запятых для удобства чтения уникального документа.
Зоя Игнатьевна рассказывала мне, как знакомилась с письмом Егора ее мама.
-Что это?- спросила удивленно Капитолина Васильевна.- Здесь нацарапана какая-то безграмотная ерунда.
-Ну, нет. Это ты брось! – оскорбленно заметил Игнатий Афанасьевич. – Дед этого Попова, его отец даже не знали, что есть грамота. А этот написал сам. Неважно, что есть ошибки, важно, чтобы он понял, как важно быть грамотным. Теперь его дети обязательно будут учиться. А вечером, сидя на бревнышке, он отчитывал Егора Попова.
-Вот ты теперь грамотный. Ты и заявление сам напишешь, и письмо. Каждое твое слово другие читать будут и говорить: «Ах, какой умный человек писал» или «Ну и сохатый же написал это и зачем его грамоте учили». А потом поправлял его.
-Во-первых, не «боска», а «башка» надо писать, если уж тебе захотелось это слово употребить. А вообще слов всяких и разных много: и хороших, и грязных. Надо знать, что брать. Кету после нереста, в пятнах всю, никто есть не хочет, собакам ее дают. А ты выбрал слово похуже и написал в контрольной. Это, паря, плохо. Ты, Егорша, пойми. Слова – это не золото, они дороже. Золото, как душу, продать можно, а умное слово через века передается».
Очень важно при этом соблюдать элементарную этику по отношению к аборигенам Севера, о чем предупреждал выдающийся этнограф В.Г. Богораз – Тан, который указывал: «Она, молодежь? кипит и рвется вперед. Самые выдающиеся вступают в комсомол, а другие на пути того же, и нужна большая осторожность и умелый подход, чтобы не оттолкнуть их непродуманными действиями, а наоборот, привлечь к творческой коллективной работе».
Охотники, рыбаки и оленеводы любили смотреть выступления детской художественной самодеятельности, молодые ольчане часто выступали с концертами и спектаклями в Гадле, Оле, а жители Балаганного хорошо встречали молодежь Тауйска и Армани. Так за зиму 1925-1926 годов силами актива избы-читальни поставили пьесы Подъячева «Встреча», Горячего «Загадка» и Окулова «Бабы не рабы».
Сюжеты незамысловатые, близкие бедноте Охотского побережья, и потому спектакли зрителями воспринимались хорошо.Часто пели революционные песни. Но и народные русские песни не забывали.
Зоя Варрен ребенком помнила, как бабушка, Марфа Анисимовна, всегда властная, строгая, ее все побаивались, вдруг на вечерке, бросив кому-то в руки балалайку, сказала:
-А ну ко – тко, Комаринскую!
И гордо выпрямилась, растянула накинутый на плечи черный с розами платок, и мелкой дробью, отстукивая каблучками, пошла по залу. Отец, заученным движением поправил волосы, а затем, опершись одной рукой об пол, быстро перебирая ногами, закружился вокруг бабушки.
Зазвучала песня:
-Как во вторник-то
блины пекчи,
а во среду
пельмени есть.
В круглу пятницу
за Нюшей ходить,
а в субботу-
Пелагею целовать!
В волостном центре стенгазета «Ольская жизнь», выпускаемая избой-читальней, была интересна только грамотным сельчанам и тогда стали искать новые формы деятельности – организовали «живую» газету «Голос тайги». Авторы и исполнители стихов, частушек, рисунков, в которых бичевали пороки старого прошлого, критиковали односельчан, высказывали добрые пожелания. В этом процессе были задействованы и дети. Например, такие частушки звучали в избе-читальне.
-Революция тряхнула
пролетарским зипуном,
всю старинку ковырнула-
мы по-новому живем!
Наши дедушки тужили,
умирали от бича,
внуки весело зажили
по заветам Ильича.
И.А. Варрен знал содержание письма Камчатского окружного бюро юных пионеров, в котором рекомендовалось организаторам молодежи обратить внимание в работе на три главных момента:
- Строить работу с ребятами интересно, проводить игры, беседы, общественную работу, физкультуру в увлекательных формах, разнообразно менять каждый раз построение сбора, начиная то с игры, то с беседы, то с гимнастики.
- Поднять авторитет пионерской организации в глазах населения путем проведения работы в семье, в организациях, организовывать спектакли, ставить доклады о значении пионерской организации.
- Связать пионеров с комсомолом путем совместного проведения кампаний, спектаклей, общественной работы, работы в избе – читальне, помещения пионерами старшего возраста собраний ячейки ВЛКСМ и проведения с пионерами бесед о комсомоле и партии.
Но он придавал большое значение, прежде всего, уроку. Ничто не должно было мешать процессу обучения.
Пионерские отряды к 1925 году уже были организованы в северных уездах Камчатской области – в Гижиге, Анадыре, Марково, но только 1 мая 1928 года на торжественном собрании жителей Олы группу ребят в возрасте от 7 до 14 лет приняли в ряды пионеров. Отряду присвоили имя полководца М.Ф. Фрунзе. Интересен интернациональный состав пионеров: 5 эвенов,6 русских, 3 корейца,1 украинец. Руководил ими эвен Иван Бабцев.
«Пробуждение тунгусской молодежи – мысль идеальная, – заметил на объединенном заседании Ольского волревкома с представителями общественных организаций в январе 1926 года А.А. Кочеров, – Но к этому вопросу нужно подходить очень умело и осторожно, так как всякий необдуманный и неосторожный выход может истолковаться в искаженном и нежелательном для нас смысле и этим вызвать недоверие к Вашей же организации». И затем председатель волревкома советовал: «Я полагаю, что с приходом тунгусов на ярмарку нужно будет выпустить газету на тунгусском языке, посвященную исключительно тунгусском вопросу, а затем устроить собрание тунгусов, и в общем порядке провести с ними беседу, дав элементарные понятия о структуре управления нашим государством, объяснить основы советской Конституции. И вот в проведении собрания могут принять участие все представители организации, в том числе и ячейки Союза молодежи».
На том же заседании слушали отчет И.А. Варрена о работе избы-читальни с 1 января 1925 по 1 января 1926 года: «… проведено 16 заседаний Совета избы – читальни, на которых решено 87 вопросов, лекций, бесед проведено-28, докладов в революционные праздники -14, посетило избу-читальню за год – 949 взрослых и 249 детей. Поставлено 7 спектаклей, из них антирелигиозных-2, проведено ячейкой Союза молодежи 1 комсомольское рождество -7 января”.
Содержательная работа ольской молодежи способствовала укреплению советской власти, в то время как Камчатское губбюро РККСМ указывало, что в работе всей Охотской уездной организации комсомола «преобладали административные методы» и потому рекомендовало: « …в целях улучшения качественного состава организации в предстоящий зимний период усилить политико – воспитательную работу, используя при этом партийцев и учительство. При этом обратить внимание на вовлечение туземно – оседлой молодежи, одновременно изучая бытовые условия оседлых, а так же и кочевых туземцев».
Это касалось 2 го Долганского рода эвенов, кочевавшего по Ольской речной системе до реки Буюнда и по Ямской долине – до реки Малтан, а так же по Наяханской водной системе до реки Коркодон. Кочевья располагались на расстоянии 400- 800 км друг от друга.
В восстановительный период на Дальнем Востоке началось совершенствование административно – территориального деления. Области были реорганизованы в губернии. Камчатская губерния в 1925 году стала округом, из него выделили Охотский и Ольский районы и включили в состав Николаевского – на Амуре округа.
