Колымская рапсодия. Глава 41

Стоя на высоком крыльце своего общежития, в перерывах между затяжками любимого «Беломора», Мишка пытался втянуть в себя побольше воздуха, чтобы понять, пахнет уже весной, или ещё нет. Не-а! Пахло любимым табачком знаменитой фабрики имени товарища Урицкого! Ведь не первую весну встречал он здесь, и сам себе казался если уж не опытным колымчанином, то уже и не новичком! Помнится как по первости, всё спрашивал у старожилов – Когда, мол, весна? На календаре май, а снегу – выше крыши! Вот те с умным видом и начинали глазья таращить, и воздух нюхать, как гончая на охоте, а потом глубокомысленно выдавали: – Ну, судя по запаху, уже на подходе!

Вот и Стародубцев туда же… Чего путного перенял бы у капитана, а то…Привычка такая была и у него – выйдет утром на крыльцо барака любимого и давай носом шевелить в разные стороны! Чего уж там он унюхивал, одному ему известно было, но погоду угадывал, как ни странно… Время от времени, когда и Михаил был дома, и Вадим Сергеевич был в настроении, делали они зарядку на лужаечке возле своего общежития. Вроде как в порядке шефства. Инициатива была не Мишкина! Не Боже мой! Это Вадим Сергеевич решил оздоровить и плоть, и дух Мишкин… В процесс входила не только зарядка – разговоры, новости, размышлизмы всякие. Политинформация опять же! Одних только нравоучений – минут на десять! Смотря сколько не виделись. Немаловажным фактором была ещё и погода. Когда мороз поддавливал, руками – ногами особо не подрыгаешь, и мероприятие заканчивалось относительно быстро. А тут…как прорвало его! Свои запланированные два с половиной упражнения, Михаил уже давно закончил и созерцал… накинув на плечи телогреечку, отпыхиваясь дымком табачным. Только вчера приехал, ещё и не одыбал полностью после рейса, а капитан – следопыт лысый, по обувке возле двери догадался, что Мишка с рейса прикатил. И утром – тут, как тут! Выходи строиться! Весна была в самом разгаре, а вернее на второй её половине, но на местной погоде это особо не отражалось: низкие тучи, ветерок – не ураган конечно, но гадкий, норовивший забраться туда, где и быть ему было не положено, ну и морозец. Не мороз, а именно морозец – так, ерунда, градусов под двадцать…

Сегодня, Стародубцев, особо старательно выворачивая себе руки, как вдруг приостановил процесс самоистязания и принюхался, как гончая перед лисьей норой: – Всё, кончилась зима! С Черского теплом потянуло! – философски изрёк предсказатель погоды. И не обращая внимания на приоткрывшийся Мишкин рот, принялся и далее превращать себя в здорового инвалида. На что уж Мишка терпелив, но долго не мог он выносить издевательства над своим организмом. Ладно бы над чужим, а то над своим собственным! Нет, вообще-то, Мишка зарядку любил… Не так, чтобы до фанатизма, но минут с пяток выдерживал Стародубовские экзерцизмы. Всё, вплоть до растирания снегом, которое было апогеем вколачивания здоровья в ихние хилые тела! Ни за какие коврижки Мишка не растирался колючим, холоднющим снегом! Глядя на раскрасневшееся лицо сотоварища по физкультуре, он зябко поёжился. Водными процедурами он предпочитал заниматься в тепле.

– Ну так и пошли ужо, Сергеич! Тётушка Зина уже с материка и письмецо первое прислала, не ему конечно, а соседке бывшей, но такие вести по посёлку расходятся очень даже быстро, где обстоятельно описала новый быт, обстановку. Не преминула рассказать, что и картохи, они с Петровичем засеяли с пол огородика! Мишке не терпелось поделиться с другом хорошей новостью, а тот всё никак не мог угомониться. – Представляешь, Сергеич, Трегубовы картошку уже посадили – между затяжками вещал Мишка, стараясь сбить нарастающий оптимизм в движениях товарища, – Недели две как! Скоро полоть будут! Пошли, а? – с надеждой канючил он, – Я на работу сёдни обещался Семёнычу. Не опоздать бы. Ну пошли, заколел я на фиг! – не переставал ныть Михаил.

Капитан не обращая внимания на его стенания, принялся растирать себя снегом, смешно тараща глаза и надувая щёки, – это был верный знак скорого окончания экзекуции. Пропустив Стародубцева вперёд, зашли в барак. С общей кухни тянуло запахом неизвестного варева, напоминающий клейстер для обоев. – Сергеич, ну ладно я, молодой да неразумный, а ты чего всё в бобылях ходишь? Тебе не надоело сухой картошкой с луком питаться? Может хоть одну на двоих барышню заведём? День тебе готовит, ночью мне спину греет, назавтра наоборот! А? Шедший впереди бывший капитан, обернулся так резко, что Михаил не успел остановиться и налетел на его костлявую спину. Хотел было чертыхнуться, но наткнулся на его взгляд – шутить охота пропала сразу! –

Знаешь, Альбатрос, порой, когда ты молчишь, я тебя даже уважаю! А сегодня, тебе явно надо было снегом растереться! Кровь разгоняет, а у тебя явный застой в мозгах! Женился бы, что ли… О, кстати, ты наверное ещё и не знаешь новость последнюю, живёшь между небом и землёй! Юлька наша, замуж выходит! – Брешешь! – вырвалось у Михаила.

– Ты базар то фильтруй, Альбатросина! В пивной, или с недоумками какими так себя вести будешь! – А чего ты пургу несёшь! Мозги снегом застудил? Как это Юлька замуж выходит? А я?! – Слышишь, ты, «перекати – поле»! Помнишь в картине «Берегись автомобиля», Папанов говорит Миронову: «Нет, всё-таки надо дать тебе под зад коленом, надо!» Сейчас от трёпки тебя спасло только твоё щенячьё- «А я?!» Головка ты от патефона! Ты по месяцу с кабины не вылазишь, об ваших с Талецким магаданских похождениях, по Колыме анекдоты ходят! От того баба уже сбежала на Атку, а тебя дурака, сколько ждала девка? Три месяца после больницы! А потом ещё ждала, когда ты мужиком себя почувствуешь, ждала да ждала, пока «жданка» не кончилась! Чего ты от неё хочешь? Ты ж как собака на сене! Что ты «гриву» опустил? Не нравится? То – то! А девке каково? А парнишка, что замуж её позвал, хороший малый, я знаю его. В Сусумане живёт. На стройке работает. Плотничает. Ну что, пропала охота хохмить? Ты ж только себя и видишь! А то давай, расскажи мне ещё, кто первый будет жениться, а кто – второй!

Но Мишка уже его не слушал. Быстро метнулся к себе в комнату, накинул первое что попалось под руки и бегом кинулся на улицу. Пробежав с десяток метров, скорость поубавил, а ещё через десяток, на шаг перешёл. Пройдя ещё метров с пяток, и вовсе остановился. Мыслей в голове было столько, что казалось даже шапка приподнялась! Как раз мимо клуба проходил. Надо было успокоиться, привести себя в порядок. Делая вид, что разглядывает, как художник приколачивает новую вывеску с названием фильма остановился, достал папиросы. Время было раннее, тем более выходной день. Глянул на часы – ну правильно, начало девятого, может спят ещё люди…Стоп! А какие люди? Я к кому, бегу собственно? К Юльке? Это ж с какими глазами я должен к ней заявиться? А если тётушка Марина, мать Юлькина, дверь откроет? Мало тебе прошлый раз тёща высказала? Ещё хочешь? Примерное направление мыслей, как о нём люди думают, высказал этот чекист недобитый! Ну капитан, ну солдатик по пояс деревянный! Мысли клубились, роились, наскакивали одна на другую, но приличных не было ни одной.

