Первый Совет в Охотском уезде появился первого апреля 1918 г. на золотых приисках Фогельмана. Он распространил свою власть на 7 сельских Советов, в том числе и Олы, где также прекратил свою деятельность местный КОБ.
Игнатий Варрен восторженно встретил это известие. А.А. Кочеров свидетельствовал, что его учитель активно помогал устанавливать советскую власть.
Его дополнял Михаил Михайлович Гоголев, знавший Варрена с детских лет и утверждавший, что с именем Варрена связано формирование мировоззрения целого поколения Олы. «У него учились мои старшие братья. Он впервые организовал ликвидацию неграмотности наших родителей. От Игнатия Афанасьевича мы узнали о советской власти, о Ленине. Это он нас готовил к выступлениям на революционных праздниках с новыми песнями и революционными пьесами. Я помню эти одноактные пьесы о революции, гражданской войне, о попах и помещиках. Вместе со школьниками выступали и взрослые. Это он, Игнатий Афанасьевич, научил нас петь и полюбить песни –«Интернационал», «Вперед заре навстречу», «Отречемся от старого мира», «Смело товарищи в ногу»… К каждому революционному празднику мы учили революционные стихи, стихи о Ленине и писали лозунги для школьного клуба. Я не помню, чтобы какое-либо торжество проходило без участия школы и учителя Варрена. Все общественные мероприятия (это подписка на заем, вклады в сберкассу, МОПР, ликвидация неграмотности) все шло через школу, учителя и его учеников. Самым уважаемым человеком села мы привыкли считать Варрена. Об этом нам говорили наши родители и взрослые» – утверждал Михаил Михайлович.
Видимо, пример его учителя стал образцом и для него самого. М.М. Гоголев стал педагогом, с него началась история знаменитой в Магадане педагогической династии Гоголевых.
К началу 1917-18 учебного года школ на Камчатке было немного, но в каждом селении были церкви или часовни, в которых работали 34 священника, получавшие приличную зарплату до 250 рублей в месяц. Учителя же бедствовали, часто покидали учительскую профессию из-за нужды и становились такими же охотниками и рыбаками, как их земляки.
В. Ленин давал этому такую оценку: «Россия бедна, когда речь идет о жаловании учителям. Им платят жалкие гроши. Народные учителя голодают и мерзнут в нетопленых и почти нежилых избах… Народных учителей травит любой урядник, любой деревенский черносотенец или добровольный охранник и сыщик, не говоря уже о придирках и преследованиях со стороны начальства». Его характеристика имела полное отношение и к жизни сельского учителя Игнатия Варрена.
С установлением советской власти ушла в прошлое Камчатская область, управляемая с 1909 года губернатором.
В пяти уездах Камчатки, в том числе Охотском, административными органами являлись уездные полицейские управления во главе с начальником уезда. К 1914 году во всех уездах существовали сельские общественные управления (общественный сход, общественный староста, общественный суд). Они утверждались губернатором. В обязанность сельских общественных управлений входило следить главным образом за аккуратным исполнением населением казенных, земских и мирских повинностей на основе круговой поруки.
На Камчатке с Чукоткой и Охотским побережьем имелось 28 начальных школ. Немалая роль принадлежала их руководителям, учителям, с мнением которых считались в селах. Варрен был одним из таких местных авторитетов.
Перед февральской революцией 1917 года положение жителей Камчатской области намного ухудшилось: надо было содержать огромный аппарат чиновников, полицейских и жандармов, население несло тяжелую каюрскую повинность. Каждый трудоспособный мужчина старше 16 лет должен был бесплатно, по путевым листам в любую погоду зимой и летом везти чиновников губернской канцелярии, окружного суда и других из своего поселка в близлежащий, хотя расстояние между некоторыми достигало сотни километров.
Росли налоги, цены на товары. В 1915 году каждый домовладелец уплачивал от 7 до 30 рублей за свое домовладение, в то время как цены на пушнину и пойманную рыбу оставались прежними. За одну кетину рыбопромышленник платил рыбаку одну копейку.