И.А. Варрен доложил окружному отделу народного образования в Николаевске – на – Амуре об итогах работы в 1925-26 учебном году: «Основана Ольская школа с 1 января 1913 г. и обслуживает исключительно население Олы. В село Олу я назначен с 1 июля 1913 г. Окончил Петропавловского городское училище и 2-годичные педагогические курсы в 1913 г. в июне месяце. За время пребывания в с. Ола удалось побывать на материке только в 1916 г. и 1918 г. Ближайшие учителя ближних сел находятся от меня на 200 верст. Говорить о том, что учитель в селении является единственным культурным человеком, вокруг которого слагается вся культурно – просветительская работа, не приходится. Создан Школьный Совет, который решал вопросы о проведении революционных праздниках, о детской школьной газете, о кружке ОДВФ (Общество друзей воздушного флота. Д.Р.). Дети сами решают вопросы, касающиеся школьной жизни. Есть выборный староста, санитарная комиссия, которая следит за чистотой и опрятностью класса и каждым из учеником. Дети – ученики изредка принимают участие в заседаниях Райисполкома, Школьного Совета. Оказывают существенную пользу по приготовлению к революционным праздникам, украшают здание школы и избы – читальни плакатами и зеленью. За зиму 1925-26 учебного года поставили 3 спектакля: пьесы Подъячева «Встреча», Горячего – «Загадка», Окулова – « Бабы не рабы».
Варрен сообщал, что коллектив школы задался целью устроить в школе маленький музей, «собираем все: и камни, и кости разных животных и т.п. Зимой совершать экскурсии не позволяет погода. За 1925-26 учебный год было совершено 5 экскурсий с целью изучения природы».
Он же напомнил, что Ольская изба – читальня была открыта в октябре 1923 г., где устраивали вечера разумного отдыха, а ликбез открыли на Оле с 24.02.1924 года. Работа клубов и изб – читален (Тауйск, Ола, Ямск) выражалась в чтении лекций, докладов, постановке спектаклей, выпуске «живых» и стенных газет, митингах и проведении революционных праздников. Ликпункты посещались неграмотными и малограмотными: в Тауйске-51 чел, в Армани-12,Оле – 17, Ямске – 52 чел.
И это не смотря на то, что в октябре 1924 года в Оле сгорело единственно крупное здание избы – читальни, пожаром было уничтожено все имущество – литература, театральные принадлежности. Все же И.А. Варрен к ноябрю 1925 г. организовал работу струнного оркестра. На праздник 6 ноября его дети исполнили «Интернационал», подготовили спектакль, а учитель выступил с докладом «Чем вызвана Октябрьская революция».
«С 1913 по 1926 гг. Ольскую школу окончило 39 человек, из них 13 девочек и 26 мальчиков, – сообщал Игнатий Афанасьевич. Не столь масштабная у него была работа, но по социальной значимости неоценимая. Тогда в Ольском районе на начало 1927 года проживало 2750 человек, из них кочевников насчитывалось -1409. С последними больше всего было хлопот.
На первом волостном съезде кочевников в Оле в августе 1925 года И.А. Варрен говорил: «Царь целыми столетиями угнетал нас. Пришла советская власть, пошла нам навстречу, открыла двери к свету. Но как пойти по этой дороге? Царское правительство оставило нам только бедноту, неоплаченные долги да болезни. Все это можно устранить при помощи грамоты. Мы будем просить советскую власть устроить школу с таким домом, в котором бы детей и кормили, и учили бесплатно. У нас нет средств, их даст наша советская власть».
К его словам прислушивались. На съезде представителей населения Ольского района в апреле 1926 года отмечали необходимость «улучшения постановки культпросветработы и школьного дела путем предоставления возможности учительству выезжать на «материк» для пополнения знаний».
Действительно, по инициативе Игнатия Афанасьевича школу-интернат открыли на Оле в 1928 году. Но только в сентябре 1931 года по решению райисполкома для интерната выделили помещение бывшей радиостанции, связистам дали три дня для перебазирования.
В рукописи воспоминаний о родителях, написанной З.И. Сизовой – Варрен, читаю страницы, посвященные ярким событиям ольской жизни.
«Привезли детей в интернат. Все в не по росту маленьких кухлянках, из рукавов торчат наполовину синие, промерзшие, в ссадинах и грязи ручонки, а в головах, покрытых язвами чесотки, пасутся стада насекомых. Надо было остричь, помыть, одеть и определить на ночлег этих несчастных трахомных и чесоточных ребят. Но оказалось, что это не так-то легко. Вокруг школы упряжки оленей: каких только тут нет, и белые, и коричневые, и даже белые с черными пятнами. Ветвистые рога оленей сплетаются, снег вокруг истоптан их копытами. На нартах – поклажа, на ней сидят женщины с детьми. Отец, возбужденный и веселый, радостно разговаривает по – эвенски, раскуривает трубку и приглашает всех в школу. Гости садятся прямо на пол, и уже через пять минут становится трудно дышать от дыма, запаха оленьих шкур и людского пота. Учитель рисует красивую картину будущего о том, что хорошо будет, когда выучатся вот эти Петьки, Аниськи, Увачанки и появятся свои учителя, врачи, не будет места болезням: все будут счастливы. Побрякивая колокольчиками и монетками, подшитыми к одежде и вплетенными в косы, люди посапывают трубками и одобрительно бормочут «Айя! Айя! (Хорошо, Хорошо!)» Всем хотелось видеть своего ребенка на месте стоящего у стола учителя. Но вот выходит, ничего не подозревая, Капитолина Васильевна, в белом халате с машинкой для стрижки волос. Все женщины разом схватили своих драгоценных ребят и закричали так, как будто их собирались резать: « Ачча! Ачча! ( Нет, Нет!)
-Уйдут, ведь! – отец с досады плюнул и сел на стул, подставил свою голову.
-Стриги!
Мать нерешительно замялась. У отца были вьющиеся красивые волосы. Но он грозно посмотрел на нее, и она принялась за дело.
Люди плотной стеной окружили стул и с жалостью и страхом смотрели на отца, как на обреченного к расстрелу. А он всеми силами стремился подавить досаду и старался безмятежно улыбаться. Потом, пошептавшись, люди выставили вперед древнего старика.
Он сел на стул, поднял седую прядь волос и решительно, как будто совершая подвиг, сказал: «Рез!». Мать и его живо обкорнала. Только после этого стали стричь детей, а отец с коричневым от загара лицом и смешной белой головой побежал распоряжаться насчет бани.
-Пожалуйста! Пожалуйста! – раскланивался отец, стоя в дверях в клубах пара, но гости почему-то медлили и смотрели на него так, как смотрели бы на марсианина, свалившегося на нас с небес. И опять ему пришлось демонстрировать перед всем честным народом самого себя и искусство мыться в русской бане по – черному. Он старательно мылся, хлестал себя веником, всем видом показывая блаженство, а все толпились в дверях, удивленно крякали, цокали и жалостливо качали головами: мол, был умный человек, и нет его, шарик за шарик заскочил. Сообразив, что этим может окончиться демонстрация, учитель схватил Увачанку, мальца лет девяти, находившегося на харчах общества, благо жалеть его было некому – сиротой рос. Люди отпрянули, наступила гробовая тишина, а отец снял с ребенка отрепья, кинул их в печку и упиравшегося потащил его к тазу. Неизвестно, сколько грязи сошло с истощенного маленького тельца, только, когда его одели в чистую одежду и румяного, довольного, улыбающегося выставили перед народом, пронеслись возгласы удивления и восхищения.
Увачанка громко крикнул: «Ребята, здесь хоросо, идите!», и гурьбой дети ринулись в баню. А затем оценили ее и взрослые».
Думая о будущем, Варрен подчеркивал в своих выступлениях: «Учителя стремятся уехать «на материк», меняются, уходят, школы замирают. Нам нужно иметь своих учителей из местных жителей». На заседании первого Ольского районного съезда Советов в 1926 году он вновь отмечает тяжелое положение культпросветработы: отсутствуют руководители, литература, необходимые средства, напоминает о необходимости учителям выезжать на «материк» для пополнения знаний.
