Прииск Чай-Урья был расположен в среднем течении одноименной речки, примерно в 85 км от устья её, где геологи построили свой центр – поселок Нексикан.
Протяженность Чай-Урьи порядка 50 км, она является правым притоком реки Берелёх («Волчья падь»). Через 35 км, вниз по течению от Нексикана , Берелёх впадает в р. Аян-Юрях. А ещё через 10 км, Аян-Юрях сливается с р. Кулу и образуется река Колыма! В 100 км вверх по Аян-Юряху, от слияния с Кулу, расположен Адыгалах.
Чай-Урья в переводе на русский означает – галечниковая река, а Нексикан – тухлое место.
В Нексикане (в роддоме) в 1945 году родилась Наташа, тогда Ясакова, как в басне Крылова – «в навозной куче – жемчужное зерно»! Поскольку Чай-Урьинская долина являлась самой богатой по залежам россыпного золота на Колыме, а я работал на четырех приисках этой долины, самый раз коснуться истории её освоения.
Перспективное золото на Чай-Урье было обнаружено в 1936 году, в верховьях реки, где наносы наименьшие. В течение следующих 3-х лет геологи обнаружили золото по всей долине.
Первый прииск на Чай-Урье имени Чкалова был организован в 1939 году Западным горно-промышленным управлением – «ЗГПУ». Это управление было организовано на базе трех приисков Берелёхской долины в поселке Сусуман. В том же 1939 году, несколько позже, были организованы прииски: «Фролыч», «Чай-Урья» и «Большевик», а в 1940 – прииск «Комсомолец». В ноябре 1940г. было организовано Чай-Урьинское горно-промышленное управление – «ЧПГУ», объединившее эти прииски, базой которого стал поселок Нексикан.
Строящаяся Колымская трасса из Сусумана на Индигирку проектировалась минуя Чай-Урью, прямо на Аркагалу. Однако, в связи с выявленной золотоносностью долины Чай-Урья, направление дороги изменили – повернули её в эту долину – проложили её вдоль всей реки, по левому берегу. Это очень способствовало организации и эксплуатации приисков. Прииска Чкаалов, Большевик и Комсомолец были самыми крупными и лучше обустроенными. Прииск Чай-Урья был значительно меньших размеров, находился он между приисками Чкалова и Большевик, на расстоянии от них приблизительно 4 километра. В течение 40-х годов все прииски переживали бум – хищнически разрабатывали наиболее богатые и доступные россыпи. А в течении 50-х годов все они были ликвидированы в связи с отработкой основных запасов, и переданы прииску Большевик в качестве участков. Прииск Большевик до сих пор работает – перемывает «хвосты» прошлых лет, недоработки, заваленные целики и мелкие ручьи.
Все строения на приисках были деревянными, отапливались железными печками. Топливом служили местные дрова и уголь Аркагалы. В это время на Аркагале работали две примитивные штольни производительностью по 20 тыс. тонн в год, строилась механизированная шахта производительностью 400 тыс. тонн в год, строилась электростанция. С Аркагалы на прииски поступала и электроэнергия по ЛЭП-35 квт, протяженностью порядка 70 км.
Основой строительства и деятельности приисков был лес. Лес шел на строительство жилья, производственных помещений, промприборов. Из леса изготавливали тачки, короба, грабарки, трапы. Лесом крепили шахты, шурфы. Лесом отапливали помещения, устраивали пожоги на шурфах, оттаивали мерзлые породы и пески. Лесом топили котлы электростанций и котельных, экскаваторов. Лес жгли на кострах для обогрева рабочих.
В 40-е годы большинство приисков было компактными – внутриприисковые перевозки грузов не превышали 3-6 км, производились они лошадьми и, незначительно, тракторами «НАТИ». А дальние перевозки по строящейся автотрассе Магадан – Индигирка – прииски, производились американскими грузовиками – «Доджами», «Фордами», «Даймомдами» – 60 т. Между приисками и базой в Нексикане «ЗиС – 3», на чурке. Чурка была сырой и мерзлой, газогенераторы часто барахлили, сильно чадили. Скорость – не более 20км/час, грузоподъемность – приблизительно 50%. Основными цехами на приисках были стройцех и конбаза! Гаражи, мехцехи, экскаваторные парки были в зачаточном состоянии. Появились впервые бульдозеры на промывке песков. На горных работах, на строительстве, в цехах и частично в конторах участков и приисков использовались заключенные. Такова общая картина Чай-Урьинской долины в 1944-1945 годах.