Кроме каюрской повинности население края должно было за свой счет держать на переправах рек лодки, строить мосты, ежегодно обновлять дорожные юрты, следить за тем, чтобы в них были исправными окна, двери, не набивало снега, имелся запас дров. Священники и фельдшера, кроме сторожей и истопников, должны держать по одному работнику за счет жителей села, они тоже пользовались правом требовать бесплатные услуги от населения (разъезды, ремонт и т.д.).
Не дождавшись от царской администрации социальной справедливости, местное население вправе было ждать их от новой власти, сначала от комитета общественной безопасности – органа Временного правительства, потом уж от советской власти, будь то в лице ревкома или Совета депутатов.
Борьба за власть, переросшая в гражданскую войну на Северо-Востоке страны, вмешательство соседних империалистических стран – Японии и США во внутренние дела революционной России не давали возможностей скорого и справедливого решения жизненно важных проблем северян.
К февралю 1918 года население Камчатской области продолжало оставаться самым немногочисленным на огромнейшей территории- всего 35 тысяч человек, из них 11 тысяч кочевников-оленеводов и около 5 тысяч европейцев. Их представители избрали в июле 1917 года областной комитет общественной безопасности, в том числе секцию по народному образованию, здравоохранению и ветеринарии.
В КОБе надеялись на влияние учителей в уездах и волостях. Но они не стали поддержкой Временного правительства, за исключением только Гижиги, где комиссаром уездного КОБа избрали учителя Александра Курилова. Под давлением революционно настроенных масс Камчатский областной КОБ вынужден был переименоваться в областной Совет рабочих и крестьянских депутатов. Это произошло 27 февраля 1918 года. Варрен слышал о коллеге с Гижиги хорошие слова, местное население доверяло Курилову, и позже он стал там 24 марта 1918 года руководителем первого Гижигинского уездного Совета.
Только ольчанам пришлось пережить бурные времена, связанные с активным противостоянием сил – представителей буржуазии и трудящихся Севера. Но им было известно решение областного Совета от 6 марта 1918 года об отмене обложения кочевников налогами, предоставлении им права кочевать во всех тех местах, где они признают нужным для сохранения и поддержания средств к существованию. Вместо института родовых старост и старшин им предлагалось создавать свои родовые Советы.
В апреле – мае 1918 года почти во всех уездах Камчатки прошли волостные съезды. Этому способствовало возращение охотников с зимней охоты. Они-то приветствовали решения областного Совета об ограничении прав зажиточных односельчан, в частности, об уравнении невода для рыбопромышленников и населения, установив его длину не более 75 сажен. И.Е.Ларин, как заместитель председателя областного Совета, подписал постановление, по которому «все приехавшие лица и купцы для закупки пушнины, а так же местные жители и коммерсанты, отправляющие на материк пушнину, должны являться в городской Совет для регистрации таковых и получения соответствующего удостоверения». Помимо этого, областной Совет обязал коммерсантов платить налог за вывозимую с Камчатки пушнину.
Игнатий Афанасьевич Варрен мог лишь радоваться такому решению, ибо оно отвечало интересам бедняков ольчан и потому многие из них поддержали рождающуюся новую власть.
18 апреля 1918 года Охотский уездный КОБ сложил с себя полномочия, был создан один уездный Совет, четыре волостных Совета – в Ине, Тауйске, Оле, Ямске и один приисковый Совет-Совет горнорабочих.
С некоторым опозданием из за нерегулярной связи и редкого транспорта, но до Олы доходили инструкции и нормативные документы областного Совета. Так Варрену стало известно решение, принятое в Петропавловске-Камчатском в апреле 1918 года о том, что церковь отделена от государства, а школа от церкви на основе советского закона, и потому предлагалось «православной или другой религии самим позаботиться об изыскании средств на содержание законоучителей».