–Вот дожился, и пойти поплакаться в жилетку не к кому! Да ладно поплакаться, посоветоваться надо! Вернуться к Стародубцеву? Да пошёл он! Салдафон! По нормальному что, нельзя было сказать? Морали он мне читать будет! Может к Юрику, который Михалец? Ага! Тот своей судьбе ума дать не может, так моей советы давать будет! Не годится. Тогда куда? К Близнюкам? Может Наталья чего путного посоветует? Они вроде как подружки. Вот то – то и оно! А я кто? Альбатрос! Птица перелётная! Ох и точную «погремуху» Березинец придумал! Что мне Наталья сказать может? А Юрка? А Юрка что! Он хоть и дружище, но ведь это как посмотреть! С Юлькой они выросли вместе, а я? Вот чёрт! Делать то что? Может в Берелёх смотаться? К дядьке Мирону? Гусь ты лапчатый, а не альбатрос – сам на себя разозлился Мишка, – Совсем из ума выжил! Его жизнь, а он всё думает, кто ему советы давать будет, как жить! Надо пойти к ней и честно поговорить! Только боязно…

Дверь ему открыла сама Юлька. Первое что бросилось в глаза, сразу, её волосы – всегда собранные в тугой узел, даже в домашней обстановке, в которой Мишка и видел то её всего пару раз, были распущены. Оказывается, они были длинные, почти до половины спины. Одетая в простенькое светлое платьице, с распущенными волосами, она показалась Мишке похожей на фею из старой, доброй сказки. Странно, но она совсем не удивилась его приходу. Или вид сделала, хотя уж чего – чего, а притворяться она не умела абсолютно. Каждый раз когда они виделись, до этого, у неё в глазах загорался ясный тёпленький светлячок, даже морщинка, одна единственная, пролегающая как раз посередине высокого лба, распрямлялась. Откуда взялась эта морщинка в её юные года, Мишка понятия не имел, но уж точно не от очень хорошей жизни, и никогда ведь она ни на что не жаловалась. А он спрашивал? И только сейчас, обратив внимание на эту совсем уж маловажную детальку, придал ей столько значения. Равнодушно скользнув по нему взглядом, словно соседка пришла за солью, спросила, правда уж слишком показушно и нарочито громко:

– Чего случилось, Миш? Семёныч прислал? Я же заявление написала! Если бы она заплакала или обозвала, было бы легче. Совсем легко стало, если бы врезала по роже. Но скользнув взглядом, как по пустому месту, выбила из головы и те несуществующие слова, которые Мишка собирался придумывать по ходу дела. Стянув шапку с головы, он вытер рукой вспотевший лоб, вроде и хотел сказать, да из взявшегося твёрдой коркой пересохшего рта, вырвалось только неопределённое шипение. – Бежал что ли шибко? Запалился, я смотрю, аж вспотел. Воды может дать? Нет? Ты, Миша, говори скорей, а то я выскочила к тебе на босу ногу, а в коридоре прохладно. А чего это ты бледный такой? Не приболел?

– Юль, я …это… я чего пришёл…я …спросить….А …так ты заявление Осипенке оставила? – прорвало его, – Вот старый хрыч, а чего ж он мне ничего не сказал! Ну, извини тогда! Извини! Да…да… ты иди…холодно в коридоре…иди…- и повернувшись, быстро – быстро пошёл к выходу, но шагов через пять обернулся. Девушка всё также стояла в проёме двери, глядя ему в след, только теперь глаза её были полны такой невыстраданной боли, что у него холодным обручем сдавило сердце: – Юль, а скажи, правда… – с последней надеждой тихо спросил он,

– Правда, Миша, правда! Ты не переживай, я на тебя зла не держу! Видно не судьба – полушепотом, полувздохом, стараясь говорить, чтобы её как можно меньше слышно было внутри комнаты, еле сдерживая рвущиеся наружу слёзы произнесла Юлька. Круто развернувшись, Мишка кинулся к ней, но она вскинулась, как от яркой солнечной вспышки, непроизвольно заслонившись рукой, и уже громко, так чтобы слышно было внутри, протараторила: – Так ты и передай Семёнычу, старый совсем стал, что ли? Не помнит? Сам ведь мне вчера заявление подписывал… так и передай! И это….Миша, ты бы уехал на недельку хоть бы, а? Я прошу тебя, ну пожалуйста… – это уже опять, стараясь чтобы кроме них, никому слышно не было! Мишка только рот раскрыл, спросить хотел чего то, как дверь закрылась с резким стуком.

В гараже совсем не удивились раннему Мишкиному приходу. Посёлок маленький, все на виду. Вот и сегодняшний его утренний забег не остался незамеченным. Но мужики народ серьёзный, без повода, сами, в душу не полезут, хотя чувствовалось, что разговор был и о нём. Дорога в гараж просматривалась издалека и бредущего то ли с казни, то ли на казнь Михаила, наверняка давно заприметили. В диспетчерской, молча пожали друг другу руки, подвинулись на лавке освобождая место, плеснули в кружку свежего чайку…Закурили. Рабочий день уже с час как начался, шоферов внутри не было, все разъехались.

Чаёвничала бригада взрывников, ожидая свой транспорт. Машин не хватало, первую смену повезли на Бургали, а этим предстояло ехать на Пришелец. Там начали разработку нового участка, и нужно было закладывать взрывчатку. К началу весны надо было успеть вскрыть торфа. Промёрзшую веками землю рвали по нескольку раз и только после этого, начинали утюжить бульдозерами.

Надежда Васильевна с удивлением посматривала на Михаила в своё окошко, она точно знала, что сегодня у него дел никаких нет. Обычное дело – пришедший с рейса шофёр, назавтра имел законный день отдыха. Если конечно не было более срочных производственных заданий. Но в том и весь фокус, стоило появиться на работе, как тут же находилось и срочное, и неотложное дело. Поэтому редко кто отваживался приходить в гараж без особой надобности, а то и ещё денёк норовили урвать, выискивая несуществующие поводы. Такими поводами горазды были женатые люди, а вот у холостяков, окромя похмельного синдрома, уважительных поводов не находилось.

Вместе с въехавшей в ворота гаража вахтовкой, в диспетчерскую пришло и начальство в виде Семёныча. Горняки дружно начали собираться, с шумом и гамом выносить свой скарб на погрузку. Чернее тучи, Мишка, забившийся в дальний угол угрюмо наблюдал за суетой, держа в руках остывающий, ни разу не опробованный чай, но с вошедшим завгаром, привстав, поздоровался. Тот с интересом глянул на Михаила, но от комментариев воздержался. Зато Надежда Васильевна, движимая неиссякаемым женским любопытством, как бы невзначай поинтересовалась, сама собой гордясь, как это столько времени стерпела: – Чевой то у вас за сходняк со сранья? Ну ладно завгар по службе, а ты, Михаил, тебе то чего не спится? Дела какие? – Это я просил его прийти, – ответил за него Осипенко. – Когда ты успел? – изумилась диспетчер,- Тебя ведь не было в гараже, когда он вчера путёвку сдавал. И мне ты ничего не говорил. – Я жене своей и то, много чего не говорю, так что с того? – отшутился Семёныч, – А с Мишаней, мы учерась в сельпе встренулись.

Если бы не я, он вчерась, точно бы шкаликом раздобрился, а я его и попросил поутру на работе появиться. Так что, Васильевна, ты уж будь добра, не влазь в наш разговор. А к тебе Мишаня, у меня будет одно предложение. С начальством этот вопрос я уже обкашлял. Знаю, что тебе выходные полагаются, но у нас как у нищего – как жениться, так ночь коротка! В каморке у диспетчерши послышался короткий вскрик и раздался звон разбитой посуды! – Тьфу, чёрт! Надя! Чего ты буянишь? Миха, не обращай внимания, я не то хотел сказать! – Семён Семёныч, так мне на что внимания не обращать, на звон битой посуды или…. – Хорош придуряться, Михаил! Всё ты прекрасно понял! Не обращай внимания на то, что ерунду говорю! Фу, упарил! Короче, надо поехать в Магадан за селитрой. Ты глаза на меня не округляй, я знаю что ты сейчас скажешь! – Что?