-Как учитель, я действительно отстал и придется нынче уволиться для того, чтобы весной выехать. Но у меня нет средств, придется заменить свое любимое занятие, каким-то другим, так как другого выхода не вижу. Нам нужна школа повышенного типа, тогда не надо было посылать детей на «материк», они могли бы здесь учиться».
Существовали и другие причины сложности работы сельского учителя о которых Варрен писал в окружной отдел народного образования, объясняя невозможность выплаты большой денежной суммы за проживание в школьном помещении: « Квартирой бесплатно я пользовался все время учительства в с. Ола (с 1913 по 1926 г.). С появлением в Оле районного центра, РИК стал взыскивать за квартиру 10 рублей в месяц, что для меня довольно тяжело, т.к. у меня семья из 6 человек. Своего дома не имею. Квартирных денег не отпускают. Сам тоже не знаю, дается ли теперь (при Советской власти) квартира учителю или зав. школой бесплатно. Прошу разъяснить».
Жить становилось сложно. Если в 1926 – 27 учебном году в Ольском районе на народное образование было израсходовано 8924 рубля, то в следующем году эта сумма возросла почти вдвое. Увеличилось и число учащихся. В 1926 – 27 годах во всех школах района обучалось 68 человек, в следующем – 75. Но жалованье педагогам не повысили.
Кроме того, в районе действовало два красных уголка, ликбезпункт, две библиотеки, в которых имелось 239 книг. Усилиями И.А. Варрена число культ- просветучреждений района увеличилось: в 1927 – 28 годах красных уголков было уже пять, ликбезпунктов тоже пять и шесть библиотек. О жажде знаний свидетельствует запись в анкете одного из вожаков ольской комсомолии, 19-летнего рыбака – каюра Иннокентия Кочерова: «Желаю быть активным и получить комсомольское образование».
В начале апреля 1927 года работал 2 съезд Советов Ольского района, где были подведены итоги деятельности советских органов, впервые избранных в 1926 году на основании Конституции СССР, отмечены успехи и трудности в советском строительстве, в развитии экономики и культуры района. М.Д. Петров, председатель Ольского райисполкома, говорил тогда: « У нас молодежь рвется к свету и знанию и ищет пути для того, чтобы получить эти знания. Съезд Ваши пожелания учтет и примет. Нам нужно, чтобы молодежь выезжала в центр получить знания с тем, чтобы возвратиться и применить эти знания на месте».
За год до этого Игнатий Афанасьевич, отчитываясь перед депутатами райисполкома о работе, как заведующего пунктом по ликвидации безграмотности и уполномоченного ячейки общества друзей воздушного флота, говорил: «…лик- безпункт посещается жителями неохотно, отчасти, из – за отсутствия времени, так как местные жители почти всегда находятся в поиске за заработком, за последние месяцы членские взносы вносятся жителями редко из-за отсутствия у них заработка».
Действительно, при составлении Наказа Ольскому райисполкому первого созыва в сентябре 1926 года отмечалось: «В районе столько нужд, что все их подробно никаким наказом невозможно охватить». В то же время, видимо, не без авторитета И.А. Варрена, в ОДВФ (общество друзей воздушного флота) записалось 77 человек, хотя ольчане к тому времени еще и не видели самолета.
2 –й районный съезд Советов положил начало созданию в районе родовых Советов, подготовил почву для организации туземного РИКа, разработал программу дальнейшего экономического и культурного строительства в Ольском районе. И в тоже время председатель Ольского райисполкома М. Петров отметил: «Сказать бы сейчас где – нибудь в центре, что в Ольском районе существуют старосты, которые управляют, князцы, которые носят кортики и пугают народ какими – то княжескими жезлами, так назвали бы сумасшедшим человеком».
Тем не менее, уже на третьем съезде Советов Ольского района в апреле 1929 года делегат съезда эвен Слепцов говорил: «Тунгусы за последнее время уясняют пользу грамотности. Есть большие запросы к обучению. Желательно, чтобы в горах по кочевым Советам было снабжение учебниками, тетрадями…». Его поддержал делегат из Армани Зенгенизов: « …Население нуждается в школе», так как « в селе грамотных нет, за исключением двух малограмотных». Свое мнение высказал делегат Тауйска Глущенко: « Необходимо подбор учителей иметь советский, современный, ибо учитель есть лицо северной деревни». Понимая сложности бюджетного финансирования народного образования, месные жители предлагали часть расходов взять на себя. Депутат Тельканов из Балаганного предъявил съезду смету расходов по школе, которую надо было открыть в селе и особо подчеркнул, что четвертую часть расходов сельчане берут на себя.
Это стало возможным благодаря тому, что еще 1 июля 1928 года состоялся договор о сдаче добытой ольчанами рыбы государственному промысловому участку «Ола» Владивостокской конторы Дальгосторга. Кета принималась по 20 копеек (в четыре раза дороже, чем некогда у рыбопромышленника Соловья), пуд сырой икры по 3 рубля 50 копеек.
Однажды почтой Варрен получил педологические анкеты и возмущался ими. Какой-то инспектор требовал, чтобы тунгусские дети 7 лет объяснили в письменном виде понятия – мебель, шифонер, оттоманка. А они их в глаза не видели. Еще больше он был недовольный бригадным методом обучения, практиковавшийся советской педагогикой. Он называл его, по воспоминаниям З.И. Сизовой, «скоростным бригадным методом выращивания лентяев».
Игнатий Афанасьевич понимал, что в новых условиях нужно совершенствовать свои знания и профессиональные навыки. 1 июня 1928 года Варрен обратился в Ольский райисполком с просьбой выдать ему содержание за каникулярное время с 1 июня по 1 октября 1928 года для пополнения своих знаний, так как средств на выезд не имел. «Желая выехать в г. Николаевск – на – Амуре во время каникул для пополнения своих знаний, прошу вас не отказать выдать мне содержание за каникулярное время с 1 июня по 1 октября с.г., так как средств на поездку не имею. Кроме сего прошу предоставить моей семье две комнаты при школе: спальню и кухню, если, в случае я буду оставлен в г. Николаевске до будущего года. А так же прошу выдать мне удостоверение о моей службе в с. Ола». И далее Игнатий Афанасьевич пояснял: «Назначен в с. Ола с 1 июля 1913 года приказом губернатора Камчатской области от 14 июля 1913 года за № 109».
Зарплату ему выдали, и Игнатий Афанасьевич побывал в 5 городах России. Но главное, летом 1928 он оказался в Николаевске – на Амуре и Хабаровске на курсах переподготовки учителей народов Севера, где пробыл в течение года.
В то же время в окружном центре – Николаевске – на – Амуре в командировке оказался К.Я. Лукс. Его интересовала реальная помощь советской власти аборигенному населению на Охотском побережье. В частности, после беседы с представителями Ольского района в Николаевске, в том числе с И.А. Варреном, он решил побывать на Оле и изучить состояние советского строительства на месте.
Его насторожил тот факт, что часть кочевого населения (4 рода) уже второй год не выбирает даже родовые Советы и управляются по – старому, старостами. Причину этого Лукс предполагал не только во влиянии эксплуататоров, но и в неудачном подборе работников района, слабом руководстве со стороны округа.
Пароход «Симферополь» в сентябре 1928 года привез его и группу молодых учителей в бухту Нагаева. На борту корабля Лукс организовал учительское совещание, где обсуждались насущные задачи советизации края и вопросы образования и воспитания школьной молодежи. Не без влияния Игнатия Афанасьевича в протокол совещания записали предложение местным органам власти: «…попытаться как – то преодолеть оторванность побережья от «материка»… Слушали: «Об улучшении связи между школами Пенжинского и Ольского районов, а также Хабаровском». Постановили: «Считать настоятельно необходимым, чтобы школы Ольского района в зиму 1928-29 года могли отправлять не менее одного раза почту в Николаевск – на – Амуре и не менее одного раза получать почту, в том числе журналы и газеты из Николаевска. Совещание ходатайствует перед Гижигинским райисполкомом о том, чтобы он дал распоряжение Пенжинскому сельсовету об отправке почты из Пенжина первым нартовым путем».