Что это значит, он хорошо понимал, так как положение учительства на Северо-Востоке было весьма затруднительно. Летом 1918 года в областном центре мука стоила 2-3 рубля за килограмм, картофель от 50 коп. до 1 рубля, чавыча-10 рублей за пуд. В волостном же центре продукты были еще дороже. Не смотря на то, что в июне областной Совет немного повысил зарплату учителям, назначил жалованье сторожам сельских школ по 50 рублей в месяц, трудности все же оставались. Родители за свой счет содержали сторожей, а те в свою очередь обеспечивали хозяйственные нужды школы: заготавливали дрова, ремонтировали здание, хозяйственный инвентарь. Помимо этого родители по договору оплачивали дорогу учителю в оба конца – в уезд или область.
В ходе гражданской войны на Дальнем Востоке и на Камчатке, в Петропавловске-Камчатском произошли в июне 1918 года колчаковские перевороты, в результате которого к власти пришло правительство автономной Сибири под руководством эсера Дербера, и Камчатский областной комитет общественной безопасности вновь взял власть в свои руки, но только Охотский уезд отказался признать власть областного КОБа.
Помогала природа. С зимой 1918 года пароходное сообщение Охотска с другими дальневосточными портами закрывалось на долгие девять месяцев. Но не только отсутствие навигации и должной связи провинции с центрами управления сказывалось на независимости населения отдаленного уезда, но и влияние революционно настроенных горняков золотых охотских приисков.
Приисковые рабочие отказывались подчиняться распоряжениям мелких правительств во Владивостоке, в том числе власти адмирала Колчака. Они заставили уездный КОБ провести реквизицию имущества, в частности, у местной знаменитости – купчихи Бушуевой. Ее нрав хорошо был знаком Агапиту Кочерову, он начинал трудовую деятельность приказчиком торговой лавки Бушуевой. Правда, Анна Бушуева успела часть своих товаров перевезти к японцам на рыбалку, но силу коллектива тружеников края в борьбе за социальные права, товаровладельцы и местные буржуа почувствовали.
Решения ольской власти зависели от директивных указаний Охотска, Петропавловска – Камчатского и Хабаровска. Дальсовнарком в Хабаровске в июне 1918 года объявил русско – японскую рыболовецкую конвенцию 1907 года в силе (!), боялись повода для интервенции, и потому японские рыбопромышленники получили в аренду на Охотско – Камчатском побережье в том же году 74 участка, в 1909 – 169. в 1912 – 197, в 1918 г. они самовольно захватили уже 320 участков. Это напрямую влияло на экономическую жизнь ольчан и других жителей Охотского побережья.
Ровно через месяц, в июле в Петропавловске-Камчатском контрреволюционный переворот восстановил власть областного КОБа. Тут же радиограммой известили все северные уезды, что если не будут ликвидированы Советы на побережье, то японцы будут препятствовать снабжению товарами всей Камчатки, включая Колыму и Чукотку. Ольчане отреагировали на это предупреждение организацией своего КОБа, в состав которого вошли вновь зажиточные односельчане.
Чуть позже в Охотском уезде 22 сентября 1918 года ликвидировали советскую власть в результате контрреволюционного выступления, создав уездный комитет общественной безопасности, но на приисках власть осталась за рабочими, ядро которой составляли 500 вооруженных горняков.
Так был сохранен один из немногих на Дальнем Востоке автономный советский район, продержавшийся в изоляции до июля 1919 года. (На Оле КОБ тоже существовал до июля 1919 года. Д.Р.)
Таким образом, Варрен, Кочеров и другие неравнодушные ольчане были свидетелями ожесточенной схватки непримиримых противников, боровшихся за власть на окраине страны, за право владеть богатствами края.
И в этой смене правящих политических интересов трудно было разобраться тогда местным жителям. Демократические лозунги свободы, самостоятельности, избавления от эксплуатации собственных и иностранных торгашей широко дебатировались по уезду.Надежду подкрепляла уверенность в вооруженных охотских горняках.
