Арслан Семенов на снегоходе выехал на мыс Восточный, господствующий над заливом Забияка, в северо-восточном углу Охотского моря. Он был хорошо экипирован — да и кто не был бы хорошо экипирован, собираясь в декабре поохотиться на снежных баранов, живущих на скальном клифе морского берега? Погода стояла хорошая, морозец был не ниже тридцати, со стороны замерзшего моря дул легкий бодрящий ветерок, пробивавший сквозь маску из которой торчали черные линзы очков.
Арслан заглушил «Буран», снял с лица все защитные приспособления и достал бинокль. Действительно, снег на уступах обрывов был густо истыкан острыми бараньими копытцами. Однако, следы баранов — отнюдь не сами бараны. Самих их предстояло еще отыскать в здешнем месиве скал и снега, причем сделать это надо было всего за четыре часа светлого времени которые в этих местах отпускает природа всему живущему. О возвращении он сильно не задумывался — фара на «Буране» работала исправно, путик сиял, как свежий рез ножом на яблоке, ориентиры были очевидны — так что долететь до охотничьей базы в устье ручья Редколесный было делом буквально часа.
Но где ж зверь?
Снежный баран — животное своеобразное. Если бегло рассматривать места его обитания в снежный период, можно прийти к выводу, что питается он снегом и камнем. Ну, и еще воздухом, наверное, немного. То есть, такое убогое количество органики, которое поддерживает жизнь в этом достаточно крупном звере при поверхностном рассмотрении можно и не заметить.
Но для того чтобы понять, где сейчас находятся бараны, достаточно найти более или менее обширные площади, на которых снег выдут до самого грунта — так, чтобы на нем обнажились те самые утлые былинки, несущие калории в организм этого зверя. И именно этих обдувов Арслан со своей позиции и не видел…
Он отряхнул со спины набившуюся во все складки одежды снежную пыль, вынул СКС из заботливо прилаженой под капотом войлочной кобуры, снял колпачки со стандартного армейского четырехкратного прицела и забросил карабин за спину. Затем очень аккуратно двинулся вдоль кромки обрыва, стараясь не высовываться из-за нее.
Кромка была густо усыпана отдельно стоящими то ли валунами, то ли скалами, снег по берегу весь был удут до почти асфальтовой твердости, так что подошвы арслановых бахил, снабженные шипами не оставляли совсем никаких следов.
Арслан прошел с полкилометра, хоронясь за камнями, и аккуратно выглядывая из-за валунов. Наконец он увидел несколько «полочек» с выдутым на них снегом. Вокруг них роились многочисленные бараньи следы.
Сердце забилось сильнее.
Арслан взял в руки карабин, вышел из-за камня и нагнулся, пытаясь разглядеть что творится за перегибом. Выглянул раз, два, ничего не увидел, и шагнул еще ближе к кромке обрыва.
На самом деле кромку он миновал уже давно — метра полтора как – и шёл уже по надутому над кромкой обрыва снеговому козырьку — только этого еще не подозревал. А понял ровно тогда, когда огромный пласт снега под его ногами оторвался и пополз вниз, прямо в замерзшее море, крошась и набирая скорость.
Арслан мгновенно присел на пятую точку и вставил карабин между колен для того, чтобы тормозить на спуске. По счастью, склон был без отдельно торчащих камней и вот так, на гребне небольшой лавины наш охотник благополучно добрался до пляжа, буквально за несколько секунд преодолев несколько сот метров по вертикали.
Абсолютно целый и даже прицел на оружии не сорвало.
Со всеми известными цивилизованному миру ингушскими, русскими, польскими, почерпнутыми из видеомагнитофона английскими, и только что придуманными произвольными матами Арслан поднялся из сугроба, выковырял из объектива прицела снег, отряхнулся и с сожалением проводил взглядом цепочку снежных баранов, которая, в изумлении от такого эффектного пришествия человека с края Земли торопливо старалась покинуть опасной район.
А потом он прекратил материться и задумался. Потому что матерись-не матерись — а без крыльев на этот обрыв взлететь невозможно. Которых у него, Арслана Семенова, точно нет.
А световой день — и это он помнил как «Клятву юного пионера» в декабре — четыре часа с какими-то крохами.
При ближайшем рассмотрении возвращение не выглядело особой проблемой. В двенадцати километрах западнее сплошной скальник прорезал распадок, вполне годный для подъема наверх. От этого распадка по кромке берега — столько же до снегохода, который за это время, понятное дело, никуда не денется. «Не бараны же на нём уедут»?