З.И. Сизова вспоминала: «Темный вечер, пуржит, в трубе на разные голоса воет ветер, бьет о крышу оторванный лист железа, да слышится под этот аккомпанемент многоголосый хор собак. Мы сидим возле открытой дверцы печки на медвежьей шкуре и слушаем рассказ отца о его поездке на «Большую землю», в город Хабаровск.
-Город, а это что?
Отец несколько растерянно молчит, а потом разъясняет:
-Если все дома Олы поставить кругом десять раз, и то мало будет. Много людей там живет. От того и дома там особенные. Если взять и приставить к самому большому дому Калинкина (был такой купец на Оле) еще пять таких же домов, то и тогда мало будет. И это еще не все: на первый ряд надо поставить еще дома, на второй – еще, а потом еще. Вот в таких домах живут там люди.
Алексей Бабцев, пожилой уже камчадал, отличный охотник и следопыт, удивленно взметывает дуги бровей, вынимает изо рта потухшую трубку и, ехидно сощурив щелочки глаз, произносит:
-Хитрис, паря, а как они на самый верхний ряд лазают?
-Как, по веревке, наверное, или лестницу ставят, – авторитетно заявляет Инька, десятилетний курносый узкоглазый мальчуган, отличник в школе.
-Чего опять лестницу. Дома ветер уносит, а тут лестница. Утащит! Останутся люди без еды, погибнут. Непонятные человеки. Зачем им надо дом на дом ставить? Тайги разве мало?
Отец хохочет и вновь разъясняет, как живут люди в этих домах.
-Ай, ай – я – я,- удивленно восклицает Алексей, а мы с любопытством подвигаемся ближе.
Потом отец достает из ящика помидоры, разрезает пополам и дает каждому попробовать. Красные, сочные плоды так и притягивают глаза, мы с удовольствием откусываем это диковинное кушанье и у всех появляется одно выражение крайнего отвращения. Ребятишки, чтобы не обидеть учителя, кое-как проглатывают противные кусочки, а Алексей ловко выплевывает красную мякоть прямо в огонь.
-Ты посто меня этим кормис? – обиженно говорит он. – А я тебя уважал!
Отец смеется и говорит, что это самая лучшая еда нючи! Нючи – это значит русские.
-Это просто они так, – сочувственно качает головой Алексей, – наверное, далеко от моря живут, нерпы и юколы нет. Было бы близко, послал бы.
Люди моего племени – добродушные, гостеприимные, наивные, как дети. Они могли отлично читать книгу тайги, рассказать, сколько дней тому назад прошел здесь путник, с каким намерением прошел, с хорошим или плохим, могли прочитать в лабиринте самых выпутанных следов такую историю, которой позавидовал бы и сам Джек Лондон. Но прочитать обыкновенный букварь никто бы не смог. Жили они оторвано от всего мира, своими обычаями и привычками. Это были мужественные, выносливые и сообразительные в тайге люди, но они боялись всего нового, в ужасе прятались от чужих, настолько были запуганы шаманами и купцами.
Мы, ребятишки, редко видели своих родителей. Мама неделями, а иногда и месяцами пропадала в тайге. В любое время поднималась, ехала верхом на оленях или на нартах в далекие селения, где ее ждали больные пациенты».
Как–то раз привезли больного тунгуса с очень сильным сердечным приступом,- вспоминала З.И. Варрен – Сизова.
-Что с тобой было?
– Ездил Монтыклей, горачую воду лазил. Потом стало плохо. Не знай, почему? Олени сопсей больной бывают: лазиют один, два, три больсе раза – сопсем здоровы бывают.
– Что это за вода?
-Хоросая вода. Зимой тозе горячая.
Этот рассказ заинтересовал Капитолину Васильевну. Решила она сама проверить этот интересный ручей. Нарта из двенадцати собак, каюр напевающий что–то по–своему.
– Что ты поешь?, – заинтересовалась она.
-Песню пою.
– О чем же это?
– Вот, сидит у меня на нарте девка. Сопсем как все девки, девка. Приехала она к нам. Сказывали: «Нючи приехала». Рансе музыки только ездили. Тепер девка с бабой приехали. Потом стали ее зват Капля. Почему – Капля, никто не знал. Маленькая, наверное. Капли тозе маленькие. Потом стали ее зват Капитолина Васильевна. Больно хорос нючи. У нас таких молодых не зовут так, а ее зовут.
– Ты никогда не пой эту песню. Ладно? Мне же стыдно.
– Нельзя. Учитель говорит: слова, как соль, беречь надо. Зря не бросать.Эти слова хоросые. Их другие поют.
После этой поездки Капитолина Васильевна рекомендовала больным ревматизмом, радикулитом пользоваться минеральным источником – грязями и горячей водой Монтыклея, но только осторожно, не перегреваясь.
К 1928 году Варрен стал знаковой фигурой на Оле. Документы государственного архива Магаданской области свидетельствуют о том, что его избирали секретарем ревкома, заведующим избой-читальней и председателем Совета избы – читальни, членом отдела народного образования в 1923 году, редактором газет «Ольская жизнь» и «Голос тайги», членом комиссии по выработке тунгусского (эвенского) языка, казначеем комитета крестьянских обществ взаимопомощи (кресткома) в 1925 году, членом санитарного Совета в 1926 году. У него была обязанность составлять все отчеты по культпросветработе, особенно при подготовке материалов к районным съездам Советов. Он был автором пропагандистских листовок, лектором. Варрен избирался депутатом волостных и районных съездов представителей населения, членом ревизионной комиссии Ольского ревкома, членом суда райисполкома, постоянно возглавлял праздничные комиссии. Его одинаково внимательно слушали представители народов коренных народов Охотского побережья.
Не все проходило гладко в его жизни. Зоя Игнатьевна вспоминала: «Как – то на Оле отмечали эвенский праздник «Хейде». Люди становились в круг, взявшись за руки, напевая «Хейде – хейде! Хурья, хурья!». Было шумно и весело. В это время местные пограничники устроили соревнования по стрельбе. В толпе появилась жена одного из работников райисполкома Чухман со своей приятельницей. Она схватила винтовку, а ее подруга стала отнимать ружье. Отбиваясь, Чухман случайно нажала на курок, раздался выстрел. Пуля попала в одного из мальчишек, крутившихся возле взрослых. Это был Феофанка Скорняков, самый старший из многодетной семьи камчадалов. Не прожив и трех часов, он умер. Вечером к Варрену пришел старшина Уяганского рода.
– Ты говорил, наса власть справедливая. Посто за убили?
– Ты умный человек, сам видел, нечаянно получилось.
-Все равно, если власть справедливая, наказат надо. Человека за убили.
Отец понимал, что это мнение всех тунгусов.
– Нас темными считают. Мол, тиго они понимают: глаза узкие, не видят, мол. А наса власть в роду наказала бы эту бабу. Не умеесс дерзать рузье – не берись.
Отец сочувствовал ему, понимая его правоту. Ольчане ждали, что будет дальше? Но Чухман продолжала спокойно жить на селе. К Игнатию Афанасьевичу обратилась Елена Скорнякова, мать погибшего мальчика:
-Написы мине бумазку судье. Не сыночка, а мальчиску застрелила, ведь.
Отец, конечно, написал заявление, и этим приобрел себе еще одного недоброжелателя.
К этому времени на Оле проревизовали склад с промтоварами и подовольствием. Мать входила в эту комиссию. Были найдены большие нарушения, выявлены махинации и преступления. Ни отец, ни мать не умели кривить душой. Они честно вскрыли все это, а «живая» газета «прокатила» торгашей с ольской сцены. Однако косые взгляды и прямые угрозы не пугали ни Игнатия Афанасьевича, ни Капитолину Васильевну».
