Предпоследним уезжал виновник. Он долго ходил вокруг ребят, суетившихся вокруг машины не зная, чем помочь. Брался за всё, где только нужна была пара крепких рук. Но в конце концов не выдержал пожилой водитель:
– Ну что ты ходишь кругами, ребятам душу травишь! Что ты мог сделать, сделал, езжай уже, что ли!? Ведь пошлют тебя – обидишься!
– Мужики, ну вы меня хоть отматюкайте что ли! Не могу я так!
Валерий выпрямился, вытер рукавом лицо, улыбнулся:
– Ты точно допросишься! Мишк, может и вправду послать его вдоль по питерской?
Михаил тоже заулыбался:
– Эх, если б это помогло, я б его сейчас и на Луну послал бы! И вправду, езжай! Тебе ещё надо придумать, как трубы cвои доставать будешь, не бросать же их здесь, тебе такой начёт сделают, никаких отпускных не хватит расчитаться!
– Да я то поеду, а вы как? Где ремонт делать будете?
– На дорожной дистанции попробуем, если сварного найдём хорошего! Эх, нашего Петровича бы! Все проблемы отпали бы!
– Что за Петрович?
– Да у нас на прииске сварщик есть, – золотые руки!
Старый водитель крякнул:
– Это Трегубов, что ли? Илюха?
Мишка вскинулся:
– А вы его знаете?
– Ребята, Колыма, она ж тесная, как коммунальная квартира! А уж таких спецов, как не знать? Мы с ним ещё на пересылке в Находке познакомились! А потом уж, как он «вольняшкой» стал, мы с ним в Сусумане, не раз в кабаке, «дым» пускали! А вы его давно видали?
– Да перед самым отъездом.
– Жив курилка, значит? Вот кого действительно вам! К утру всё сладил бы! Он так всё в ЦРГО и пашет?
– Да.
– Ну, ладно, привет ему передавайте, скажите от Баяна, он знает о ком речь. Ну что, малой, давай прощаться, мы поехали, нам ещё плестись вниз часа два, да ещё поспать бы чуток успеть, завтра день будет не из лёгких. Обзовись, как тебя кличут, что б знать значит, кого крыть, крах твою в селезёнку! Я и сам такой связки ещё не видал, хорошо хоть стемнело мало – мало, по свету будем ориентироваться, есть ли встречная, а то нам никак не разъехаться в две машины!
– Равиль меня зовут – сказал молодой, – ладно, мужики, вы на Аян – Юряхе стоять будете? Может я что нибудь придумаю, с нашего гаража, например, сварного притащу.
– Рабочий день завтра, кого ты найдёшь, всем на работу надо!
– Ну вот, у меня и есть ещё сто километров в запасе, чтобы придумать, как решить вашу проблему. Ладно, бывайте здоровы! Теперь точно знать буду, как спина чешется, значит вы меня вспоминаете!
-Езжай уже, балаболка!
«Татра» рванула с места, как наскипидаренная,
– Вот шалопай! – в сердцах сказал Валерий! Как на велосипеде носится! Ну что, попылили помаленьку? Послушайте, – обратился он к ихнему помошнику, давайте хоть нормально познакомимся, неудобно Баяном вас звать то!
– А что неудобного? Ты бы вот не «выкал» мне, вот это другое дело! А зовут меня Борис, фамилия Баянов, так что, как говорят – хоть поставь, хоть положи! Давайте, парни, поехали ужо! И спать, и жрать уже охота, а ещё километров пятнадцать плестись! Кто из вас рисковый, садись, поехали, а я сзади тросом внатяг, трал держать буду, чтобы он особо на дышло не напирал!
– Ну, поехали! – Михаил сел за руль и аккуратно тронулся с места. Валерий первые несколько сот метров бежал сбоку, всё присматривался, как ведёт себя ихняя незатейливая конструкция, а затем на ходу запрыгнул к Михаилу на подножку.
– Не сорвёшься?
– Не, нормально, скорость маленькая.
– Валер, ты мне и зеркало закрываешь и за тебя боязно, сел бы ты в кабину! Ежели чего, Баян или фарами помигает или посигналит.
– Да пожалуйста! – напарник спрыгнув, быстро оббежал медленно идущую связку машин и плюхнулся рядом на пассажирское место.