На полтора года Северо – Восток России стал территорией, где властвовал капитал. Налог на пушнину, вывозимую за границу, тут же отменили. Русским рыбопромышленникам разрешали использовать японскую рабочую силу на речных рыбалках, но не более 25 % от общего числа. Фактически в 1919 году на рыбных промыслах во внеконцессионных водах японских подданных насчитывалось более 80 % – скрытая форма иностранной экспансии на Северо – Востоке страны. Эту угрозу российской государственности только равнодушный не мог заметить.
Летом 1919 года старатели охотских приисков добыли много золота, в том числе на вновь разведанных россыпях, что ускорило деятельность бывших владельцев промыслов по организации карательной экспедиции белогвардейцев в Охотск. Информацию о положении дел на побережье они получали от японских рыбопромышленников. В июле 1919 года Охотск был захвачен белогвардейским отрядом казачьего полковника Широких. Началась расправа с инакомыслящими: грабеж, аресты, расстрелы. По наводке бывшего офицера, сына купчихи Федора Бушуева, шли бессмысленные аресты людей и расстрелы рабочих, захватывалась пушнина и золото. Для малочисленного населения уезда репрессии против 200 человек явились трагедией. А в доме Анны Бушуевой белые офицеры отмечали победу. Однако торжество было недолгим.
На приисках еще оставалось более 300 горняков, наиболее активные из них установили связь с радиотелеграфистами Охотска. Через связистов в декабре 1919 года узнали о разгроме Колчака в Сибири, и о ходе гражданской войны на Дальнем Востоке, действиях американских и японских интервентов. Это способствовало организации подпольного ревкома из охотских рабочих, который 14 декабря 1919 года провозгласил свою власть в уезде в лице военного революционного комитета (военревкома) во главе с рабочим А.И. Унжаковым.
Так охотчане первыми на Дальнем Востоке осуществили антиколчаковский переворот. Именно их решительные мероприятия позволили ликвидировать в бою отряд полковника Широких и восстановить власть трудящихся.
Военревком национализировал прииска, арестовал более 70 контрреволюционеров. Ревкомовцы установили связь с Москвой, Иркутском, Якутском, Анадырем, Петропавловск – Камчатским, Сахалином и даже с… Японией, сообщив о победе советской власти. Из Охотска в волости ушли директивы об отстранении от власти колчаковских ставленников и образовании местных военно – революционных комитетов.
В январе 1920 года организовали Ольский волостной революционный комитет (волревком), в составе которого были назначены общественным сходом: председателем Илья Яковлевич Бабцев, его заместителем – А. Кочеров, секретарем – И. Варрен, членом ревкома – русский рабочий Наумов. Ревкомы провели национализацию рыбалок, товаров и продовольствия у промышленников и купцов, в частности, ольчане установили нормы распределения дефицитных товаров – сахара, муки, чая. Национализировали имущество у купца Соловьева Михаила, его родственника Бавыкина Ивана и у Шепелева Матвея, являющегося представителем охотского рыбопромышленника Соловей. У этих лиц были изъяты промтовары, продукты, охотничьи принадлежности и переданы в народную лавку. Пушнину от кочевников стали принимать по установленным и повышенным ценам. Такую власть местное население одобряло.
Ведущая роль в организации социально-экономических и культурных преобразований на Оле принадлежала Игнатию Варрену.
Около 70 дней продержался уездный военревком, после чего 24 февраля 1920 года в Охотске избрали уездный Совет рабочих, крестьянских, красноармейских и инородческих депутатов. Это был еще один шаг к демократизации общественных отношений на Охотском побережье, что не могло не привлекать местное население к новой власти.
С открытием навигации 1920 года обстановка в Охотском уезде резко изменилась. Новая власть во Владивостоке – Приморская земская управа, появившаяся в январе 1920 года после свержения колчаковского правительства, работала под контролем большевиков и существовала до оформления буферного государства – Дальневосточная республика.