Однако, вернемся на прииск Чай-Урья. Прииск состоял из трех горных участков, в основном с подземной добычей песков (золотоносных), стройцеха, конбазы, небольших электромеханических мастерских, складов: ВМ, техники, нефтепродуктов, топлива, продовольствия, магазина, бани, конторы прииска и лагеря для заключенных. Все это в примитивном, неприглядном виде в результате спешки и отсутствия строительных материалов.
Прибыли мы на прииск Чай-Урья 20 ноября 1944 года, в самые трескучие морозы. Поселились мы в полусгоревшей пекарне – вместо пола большой слой пыли, а под ней «вечная мерзлота», наполовину сгоревшие пол и потолок… конечно, «квартира» была непригодна для жилья. И все – таки мы в ней «прожили» 10 месяцев. Странно, но факт – я ничего не помню из нашей жизни в этой «квартире». Я не помню – какая у нас была мебель, посуда, другой скарб, как мы были одеты, чем питались…
А, видимо, потому, что в течение полугода, каждый день у меня был КОШМАРНЫМ – я работал по 14 часов в сутки, без выходных дней, ибо шла война! Работа не получалась – план шахтой выполнялся ежедневно на 20-30%. Ночью, на отчете в конторе прииска, замполит и прокурор из Нексикана («толкач») меня, тоже ежедневно, сильно оскорбляли и унижали – мол, «чему меня учили в институте?!» «Дома» я бывал только ночью и в обед – 30 минут. Спал я с диким страхом предстоящего дня. Все тяготы нашей «квартиры» ложились на маму и Таню! Эти первые месяцы жизни на Колыме были для нас самыми тяжелыми.
Но не так страшен ЧЕРТ, как его малюют, и мир не без добрых людей. Помогли сгладить тяготы нашей жизни два курьезных случая. На прииске бухгалтером отдела снабжения, ведающего продовольственными карточками, был зек Копылов – отец того самого старосты общежития в Ташкенте, который добился приказа директора института о моем исключении из института за драку в общежитии. Правда, декан факультета поверил в мою правоту и заступился за меня, и я достойно окончил институт, но очень люто возненавидел того Копылова. А Копылов – бухгалтер только за то, что мы знали его сына в Ташкенте, давал нам лишние карточки на продовольствие. Продукты, в большей части, были американские и канадские: белая мука, яичный порошок, сгущенка, тушенка, виски, джин в бочках ржавых… я получал 2 кг хлеба, иждивенцы – 0,7 кг.
К сожалению, Копылова вскоре опять осудили и загнали в зону – за проволоку, а был он бесконвойным. А осудили его за религию. Он с группой единомышленников после закрытия бани застилали стол и скамьи простынями и читали библию. Это, похоже, была очередная расправа Кума – так звали на приисках уполномоченных КГБ.
Кстати, заведовал этой баней зам. министра с/х Азербайджана. Он рассказывал, что его забрали ночью по доносу и поместили в следственный изолятор. Долго ему приписывали участие в «заговоре», он упорно сопротивлялся, но наконец понял, что обречен и … «признался». Перед этим он узнал кто его оговорили, в своем «признании» выставил их главарями заговорщиков, да в придачу добавил ещё своих недругов. Их всех загребли в тот же изолятор. Он им набил морды и оказался на Колыме. И, главное, – хохочет.
На суд Копылова вызывали и Таню, ибо она брала читать Библию у него.
Второй курьезный случай произошел несколько позже. На моей шахте закончили монтаж и испытания нового американского компрессора – «Ингеосоль – Ранд» в новом просторном помещении. В это время приходят плотники и делают лежанку у одной из стенок. Спрашиваю: «что это и зачем?» отвечают: «таков приказ – завтра узнаете». На следующий день я смотрю – на лежаке лежит представительный мужчина красивый прилично одетый, лет 45-50. Читает! И интеллигентно, я бы сказал – по – светски, обращается ко мне: «догадываюсь, Вы – начальник шахты, а я Ваш подчиненный – новый компрессорщик при новом компрессоре». «А эти двое – кто?» – спрашиваю. Отвечает: «Видите ли, я ничего не понимаю в машинах, а это мои помощники (механик завода и конструктор), простите, это мои мыши. Вы не беспокойтесь – акцептировать будете только меня. С начальством все улажено. Вы будете очень довольны». И так далее. А рядом стоит котелок с брусничным вареньем, а на бумаге объедки куропатки. Вот так! В нем было какая-то непонятная властная сила, хотя говорил он тихо и спокойно. В течение месяца он все узнал обо мне и рассказал о своей жизни.