По итогам переписи северных окраин Дальнего Востока в 1926 – 1927 годов в Ольском районе проживало – 2750 человек, в том числе 1172 кочевника, а по данным К.Я. Лукса, заместителя председателя Дальневосточного Комитета Севера, в 1928 году на территории Ольского района проживали 1571 эвен, 116 – якутов, 948 человек других национальностей. К этому времени они не были наивными людьми, легко доверявшими власти. Они сами участвовали в решении государственных и общественных проблем, доверяя таким людям, как Карл Лукс, Агапит Кочеров, Игнатий Варрен.
29 августа 1928 года в Николаевске – на – Амуре на пароходе «Симферополь» были погружены учебники и учебные пособия для школ Ольского и Пенжинского районов. На этом же пароходе отправлялась в дальний путь группа учителей. Вместе с ними выезжал в командировку по Охотскому побережью председатель Дальневосточного Комитета Севера К.Я. Лукс. Был там и Игнатий Афанасьевич.
Пользуясь случаем, прямо на корабле, по инициативе К.Я. Лукса 2 сентября провели педагогический совет. В связи с тем, что в Ольском районе было всего 4 школы, где обучалось 85 учеников, учителя в них работавшие, как правило, в одиночку, редко встречались друг с другом, поэтому пятеро педагогов, назначенных заведующими школами в Тауйскую, Ольскую, Наяханскую, Пенжинскую, Левчиковскую, обсудили актуальные вопросы: об улучшении связи школы с отделом народного образования, о пополнении школьных библиотек книгами, журналами, газетами, о состоянии школьных зданий, снабжении наглядными пособиями, организации краеведческой работы. Именно тогда учителя решили взять на себя инициативу по организации обществ краеведения в Оле и Гижиге. И.А. Варрен поделился опытом работы с взрослыми эвенами, только в 1927 году ему удалось ликвидировать неграмотность у 45 человек.
Ольскую школу в 1928 году посещало всего 23 человека, 12 мальчиков и 11 девочек, но среди них не было детей кочевников. Так как охват учащихся школами района достигал всего 28,8 % , а в районном центре – 72,2 %, то это было проблемой, которую надо было решать.
Впоследствии А. Фоя, П. Романова, прибывшая несколько позже ее сестра Анна Романова, работая в школах Олы, Гадли, Нагаева, Ямска, довольно часто опирались в учебно – воспитательной деятельности на материалы краеведения.
30 сентября 1928 года активисты села провели организационное собрание Ольской районной ячейки ОСОВИАХИМа – первичной оборонной организации, первыми членами которой были учительницы Пелагея Романова, Галина Миндалевич, рабочий Колымской геологоразведочной экспедиции П.М.Лунев и завхоз экспедиции Николай Корнеев, председатель Ольского райисполкома И.Е.Марин, охотник – рыбак Иван Тюшев. 27 марта 1930 года смогли провести первый районный съезд ОСОВИАХИМа, в ходе которого оформились шесть ячеек – Балаганская, Тауйская, Ямская, Нагаевская и др. Среди 155 членов добровольного оборонного общества насчитывалось 13 партийцев, 33 комсомольца, 52 камчадала, 6 тунгусов. За полтора года они провели 14 военных занятий, стрелковые соревнования в день РККА, сбор средств на оборону СССР. Так ольчане заботились об обороне своего государства, естественно, не без помощи ольской интеллигенции.
Не смотря на то, что Варрен не был членом партии, он знал о вопросах, обсуждавшихся на партийных собраниях, давал сам нужную информацию партийным активистам.
В феврале 1929 года на заседании Камчатского окружного бюро ВЛКСМ определили основные направления внутрисоюзной работы молодежи: «1. привитие пионерам санитарно–гигиенических навыков; 2. борьба с предрассудками, шаманством». При этом подчеркнули: «К этой работе надо подходить очень осторожно, так чтобы не задевать сильно самолюбие и старинных традиций туземцев». Игнатия Афанасьевича подобные инструкции вполне устраивали, ибо они располагали к доверию советской власти. Его мнение полностью разделяла и Капитолина Васильевна, она обладала не меньшим авторитетом, чем муж.
23 января 1929 г. общее собрание села Ола постановило избрать заседателями суда доверенных лиц: Варрен К.В., Якушкова И.Н, Гоголеву М.Л, Шемякина Г, Якушкова И.А. Зиновьеву И.Р, Кочерова А.А., Бушуева М.М, Якушкова Н.А, Бушуева Н.А.
8 мая того же года Ольская партячейка осуждала вопрос о культурно –воспитательной работе среди женщин местной национальности. С женщинами как раз чаще всего общалась Капитолина Васильевна. Не без ее влияния собрание отметило: «Несмотря на проявленную инициативу, работа среди женщин не получила должного развития, в связи с чем необходимо изыскать формы работы среди женщин – туземок и жен рабочих и служащих на летний период. Проработать вопрос о возможности создания в селе Ола детской площадки и детских яслей. Составить план летней работы среди женщин, уделяя в последнем большое внимание воспитательной работе и работе по оздоровлению быта».
Несомненно ей было известна резолюция Первого туземного съезда Дальневосточной области по докладу «Положение женщины при советской власти», принятая в июне 1925 года, в которой были определены следующие меры:
- Считать недопустимым продавать и покупать жен и дочерей, ибо они являются равноправными гражданами Советской России; всех, кто будет продавать или покупать жен, привлекать к советскому суду.
- Чтобы сохранить жизнь и здоровье наших женщин и детей, необходимо организовать медицинскую помощь женщинам во время родов, для чего открыть специальные медпункты для рожениц.
- Чтобы воспитать здоровых граждан для Советской Республики, необходимо научить туземку – мать уходу за грудным ребенком и придти ей на помощь в материальном отношении, для чего организовать выдачу специального пособия на кормление ребенка и давать советы по уходу за ним.
- Чтобы вовлечь женщину в строительство советской жизни, необходимо поставить очередной задачей работу среди туземных женщин; разработать особый план работы среди них;
- Также принять меры по втягиванию в родовые Советы и в кооперацию туземную женщину.
И Капитолина Васильевна прикладывала немало усилий изменить положение землячек, вовлекая их в активную общественную жизнь.
В период с 1 января 1929 г. по 1 января 1930 г. Ольский туземный район Николаевск – на – Амуре округа занимал площадь в 116657 кв. км, на которой было разбросано 10 оседлых поселений с населением в 1416 человек и 9 туземных родов, кочующих по всему району в количестве 1568 человек. Организационно – массовая работа с ними испытывала определенные трудности: «общая отсталость туземного населения, уклад туземного быта при почти бесправном положении женщины».
Культурно – просветительная работа в районном центре влияла на отдаленные поселки побережья. Зоя Игнатьевна рассказывала: « Решили партийцы и комсомольцы закрыть Ольскую церковь, но сразу это сделать было нельзя: народ очень верил в бога. Правда, одна вера в идолов была издавна, а христианскую привезли собой купцы. Когда гневался охотник, он снимал ремень, бил им своего непослушного бога и выбрасывал на мороз, а сам шел молиться в церковь. А когда собирался на охоту, вспоминал про идола, приносил его и извинялся, примерно так: «Прости меня. Злой я был, а ты тоза хорос. Просил за дать мне добычу. Посто не помог? Ну ничего, я тебя сейчас накормлю, а ты не обизайся». И он действительно, мазал губы деревянного идола нерпичьим жиром, и уверенно шел на охоту.