Ее представитель эсер Сентяпов в Охотске не нашел общего языка с местным обществом, в своей работе опирался на якутских буржуазных националистов и контрреволюционеров, и, в сущности, играл роль дезорганизатора центральной власти. В связи с организацией ДВР, институт уполномоченных земской управы упразднили, но Сентяпов с этим не согласился и продолжал считать себя представителем правительства ДВР.
На местах в отдаленных волостях трудно было понять события на Дальнем Востоке, да и в уездном Охотске чехарда с органами власти им была непонятна.
Руководители Ольского волревкома, в том числе Варрен, понимали, что идет ожесточенная борьба за власть, но продолжали честно выполнять все указания вышестоящих органов. Может поэтому следствие по делу арестованного в 1938 году И.А. Варрена, обвиняло его в числе других оснований, в связях с эсерами. Скорее всего, это обвинение можно было предъявить Ивану Ивановичу Липпу, который в анкете члена Тауйского сельсовета 15 марта 1927 года указал, что он в 1917-1918 гг. был членом партии эсеров, находясь в Якутске организовал в городе юных эсеров, но в 1923 году поддержал советскую власть в Тауйске, организовал там кооператив.
Очередной областной съезд представителей населения Камчатки в октябре 1920 года определил программу создания новой школы в условиях советской власти. Основная задача педагогов заключалась в том, чтобы: «покончить навсегда с злом невежества и неграмотности. Истинно демократическая власть Камчатской области должна поставить своей первой целью борьбу против этого мрака. Она должна добиться в кратчайший срок всеобщей грамотности путем организации новой сети школ, улучшения старых, отвечающих выше названным требованиям единой трудовой социалистической школы, и введения всеобщего обязательного и бесплатного обучения». Указания областного съезда Советов были программными и для ольского учителя И.А. Варрена.
В марте 1921 года Учредительное собрание ДВР (Дальневосточной республики) утвердило договор о границах ДВР и РСФСР, согласно которому Камчатская область, находившаяся в составе Дальневосточной республики, перешла в непосредственное подчинение РСФСР. Она состояла из шести уездов: Петропавловского, Охотского, Гижигинского, Командорского, Анадырского и Чукотского. Новое административно – территориальное деление Северо – Востока России должно было улучшить работу в северных уездах Камчатки, но еще долго стабилизации положения мешала гражданская война.
18 апреля 1921 года в Охотске вновь провозгласили власть уездного военно – революционного комитета, создали красноармейский отряд против белогвардейской группы Сентяпова. Но силы были неравные. Тем более, что на рейде Охотска длительное время крейсировало японское судно, угрожая пушками Охотскому гарнизону. Год тому назад они уже совершили вооруженный десант, разгромили Охотскую радиостанцию, поэтому ревкомовцы приняли решение уйти в тайгу, на соединение с ревкомовцами Якутии. В октябре 1921 года северная часть Охотского побережья была захвачена белогвардейским офицерским отрядом самоназванного полковника Бочкарева.
Об этих событиях рассказывают материалы государственного архива Магаданской области. Бочкаревцы обложили местных жителей ясаком – 6 беличьих шкурок с души, не смотря на то, что после февраля 1917 г. все натуральные повинности в пользу империи отменили. Кочевникам объявили, что в ясак должны включить долг, накопившийся с февраля 1917 г., то есть внести в счет царского ясака пушнины за четыре года, с 1917 по 1921. Чтобы выжить в этих условиях, охотники, рыбаки и оленеводы под пушнину, оленеводческое сырье брали кредиты в Ольском продовольственном складе и вновь попадали в неоплатную кабалу.
У.Г. Попова выяснила, что эвенам Первого Уяганского, Долганского 2 и 3-го, Отдельного Дельянского родов «ввиду оскудения из – за недохода рыбы на нерестилища, сокращения количества пушного зверя, потерь оленей и поборов белогвардейцев – кредиты составили 7261 руб. 13 коп. золотом. Долги у местных жителей были «по приговору», т.е по круговой поруке, подлежащей оплате всеми членами семей, состоявших в названных родах. Но были и другие должники – «без приговора». К ним относились отдельные лица, взявшие кредит под будущий промысел. Такими были тауйские эвены из Уяганского и Долганского родов – 93 человека. Их долг ольскому складу составил 5023 руб. 43 коп. золотом. В целом, ущерб от действий белогвардейцев Бочкарева в Ольской волости, по подсчетам проф. В.С. Флерова составил 16 тысяч руб. золотом.