Вместе с загогулинами — около тридцати километров ходу по снежной целине (тут Арслан вышел из снежной насыпухи, по которой «приехал», вышел на припай и топнул по снегу ногой. На море он был таким же прочным, как и наверху — вылизали ежедневные северо-восточные ветры произвольной силы. Как асфальт. И даже если такой снег будет тянуться до самого устья ручья, то все равно, на подъеме нет-нет, да будут попадаться участки с рыхляком, которые без лыж преодолевать затруднительно.
Надо сказать, что несмотря на то, что Арслан был очень смелым человеком с половиной горячей кавказской крови в жилах, он ни секунды не сомневался в том, что обход длиной в тридцать километров является единственным реальным способом достигнуть снегохода, который сейчас от него находился в шестистах метрах по прямой — только по вертикали.
Тут Арслан похлопал себя по груди, животу и бедрам. В карманах отозвалось как минимум три коробка спичек.
Да, без ночевки не обойдется. И лучше всего, если темнота застигнет его на берегу. Но пока до самого ручья нужно было дойти. И Арслан, будучи очень опытным человеком, сразу отошел в море метров на двести и двинулся по гладкому спрессованному морскому снегу, лежащему на льду — срезая мелкие заливы и бухточки, напрямую — настолько, насколько ему позволяла природа.
Как он ни старался, быстро идти не получалось. То среди сухих и жестких застругов попадалась предательская ложбина с рыхлым снегом, то наоборот — впереди вставало метров сто — двести отполированного голубого гладкого как только что залитом катке льда. Иногда такие участки приходилось обходить по широкой дуге, что только увеличивало путь. Начал усиливаться ветер. К счастью, он дул в спину, но поутру он неизбежно повернется в лицо — когда Арслан завершит половину своего обхода и начнет подъем непосредственно к снегоходу.
Вообще, все это мероприятие не было чем-то из рук вон хитрым для такого опытного таежного волка, которым Семёнов был, благодаря своим семи годам промыслового опыта в госпромхозе «Юбилейный». Неприятность состояла в том, что:
- во-первых, в абсолютной недосягаемости в настоящий момент снегохода со всем снаряжением на нем (котелком, чаем, вареным мясом, буханкой хлеба;
- перспективой провести полную декабрьскую ночь на морском льду или поблизости от него.
Так что, главной задачей было — найти дрова и устроить себе хороший табор. Ибо костриться предстояло долго — часов четырнадцать.
Здесь существовала еще одна засада. Лес по краям берегового обрыва был чахлым и шансов найти хороший ветровал с мощными деревьями, которые дали бы необходимое тепло на всю ночь попросту не было. Правда, Арслан, который охотился на этом участке не один год, смутно помнил, что на склоне сразу за ручьем вроде бы располагался горельник.
Ну или мог располагаться — вообще-то горельники были на каждом склоне.
Вдалеке в море прокатился пушечный гром. Это далеко-далеко, под постоянным давлением ветра лопнул лед и по нему побежала-побежала трещина.
Это не особенно напугало ходока, но на всякий случай он взял ближе к береговой черте. С высоты он видел, что море замерзло до самого горизонта, а это значило, что так просто эту махину не оторвет — хотя Охотское море считается лишь частично замерзающим, и за линией горизонта существует огромная акватория, свободная ото льда. В любом случае, даже при массовом вскрытии льда у него есть минимум полчаса чтобы оказаться на твердом. Ну и — какое там к черту, массовое вскрытие льда в декабре? Сплюнул Арслан про себя, и про себя же перекрестился. Всяко бывает, море, хоть жидкое, хоть замерзшее — штука для человеческой жизни не приспособленная.
И стал тщательнее обходить торосы с надувами, под которыми вполне могут скрываться трещины.
В какой-то момент он уловил движение под каким-то очередным перебинтованным сугробами обрывом. Свет потихоньку садился, но было видно, что на снегу во множестве пестрят какие-то лунки. В принципе, следов на снегу везде было довольно много – то камни скатятся, то обвалится снеговой козырек. Только во всех таких случаях бороздка следов стремится идти по вертикали, ну или под каким-то там незначительным углом – в зависимости от кривизны поверхности – а здесь он ясно уловил несколько строчек, идущих поперек распадка.
А может, и движения никакого не было, были только эти несколько строчек…
Арслан снял с плеча СКС, еще раз прочистил пальцем рукавицы окуляр оптики и потихоньку направился к береговой черте.
За камнями что-то мелькнуло, раз, два. Наконец, на склоне появился некрупный черный зверь, очень характерно передвигающийся – скачками.
Арслан припал на колено, поймал росомаху на шпынек прицела, выстрелил. Хищник скатился вниз.
Когда Семёнов подбирал росомаху, то увидел раскопанный сугроб и кучу серых и розовых ошметков вокруг ямы. Судя по всему, здесь со скал недавно свалился небольшой снежный баран и росомаха уже пару дней жила на его останках. Арслан взял зверя в торока и двинулся дальше, уже частично удовлетворенный поездкой. Впрочем, перспектив ночевки это никак не отменяло.
