Автовокзал города Магадана.
С Серым мы познакомились в Магадане на бич-вокзале (автовокзале) совершенно случайно. Бич-вокзал – это место, где временно оседают все прилетающие романтики в надежде на работу, большие деньги и приключения. Ну и, конечно бичи, которых сейчас называют бомжами, и не обязательно это пропащие, опустившиеся люди, чаще это люди, попавшие в трудную жизненную ситуацию. Вот в такой вот ситуации оказались и мы с Серым. Прописки, жилья, работы – ничего этого у нас не было, был только беспросвет и безнадега да ещё те небольшие деньги, которые у нас ещё были.
Первое время мы снимали «койки» в каких-то халупах в Нахаловке, на Каменном карьере. Потом перекочевали в какой-то посёлок за городом. Поиски работы пока ни к чему не приводили, никто нас здесь не ждал, а таких, как мы, было хоть забор городи. Как-то на хате, мы познакомились со старателями с Чукотки, они нас накормили, напоили и, что мне особенно запомнилось, угостили вкуснейшим палтусом холодного копчения, больше такой вкуснятины я не едал. Почти все они бывшие флотские, и после разговора по душам они пригласили меня лететь с ними в старательскую артель на Чукотку, обещая сделать пропуск в погранзону. Скрепя сердце я отказался, хотя для меня это было бы большой удачей. Серёгу они не могли взять, по причине судимости, а я уже не мог бросить его одного.
Район Каменного карьера. 1986 год. Автор фото Р. Дубровский.
Как-то в поисках работы мы увидали объявление: «Требуется рабсила для работы в тундре, в оленеводческий совхоз». Решив, что мы прирожденные оленеводы и хвосты рогатым крутить сможем, мы рулим по адресу в объявлении. Это оказался институт «Мерзлотоведения». Заходим, находим нужный нам кабинет, на дверях табличка: «Иванов Иван Иванович». Заходим, сидит то ли чукча, то ли якут. Мужик оказался хороший, с чувством юмора, он сначала расхохотался до слез, а потом объяснил, почему ему так стало весело. Действительно, нет ничего смешнее, чем представить нас в роли оленеводов, хотя несколько вопросов он нам всё же задал: «Сможете ли вы пробежать по тундре несколько десятков километров без перекура?» Что такое тундра мы уже знали, это – не ровное поле и не лужайка, как мы раньше думали, там шагу нельзя ступить, не то что бежать, ноги сломаешь, или в крайнем случае мордой в кочку угодишь, или тем же, но уже в лужу. Думаешь, что под ногой зеленая травка или ягель, а там воды по колено и лед подо мхом.
Чукотка. Оленевод.
У чукчи на поясе только нож да за пазухой кусок оленины вяленой, за спиной палка, за которую продеты твои руки. Про баню забудь, привыкай чесаться, пока не достигнешь в этом совершенства, чтоб мог без труда доставать руками до любой части своего бренного, грязного тела, не меняя выражения своего лица, тоже не очень чистого. Приблизительно так объяснив специфику труда оленевода, он выпроводил нас, пожелав напоследок успехов в жизни и в поисках работы, достойной таких чуваков, как мы. Спасибо ему за пожелания и за то, что не взял нас на работу (мы бы ему наработали).
Хотя мы с Серым жили на хате, но на бич-вокзал частенько заглядывали. Было начало марта, и вербовщики все чаще заглядывали в это злачное место в поисках рабсилы. Поступило и нам предложение ехать в поселок Армань, это в пятидесяти километрах от Магадана, на рыбозавод Тауйского рыбокомбината плотниками, а во время путины работать и на рыбе. Это было более чем кстати, потому что денежки у нас кончились, а в начальники или хотя бы в «бугры» нас никто почему-то не приглашал. Кроме нас набрали и бригаду хохлов из восьми человек. Все, так или иначе, родня: сват, кум, брат, свояк и так далее.
Вид на Армань с реки. 1973 год.
В Армани нам сказали, что отвезут нас на какой-то остров Невезения в Охотском море, ну и ладушки, где наша не пропадала! Хохлы в общаге, в Армани скучковались все в одной большой комнате, и нам с Серым там места не досталось. Мы обосновались вдвоем, в другой комнате, мест было навалом, потому что до путины было еще далеко, и общага практически была пуста. Денег у нас оставались копейки, а наши молодые организмы требовали жратвы. Хохлы сказали, что у них тэж грошей нема, и воны тэж хотят жрать.
Хоть и не очень ладно, но это ещё и не конец света, и проснувшийся в нас здоровый и голодный оптимизм толкает нас с Серым двинуть на поиски пропитания. Благодаря Серёге, а вернее, девчонкам, очарованным наглостью и мужским «шармом» натурального блондина Сереги, мы вскоре шли в общагу, груженые всякой вкуснятиной, среди которой преобладала, конечно, рыба, кета, горбуша и здоровенная зимняя селедка (вкуснейшая). Кажется, что девахи выгребли из домашних холодильников все, что могли, а шестнадцатого марта они же организовали мне шикарный день рождения, мне тогда исполнилось двадцать пять лет.
Немного гордясь своей добычей, врываемся в комнату хохлов, и, мама миа, мы остолбенели! По всей комнате стоят раскрытые чемоданы. В них -пластами розовое сало, яйца, пересыпанные семечками, чтоб не побились, горы лука и чеснока, свиная тушенка в банках стеклянных, домашняя колбаса на столе кольцами в промасленной бумаге, яблоки свежие, будто только что с дерева снятые, дух стоит, как в гастрономе и фруктовом магазине. Хохлы оцепенели, не зная, что сказать, а вид у них был как у нашкодивших котов. Наша добыча показалась нам жалкой по сравнению с тем, что мы увидели. Ну да хрен с ним!!! Всё и так ясно..!
И с этими ходячими чемоданами с салом нам предстояло работать?! Их старшой, Андрюха что-то лепетал, «казав, шо воны хотилы поделиться с нами, тай ни успилы, що усэ будэ гарно, тильки визмить сала». Мы гордо отказались, сказав что их сало нам поперёк горла встанет. Но вернёмся немного назад, в недалёкое прошлое.