Наш друган, абориген острова Васька. Хозяин и друг своего кота Василия.
Васька жил на острове с сестрой Валей, очень строгой девушкой и её мужиком Аликом, очень веселым человеком. С другой женщиной из-за своего характера, тяги к доступным женщинам и любви к «Бахусу», Алик пропал бы, но только не с Валей. Своей маленькой семьей она правила твердой рукой и никаких метаний в сторону сезонных «девушек» своим мужикам не позволяла, пресекала в зародыше. Одному по той причине, то он её муж, а другому, то есть брату Ваське, из-за боязни, чтоб тот «не намотал на «винт», впрочем, дорога в рыбкооп им тоже была закрыта. Табу! Третий мужик в их маленькой семье был «сам по себе», как и полагается коту, но про него чуть позже.
Только иногда, снизойдя до понимания потребности мужской натуры, она сама брала «шкалик» беленькой, и «кушали» они его лишь на пару с Аликом, потому что брат Васька и так частенько приходил от нас на рогах. Употребив водчонки, Алик приходил в хорошее расположение духа и брал в руки гитару. Становилось уютно и совсем хорошо, оба неплохо пели, и их семейный дуэт звучал очень красиво и душевно.
Четвертый член семьи был котяра Васька, с крупной как у рыси мордой, какого-то грязного цвета шкурой, будто об него ноги вытирали, с длинными ногами и когтями, как абордажные крючья. Вот таков его портрет! Кот, по всей вероятности, был «садомазо». Ну какой дурак идет на свои муки добровольно? Стоит большому Ваське «кис-киснуть» Ваське мелкому, он тут как тут. Остается только накрыть его ведром или тазом, хорошенько побарабанить сверху и вовремя отскочить в сторону, когда ошалевший кот с квадратными глазами идет на взлет с воем взлетающей ракеты.
Но Васька – кот не злопамятный, и через полчаса он опять трется о ноги своего мучителя и хозяина, Васьки большого. А тот бормочет: «Ну, что ж, сам напросился!?» Привязывает к кошачьему хвосту консервную банку с мелкой галькой и кидает кошака на шиферную крышу. Раздается грохот камней и банки, Василий, пытаясь избавиться от этой штуковины на хвосте, начинает совершать немыслимые прыжки, сальто, кульбиты. На шиферной крыше это смотрится и слышится классно, и мы в восторге. Когда у котяры глаза от ужаса стали, как иллюминаторы, шкертик рвется. Все! Артист «испаряется», унося на своем «буксире» обрывок веревки. Простите нас, защитники и любители братьев наших меньших, мы были молоды и дурно воспитаны. Так сказать, трудное детство, деревянные игрушки, скудное питание, ну и, конечно, влияние улицы. Дети, ради бога не повторяйте наши опыты и ошибки! В акватории нашего острова водилось много нерп. У нерпы большие круглые и очень печальные глаза, и они сами любопытны и доверчивы, и врагов в море у них хватает.
И первый враг – это, конечно, человек, а уже потом касатки. В море, как и в жизни, всегда кто-то кого-то жрет: большой – маленького, сильный – слабого, быстрый – медлительного. Это – пищевая цепочка, эволюция, естественный отбор: слабый погибает, выживает сильнейший.
Нерпы. Побережье Тауйской губы.
На побережье, да и в самом Магадане из шкур нерпы шили меховые сапоги, шапки, куртки, перчатки и даже галстуки и ремешки для часов. Ларга и акиба отличались размером, цветом шкуры, рисунком пятен. Больше ценилась золотистая шкурка акибы, и главное её достоинство – красота и непромокаемость. Вода попросту скатывается с ворса. У меня хотя и были выделанные нерпичьи шкуры, но убить сам нерпу я не мог, это было выше моих сил, это ведь не шалость с «котовасием», это – убийство, пусть даже и оправданное.