– Что селитры этой у нас, как у дурака махорки! – Михаил криво усмехнулся: – Ну и к чему весь этот цирк?

– Послушай меня, парень. Давай, я не буду тебе «майсы» петь, а? Мужик ты не глупый, и понимаешь, что к чему… Приедешь, сядем потолкуем, хочешь у меня, а то к Мирону завалимся! Он звонил намедни, тобой интересовался. Наказывал мне присматривать за тобой. Глянулся ты ему, не первый раз трезвонит. Ну что, уговорил? Машину тебе ещё с вечера в гараж загнали. – Я ж в котельной на выгрузке её оставил! – И я про то! Ты оставил, а я сказал, чтобы как выгрузят, в гараж перегнали. Мужики с утра под неё запрыгнули, глянут что к чему…Пока домой сходишь, шмотку соберёшь, уже и прицеп зацепят. Лады?

– Семёныч, скажи, ты ещё вчера знал, что погонишь меня в рейс?

– Честно сказать – сомневался. Но в свете утренних событий, сомнения мои рассеялись. И потом – никто не думал даже, что ты этой ходкой, так быстро обернёшься!

– Ладно. Последний вопрос. Ты давно про свадьбу знаешь? Мне то, почему не сказал никто? Друзья – товарищи!

– Давай по порядку. Во первых – это два вопроса, во вторых – ты, Миха, не ищи виноватых! Человек, он сам кузнец своего счастья. А малый ты, взрослый, у тебя даже вон башка на плечах выросла и ещё кой-чего, отчего мужиком тебя кличут. И если ты вокруг себя ничего не замечаешь, кто тебе указ? Ты же не пришёл ко мне, скажем, или вон, к Надежде Васильевне скажем, чтобы спросить разрешения встречаться с тем или другим? Не пришёл…Ты думаешь никто не видит, как ты себя загоняешь из рейса в рейс? Ты признайся хоть сам себе, что запутался! На одну смотришь – всех жалко! Так не бывает, Миша…Человек, он тварь такая, он постоянство любит. Вот скажи, ты помнишь, когда в последний раз в кино ходил? Нет? Правильно! Ты в него и не ходил! Ты ж молодой парень, а живёшь, как ….ну, не знаю даже…бирюком, что ли. И претензий к тебе нету, и …Знаешь, Миха, вот без обиды – была бы у меня дочка, ни в жизнь бы за тебя не отдал! К зеркалу подойди, посмотрись! У тебя глаза пустые. Холодные. Вымерзли, что ли…Давай, оттаивай…И в рейс я тебя гоню не потому, что мне тебя жалко, а потому, чтобы Юльке спокойней было. Грех такую девку обижать. Поэтому, ты уж не обессудь на речи мои. Я как понимаю, так и изложил ситуёвину. А вернёшься – поговорим. Если захочешь…

И нацепив очки, сделавшись сразу заведующим гаражом из задушевного собеседника, Семён Семёнович зашёл за перегородку, разделявшую диспетчерскую на два мирка – начальства и подчинённых, и сев за свой конторский столик, принялся яростно крутить ручку допотопного арифмометра, стараясь выбить из него жизненно важные показания.

Сказать на это было нечего. Голова была пустая, как барабан. Но на душе стало легче. Словно выплакался в подушку. Услышав осторожные шажки, поднял голову – рядом стояла Надежда Васильевна с уже заполненной путёвкой и стопкой талонов на топливо: – Держи, вот. На Магадан возьмёшь уголь в Тал Юряхе, в диспетчерской на «пятаке» тебе дадут направление на погрузку. Я Гомонову позвоню. Нам нужна селитра и шифер. Там на месте решите. И прерывисто вздохнув, взъерошила ему волосы. Быстро наклонившись, по матерински, чмокнула в щёку:

– Давай, Альбатрос, лети! И возвращайся…

– Э, э! Вы там ещё «Прощание Славянки» затяните! – заворчал механик, – Вали с глаз долой, пернатый! А то щас Васильевна слезу пустит! Как же, любимца её в рейс гонят! Чё тебя так бабы любят, а нерусь? Там возле стула, туесок стоит, моя жёнушка тебе в рейс пирожков настряпала, как узнала что ты поедешь. Хватай, и чтобы я тебя в посёлке, неделю не видел! Ферштейн?

Впервые улыбнувшись за последние два часа, Михаил поднялся с лавки, поставил на стол совсем уже холодный чай, нахлобучил поглубже шапку: – Ладно, Макаренки, понял я. Вот только не знаю «спасибо» говорить или чего поласковей. Боюсь, что всё что скажу, всё не в «масть» будет! Но супруге твоей, Семён Семёнович – спасибо однозначное! И Надежде Васильевне – спасибо на добром слове! А вам, старикашка, властью обременённый, я так и отвечу, куда вы меня послали – Ауфидерзеен, мин херц! Яволь, партайгеноссе?

– Вот паразит нерусский! Он ещё и матюкается! Геть отседава! – взвился Семёныч, хотя ему явно пришлось по душе, что Мишка не стал корчить из себя оскорблённую невинность, а постарался свести серьёзный разговор, который тяготил и того, и другого, к разрядившей обстановке шутке. – Вали, вали! Сидор с подарунками не забудь, охламон! Ишь ты, «мин херц» я ему! Приедешь с рейса, я тебе такого «херца» покажу, мало не покажется!

Уже на улице, щурясь от необычно яркого солнца, Михаил в который раз подумал о том о странных превратностях судьбы. Вроде бы чужие люди, решали в его судьбе, ещё час назад, казалось бы, неразрешимые вопросы. – Да, крепко подумать надо! Ведь примерно то же самое он и говорил сам себе в минуты душевных самоистязаний! Вот теперь дождался, когда ему это сказали другие. Но ведь камень с души-то упал? Ага, аж гул в ушах стоит! Только вот совесть. Ах эта совесть… Тётка сварливая… Живут же люди без неё… Или не живут?…

Магадан встретил такой пургой, что света белого было не видно! Ветер дул всю дорогу, начиная со спуска Аркагалинского перевала. Зима напоследок решила видимо перетряхнуть свои снежные мешки! Дуло на Бурхалинском, дуло на Гербинском. На Дедушкиной Лысине дуло так, что стоял пять часов – поворот на Талую замело напрочь! Два трактора не успевали расчищать дорогу. Пока ждал, и машину замело, что не смог даже с места тронуться. Копал, копал – без толку! Одну лопату снега откинешь – десяток прилетает! Сам бы и не управился – руки б оторвались! Благо таких горемык как он, набралось несколько человек. Гуртом справились и с Лысиной! На Чёрном озере всё повторилось, как под копирку, с той лишь разницей, что трактора не было!

Становились в две колонны и кидали лопатами снег, стараясь попадать под ветер, расчищая колею. Так по одной машине, помогая друг другу, «верхом на лопате» приехали в Атку. Может и «пурговали» бы на Чёрном Озере, пока трактор не пришёл, да солярка кончалась! И не у него одного! Хочешь – не хочешь, копай!