Надо было доказать, что это суеверие, что нет бога. И вот комсомольцы решили построить дверь в дверь с церковью клуб, а мы деятельно им помогали. И началось. В церкви богослужение, а в клубе лекция. В церкви чудо: икона плачет, а в клубе тоже самое, только с объяснением, как это просто все делается. В церкви крестный ход, а около клуба молодые веселые голоса заглушают старушечьи, и громко распевая антирелигиозные частушки на местные и другие темы, сжигают чучело живых мощей. Мало стало народу при богослужении. Пришла пора закрыть рассадник зла. И поползли слухи: «Первый кто войдет в церковь, провалится в тартарары». Откровенно говоря, струхнули мы: кто его знает, что это такое «тартарары», еще упадешь не знай куда. Рассеял все учителя: они смело вошли в церковь и стали все перекладывать, а кругом стоял народ. Кто в страхе молчал, кто отплевывался, сердито понося всех. А церковь преображалась. Вот полезли снимать колокола. Тут уж в ужасе все отбежали, а учителя обратились к молодежи: «Как же вы в стороне от этого доброго дела? Неужели хотите старое вновь вернуть, кулаков да попов слушаете?». Неуверенно подошли несколько человек, а потом отчаянный Митрофанка крикнул: «Да что мы стоим, ведь еще никогда учителя не подводили. Идем!». Все разом пошли на помощь. Но злые слухи вползали в уши доверчивых ольчан. И решили тогда комсомольцы рискнуть. Пришли в пионерский лагерь и сказали нам, что просят помощи. Выручить их, переночевав с ними в церкви. Мы, конечно, пошли, хоть и трусили порядком. Сначала рассказывал сказки, потом страшные истории.
В пустой церкви, шепни: «А-аа-аа» разнесется десятками голосов. Мы сбились все в кучу, самых храбрых положили с краю, и, наконец, измученные заснули. Проснулись поздно, целые и невредимые, а около церкви вся Ола. Вожатые помогли нам привести себя в порядок. Веселые и довольные, что мы победили страх и суеверия, мы выстроились в ряды и грянули заветную пионерскую песню:
Взвейтесь кострами, синие ночи,
Мы, пионеры, дети рабочих.
Близится эра светлых годов.
Клич пионеров «Всегда будь готов!».
Любопытный эпизод, связанный с нововведениями культурной жизни ольчан приводит в своих воспоминаниях З.И. Сизова: «Поздний вечер. Люди не торопясь стекаются к зданию школы и рассаживаются прямо на земле, свернув ноги калачиком, перед растянутой простыней.
Ко мне в комнату, запыхавшись, влетает соседская девчонка Нюрка Шершова, и одним духом выпаливает: «Ты чего здесь сидишь? Там сейчас людей на простыне показывать будут!». Я озадаченно смотрю нее, потом обе срываемся с места и мчимся к школе. Нас, ребят, сажают перед экраном, считая, что мы готовы ко всем неожиданностям и не подведем. Но увы! Шел фильм «Чапаев», еще неозвученный. По экрану бегали прыгающей походкой Петька, Анка, Фурманов, Чапаев, а зрители с ужасом взирали на эту суету.
-Ой, ну как зе они в простыню залезли? ,- допытывался Кирюшка.- А вдруг вот тот с саблей вылезет? А?».
Он лезет за экран и произносит оттуда: «Здесь тозе бегают, только обратно. Наверное, вылезут скоро!».
Но все было спокойно, никто из простыни не вылезал, и все, затаив дыхание, смотрели, как Анка чистит пулемет, как Чапаев на мосту наблюдает за вылавливанием оружия из реки.Среди общей тишины раздается голос: «А посто они из реки рузья ловят, там за только рыбы зывут».
Все хохочут, но вот на экране появился Чапаев. В развевающейся бурке откуда – то из глубины экрана мчался прямо на зрителя, и когда неожиданным движением Чапаев выхватил саблю и с ожесточением что – то крикнул, а конь его прыгнул прямо на Кирюшку, Кирюшка вдруг завопил: «Вылез! Задавит!». Наступая на ноги и руки соседей, он ринулся куда глаза глядят, только подальше от страшного и непонятного человека, бросившегося на него из простыни. В мгновение ока все соскочили с мест и ринулись за ним…
Только на следующий день, когда киномеханик Илья Костылев рассказал, что кино – это не страшно, это понарошку, что это картинки, только придумали так, чтобы они двигались, только тогда, с опаской, боком пошли люди в кино, но и то предпочитали держаться поближе к выходу».
«Мы склонились над тетрадями и решаем задачу. Никто не обращает внимание на то, что постепенно нарастает какой – то гул,- рассказывала Зоя Игнатьевна.- Наконец, в класс вбегает сторож. Он бледен, руки трясутся, поманив учителя пальцем, шепчет: «Там он сумит, тарахтит и на сколу идет. Я ему говорил: «Ты, наверное, заблудился. Такой люди здесь нету. Они, наверное, Низки Кресты или Пензинской губе зывут. Тут скола, тебе за это от учителя попадет. Да он не понимает. Медведь понимает, а он нет».
-Что за чепуха, – говорит учитель и быстро выходит из класса, мы, конечно, за ним.
Действительно, прямо на школу быстро двигается чудовище. Внутри него сидит человек за стеклом. Мы предусмотрительно не выскакиваем из–за угла школы. Петька решается высунуться вполтуловища, но его останавливает грозный окрик сторожа: «Куда, ищо съест!».
Учитель хохочет, потом говорит: « Да, это действительно чудо. Откуда здесь автомобиль?»
Он быстро идет к чудовищу, открывает дверцу, здоровается с человеком, потом, смеясь, объясняет: «Это автомобиль. Он из железа сделан, а ходит так же как и японский кавасаки». (Крупная морская лодка с мотором. Д.Р.). Пришел он в колхоз, а это шофер, он на нем работает». Шофер хохочет и спрашивает: «Что испугались? А ну, садись в машину, подвезу с ветерком». И целый день шофер возил детей и взрослых. Удивлению не было конца». Так ольчане знакомились с новинками цивилизации на Охотском побережье в начале тридцатых годов.
В 1927 году заметно оживилась работа в селе Балаганном, где была организована ячейка комсомола и молодежь приняла горячее участие в избирательной кампании в марте 1927 г. В списке лиц, имеющих право избирать депутатов в местные органы власти, вошли Николай Гладышев, 21 года, рыбак, член РЛКСМ, Андрей Лопатин, 23 лет, беспартийный, Семен Лопатин, 19 лет, беспартийный, Гайдашев Яков, 21 год, беспартийный. Не смотря на молодость рыбак Гаврил Кочеров, 19 лет, член ВЛКСМ, был избран в избирательную комиссию в январе 1929 года. Кроме него и другие представители молодежи Ольского туземного района участвовала в общественной жизни.
2 октября 1927 г. на общем собрании жителей Балаганного, где присутствовало 33 человека, в результате обсуждения, внесли предложение о совместной работе сельсовета и ячейки РКСМ в культурно – просветительной работе. Активистов в то время было немного, но среди них выделялись Тимофеев А.М, Баар В.Ю, братья Медведевы Василий и Федор, Лопатины Андрей, Анатолий, Семен, Дмитрий, Иван, Мочалов Л.Ф., Штыков А.Е., Шуман А.О., Школа Я.С.
В докладе о работе Балаганского сельсовета к 10.02.1929 г. сообщалось: «…молодежь и комсомольцы принимают горячее участие в работе сельсовета, но их немного, как и вполне активных общественников, их всего человек семь. Работают все по силе возможности и знаниям. Проведена подписка на третий заем индустриализации и кампания по сберкассе. Очень редко выпускается стенгазета силами комсомольцев и сельсовета…Их трудами выписаны книги, географические карты, музыкальные инструменты…Ранее получили брошюры: « Выполним заве- ты Ленина», «Школа. Поход за грамоту», «Что строит советская страна».
Однако, с помощью общественности дружно решали вопросы помощи комиссии содействия государственным кредитам. На заседании Балаганского сельсовета 9 августа 1930 г. комсомолец Д.Лопатин предложил: « Принять все меры к наиболее полному охвату по подписке всего населения на займ « 5-летка в 4 года», для чего организовать обход всех граждан с подписным листом по местам рыбной ловли».