Так и скреблись они, ездой то это движение назвать, ну никак язык не поворачивался, до самой нижней точки перевала. И через час с небольшим, благополучно оказались у ворот дорожного пункта. Благо что искать его надобности не было, весь посёлок состоял из одних этих ворот и нескольких домиков за ними. Конечно всё было закрыто, на самый распространённый колымский замок – накинутую пустую щеколду на замочную петельку и для верности заткнутую подручной щепочкой.
Будить, или кого либо искать, уже не стали, решив, что до утра осталось уже не так много времени, а отдохнуть и самим пару часов, никак не повредит. Поэтому не стали даже тратить время на лишние разговоры, просто махнув друг другу рукой, повалились спать в своих кабинах. И опять добрым словом помянул своего первого водителя – наставника Юрку Близнюка, который чуть ли не силой, заставил Михаила расширить кабину своего «Краза», сам уговорив Илью Петровича, помочь переоборудовать кабину Мишкиной машины в целый спальный вагон.
Такие кабины первыми стали делать на Аткинской автобазе, а потом уже опыт сам по себе стал распространяться по всему Северу. Оборудование кабины спальным местом, сразу превратил отдых водителя в дальнем рейсе, в более приятную во всех отношениях процедуру. А если учесть ещё, что многие водители ездили парами, то этот успех автоматически удваивался. И хотя для этого приходилось сдвигать кузов на некоторое расстояние назад, особого вреда маневренности автомобиля это не доставило. Поэтому спать завалились с комфортом. А проснулись от яркого солнца и громкого звука работающего примуса.
Открыв дверь, увидели потрясающую картину: Баян священнодействовал над стоящей на примусе кастрюлей, от которой уже начал исходить томный дух тушёнки, а вокруг него ходило штук двадцать собак, разных мастей и пород! Одет он был в калоритные сатиновые трусы, чёрного цвета, заканчивающиеся далеко под коленями, и которые смело можно было принять за пижаму. Майки на нём не было, да она ему была и не нужна, так густо его покрывала татуировка! Там было и про маму, и про то, что их губит, портреты женщин в анфас и профиль, купола церквей и сердца, пронзённые стрелами. Весь этот натюрморт был густо покрыт волосами неопределённого цвета и необыкновенной степени кучерявости!
Баян увлечённо помешивал варево и напевая арию из оперы, временами становясь в позу воображаемого героя, вскидывая руки и закатывая глаза, отчего собаки в испуге разбегались, но влекомые запахами тушёнки, быстро возвращались на свои места в зрительном зале. Увидев проснувшихся ребят, призывно замахал им руками, отчего собаки в очередной раз совершили вокруг кухонного стана круг почёта.
Утро было насколько свежим, настолько и прекрасным. Туман на глазах прятался в долину, втягиваясь в заросли орешника по берегам небольшой речушки, и так и подмывало пойти посмотреть, заглянуть под нависшие над водой кусты – куда прячется это земное облако, грубо называемое в просторечии туманом. Это были как раз те минуты, когда природа только-только проснулась. Ещё не шумел ветер в кронах деревьев, солнце светило на небе, но сам вид его ещё был сонный, а какой запах свежести стоял над землёй! Пахло грибами, хвоей, серебристой речной рыбой, а изнутри всего этого, пробивался тонкий аромат распускавшихся в утреннее время рододендронов – эдаких колымских орхидей! Хотелось просто стать над ручьём, раскинуть руки в стороны и молча постоять несколько минут, набираясь жизненных сил от энергии, мироточащей из природы!
Поёживаясь на утренней прохладе, ребята вышли из машины и побежали умываться к ручью. Наскоро ополоснувшись и вытершись насухо, быстро оделись и подошли к кашевару:
– Доброе утро!
– Привет. Нормально поспали?
– Отлично выспались.
– Ну и хорошо, давайте покушаем в темпе вальса, сейчас мужики из слесарки подойдут, начнём водило снимать. Я поутру сходил, договорился. Берите чашки, подходите поближе, сами накладывайте. Прислугу в 17 годе отменили господа большевики!
– Когда ты успел, дядька Баян? Ты чего спать не ложился?
– Как не ложился? Часик дреманул, а больше чего бока валять, работы непочатый край, к вечеру вашу поломку сладить надо, вам ещё в Магадан пилить! А я успею поспать, ещё скоро надоест, на пенсии по диванам шастать. Давайте, племяннички, пошустрей орудуйте ложками!
– Баян, а ты по какой статье пришёл на Колыму?
– Бытовуха, пацаны. Не люблю я вспоминать то время, сел по глупости за гоп-стоп, а закончил мотать по 58!
– Это как?