А как заправился, стал уже размышлять, чем заняться – ехать дальше, совсем желания не было. Хотел в гости к Валерке Талецкому сходить, да куда там! Мало того, что в метре не видно ничего, так ещё и мокрый до самых трусов. Где от пота, где от снега – хрен редьки не слаще. Залез в «спальник» переоделся, развесив на всём чем можно, мокрые шмотки. Укутался в одеяло, достал из неприкосновенного запаса кусок сала, луковицу, хлеба отломил, ну а чаёк само собой к этому времени уже булькатил в маленькой кастрюльке на примусе. Ценное приобретение сделал он прошлым рейсом – искал леску покрепче, друзья попросили привезти, вот и зашёл в «Спорт – Охоту», там и увидел. Маленький, да удаленький! Десять минут и кипяток готов! И вони от него мало. Чуток окошко только надо приоткрыть, и так в кабине запахов хватает!

За окошком, в свете фонарей и мелькании снежных сполохов, спросонья, и не угадаешь, в каком времени суток живёшь. Ну, потому как хотелось спать, решил, что ночь на дворе и после кружки горячего чая, который должен был освежить и придать бодрость, еле – еле успел прикрыть приоткрытое оконце и поплотнее укутаться в одеяло – провалился в глубокий сон, как в присказке – «Утро вечера, всегда мудреней»! Вот и посмотрим. Посмотреть хотелось Юльку, хотя бы во сне – всю дорогу, только о ней и думал. Не судьба – даже проклятый снег, и тот не приснился…

Утро началось как в лучших домах приличных семейств – с разминки! В качестве спортивного инвентаря – лопата. Радовало одно – вся давешняя бригадка «копателей» в сборе! Махнули друг другу – доброго утра желать, язык не поворачивался. Только – только успел в сухое переодеться, тронулись. Остаться одному – себе дороже, а пожевать и на ходу можно. До Яблоневого катились как на санках. Дорогу, ясное дело никто не чистил – не царское это дело, в пургу дороги чистить! Нормально, по вешкам ехали! Не дураки первопроходцы были, столбики дорожные, столбиками, а без вешек по краям дороги – никуда! Так вот и крались друг за дружкой, как партизаны – след в след. Ещё диву давался – навстречу, ни одной машины! Красота, конём ходи!

Километров через двадцать, уткнулись в хвост колонны, стоявшей видимо, уже давненько. Подошёл к стоявшем у обочины мужикам: – Чё стоим, кого ждём? – Кури, на Яблоневом пробка! – И давно? – С вечера… – Зря торопился, можно было на Атке в столовую сходить! – Я так меркую, ты даже в кабак с вечера сходить смог бы! Сёдни весь день опохмеляться, а завтра поутряне, догнал ба! – Думаешь так всё сурьёзно? – в тон ему спросил Михаил, – А то! Дай Бог к вечеру расчистят. К утру, с той стороны на подъём потянут. Пока тех не вытянут, нас не пустят! Так что смело расчехляй рундук, вари шулюм! Где то вдали бахнул выстрел, за ним второй! – О! Мужички куропатками разжились! — Как они в такую погоду ещё и куропаток могут разглядеть? — Это, брат, особая порода людская – охотники называются! Им по барабану, какая погода, лишь бы ружьецо под рукой было! А есть ещё рыбаки. Те к любой луже подойдут, крючок закинут и поймают карася какого – никакого!

Ветер вроде бы как и поутих. Или это только казалось – стояли они в распадке между сопок, верхушек которых видно не было из-за клубящихся над ними снежных облаков. Чуть повыше – и уже было видно, как раскачиваются вековые лиственницы, значит ветер бушевал поверху. А на стоявших внизу, сыпался только снег. Тяжёлый, мокрый, липучий…

Опасения не подтвердились – тронулись к вечеру, а весь день мимо них шли машины, идущие из Магадана. Но настала и ихняя очередь. Поехали

И как только миновали малюсенький посёлочек, в котором и жили дорожники, стоящий у самого подножья перевала, ветрюган накинулся с новой силой! Радость была лишь оттого, что сильнейший ветер, переносил через дорогу снежные сугробы, оставляя дорожное полотно, сравнительно чистым. Непонятно было даже с какой из сторон света он дует! Двигались в кромешном снеговом аду.

В кабине было ненамного теплее улицы – всё тепло выдуло в считанные секунды, несмотря на работающие на полные обороты обе печки. Да и какое там тепло, когда выпрыгиваешь из машины почти через каждые сто метров, увязая в перемёте сам, или впереди идущая машина останавливается во внезапно появившемся сугробе.

Пришлось даже одеть рукавицы, хотя такую «роскошь», Михаил себе позволял редко. Ну разве только во время ремонта на «свежем воздухе». А вот спине было жарко! Ехать надо было так, чтобы не потерять из вида, светящийся красным глазом, фонарик впереди идущей машины. Ни вешек, ни тем более столбиков, видно не было в упор. Дорожная насыпь была высокой и сверзиться оттуда, не было ни малейшего желания.

Когда пошла последняя долинка, перед Карамкенским перевалом, называемая Донышком, в честь имени речушки там протекающей, показалось, что сейчас многотонную машину, ветер, всё – таки сковырнёт с дороги! Тяжеленный, стёганый, ватный капонир, укутывавший капот машины и привязанный-пристёгнутый на пару дюжин ремешков и завязок, вдруг вспучился, затрепетал, как старая стираная – перестиранная портянка на бельевой верёвке, во время налетевшего порыва ветра и…больше Михаил с ним никогда не встречался! Была правда мысль, остановиться поискать пропавшую подотчётность, но и эту мысль унесло сумашедшим ветром.

Сил хватило доехать, если можно так выразиться, всё до того же Карамкена. Увидев вспыхнувшие впереди себя стоп сигналы, остановился. Малость обождав, пошёл узнать в чём дело. Вся колонна машин стояла на обочине у посёлка, и он был единственный, кто вышел из кабины. Забравшись на подножку передней перед ним машины, увидел что водитель спит, упав на сиденье, не сняв с себя даже тяжёлые унты. Толкнувшись ещё в пару кабин, увидел примерно тоже самое, лишь с малой разницей в позах, упавших без сил шоферов! Здоровые, сильные балагуры и весельчаки, отдали все силы этим неполным пятидесяти километрам, выпившим их до дна! Завтра они будут ржать над собой молодыми конями, а сегодняшний рабочий день для них был закончен. Ужин – самое святое в жизни шофёра, с его чифирком, и приятными посиделками, и брехливыми разговорами «за жисть», был отменён. Колыма торжествовала! Гудела ветром в таёжных буреломах, порошила снег на замершую технику, радовалась своему величию и неукротимости, наплевательскому отношению к календарному времени году, гулким эхом старого филина, перегукивалась с пытающимися проступить яркими звёздами.

Не став изображать из себя героя – одиночку, Мишка вернулся к себе в кабину, годясь собой разделся, как и прежде развесив по всем выступающим неровностям свои «харахуры», и улёгся спать, завернувшись раза на три своё одеяло и уснул, даже не успев пожелать себе «Спокойной ночи»! И опять никто не приснился… Определённо что-то не так в Аствацтурьянском королевстве! Знать бы что…

С утра всё повторилось с маниакальной последовательностью! Ветер, снег, лопата! Папиросы уже не успевали просыхать, а вскоре и курить стало некогда – машин в связке становилось всё меньше и меньше. Кто то не выдерживал ритма и останавливался дожидаться дорожников, несколько машин завалились в кюветы – ихние водители посчитали себя умнее других – пошли на обгон в этой снежной круговерти! И оказались увязшими в снегу по самый козырёк над кабиной – им теперь никто кроме трактора и Господа Бога и не поможет!

Так и получилось, что на последний «тягун» перед посёлком Сокол, Мишка попёр в одиночестве. Казалось, здесь дорогу не чистили с самой осени. Черенок лопаты блестел, как шлифованный, сама лопата тоже! Порой Мишке казалось, что врезаясь в очередной сугроб, от лопаты начинал идти пар, как от утюга. Вот в этих клубах пара он и наткнулся на стелу с надписью «Сокол». Вершина! Вниз катиться было куда как легче…даже сквозь сугробы! А когда пошла «бетонка», жизнь вообще показалась прекрасной, потому что «бетонка» – это уже почти Магадан! Осталось то всего пятьдесят шесть километров!