3 декабря 1930 г. из Тауйска поступила в Балаганное телеграмма, в которой сообщалось, что «с.12.по 31.12.1930 г. по всему Союзу проводится в ударном порядке месячник сбережений. На долю Тауйского агентства связи выпало вовлечь наибольшее число новых вкладчиков, а так же прием дополнительных взносов. А поэтому обращаюсь к вам, товарищи, принять горячее участие в деле вовлечения новых вкладчиков, как взрослых, так и подростков школьников. Кассир Писцов». Балаганский сельсовет и ячейка комсомола смогли уже 8 декабря выслать в Тауйск 73 рубля 13 копеек, что говорило о высоком сознании, ответственности и взаимовыручке жителей побережья.
В ГАМО хранятся письма председателя Балаганского сельсовета В.Ю. Баара. В одном из них он писал 1 января 1930 г. в Ольский районный туземный исполком: «В селении Балаганном крайняя нужда в помещении под красный уголок. Здесь имеется на «Белуге» дом, устроенный во времена Бочкарева для телеграфа, в настоящее время совершенно заброшенный и могущий прийти в совершенную негодность. Просим вас передать его на культурные нужды с. Балаганного, то есть под красный уголок. Перевезем и произведем постройку собственными силами. В этом деле принимает горячее участие ячейка комсомола».
21 января в райисполком поступило еще одно письмо от общественности Балаганного с подписями А.М. Тимофеева, Андрея Лопатина, В.Ю. Баара, С.И. Якимчук, где они объясняли, что им предстоит сделать: «Для переброски на Балаганное дом необходимо заблаговременно разобрать, спустить с горы на низ, подвести на берег к мачте. Крышу на месте распилить на доски и при возможности перевезти на собаках на Балаганное, а бревна сплавить по реке».
Дело действительно было сложным. 4-х стенный дом(9 Х 11 аршин), высота которого достигала 5 аршин, с двухскатной крышей из оцинкованного железа с двумя фронтонами, 7 окнами, 1 дверью, голландской печью представлял по тем временам прекрасное здание для жителей села.
В другом письме от 16 февраля 1930 г. он рассказывает о своих односельчанах: «просто православные, большинство которых ни во что не верит…Земледелие развиться здесь не может из – за климатических условий, земли и мерзлоты. Были пробы, последние в 1929 г., посадили ячмень, овес и пшеницу, всего понемногу. Самое сухое, теплое за 5 лет, лето выдалось и все же овес и пшеница замерзли…При сельсовете немного книг, им ведется мало – мальская культурная работа, выписываются газеты и книги почтой, которые еще ни один год не получали полностью, кроме жалких двух – трех экземпляров выписанных газет или журналов. Получается иногда передвижка – книги для прочтения из Олы, и только. Так что не имея литературы, помещения под избу – читальню, где можно было бы работать в культурно – просветительном отношении, село оборудовано и снабжается тоже слабо. Но совместными усилиями с комсомольской ячейкой, которая состоит из 4-х человек, получаем изредка книги… Работа двигается, хотя слабо, но все же вперед. А с этого года, когда получена возможность приобрести дом под красный уголок, летом приобретены средства на литературу, музыкальные инструменты и игры… Возможно будет организация пионеротряда, дети будут хотя бы привыкать, втягиваться в это движение, которое здесь совершенно незнакомо, не объяснял просто никто, хотя бы поверхностно».
Действительно, 18 июня с местечка «Белуга» перевезли дом для избы –читальни, но окончательно собрали его 2 ноября 1930 г., 4 декабря в Балаганном смогли открыть школу грамотности. С 24 декабря 1930 г. к работе в школе приступила учительница Вален-
тина Андреева.
5 декабря 1930 года В.Ю. Баар просил ольчан прислать писчей бумаги для сельсовета и комсомола – на …20 копеек. Он рассказывал мне в 1961 г., что селение Балаганное основано русскими рыбаками и рабочими в 1920 году. Первые постройки – небольшой дом и барак появились в тот же год. Но сельсовет смогли организовать только в 1925 году, так как до райцентра было 200 верст и до ближайшего селения – Тауйска по побережью – 20 км. Уже в 1930 году там имелись 31 двор с населением в 144 человека.
Пример ольчан, занимавшихся досугом односельчан и одновременно культурно – воспитательной деятельностью, привлекал и жителей Балаганного, особенно молодежь. Так 18 ноября 1931 года постановкой пьесы « Смех и горе» от входных билетов они выручили сумму в 61 рубль 25 копеек, в феврале 1932 года от детской постановки получили 121 рубль 59 копеек, в апреле 1932 г. постановкой еще одной пьесы «Облигация» выручили для поссовета 48 рублей.
Все же в бухте Нагаева школа Восточно – Эвенской культбазы, как отмечалось на совещании 15 июня 1930 г., обучала 17 человек, «несмотря на большие затруднения в деле набора учащихся, особенно среди кочевников».
В 1931 году Ольский район занимал территорию в 125000 кв.км. с коренным населением в 2026 человек и приезжих, рабочих и служащих, без работников Дальстроя и ОГПУ – 637 человек. Расширение площади района произошло за счет соседнего Сеймчанского района с января 1931 г. К марту 1931 года на территории Ольского района проживало 2984 человека, за исключением Нагаево, действовало 8 оседлых сельсоветов, 1 рабочий поссовет и 4 кочевых туземных совета.
На учительской конференции 7 марта 1931 года, проходившей в Нагаево, присутствовали: от культбазы И.Ваганов, М. Яхонтова, П.Церетели, Н. Вериго; от Ольской школы – Соболевская, Скворцова, Ямской – А.Романова, Гадлинской – Фурман, Балаганской – В.Андреева, Тауйской – Соломаткин. С докладом выступал председатель райисполкома Пупков. Иван Ваганов, рассказывая об опыте работы Восточно – Эвенской культбазы, подчеркивал: «Первый год нашей работы был годом изыскания путей и методов работы. Стенгазету при наличии первых двух групп выпустить нельзя. Слияние русских групп с туземными возможно только старших. Попытки к объединению были, но они не осуществились из – за отсутствия помещения. Отрицательное влияние оказывают родители в области пионердвижения. Надо усилить работу Красной юрты среди кочевого населения».
Резолюция совещания педагогов школ Ольского района подчеркивала задачи учительских коллективов: …дать полную возможность проявления широкой дет-кой инициативы в организации и работе школы, а так же пробудить в ребенке инициативу в воспитании собственной школьной среды…добиться организации пионеротрядов при школе с большим охватом детей, уделить больше внимания интернациональному воспитанию и антирелигиозной работе школы, внедряя их во всю учебно – воспитательную общественно – полезную работу».
Работать советским органам власти было нелегко из-за « общей отсталости туземного населения, уклада туземного быта при почти бесправном положении женщины».
Но ими была проведена определенная работа по советизации края, что выражалось в росте школ: в 1928/29 уч. году – 4 школы (Ола, Ямск, Гадля, Тауйск); в 1929\30 уч.г. – 5 школ (Балаганное); в 1930-31 уч. г.- 6 школ (Нагаевская). Кроме того, имелись три избы – читальни (Ола, Ямск, Тауйск), дом туземца в Оле. За 1929-30 уч. год были выезды в ряд сел кинопередвижки – Тауйск, Армань, Гадля и на ярмарку, при этом сеансами охватили 976 местных жителей.
«В районе имеются сельсоветы: Туманы – от райцентра 600 верст и Тахтоямска – 300 верст, Армань – 150 верст, где нет людей, которые могли бы вести культурно – воспитательную работу. Туманы – 25 жителей, Тахтоямск – 64 жителя, Армань – 88. Работа по сравнению с 1928 г. значительно возросла: например, проведенная в 1929 г. кампания дала более 6 тысяч рублей и в 1930 г. проведена кампания обороны страны, которая дала более 10 тысяч рублей, а так же имеется значительный рост членов ОСОВИАХИМа. Проводятся военные занятия Ольской и Нагаевской ячейками».