– Интересно? Ну, пока жуём, расскажу. Мы в конце тридцатых в Подмосковье жили, кампания была ещё со школы ещё та! – Оторви да выбрось! Семилетку кое как закончил, в аккурат перед самой войной. В то время, с зон много старых воров освободилось, места значит, другим сидельцам требовались, ну и чистили лагеря.
Вот и к нам в городишко пришёл один. Старый такой волчара, битый – перебитый, ему западло было что то самому делать, вот он нас, молодёжь, и начал потихоньку подтягивать, да учить ремеслу воровскому. Спец он оказался редкий, как сейчас сказали бы – многостаночник! Мы к нему потянулись, как к мамке родной. Такие интересные фокусы он нам показывал – дух захватывало! И порешили, как говорится, в народ выйти!
А куда пойти? – На вокзал. Людишки приезжие, проезжие, особо на малолеток внимания и не обращали. А мы как стайка пташек: налетели, пощипали и в разные стороны. Так я и стал «щипачём». А что? Понравилось. Времена трудные тогда со жратвой были, а у нас всегда усы в мармеладе! Попадались, бывало. С милицией редко связывались, мы же в основном колхозников обижали, а те к властям особой веры никогда не испытывали, вот и учили нас сами. И зубы выбивали, и рёбра ломали. Кому как попадёшь под горячую руку! До смерти не доходило, а так – били нас качественно. Недельку кровью похаркаешь, и опять за работу. И маманька с батей тоже прикладывались, они ведь всю жизнь честно горбатились, но кто познал вкус халявной копейки, никогда уже не пойдёт мешки таскать! А потом поднял квалификацию, по квартирам стал шастать, домушником значит, заделался, а тут война.
Я то до этого, пару раз уже имел срок, поэтому если бы и взяли на фронт, то в штрафбат, а туда попасть особой охоты не было, вот и ховался от военкомов. И когда квартирка мне эта подвернулась жирная, я уже в розыске был. Хазу ту, я чисто сделал, весь навар скинул одному барыге, вот к нему, чекисты сразу и пришли. Терпилой оказался профессоришка один, к военной науке отношения имевший! Я там портфель прихватил, в который брюлики ссыпал, а на бумажки, которые в нём лежали, и внимания не обратил. Взяли меня так быстро, что я и сам удивился. И половину всего ещё не прогулял.
Вот когда я вспомнил добрым словом тех колхозников! Ихние побои для меня, лаской материнской показались. Ох и лютовали господа чекисты. И хоть бы сразу спросили, что надо. Я бы им всё рассказал, мамой клянусь! А то издалека начали, чуть ли не с Февральской революции. Ну мне, как германскому шпиону, хотели «вышку» дать, но передумали. Вышку дали тому профессору, а мне 10 лет.
И пошёл я солнцем палимый, снегом гонимый, прямо в тундру печорскую, там как раз железную дорогу через болота настилать стали, чтобы к океану Северному выйти. К концу срока, уже и война закончилась, и я уже почти бригадиром стал, как подвёл меня товарищ Сталин, умер не вовремя! Вернее, умер то он как раз вовремя, на меня уже все бумаги готовы были на досрочное освобождение, как я опять попал, как хрен в рукомойник.
Весной ранней дело было, отмечали мы ночкой тёмной, мой досрочный выход, сидели пили, как водится у меня в каптёрке. И приспичило мне «до ветру». Пошёл на улицу, а холодно было, это на календаре весна, а за бараком те же -30, да с ветерком. Ну вот я и далеко не пошёл, а за стеночкой пристроился, струю пустить. А от избытка чувств, к вождю нашему любимому, и начертал своей струйкой на снегу, звёздочку пятиконечную! Ну, кто после меня выходил, я уж и не вспомню, но только проснулся я уже в карцере! И опять суд. И опять этап. На этот раз меня и упёрли на Колыму, видно им показалось, что таким как я, тут, самое место!
Определили на Атку, там до звонка и досидел, правда, в последнее время, уже в бесконвойниках ходил, бабёнкой обзавёлся. В автобазе как был на подсобных работах, так и остался после освобождения. А куда ехать? И дитё уже родилось. Сначала помощником шофёра ездил, а потом уже и машину доверили. Так что старожил я! Места здешние не один раз езженные и перевалы эти, ну если и не наизусть знаю, то как таблицу умножения хорошист – точно! Ну что, поели под мои байки? Тогда моем быстро посуду, а то вон уже мужички подтягиваются!