И ещё о коте Ваське моего друга Васьки. Котяра в известном, вечном кошачье-собачьем конфликте был не жертвой, а охотником. Как ни странно, но не собаки гоняли кота, а он охотился на них. Вот котяра сидит в засаде, в дозоре на заборе или на столбике калитки своего дворика, и не дай бог, если какая-нибудь псина, неважно каких размеров и степени злобности ,потерявшая бдительность и нарушившая суверенитет кошачьей территории, пробегает рядом по каким-то своим, собачьим делам, то горе ей. Я ей не завидую, потому что сам слышал и видел, как здоровенные псы, не боящиеся ничего и никого, кричали «мама!» и писались словно маленькие щенята.
Обоссышься и от страха поневоле вспомнишь суку, родившую тебя, когда на тебя откуда-то с неба с боевым кличем «мяяууу» обрушивается какая-то хреновина с когтями-крючьями, острыми как лезвия, вцепляется в твою нежную носопырку, а другой лапой норовит вынуть твои ясные собачьи очи, так нравившиеся молодым сучкам, да ещё рвет твои уши, которыми ты так гордился, на тонкие ленточки. Нет уж! Дай бог ноги, и впереди своего визга! А собачья гордость и отвага здесь ни при чем.
С соседским кобелем Васька был на тропе войны почти с детства. Правда, тогда тот был еще потешным щенком Шариком, а Василий – маленьким, пушистым, ласковым Матроскиным. Они ели с одной миски и даже спали в будке Шарика вместе, но песик обзавелся собственными блохами, и им стало тесно в одной конуре. Да и на подушке хозяина спать удобней, чем под боком у Шарика, особенно, когда тот яростно чешется всеми четырьмя лапами сразу. Маленького Матроскина постирали в тазу с каким-то гадким шампунем и запретили визиты к Шарику.
Сейчас, по прошествии лет, этого собачьего «мутанта» размером с жеребенка стали звать величать «Корсаром», он сидел на якорной цепи и его боялся сам хозяин. Его боялись все, но не Василий. Он каждый день, плотно покушав, приходил и садился в полуметре от рвущегося с цепи монстра и начинал обстоятельно умываться, всячески игнорируя старого друга детства, а сейчас злобного представителя породы псовых. Умывшись и вылизав себе даже под хвостом на глазах у кобеля, кот, не спеша и важно, удалялся, подняв хвост трубой. Он даже не взглянет в сторону цербера, который уже хрипел в своем ошейнике, с пастью в клочьях пены. Большего оскорбления пес не видел, его негодованию и злобе не было предела. Как только его инфаркт или инсульт не хватил?
Васька питается дома и на берег за рыбой редко ходит, разве что для развлечения или с большим Васькой. Мелкий Васька ищет рыбу, чтоб с ней поиграть, а что её искать, когда она вон в лужице трепыхается. Ну её! Лапы насквозь промочишь да и шкура мокрая будет. Если коты умеют плавать, то это еще не значит, что они любят это делать. За рыбой, хорошей рыбой можно поохотиться и на суше. Вон на краю крыши висят, вялятся здоровенные лососи. Это уже интересно, и кажется это то, что нужно.
Вялится лосось.
Котяра влезает на шиферную крышу до самого конька, разгоняется, прыгает, летит, как белка летяга, в полете ударяет лапой по рыбине, та делает сальто на проволоке, но не падает. Кот летит дальше, растопырив лапы, и приземляется у калитки. Вот это полет! Это вам не гимнаст из проезжего «Шапито». Первый блин комом? Не беда, повторим! Опять прыжок – рыбина крутится, но не падает, а падает пока только кот. Пора сменить тактику. Котяра почти без разбега взлетает, выпустив все когти, и повисает на рыбине, отгрызая ей голову. Грохается вместе с добычей на землю и тут же утаскивает её под порог, косясь при этом подозрительно на нас с большим Васькой, не зная, что у нас на уме. Вот такая «сухая» охота, без моря, коту по нраву. Это и спорт, и еда, полезное с приятным!
Я помню о вас Васьки, большом и мелком!