И вот представился случай не ходить на завод. Целый месяц! А потом и еще. Но все по порядку. В нашей группе одной девчонке сделали операцию аппендицита. Она лежала бледненькая, с аккуратным пластырем на правом боку. Вечером я подсела к ней на кровать и начала выспрашивать, как ее смотрел врач? Где было больнее всего, когда он нажимал на живот?
На другой день я сидела за конвейером с грустной миной. Как только мимо проходил мастер, я корчилась делала болезненную мину и потихоньку ойкала. Наконец, он спросил: «Что это сегодня с тобой?» Я ответила, что очень колет в правом боку. Мастер послал меня в здравпункт, а там уже дали направление в поликлинику к врачу. Врач уложила меня на кушетку и стала щупать мой живот.
Я косила глазами, боясь упустить тот момент, когда она нажмет мне на то место, где расположен аппендикс. И вот она нажала и отпустила… Я не застонала, я прямо заорала. Она даже испугалась: «Ну ничего, ничего, потерпи. Сейчас положим тебя в больницу, сделаем тебе операцию, и все пройдет».
От радости я чуть не спрыгнула с кушетки, но вовремя сдержалась. Сидела и с нетерпением ждала, когда же она напишет мне направление (что такое операция и что со мной делать, я понятия не имела). И вот я в больнице. Слоняюсь по коридору. Пить хочется жутко. Прямо ведро бы выпила! Но не разрешают. Вдруг мимо меня по коридору провезли из операционной женщину. Она лежала как мертвая, а глаза полуоткрыты. Я перепугалась. Это и я такая же буду? Нет! Убегу! Не буду делать никакую операцию. Рванулась в палату кое-что взять и вдруг слышу: «Хаютина, ну-ка давай укольчик сделаем».
Повеселела я после этого укольчика, ничего не боюсь. Привели в операционную. Узкий стол, ярко светят лампы. Спрашиваю: «А кто мне операцию будет делать?» Медсестра отвечает: «Вон врач сидит»! А я: «Это вон та, в грязном халате? Не дамся!» «Он не грязный, а стерильный. Ложись вот сюда и не кричи». Очнулась в палате. Чувствую, что-то тяжелое на животе лежит. Приподняла одеяло, а это мешочек с песком. Выбросила его и скорей на заклейку свою смотреть. Такая же точно, как у нашей Томки. Пить опять не дают. Намочили марлю и с ложкой пососать дали.
На второй день решила я встать. А нянечка, как полы мыла, затолкала мои тапки к самой стенке. Еле достала. Иду – вернее, ползу – за стенку держусь, почти на каждую кровать присаживаюсь. Врач увидела: «Кто разрешил встать?! Марш в постель!» Но на третий день я уже свободно ходила и по палате, и по коридору. Через неделю меня выписали. А в запасе еще целых три! Здорово! Главное – на завод не ходить.
Не хочу сказать, что я лодырь какой-то была, нет. Просто не нравилась мне моя специальность. Хотелось работать в механическом цехе, у станка. Мы иногда в обед ходили туда к нашим мальчишкам, и от зависти я чуть не ревела. Но нам внушали, что мы – девушки и что у нас очень благородная специальность и главное – чистая. А мне было чихать на эту чистоту. Лучше бы я ходила в мазуте и масле, чем с лупой на лбу и в белом халатике.
В оставшиеся до работы дни я поехала в Москву. Дней через 5 почувствовав себя довольно сносно, поехала на каток в парк им. Горького. Не прокаталась и получаса… лопнул шов. На «скорой» прямо с катка увезли в больницу. И вот еще почти месяц провалялась. Даже надоело, по совести сказать. Всему приходит конец.