Учитель Гадлинской школы Петр Федотов писал: «Пройдет несколько десятилетий, и деды будут с грустью рассказывать своим внукам как этот садист Бочкарев наводил свои порядки, с кем он общался и кто его сторонился. Это не секрет, это было недавно на глазах у нас.
Все знали, как Бочкарев и иже с ними прожигали народные деньги, задавая на них балы и банкеты, все помнят фальшивый, режущий глаза лоск офицерни в ситцевых погонах и дебоши пьяной золотопогонной челяди.
…Уехал и оставил на Оле своих людей: пристава и его помощника. Все помнят этого пристава Ольского стана Голумбовского, Беренса, людей с хитрой полицейской натурой».
Варрен вынужден был скрываться в тайге от белогвардейцев, ожидая перемен.
П.К. Федотов много позже давал характеристику событий на Оле: «Милостью Бочкарева и его присных на Оле расплодились разные живоглоты – мародеры Свенсоны, Соловьи, Иден – Целлеры, выросли как грибы после дождя. Потянулись разные проходимцы, искатели приключений, легкой наживы… Первым появился Авдышев, поручик бочкаревского производства, убийца охотских корейцев, бывший рецидивист – уголовник. Не боялся Авдышева и смело выступал против только один из наших обывателей, печник и бывший почтальон Дмитрий Гатилов».
А.А. Кочеров, вспоминая об этом времени, рассказывал, что на Оле ревкома уже не было: «имелась земская управа, и ту Бочкарев распустил, назначив Бавыкина старостой. Они провели денационализацию, народную лавку закрыли, а товары возвратили прежним владельцам».
В сентябре 1922 года новый офицерский отряд генерала Пепеляева высаживается в Охотске и Аяне, и еще на год Охотское побережье контролируется белогвардейскими силами, активно поддерживаемыми японскими и американскими предпринимателями.
В этих условиях Игнатий Афанасьевич, как единственный квалифицированный педагог в селе, мог лишь заниматься просвещением ольчан, обучая их грамоте, письму, счету. Но зачастую в доме Варрена собиралась молодежь, пели революционные песни, слушали комментарии педагога по текущим событиям и… ждали новых перемен в жизни. Часто заходил к ним на огонек печник Дмитрий Гатилов. Мало кто знал, что он был уполномоченным Якутского ревкома по связи, посланным на Охотское побережье выяснить обстановку и дать полноценную информацию о силах белогвардейцев, установить контакт с представителями советской власти в Петропавловске – Камчатском.
Их совместная пропагандистская деятельность закончилась трагической смертью Дмитрия Львовича Гатилова. Апрельским вечером 1923 года местные белогвардейцы неожиданно подстерегли его на берегу речки Угликанки по дороге из Олы на Гадлю, и выстрелами в упор расстреляли «вредного мужика». В открытую расправится с ревкомовцем они не могли, слишком высок был авторитет Гатилова у односельчан. Варрен очень переживал потерю друга и единомышленника. Память Дмитрия Гатилова была позже увековечена обелиском, поставленным на месте трагедии Ольским райисполкомом в 1967 году по инициативе магаданских школьников и районной администрации.