Но это просто показалось… сил уже не было. Просто совсем. Даже толком съехать с трассы не смог. Прижался к тому, что больше всего показалось «бровкой» и сразу завалился спать. Нет! Не сразу, уже который раз вспомнил добрым словом другана Талецкого, который настоял на переносе трубы глушителя за кабину – теперь, на остановках для ночлега, не надо было крутиться, как вошь на гребешке, в поисках подветренной стороны – при любом ветре, дым не попадал в кабину! Разложил на приборной панели, вытащенные из кармана папиросы, вернее то, что от них осталось. И отъезд был сумбурным, было не до папирос, и дорога не располагала походами по магазинам. Так что курить, катастрофически было нечего. Можно было скрутить самокрутку. Конечно можно, при условии, что табачок сухой! А он подмок, как и порох в пороховницах! Куда не кинь – везде клин! – Да…жаль… лучше бы пожрать ничего не осталось…Ладно, спать! Чёрт,…чегой то поговорка на счёт прелести утра над вечером, начинает надоедать! – зло бормотал Мишка, пытаясь натянуть на себя одеяло…

Но поспать толком не пришлось. Показалось, только закрыл глаза, как в кабину ворвался посторонний шум чужих двигателей и яркий свет, взорвал только – только задремавшую тишину. Выглянув из «спальника», увидел колонну грейдеров, идущих своим «боевым» порядком – лесенкой. И конечно же, именно его машина, мешала! Ругаясь на чём свет стоит, Мишка полез вниз – ты хоть заматюкайся, а дорогу освобождать надо! Проклиная снег, ночь, «непруху» с невезухой, взгромоздился в чём спал за руль. Назад дороги не было, только вперёд! Это «вперёд», тащилось с пару километров. Остановиться вариантов не было. Освещаемый сзади в шесть мощных прожекторов, ехал до более – менее приличного расширения, где его благополучно и объехала колонна дорожников. Ага! Теперь хоть сапоги обуть можно, а то так и рулил в носках! Так может обратно, в «спальник»? Глянул на часы – пять утра…Прислушался к организму: – Выспался, приехали! Вставай, одевайся рабочий народ! – Так кажется поётся в одной из патриотических песен,

– Сколько, часика два – три дреманул? И то хорошо! Чего бока валять? – вспомнилась поговорка Баяна. Мишка часто ловил себя на том, что оставаясь в кабине сам – на – сам, разговаривал, будто бы с собеседником. Громко, внятно. Наверное для того, чтобы самому себя и слышать, а то свихнуться можно! Ладно, воспоминания надо оставить до пенсии, а мне пора одеваться! Нет, сначала надо закурить! Так было всегда – рабочий день, должен начинаться и заканчиваться перекуром! Но это моя личная точка зрения! Ну всё, раз попёрло на «размышлизмы», точно проснулся! На приборной панели отыскал подсохшую и не совсем высыпавшуюся папиросу. Сладко затянулся.

-Эх, кофею ба! Где там мой термосок? У него в «загашнике» почти всегда лежал неприкосновенный запас стратегического назначения – термос с кофе! Он с детства любил и понимал вкус в кофе. У них в семье этот напиток культивировался, в принципе, как и в каждой мало – мальски армянской семье. Кофейные зёрна мама доставала по величайшему блату, в основном на рынке. А туда его доставляли прямиком из Армении. Конечно в Армении кофе не произрастал, но всегда считалось, что армянский – самый лучший! На Мальдяке в кофе понимали толк человек пять – шесть. И как ни странно, одним из них, была жена завгара Осипенко. Ларчик открывался просто, родом она была из Баку, и уж где – где, а там уж, в кофе точно толк знали. Ну а на Мальдяк кофе попадал стараниями Заркуа. И это было почище контрабандных поставок колумбийского наркокортеля! Ходили слухи, что и с самого Сусумана, приезжали к нему за этим благоговейным нектаром! А какой аромат стоял, когда мама обжаривал зёрна! Тут надо было тоже знать толк! Помешивать их на сковородке надо было не переставая, подрумянивая равномерно со всех сторон до состояния слегка обуглившихся головёшек! Нельзя было не не дожарить, не пережарить! И это была самая малая часть из ритуала приготовления! Потом эти зёрна надо было перемолоть. И только в ручной кофемолке! Никаких миксеров! Да и сварить его было не просто… Нет, сварить обыкновенную «бурдымагу» было проще простого – вскипятил и всё! Нет. Варить нужно только в турке и непременно бронзовой! И только до первой «бульки»! Высший пилотаж – в песке! Обычно с песком мало кто заморачивался, но шедевр вкуса получался именно в песке! Необъяснимое явление! И обязательная шапка пены! Вкусной, ароматной, воздушной!

Достал из за сидения термос, подарок того же Алексея Ивановича Заркуа, открыв крышку, сунул туда нос – восхитительный аромат шевельнул усы! Кофе конечно остыл, никакой термос не удержит тепло неделю, но запах то, запах! Вспомнилось, как первый раз занялся приготовлением кофе у себя в бараке, когда выпросил у Алексея Ивановича горсточку настоящих кофейных зёрен. Совершенно случайно оказался в его волшебной лавке, в момент распределения «контрабанды» между членами «мафии». Пел дифирамбы, скакал козликом, выл волком, но добился принятия в члены «междусобойчика». И забыв зачем вообще приходил в магазин, побежал домой. Но пришлось вернуться с пол пути – а турка? Турку забыл! Ну, тут уж не до жиру – ни бронзовой, ни медной, спасибо что нашлась обыкновенная. Кощунство ведь кофе варить в кастрюле! Вроде и не было никого в бараке, а народец подсобрался… Мало того, что свои обитатели припёрлись на запах, ещё только когда обжаривал, а когда варил – и соседние бараки подтянулись. Как то так получилось – весна была, середина июня! Всё нараспашку! В смысле – все двери, потому что окна никто никогда в бараках не открывал. Налив в кастрюльку кофе, примостил на уже гудящий примус и уже через пяток минут, сидел блаженно улыбаясь, вытянув губы трубочкой, дул на ароматнейший из напитков!

Некоторые гурманы любят, чтобы кофе остыл, а вот Михаил любил, чтобы только – только с огня! Видимо с далёкой Турции досталась ему эта привычка. Ведь кроме этого, любил он сделав глоток обжигающе горячего кофе, делать глоток ледяной воды… Контраст вкуса был просто потрясающий. А если всё это дело, да совместить с ароматной сигаретой – жизнь удалась! И совсем даже ничего, что вместо свежесваренного – кофе разогретый, вместо холодной воды – снег из за окошка, а взамен сигареты – поломанная и плохо просушенная папироса! Жизнь прекрасна и удивительна! И плевать, что это неправда!