В итоге вышел он к устью безымянного ручья часа в четыре, под сумерки. Вот уже час как горизонт над морем заливало лиловым светом — поверхность земли как бы заворачивалась вверх под влиянием мороза. Похолодало. Хотя настоящих морозов на морском побережье и не бывает (по крайней мере, если это не побереье Ледовитого океана), но где-то тридцать пять ночью случиться может — вполне. Так что нужно было думать об огне.
До склона с горелым стлаником Семёнов добрался исключительно вовремя. Сорок минут у него ушло на выламывание из мёрзлого грунта длинных серых, похожих на ископаемые ребра мамонтов стволов ползучего кустарника. Собралась их изрядная куча, хотя очевидно было, что на всю ночь под открытым небом не хватит никакого запаса. Угнездился Арслан перед обломком скалы, частично закрывавшим его от ветра, протянул ноги к огню, и начал обдирать добычу. Росомаха оказалась крупным самцом, не очень упитанным, что сильно облегчало процесс съёмки шкуры.
На небе переливались фантастической россыпью мерцающих огней северные звёзды. Огонь костра, сидевший перед ним человек и его добыча были здесь такими же естественными, как снег, скалы, Луна в три четверти, и голубое сияние льда в лунном свете, протянувшееся до горизонта.
Если б не отсутствие чая, Семёнов вообще чувствовал бы себя отлично. Интересно, но он совершенно не думал о том, что вот там, на Редколесном, всего в часе – сорока минутах снегоходного путика, есть теплая изба, нары, сухари, рубленое лосиное мясо и штук семьсот пельменей, развешенных в полотняных подушках-наволочках под крышей. Ночь была такой какой была, а могла ли она быть другой – об этом не стоило и задумываться. Он принимал жизнь такой, какая она есть.
Ветер не задувал за валуны, мороз создавал тягу и поэтому охотник даже не надышался дымом, что, обычно, составляет неотъемлемую часть таких ночёвок. Луна худо-бедно освещала заснеженное пространство и Арслан несколько раз поднимался от костра и собирал хворост – благо на этом месте его оказалось очень много.
Рассветало, как и обычно, в декабре – очень медленно, ночь использовала все способы чтобы задержаться на светлой стороне мира, но потом нехотя отступила, выговорив себе законное право вернуться через пять часов обратно.
Подпоясавшись росомашьей шкуркой, Арслан направился к снегоходу. И метрах в трехстах от него остановился как вкопанный. Рядом с «Бураном» стоял человек!
Этого не могло быть, это был морок, фантастика, полное попрание здравого смысла – но это было. Прямой и высокий он стоял над машиной и, видимо, ее разглядывал.
«Всё передумал я за эти полминуты, – рассказывал Арслан. – И что орочи подкочевали сюда за триста километров. И что в припадке исключительного трудолюбия наша инспекция мало того, что приехала шмонать мой скромный табор; так еще и кроме того, не поленилась протропить меня по путику до самого снежика»… Но оторопь его длилась ровно до того времени, как он поднял карабин к плечу и взглянул на «человека» через оптический прицел.
Над снегоходом стоял… снежный баран. Который повернулся в фас к Семёнову, и в таком ракурсе казался высоким двуногим существом характерных для человека очертаний.
«И смотрел он на этот снегоход именно как баран на новые ворота», – не преминул Семёнов употребить народную мудрость.
Перед Арсланом стала проблема.Баран находился в пределах досягаемости СКСа. Однако, стоял он настолько близко от «Бурана», да еще и в створе с ним, что промах вполне мог повредить машину; и тут уж Семёнова ждали неприятности несколько большие, чем одна ночёвка под открытым небом. Тем не менее, охотник залег за камни, прицелился, и стал ждать, пока животное чуть-чуть сместится, чтобы «Буран» не находился в опасной близости.
Баран, тем не менее, не собирался идти навстречу Семёнову. Он наклонился, понюхал сиденье, обошел вокруг снегохода и начал спускаться обратно на скальный обрыв.
Арслан не выдержал и нажал спуск. Битый зверь покачнулся и… Свалился вниз со скалы…Арслан подбежал к береговому клифу и гнусно выругался.
Проклятый баран проделал весь путь от верхней кромки обрыва до нижней и растянулся на морском льду в двухстах метрах от того места, куда вчера скатился сам Семёнов…
Однако, на этот раз в распоряжении Арслана был снегоход, и он через полтора часа варил баранью шурпу у себя на избе.
Рассказ, как он свалился с обрыва, и с ночевкой добирался до снегохода, в его исполнении звучал – «как я испугался снежного барана». Я просто расставил приоритеты в другом порядке.
Автор: Михаил Кречмар.