Он из богатой семьи, офицер генштаба, знал европейские языки. Во время революции его и его семью очень обидели. Бежал в Европу, пил, опустился. Познакомился с преступным миром, и стал организатором шаек и наводчиком. Стал очень богатым. Перед войной его потянуло на Родину – в Россию. В Москве организовал шайку (ради забавы), хотел отомстить прежним обидчикам. «Брали» какую-то богатую базу. Его налетчики, увидев дорогие вина, перепились – их схватили. Они продали его, и вот он здесь – на Колыме!
А теперь о сюрпризе. Однажды днем в нашу «квартиру» принесли большую стопку добротных американских одеял и простыней – прислал, мол, ваш муж. Возвращаюсь домой ночью, а мне вопрос – «где взял?» я расширил глаза – не ведаю. Долго обсуждали, как поступить? Но так и не решили. По совету начальника участка Угрюмова, практика – выдвиженца из бывших зк, славного человека, оставили себе половину, а остальные сдали. Долго мы тряслись – ждали неприятностей, к счастью, – все обошлось. Оказалось, что это был подарок «компрессорщика» Климова, того самого. К сожалению, его вскоре убрали.
А теперь о моей шахте на прииске Чай-Урья, начальником которой я был назначен 20 ноября 1944 года с окладом 1600 рублей.
Но прежде коротко об истории подземной добычи песков на Колыме. Впервые этот способ на глубине 8-10 метров был применен на прииске Штурмовой» в 1938 году, что оказалось выгоднее, нежели удалять 8-10 метровые наносы пустой породы(«торфа») экскаватором или вручную с помощью тачек. С тех пор подземная добыча песков стала развиваться почти на всех приисках Колымы, несмотря на примитивную технику, как-то: маломощный компрессор «ВВК-200», тяжелые малопроизводительные буровые молотки, тачку и скиповый подъем, а подчас и ручное бурение и «ледяная дорожка».
Такой же сохранилась техника добычи подземных песков и через 5 лет, в том числе и в 1944 году на шахтах прииска Чай-Урья. Производительность труда не превышала 1 куб.м. песков на человека в день.
И в тоже самое время в порту Находка накопилось огромное количество первоклассной техники, в том числе и для горных работ, поставляемой из США и Канады по ленд-лизу. С 1944 года ее решили использовать на приисках Колымы. Вот почему появился проект высокопроизводительной шахты на базе американской техники – моей шахты на Чай-Урье.
Проект этой шахты был разработан начальником ПТО в Нексикане Никитиным горным инженером, примерно 55-60 лет, истинным интеллигентом по внешнему виду и по содержанию.
Проектом предусматривалась отработка участка россыпи, весьма обогащенной, по правому берегу реки Чай-Урья, на глубине 20-25 метров, длиною 200 метров и шириною 100 метров. При мощности отрабатываемого пласта в 2 метра, запасы песков в шахте составляли 40 тыс. куб. м. эти пески нужно было добыть к началу промывочного сезона – к июню 1945 года.
На 20 ноября 1944 года, день моего вступления в должность начальника этой шахты, на шахте был пройден наклонный ствол, кстати – с нарушением графика на месяц. Мне надлежало организовать проходку 200 погонных метров штреков и 200 м рассечек, сечением 8-10 кв.м, с общим объемом песков, добытых из них 3600 куб.м.согласно графику эти работы должны быть выполнены за 60 дней, при работе шахты в 2 смены по 12 часов, без выходных дней.
С учетом монтажных работ, очистные работы должны были начаться с февраля месяца. К этому времени должны были: произведен монтаж компрессора «Ингерсаль-Ранд», заменены скип и подъемная лебедка на более мощные, уложены новые рельсы на терриконике, смонтированы качающиеся конвейеры по штрекам, произведен монтаж системы вентиляции, электроснабжения и воздухоснабжения по всей шахте. Однако, все эти работы по обустройству шахты, кроме компрессора «Ингерсоль – Ранд», могли выполняться только после окончания проходки штреков и рассечек. Увы, эти горнопроходческие работы, под моим руководством, выполнялись ежедневно только на 30%.
На шахте был установлен компрессор ВВК – 200, вместо двух, предусмотренных проектом. Он был сильно изношен, часто останавливался на ремонт, гнал масло. Когда я заикался на ночном отчете о втором ВВК-200, начальство меня вразумляло, что бригада не успевает убирать взорванный грунт и от одного компрессора.