30 апреля 1923 года в Олу вошел красноармейский отряд из числа тех, кто зимним путем прошел маршрут от Петропавловска-Камчатского через Гижигу, освобождая население Охотского побережья от белогвардейцев Бочкарева. Сводка штаба войск Охотско – Камчатского края о продвижении группы красноармейев – автоматчиков под руководством П. Григорьева от Петропавловска до Олы и ее боевых действиях сообщала не ранее 30 мая 1923 г.: «Доезжали до с. Ола. Все побережье до с. Ола от белобандитов очищено. В с. Ола убиты начальник штаба белобандитского отряда Яныгина полковник Авдюшев и один отрядник… Взято 4 отрядника в плен, которые отданы местным властям под надзор». В июне того же года военная экспедиция под командованием Степана Вострецова разгромила отряд генерала Пепеляева, пройдя морским путем из Владивосток к Охотску.
26 июля 1923 года приказ № 89 штаба войск Охотско – Камчатского края подводил итоги окончания операции экспедиции по ликвидации белых банд в губернии, подчеркнув « Несмотря на ряд препятствий, выразившихся в огромных расстояниях, в отсутствии перевозочных средств, небольшая ударная группа экспедиционного отряда одолела тысячи верст снежных пространств и совершенно очистила край от белых, начиная от Караги до Опуки и от бухты барона Корфа до Гижиги и Олы, исключительно благодаря сочувственному и отзывчивому отношению и активной помощи местного населения Камчатской губернии».
Таким образом, к лету 1923 года советская власть была в уезде восстановлена и можно было заниматься мирным трудом, не опасаясь последствий гражданской войны. На это указывал и В.И. Ленин: «…Пять лет (до Владивостока 1922 г.) борьбы, войн и голода. Только теперь мирное строительство».
Но ревкомовцам пришлось преодолевать немалые трудности. Уполномоченный Камчатского губревкома П.И. Дудко 14 августа 1923 г. сообщал в губернский центр: «В Оле мной организован волостной ревком, в который включены Ямск, Сиглан, Тауйск, Армань, Туманы, Тахтоямск, Иреть и кочующие районы. В Оле население около 250 душ. Село богатое пушниной, имеются фактории Свенсона, Идеен – Целлера и Холмса. В бывшем казенном продовольвеном магазине имеется товаров на сумму около 15000 рублей. Пушнина у торговцев учтена. Вывоз запрещен. Продовольственному магазину разрешено отпускать товары исключительно на деньги. Мука в селе была на исходе».
По данным Камчатского губревкома за 1923 г. в Охотском уезде проживало 5154 человека. Из них 3962 – вели кочевой образ жизни. Многие из них испытывали товарный голод, так как торговля повсеместно была меновая. Купля – продажа производилась только на шлиховое золото и пушнину, так как советских денег население еще не знало. Рыбопромышленники, помимо заготовки рыбы, занимались и скупкой пушнины в обмен на алкогольную продукцию с наценкой выше действительной стоимости в 15-18 раз! Торговцы, из числа японских и американских предпринимателей, так же повышали цены, и местные купцы не отставали от них. Фунт сахара стоил три белки, такая же мерка кирпичного чая – семь белок, фунт табака – шесть белок. Пуд муки продавался за 50 граммов золота, бутылка спирта – за 85-100 граммов. Небольшая бутылка спирта емкостью меньше 0,5 литра продавалась за 5-6 шкурок белки, а одноразовая заварка чая обменивалась на одну шкурку белки.
Всеобщее одобрение вызвало постановление Камчатского губревкома от 29.02.1924 г. № 6 «О борьбе с эксплуатацией, обманом и спаиванием малых наро- дов Северо – Востока», в частности в пункте 9 которого говорилось об отмене всех торговых долгов: « Все существующие до сего времени так называемые долги туземцев частным торговцам на основании статей 31 – 33 Гражданского Кодекса РСФСР и инструкции Дальревкома аннулируются ввиду явного их кабального характера, ставящего туземцев в вечную кабальную зависимость».
К 1926 г. все долги коренного населения были признаны недействительны и отменены. Мало того, согласно договора, в частности с Японией, рыболовные участки, где хозяйничали японские рыбопромышленники, были отведены на 10-15 км от устьев нерестовых рек, что не могло в целом не отразиться на отношении местных жителей побережья к нововведениям советской власти.