Теперь можно и по воздуху свежему пройтись, посмотреть, что и как снаружи. Накинув куртку, вышел из кабины. Ветер прекратился, но снег и не думал. И часика через два, от стараний служб дорожных, не останется даже воспоминаний. А мир спал! Было так тихо, что казалось слышно, как касаются земной поверхности опускающиеся снежинки, тем более, что Михаил и машину заглушил, так захотелось ему тишину послушать! Подняв голову, он стоял ловя разгорячённым лицом, открытыми глазами, крупные, будто бы вырезанные из салфеток на новогоднее торжество, снежинки. Спал мир…

В эти предутренние, самые сладкие часы, его так и не смогла разбудить колонна грейдеров. Подумаешь почистили. К рассвету всё будет исправлено! Этот сорванец, ветрополох неугомонный, посдувал с сопок и деревьев убор снежный! Непорядок! Весна? Какая весна?! Всё небо было затянуто тяжёлыми снежными тучами. Хватит ещё снега, чтобы исправить баловство природное! Мир творится ночью. Ночью рождаются люди и в большинстве случаев, умирают тоже ночью. Под покровом темноты творится история дворцовых переворотов, рождения и падения империй! Даже цунами и те, зарождаются ночью! Днём, Владыку Мира, отвлекают людишки, просьбами своими никчемными. Только ночью, Он, может спокойно обойти свои земные владения и внести коррективы в создание мироздания! И пусть мир спит…

Вытерев ладонями мокрое от снега лицо и решив, что пора завязывать с созерцанием и медитированием, Михаил пошёл в обход своей ипостаси. Но вынужден был тут же вернуться – темень стояла наичернейшая! Как в желудке у сарацина! Пришлось возвернуться в кабину и уже вооружившись фонариком, совершил обход вверенного ему имущества. Ничего не прибавилось, но и убытков не обнаружил. Занесённый снегом Краз, гружёный углём по самые верхние доски бортов, был похож на спящего динозавра. Тщательно осмотрев своего задремавшего зверюгу, протёр тёплой рукой фары, залепленные снегом, потоптался на подножке, оббивая снег с сапог, сел в уже вконец выстывшую кабину и завёл мотор: – «Включай стартёр, вперёд ребята! Шофёры боевой народ!» – замурлыкал Михаил.

За пару часов езды, навстречу попалась лишь пара машин – одна из них почтовка – автомобиль с белой наклонной полосой по борту фургона, этим любая погода по барабану! Складывалось впечатление, что на этих машинах, работали самые обезбашенные водители Колымы! Ничто и никто не мог остановить доставку почты и почтовых грузов, по большим и маленьким посёлкам! Второй машиной, был рейсовый автобус. Эти тоже мало чем отличались от почтовиков!

Рассвело, на посту ГАИ, навстречу ему вышел инспектор, укутанный по самый нос в зимний полушубок, в валенках и огромных мотоциклетных перчатках – крагах. Не дожидаясь пока припорошенный снегом «гаишник» поднимет руку с жезлом, Михаил начал притормаживать, прижимаясь к обочине. Уже остановившись, выскочил навстречу с пачкой документов: – Начальник, а у тебя что, тоже невеста за другого замуж выходит? Инспектор с интересом поглядел на шофёра: – Попутал, мазута? Ты откуда такой любознательный? Ну ка, дыхни! Смиренно выполнив приказ и забрав свои бумаги, Мишка полез обратно в кабину не дождавшись от «гаишника» пояснений на вой вопрос. Или не в духе был «командир», или не полагалось шутить ему на службе, он так и не узнал.

Ближе к городу ветер крепчал, по земле, опережая машину, всё быстрее и быстрее, ползли снежные змеи, стараясь быстрее Мишки попасть в Магадан. На последний, Дукчинский подъём, потратил ещё два часа – и машин скопилось много, и побуксовать пришлось – скользско… По укоренившейся традиции, стал возле стелы «Магадан» – надо было привести себя в порядок, насколько это возможно в походных условиях, негоже «Гаврошем» чумазым являться перед очи начальственные, коим он считал Гомонова.

Вторые сутки в Магадане пурга…Порт не работает, на базы не пробиться. Как не рад был Михаил отдохнуть, но уже и поднадоело! В шоферской гостинице народу мало – «Бедуют мужички по кабинам!» – думал он переворачиваясь в очередной раз с боку на бок в своей комнатушке. Столовая – кушетка, пару часов дремоты и опять харчиться. Тоска. Можно и город, а смысл? Дует так, что конца вытянутой руки не видно! Но в кино сходил, в «Горняк». Дело случая. Утром пошёл бриться – мыться, а бритва послав последний привет вонючим дымком, приказала долго жить!

Хочешь – не – хочешь, пришлось идти в город. Уже когда вышел, сообразил – рань несусветная! Магазины порядочные часиков с десяти работают, а тут – начало девятого. Но уже пошёл, не возвращаться же! В городе хоть и ветер, но дороги чистят, по тротуарам работяги с лопатами фланируют – процесс идёт! Безработице – бой! Подошёл к универмагу «Чайка» – закрыто, пошёл дальше. Возле знакомого винзавода – только ветер метёт, громыхая пустыми картонными коробками. Ни костерка, ни знакомых. Пошли дальше…Фу – х, наконец то проспект! Уморился бороться с ветром, снегом и одновременно на дорогу смотреть, а ну – как заплутаешь! Поди ещё не опытный горожанин! Как ни странно – автобусы ходили! Ничем этот город не удивишь! Подумаешь – пурга! Люди спешили по улицам, как ни в чём не бывало, дети шли в школу, молодёжь дурачась кидала снежки друг в друга. Пошёл по проспекту вверх – благо ветер стал дуть в спину, но как только дошагал до следующего перекрёстка, со стороны драмтеатра, вместе со снежной позёмкой вынесло новое направление – со стороны ближайшей сопки, вдоль проспекта, на котором и стоял театр. А вот чуть выше, в аккурат напротив кинотеатра «Горняк» – было затишье. Осмотрелся.

А «Кулинария» – магазинчик, который однажды спас его от неминуемой голодной смерти, уже работал! Сразу же захотелось свежих коржиков – помнил желудок вкуснотищу, сразу рот слюной наполнился! Внутри, как ни странно, человек с пяток, уже отоваривались. Взял горячего какао и коржик, стал за высокий столик возле окна. Магазинчик находился в цокольном этаже, поэтому видны были ноги спешащих прохожих, снежную позёмку, да через дорогу, афишу кинотеатра.

Пока кушал, особенно по сторонам не глядел, лишь потом присмотрелся – «Зигзаг удачи»! – Да, мне бы сейчас, именно удача и не помешала бы! Вот уж это «бы» проклятое! Если бы, сели бы…Если знал «бы» куда упасть – мешок с соломой таскал «бы» за собой! Это про него! За эти дни, совсем извёлся. Чувство вины держало крепко. Пока занят хоть чем то – всё нормально, лишь только остался наедине с собой, сразу мысли разные лезут! Правильно Семёныч подметил – сам от себя бегу…На Колыму от себя прибежал, теперь куда? Длинная полоса невезения получилась. Помнится, говаривал старшина – сверхсрочник: «Там, где заканчивается полоса неудач, начинается кладбище»! Но помирать нам рановато, сеть у нас ещё в жизни дела – скаламбурил сам себе Мишка, – Надо отвлечься, так и с «катушек» можно съехать! А пойду- ка я в кино! Вот приеду домой, пойду к Осипенко и скажу: – Говоришь в кино я ни разу не был? Был! Вот и случай подходящий, кинотеатр напротив! А фильм? И фильм в тему! Надо же – «Зигзаг удачи»! Эх, как удача нужна!

Сказано – сделано, и уже через пяток минут, не успев даже покрыться снежной порошей, заходил в билетную кассу. Внутри был настоящий птичий базар, так было шумно и тесно! Поначалу даже и не понял – что, кто, откуда и почему столько? Ребятня, возрастом от лет от десяти до пятнадцати кружили, гомонили, что то делили – то ли завтраки данные родителями в школу, то ли деньги на эти самые завтраки, короче – самый настоящий птичий базар! Как только за ним хлопнула дверь, галдёж прекратился, но буквально секунд на несколько, а затем вспыхнул тем же весёлым гомоном. Пробиться к окошку оказалось делом не таким и простым, малышня категорически не желала расступаться! Малость остывшая после похода по заснеженным улицам спина, опять взмокрела: – Пацаны! – взмолился Мишка громким голосом, – Ну расступитесь, Христа ради! На сеанс опоздаю! – Не, дядька, не опоздаешь! Сеанс в девять двадцать, а сейчас только девять десять! – вполне серьёзно пояснил ему впереди стоявший маленький очкарик, успевавший отбиваться от наседающих и с боков, и с фланга, и тыла, таких же «коротышек».