И оно было право! Все дело было в бригаде. От меня требовали высокой организации труда. А я не знал, как это сделать, ибо заключенные были измождены до предела, в изодранной одежде и обуви, работали по 12 часов в сутки без выходных дней. Шла война! Баланду, ополовиненную в лагере, замерзшую в дороге, привозили один раз. Почти каждый в течение смены несколько раз падал от изнеможения на мерзлый взорванный грунт и тут же засыпал.
Я работал за пятерых – бурил, грузил, крепил, исправлял пути, наращивал террикон и многое другое, и все же в итоге дня – не более 30% плана.
Кроме того бригаде ежедневно нужно было намыть 300 гр чистого золота. Для этого выделяли 8-10 человек. Они долбили кайлами мерзлую породу по спаю, потом на костре грели воду и в ней промывали надолбленные пески. И опять – 100 гр, все те же 30%.
На ночном отчете меня обвиняли в краже золота заключенными. Это было вполне возможно, ибо в своих лохмотьях каждый из промывальщиков мог свободно спрятать и пронести в лагерь 20-30 гр золота. Я не мог их проконтролировать. В зоне блатные играли в карты на золото. Похоже, золото воровали на всех шахтах прииска. Я был в отчаянии, не знал, что делать, чтобы выправить положение на шахте и тупо отдался «Судьбе» – «будь, что будет».
Я ожидал плохого конца моей деятельности, ибо шла война – время решительных действий, тем более, что на ночных отчетах и замполит и прокурор грозили мне и лагерем и штрафным батальоном. Мне не с кем было посоветоваться – начальник прииска Тараканов и главный инженер Завьялов не интересовались мною, за все время посетили шахту не более 2-х раз. При этом Тараканов прошелся по шахте как-то безразлично. Мне кажется, он не понимал, что происходит на шахте, ибо был выдвинут из охранников. А Завьялов после обхода шахты, язвительно улыбнулся и сказал на прощание: «ну, ну»!
Посещал мою шахту регулярно лишь автор проекта шахты Никитин из Нексикана – 2-3 раза в месяц. Но он интересовался в основном исполнением проекта с технической стороны – направлением и сечением выработок, расположением шурфов, вентиляцией и т.п. Особенно его интересовало строительство компрессорной и доставка и комплектация узлов компрессора. Здесь я проявлял сообразительность и сноровку, и первым в Управлении обеспечил комплектацию компрессора «Ингерсоль – Ранд». Это очень понравилось ему.
А суть такова. Техника, поступающая по ленд-лизу из США и Канады, в порту Находка складировалась на окрестных холмах в большие штабели в зависимости от веса и размера ящика. Ящики были изготовлены из фугованных досок в паз, содержимое тщательно закреплялось внутри. В каждом ящике была опись содержимого и всего комплекта, на каждом ящике было четко обозначены его индекс и вес. Внутри для защиты от сырости и света ящики были обложены вощеной плотной бумагой. Компрессор «Ингерсоль – Ранд» был упакован в 30-ти ящиках различных размеров и хранился в разных штабелях. Произошла путаница с комплектованием компрессоров при отправке их на прииски. Долгие месяцы разыскивали прииски недостающие детали к своим компрессорам. Я же, наблюдая сказанное в Находке и зная немного английский, четко определил недостающие, и с помощью телеграмм добился отправки их спецмашиной прямо на прииск.
Итак, я находился в отчаянном состоянии – ждал трагической развязки. И вот, в начале апреля на шахту приезжает Никитин. Он возбужден, чего ранее с ним не было. Дает мне бумагу – рапорт главного инженера прииска Завьялова начальнику ЧГПУ полковнику АРМ. Рапорт составлен хитроумно, Завьялов просит снять с плана золотодобычи прииска на 1945 год 500 кг золота! Причина тому – плохая работа шахты под руководством Ясакова! На 1 апреля добыто только 7%, ожидается всего – 5000куб.м. для промывки такого малого количества песков нет смысла строить промывочный прибор. Произошло это по вине Ясакова, случайного человека в горном деле, неспособного, безразличного и т.п. Предлагает 2 варианта: первый – шахту законсервировать на 1946 год. Снять с плана 500 кг золота, а 100 кг будет обеспечено за счет хорошей работы других шахт. (В шахте числилось 600 кг золота). Второй вариант – заменить Ясакова более способным, продлить работу шахты до июля включительно, приняв особые меры безопасности, что обеспечит добычу 20-25 тыс. куб м песков. Снять с плана прииска 200 кг золота. Ясакова использовать в обеих вариантах вне пределов прииска Чай-Урья. Рекомендует принять первый вариант, даже настаивает. Вот так! Я конечно похолодел – вот она развязка!
