В 1963 году угодили мы под небольшой айсберг, который по весне вынесло из Гижигинской губы. Из нее часто приходила подобная беда, обычно с конца мая по июль. С лодки льдом сорвало почти все ограждение рубки и согнуло под прямым углом зенитный перископ в верхней его части на расстоянии 30 см от топа. В тот раз мы всплыли под перископ в северной части Тауйской губы и шли под одним мотором малым ходом в ожидании обусловленного сигнала. Шел сильный снежный заряд, видимость около кабельтова, вокруг плавали небольшие льдины, так что все внимание было приковано к ним.
Открыли радиолокационную вахту и обнаружили по корме большую цель, которая со скоростью 6 узлов следовала за нами в рсстоянии 8 кабельтов. И в этот момент видимость по носу резко улучшилась, и я обнаружил в расстоянии не более полукабельтова большую льдину метров 300 в поперечнике. Раздумывать было некогда – сзади большое судно увеличило ход, так как дистанция стала быстро сокращаться, справа а слева – тоже льдины, правда меньше. Оставалось только одно – подныривать.
Я увеличил ход до среднего обоими моторами и скомандовал боцману нырять на глубину 30 метров. Не прошло и минуты, еще перископ не успел полностью опуститься в шахту, как раздался сильный удар, потом вокруг все загрохотало, и лодка стала раскачиваться с борта на борт. Я все понял и застопорил ход. Лодка стояла неподвижно на глубине 12 метров. Все говорило о том, что мы напоролись на выдающуюся под водой в нашу сторону подводную часть льдины. Стало быть, это вовсе не льдина, а самый настоящий небольшой айсберг. Из отсеков доложили об отсутствии замечаний, и через 15 минут, когда шум винтов судна, шедшего за нами, стих долеко по левому борту, продули среднюю группу цистерн главного балласта. Минуты три лодка стояла неподвижно. Дали пузырь сначала в нос, потом в корму и лодка стала медленно всплывать. Над головой снова возник треск и грохот, и лодка остановилась, дастигнув позиционного положения с дифферентом 5 градусов на нос.
Ждать больше было нечего. Я поднялся в рубку и поднял командирский перископ. Кругом был лед, из которого торчала наша корма. На горизонте по левому борту в сторону бухты Ногаева уходил знакомый силуэт ледокола. Попробовали открыть верхний рубочный люк, но ничего не получилось. К счастью, кормовой люк был свободен и на достаточной высоте от уровня воды. Посовещавшись со старпомом и командиром БЧ-5, я послал старпома и с ним 6 матросов наверх.
Они взяла два лома, топор и четыре опорных шеста (такой инструмент у нас всегда хранился на лодках) и через кормовой люк вышли на палубу. В течение получаса работы они освободили то, что когда то было мостиком от крупнобитого льда и открыли верхний рубочный люк. Начали продувать балласт дизелем, и постепенно лодка полностью освободилась из ледяного плена. А тут пришло долгожданное радио, сообщившее: «Мероприятие отменяется. Возвращайтесь в базу». И мы пошли. Так как ограждения мостика спереди больше не было, я стоял, держась за магнитный компас, а старпом как из люка танка по грудь торчал из верхнего руоочного люка. Когда мы входили в свою бухту и швартовались, вся бригада собралась смотреть на это зрелище.
Не прошло и недели, как новое ограждение рубки было изготовлено и установлено опять же своими силами с помощью плавмастерской.
А вот как быть с зенитным перископом, который нужно вытаскивать и устанавливать новый? И опять на скорую помощь от соответствующих сил и средств расчитывать не приходилось, а времени было в обрез, поскольку через полтора месяца предстояло выходить на боевую службу. Прежний прием самодельных грузоподъемных работ в чистом виде тоже не подходил, поэтому его пришлось видоизменить. По бортам ограждения рубки приварили вертикально длинные стальные балки с отводящими шкивами наверху. При помощи этих приспособлений вытащили поломаный перископ и установили новый, доставленный со склада береговой базы.
Из воспоминаний командира ПЛ С-288, капитана 2 ранга Щербавских В.П.