Странное дело, настроение у Михаила стало приподнято – радостным, плечи сбросили груз тридцатилетних проблем, забыты все тревоги и волненья за производственные планы, личные неурядицы и погодные катаклизмы. В очереди в кино, стоял такой же пацанёнок, Мишка Аствацтурьянц, давным – давно читавший книжку Носова «Незнайка», и вдруг ставший одним из «коротышек», решившим сходить в кино. Сунув снятую шапку за «пазуху», расстегнув пару верхних пуговиц на телогрейке, принялся тоже активно работать локтями, стараясь при этом никого особо не задеть. А то получится, как говаривала матушка – сила есть, ума не надо! И минут через несколько, это дало свои плоды – он влился в общую очередь! И до кассы было рукой подать! – А чего вы все здесь? – спросил он у впереди стоящего «очкарика», уловив его насмешливо – одобрительный взгляд, – Школу что, отменили? Или день актированный? – Зачем актированный? – удивился малый, – Нет. Просто в школу неохота… – Всем сразу? – удивился Мишка, – Я за других не ответчик, – с самым серьёзным видом ответил пацан, – Это мне неохота, а у других, может и причины другие, контрольная например. Дядька, а ты то, чего в такую рань в кино подался, тоже с работы хиляешь? – Не брат, – рассмеялся Мишка, – это она от меня! – Как это? – не понял тот,

– Ветер! Краны в морпорту не работают, груз в трюме парохода. А мне грузиться надо. Вот я и жду.

– А! Так ты трассовик?

– Можно и так сказать.

– Дядька, а ты мне пять копеек не одолжишь? Неохота в первые ряды садиться, там малышня одна, а у меня только пятнадцать копеек, добавишь пятачок? – неожиданно спросил нечаянный собеседник.

– Да отчего ж, одолжу конечно!

– Вот спасибо! – обрадовался мальчишка, – Ты не сомневайся, я отдам! Вот в следующий раз придёшь в кино, я и отдам! Честно пионерское!

– Ну, раз честно пионерское, тогда я спокоен! – рассмеялся Михаил, – Держи вот, десять копеек.

– Мне пять надо!

– Бери, бери. Газировки купишь или семечек.

– Да, сразу видно, что ты в кино редко ходишь! Откуда здесь семечки? И газировка в буфете только с двух часов. Да на пятачок особо и не попьёшь…А за деньги не переживай, я сюда, в кассу занесу, и предупрежу кассиршу. А как приедешь, заходи. Всё одно, пойдёшь ведь в кино. Не всё ж время рулить! Ты, дядька, не сомневайся, я честно пионерское дал!

Подошла очередь собеседника. Просунув голову в кассу, тот принялся о чём то спорить с продавцом билетов. За рукав Михаила резко дёрнули, он обернулся. Рядом с очередью, отделённый турникетом стоял молодой мужчина, примерно одного с ним возраста:

– Браток, выручи! Купи билет! Сеанс вот – вот начнётся, а этих «галчат» не перекричишь и не перестоишь!

– А что, и у тебя денег нет? – усмехнулся Михаил,

– Зачем, нету? Есть. Держи, – он протянул рубль, – даже сдачу можешь не отдавать.

Михаил рассмеялся:

– И чего я дурак по трассе гоняю, надо переезжать в Магадан, каждое утро вставать в очередь в кассу, глядишь, миллионером стану!

Наконец «очкарик» порешал свои проблемы, выторговав удобный для себя ряд и место, отошёл от окошка. Теперь и Михаил протянул деньги:

– Два билета, пожалуйста. На этот сеанс.
– Вам куда желательно?

– Нам?- переспросил он, – Подальше от этих пострелят.

– Ложа подойдёт?

Михаил посмотрел на подошедшего мужчину, тот, поняв вопрос, кивнул головой,

– Подойдёт,- сказал Михаил в окошко, протянув деньги.

Обратный путь, был уже не так тернист. Все страсти кипели по пути в кассу! Не став разрывать билеты, так вдвоём и пошли.

– Может покурить успеем? – спросил новый попутчик на пути в зал.

Мишка глянул на часы,

– Успеем…Давай хоть познакомимся, что ли…Михаил – он протянул руку,

– Игорь, – крепко пожал тот, – и давай на «ты», идёт? Угощайся, – протянул ему открытую пачку «Столичных».

– Ух, ты! – причмокнул Мишка, – Давненько не брал я в руки шашек!

– Знаем, знаем, как вы играете! – засмеялся собеседник, – Любишь Булгакова? Не часто здесь можно встретить читавшего Булгакова!

– И на свободе! – продолжил за него Михаил.

– Ну зачем так мрачно? Или сиделец? По возрасту вроде не подходишь!

– Шофёры мы! – с крестьянской степенностью ответил Михаил, с городу Мальдяку, слыхал?

– А то! Знаменитые края…

Слышно было, как затренькал звонок. Раз, второй, третий…

– Пошли?

Яростно сделав последние пару затяжек, давненько всё же не приходилось курить приличное, щелчком пульнув окурок в сторону урны, находившейся под метровым слоем снега, побежал вслед за Игорем. Вдоволь насмеявшись, через полтора часа вышли на свет дневной.

– Всё таки надо почаще в кино ходить! И именно на детские сеансы! – прикуривая протянутую сигарету, выдохнул вместе с дымом, посетившую мысль Михаил, – И даже не суть, что смотреть! Мне только от хохота детского стало здорово!

– Не женатый? – спросил его Игорь,

 Был. Сейчас – нет, – погрустнел Мишка, – Надо бы, да вот «бы» мешает!

– Не грусти. Всё наладится…Верить надо!

– Оптимист…твои слова да…Слушай, а чего это ты в кино с утра пораньше? – переменил тему Мишка, – Меня малый в кассе спрашивает – Хиляешь, дядя? Я сперва даже растерялся, а теперь вот тебя спрашиваю, вроде день рабочий. Мне вот в морпорту погрузку не дают – штормовое говорят, а ты?

– Не…я в законном отгуле! У меня друг сегодня прилетает, встречать поеду, вот и надо просто время провести. Дома сидеть не хочется, привычка – всё время на работе. Встал, пошатался по квартире – скукота, до прилёта далеко, на работу пойди – запрягут так, что не вырвешься потом. Вот и решил – в кино! Давно кстати хотел этот фильм посмотреть. Мы в газете на него рецензию делали.

– В газете?

– Ну да, в газете. Я корреспондентом работаю. В «Магаданском комсомольце».

– Здорово. Я ни разу живого корреспондента не видел.

– Типун тебе на язык! Живого! Как скажешь…Слушай, а ты сильно занят?

– Я очень сильно не занят! А что, помочь хочешь?

– Нет. Слушай, ты стихи любишь?

– Не напоминай мне об этом! Я недавно в больнице лежал, так вот решил выпендриться, попросил принести мне «Божественную комедию», Данте. Слышал о такой?

– Больше скажу! Я даже читал её!

– Вот, вот! А я – пытался! Вот до этой «Комедии», я думал, что люблю стихи, а после неё – понял, что не очень! А с чего это ты интересуешься?

– Сегодня у нас вечер намечается. Стихи почитаем, песни попоём. Пойдёшь?

– А удобно?

– Странный ты…Любой смертный пол жизни отдал бы, чтобы оказаться на твоём месте!

– Смеёшься? Я уже истратил пол жизни! А на что? У меня и осталась – половина! Надо прожить её так….