Спрашиваю: «Что мне делать?» – «Продолжай работать», – вскричал Никитин и рванул вверх, крича: «Я им покажу!» Понятно, как я «работал» и что я чувствовал в течение двух дней. На третий день явился возбужденный, но веселый Никитин. Он побывал в лагере и во всех цехах и службах прииска, от которых зависела работа моей шахты. Он проявил исключительную дотошность и обо всем выявленном доложил рапортом начальству в Нексикане.
Немедленно был издан приказ. Он был лаконичен:
- О снижении плана золотодобычи не может быть и речи,
- За создание угрозы невыполнения плана золотозаготовки прииском и нездоровое отношение к механизированной шахте и её начальнику, главному инженеру прииска Завьялову объявить строгий выговор с предупреждением,
- В течение недели организовать на шахте очистные работы согласно с прилагаемым планом. Укомплектовать бригаду лучшими подземными рабочими.
Подписал приказ начальник ЧПГГУ – Арм Я.М. – горный инженер, полковник. В этом же приказе был объявлен выговор и мне, видимо для порядка и впрок.
А на словах Никитин рассказал следующее: оказывается, Завьялов был назначен главным инженером прииска Чай-Урья за 2 месяца до моего приезда из техников – геодезистов. Он боялся моей конкуренции, ведь я был горным инженером, и всячески саботировал мою работу. Ловко прикрываясь военным временем, он приказал организовать бригаду для моей шахты в основном из заключенных оздоровительной команды. Кроме того, он приказал цехам и службам прииска в первую очередь исполнять заказы и заявки хорошо работающих шахт, ибо от таких, как шахта Ясакова, проку мало – «не в коня корм».
В оздоровительные команды в лагерях включали обессилевших до предела, до изнеможения заключенных. Они находились в лагере, исполняли небольшие работы по обслуживанию лагеря, на горные работы их и не выводили. Их подкармливали, подлечивали – оздоравливали для предстоящих тяжелых работ в промывочный сезон. Теперь мне стало понятно почему я не мог организовать нормальную работу на шахте.
На следующий день на шахте появилась новая бригада и второй горный мастер, ибо мне надлежало кроме шахты заниматься строительством прибора для промывки добытых из шахты песков. За 7-8 дней были выполнены все необходимые работы для начала очистной добычи. Бригада работала слаженно и быстро, проявила много смекалки и изобретательности. Вот что значит профессионализм и опыт. Сложились отличные условия для высокопроизводительной работы шахты: лавы были в 2 раза короче (25 м против 50 м по первоначальному проекту); новый компрессор бесперебойно обеспечивал работу 4-х и даже 6-ти перфораторов «Вортингтон»; терриконик был хорошо отремонтирован и на нем установлены новая лебедка, скип и рельсы; закончилась долгая полярная ночь (полярных ночей в Магаданской области нет. Прим. Ясаковой Демиденко – дочери) с жестокими морозами и ветрами; набирала силу весна – было тепло, светло, радостно.
Настроение у всех было приподнятое – успешно заканчивалась война с Германией, все ждали больших перемени к лучшей жизни, работали вдохновенно.
Очистные работы начались в середине апреля, и за 75 дней – к июлю – было добыто 18 тыс куб метров песков. План был выполнен досрочно с хорошими показателями. Вовремя был построен промывочный прибор и в июне началась промывка добытых подземных песков. План по золотодобыче ежедневно выполнялся на 120-180%. Это подарок ПРИРОДЫ – содержание золота в добытых песках превышало в 1,5 раза среднее по шахте. Настроение было радужное – все у меня получалось, все мои заказы и заявки в цехах и службах прииска выполнялись беспрекословно и своевременно. Это были самые счастливые дни в моей жизни. Одновременно одолевало беспокойство за будущее – что же дальше, после промывки?!
А как же с Завьяловым?! Да никак – я с ним не встречался. Никитин говорил, что он предлагал освободить его от занимаемой должности, но политотдел не дал согласия, ибо Завьялов был хорошим коммунистом и членом парткома. И вот 20 июля 1945 года меня вызвали к начальнику прииска – приехало начальство из Нексикана. В том числе решать и мою судьбу – мне предложили заведовать участком механизированных шахт, с увеличением оклада до 2300 рублей. Я категорически отказался работать с Завьяловым. Начальство не настаивало и укатило в Нексикан. И опять НЕОПРЕДЕЛЕННОСТЬ…
И вот, через 3 дня, получаю приказ о моем назначении на прииск имени Чкалова зам. Главного инженера прииска с окладом 2600 рублей.