Важно было то, что расширилась социальная база ряда сельсоветов: в их состав вошли бедняки – 38 чел, женщины – 16 чел, комсомольцев – 6 чел, мужчин – 63 чел.
Активизировалась общественная жизнь в районе, чему способствовала разумная экономическая политика Камчатского губревкома, предоставившая льготы кочевому населению края. Так в октябре 1925 года в постановлении Камчатского губревкома говорилось: «В целях укрепления экономического благосостояния населения считать необходимым предоставить всем кочующим туземным племенам Камчатской губернии право безвозмездного пользования земельными угодиями, водами и лесными насаждениями в пределах их кочевья в размере их фактической потребности для своих нужд…».
Кроме того, 20 февраля 1926 года губревком известил Дальревком о том, что «Для упорядочения пользования рыбными угодьями считать необходимым закрепить право лова и сдачи рыбы на засольных участках за местным населением, объединенным в земельные общества на основе статьи 42 Земельного Кодекса, запретив лов и сдачу рыбы на засольных участках гражданам, не являющимся членами обществ, в том числе лицам, приезжающим извне, на сезон рыбной ловли. …За кочевыми туземными племенами закрепить право лова на засольных участках вблизи кочевий без вхождения в состав обществ. Распределение обществ по засольным участкам возложить на районные ревкомы…Одновременно просим обязать Дальрыбу переименовать рыболовные речные участки в засольные». Эта просьба была удовлетворена Дальревкомом.
Интересно, что чуть позже 15 июля 1926 года Камчатский окружной ревком принял решение: «Установить повсеместно в водах промыслового и местного значения еженедельный 36-часовый пропуск рыбы с прекращением в это время лова всякими способами».
Подобные мероприятия вызывали доверие к советской власти у местного населения.
Ямский сельсовет, докладывая в район о работе общественных организаций с 1 января по 1 мая 1927 г., сообщал: « Работа началась в плановом порядке. Работа была с организацией погранзаставы ОГПУ, сосредоточена в избе – читальне». Как проблему, сельсоветчики отмечали пассивность населения, отсутствие руководящих материалов.
И все же среди лиц, имеющих право избирать в Ямский сельсовет в 1927 г., были молодые ребята – рыбаки, оставшиеся на зимовку в Ямске: Малык Петр Николаевич, член ВЛКСМ, 18 лет, рыбак, Любенко Николай Григорьевич, 18 лет, член ВЛКСМ, рыбак; красноармейцы Ямской погранзаставы: Захаров Алексей Арсентьевич,23 года, кандидат в члены РКПб, Ушаков Алексей Григорьевич,23 года, кандидат в РКПб; комсомольцы Смирнов И.П, 23 года, член ВКПб; Пермя- ков С.С., 23 года, член ВЛКСМ, Бабин Филипп Кузмич,24 года, член сельсовета, пограничник, член ВЛКСМ.
В июне 1927 года председатель Ямского сельсовета С. Тобоев предложил общественным организациям села – Авиахиму, РОКК (российскому обществу Красного Креста), ДОДД (Дальневосточному обществу «Друзья детей»), ВЛКСМ предоставить списки членов ячейки, а так же сделать информационный доклад в письменной форме. Переписка сельсовета с ячейкой комсомола отразила типичную картину в отдаленном северном селе. Категоричность тона вызвала негативное отношение молодежи к сельсовету. В ответ Ямскому сельсовету ответственный секретарь ячейки комсомола писал: «На ваше отношение сообщаю, что ячейка ВЛКСМ сельсовету доклад о работе делать не может, и сельсовету до ячейки нет дела. Что касается в отношении организационного дела ячейки, доклад сделать можно, если это интересует сельсовет. Список комсомольцев вновь организованной ячейки при сем прилагаю. Далее следовал список состава Ямской ячейки комсомола: Решетников И.И., Решетников И.И., Арцыбашев – Шильников Б.В., Беляев Даниил.
Понимая необходимость работы с молодежью, сельсовет все же принимал меры к обучению молодых ребят, выдавая им удостоверения: «Арцыбашеву – Шильникову Борису Васильевичу, в том, что ему 18 лет, член Ямской ячейки ВЛКСМ при бывшей Ямской погранзаставы ГПУ, холост. Проживал в с. Ямск с 20 июля 1926 г. у своих родственников и выезжает из с. Ямск во Владивосток для поступления в учебное заведение, что подписью и с приложением печати удостоверяется». Одновременно выдали еще один документ: «Дано настоящее удостоверение местному гражданину сел. Ямск Ольского района Николаевск–на-Амуре округа Иннокентию Иннокентьевичу Решетникову в том, что ему 18 лет, член Ямской ячейки ВЛКСМ при бывшей Ямской погранзаставе ГПУ, холост, что он сын бедной вдовы, тяготеет поступить в учебное заведение, на предмет которого и выдано настоящее удостоверение…».
Отчетный доклад Ольского туземного интегрального кооператива отмечал, что с лета 1930 г. разъяснительная работа обеспечила добровольное вступление населения в рыболовецкие артели «и вступаемое население видит полезность коллективного творчества…». Так в Ямске организовалась рыболовецкая артель «Долой частника», в которую в 1929-30 году вошли 28 человек (20 хозяйств), а на следующий 1930-31 гг. артель объединила 61 хозяйство с 72 жителями.
Не смотря на антирелигиозную пропаганду, в Ольском районе имелось 7 религиозных православных объединений, из них 3 общества и 4 группы. К ним приезжал священник из Охотска, так как служителей культа в районе уже не было.
А.Ф.Попова – Кочерова писала мне: «И мой муж (И.Н. Кочеров. Д.Р.) и все остальные ребята принимали активное участие в жизни Олы. Наша комсомольская ячейка сумела организовать колхоз и вовлечь туда одного из самых религиозных парней – Ф. Замиралова…».
Определяя задачи комсомола на Дальнем Востоке по материалам У11 съезда ВЛКСМ, Далькрайком комсомола отмечал в 1927 г.: «Дальнейшее нормальное и успешное развитие Союза будет зависеть от того, насколько мы сможем в действительности оживить всю систему союзной работы, насколько мы сможем различными нашими звеньями удовлетворить запросы рабочее – крестьянской молодежи вообще и комсомола, в частности. Только таким образом мы сможем разрешить проблему «Борьба за молодежь».
Это было важно особенно на Севере Дальнего Востока, так как здесь существовали определенные особенности. Председатель Сигланского сельсовета Иван Бабцев в 1939 году отмечал: « До двадцатипятилетнего возраста коряки вообще не имели права принимать участие в обсуждении общественных вопросов. Мужчины до 25 летнего возраста назывались «хуркечен», что означало – молокососы, еще молодые. Женщин просто выгоняли из помещения, где проходило родовое собрание».
Зоя Игнатьевна рассказывала о том, что ее память сохранила такую картину, когда она была маленьким ребенком. В редкие для семьи дни, дети слушали, как отец рассказывает сказки.
«Мы забывали обо всем на свете, уходя в таинственный мир, вслушиваясь в напевные слова Пушкина. Вдруг отец делал страшные глаза, шевелил усами и хриплым шепотом произносил: «Я, коза-дереза, по боку луплена, за три гроша куплена, ножками растопчу, рожками забодаю».
Сердчишки сжимались, кто-то из троих обязательно не выдерживал, начинался визг, поднималась возня.
-Спасите! На меня напали архаровцы,- кричал отец.
Бабушка разгоняла нас всех спать по кроватям. Я ложилась и всегда прямо перед собой видела на столе, закрытый от нас светильник (редко был керосин) или лампу и согнутую над тетрадью спину отца и его затылок. Просыпалась – и опять та же картина.
-Ты спал?
-Конечно!
И опять у него начинался хлопотливый, шумный день».