– Ладно. Зайдём с другого конца. Ты про Высоцкого слышал? – Я его «Баньку» уже и на гитаре подобрал! Он у меня из любимых.

– Так вот, это он и приезжает!

От неожиданности Мишка аж присел!

– А ты тогда кто? Всеволод Абдулов? А Игорь твой псевдоним? Я в журнале читал – у Высоцкого, друг – Абдулов!

– А Севка при каких делах? Севка наш друг, он в Москве! А Володьке я обещался с рыбаками познакомить. У него окно выдалось – день или два, вот он мне и позвонил. Говорит – встречай! У него всегда так. Как он сам и поёт, правда про меня – «С бухты – барахты!»

– Как «про тебя»?

– Да вот так! Мы как – то раз поспорили крепко. Ну, о смысле жизни, о месте под солнцем, вот я взял и махнул в Магадан! Назло всем! А он песню написал «Мой друг уехал в Магадан, снимите шляпу!»

– Так твоя фамилия…

– Кохановский.

– Брешешь! То есть, извини, врёшь! Побожись!

– Не! Я ж комсомолец! Хочешь я тебе стихи свои почитаю? Из последних?

– А удобно? Слушай, ты меня извини, что я вот так – по простецкому! Я ж живого поэта…

– Стоп, стоп! Это уже было. Ну что, читать? Мне самому интересно! Ты – первый слушатель!

– Давай!

Как трудно новый день начать,
Когда понятно вдруг,
Что день вчерашний, был ошибкой непростой.
Он был твореньем наших рук,
Он был наш словно добрый друг.
К нему привыкли, он стал нашей судьбой,
И были счастливы с тобой мы во вчерашнем дне.
Не знали мы, что это всё самообман,
Застыло время, как во сне,
Но вот в рассветной тишине,
Вчерашний день растаял, как ночной туман.
Прощай навек, мой бывший друг,
Прощай вчерашний день,
Друг в друг мы ошиблись, как в любви своей.
Вчерашний день пускай теперь,
Твоей ошибки тень,
Пройдёт как туча над землею поскорей.

Кохановский перевёл дух, ожидающе глядя на Михаила:

– Ну и…

– Скорбно…

Поэт улыбнулся:

– Ну а ты как думал? Эмоции должны быть переплетены с рифмой! Только тогда они задевают за живое! Скорбно – не значит уныло! Вечером Володьке покажу, он скажет! Если что не так, распатронит только держись! Нет лучше критика! И хуже нету! Сколько стихов в мусор выкинул! У него чутьё!

– А веселей у тебя нету? Этот вот стих, сто процентов – моё отражение! Девушка мне была, как друг. А я для неё стал любовь. Вот и получилось, что вчерашний мой день, должен пролететь и забыться. Я потерял друга, она любимого! Чертовщина! А чего ты стал это стихотворение читать?

– Я ж говорю – последняя работа…ты уж извини, я не специально…А веселей… вот послушай!

Клёны выкрасили город,
Колдовским каким –то цветом,
Это скоро, это скоро,
Бабье лето, бабье лето!
Я кружу напропалую
С самой ветреной из женщин,
Я давно искал такую,
И не больше, и не меньше!

– Слушай, поэт, ты прямо провидец настоящий! И лето было, и женщина была! А каким огнём деревья горели! Всё – я твой почитатель! А если ещё и с Высоцким познакомишь, с меня кабак будет причитаться!

– Да ты что? Кабак? А ты знаешь, где мы сегодня собираемся?

– ???

– Вот именно! В ресторане! Там тоже наш друг сегодня играть будет!

– А в каком?

– В «Магадане»!

Михаил рассмеялся:

– А друга не Аркашей зовут?

– Аркашей! Ты уже знаешь его, да?

– Ну, наверняка не настолько как ты, но – приятельствуем…

– Вот и отлично! Тогда подходи в ресторан, часикам к семи. Сейчас я в аэропорт, привезу Володьку, отдохнёт пару часов с дороги и встретимся. Да, кстати, там на входе….

– Стоит швейцар, здоровый как ветряная мельница, и кличут «Швейцаром»!

– Всё правильно! Это я упустил! Если уж Аркашу знаешь, то…

– Именно! Тогда до встречи! Я гляжу ветер поутих, да и время к полудню, надо и мне на рабочем месте появиться, авось грузиться пошлют!

Крепко пожав друг другу руки, новые знакомые разбежались каждый по своим делам, в надежде вечером встретиться вновь.

– Не забыть бы бритву купить!

Погрузку назначили на завтра. При условии, что ветер стихнет хотя бы до пятнадцати метров в секунду! И то, наверное, Михаил так надоел диспетчеру, что он готов был пообещать что угодно, лишь бы назойливый водитель отвязался от него:

– Ну откуда я знаю, когда ветер прекратится?! Приходи завтра!

Мишке вспомнился один концерт по радио, Райкин выступал. Там и были такие слова: «Вежливые все стали! Грубым словом никто не обидит! Вот раньше как говорили? – Пшёл вон! А теперь? – Зайдите завтра! Культура!» Хотел было пожаловаться Энштейну – а что это даст? Ветер прекратится? Вот и маялся до вечера, как неприкаянный. Правда домой, на прийск, позвонил, чтобы не волновались. Связь была ужасной. Кричал, кричал в трубку телефона, лишь только голос сорвал. Часам к пяти привёл себя в полный порядок, присел на кровати и…уснул! Будто неделю не спал! Как в омут провалился. И тут звонок телефонный! Да громко так! А Мишка спит, проснуться не может…Вдруг, чувствует, за плечо его легонечко кто – то, толк! Глаза открывает – Юлька!

– Ты откуда?

– Вставай, засоня….опоздаешь…

В темноте вскочив с кровати, Михаил как шальной бросился к включателю света – темно в комнате, щёлк – и никого! Во дела! Во сне – сон приснился!

В ресторане было, как в …ресторане! Музыка, шум, гам…Который раз Михаил диву давался – на улицу в такую погоду, хороший хозяин собаку не выгонит, а здесь – яблоку упасть негде! Благо хоть «садовник» свой! Запустил в «огород» без вопросов. А вот Володьки Кулика – «землячка», на работе не было. Потолкался в фойе, высматривая корреспондента, который поэт – нету…В зал заглянул пару раз – не видно… Дождался пока музыканты на перекур пойдут, шмыгнул за ними в подсобку, где они обычно отдыхали. Встретились как старые знакомые, поболтали о том, о сём…Мишка всё не мог начать, но улучив момент, отозвав Аркадия в сторонку спросил:

– Слушай, Аркаша, я тут сегодня познакомился с парнягой одним, Игорем зовут, он мне и подсказал, что сегодня у вас здесь поэтический вечер намечается, так сказать…Я уже с пол часа околачиваюсь – никого. Никак опоздал?

– Ещё как опоздал! Они уже часа два, как отвалили!

– О, жаль как…Игорь обещал с хорошим человеком познакомить!

– Да…Володька, это ураган! Не сидится ему на одном месте! Они с самолёта, сразу сюда! Посидели, поели…попили…Попели малость…Игорь говорил, подойти был должен кто-то…я и не подумал про тебя…Улетели они…наверное…

– Куда?! Ночью! На чём?!

– Вот уж, брат, не знаю! Я ж говорю – ураган! Ему как за «воротник» попадает, его ничем не остановить! И сегодня…Мы ему показали песню новую, «Моя лопаточка» – он и на «дыбы»: – Я лучше напишу!

Мы ещё грамм по триста приняли – они и полетели! – и Аркаша заржал в полный голос, довольный своей шуткой.

– Да ты особо не расстраивайся! Может они и дома у Игоря! Водки они с собой взяли – ящик! Далеко не улетят!

В комнату к музыкантам зашёл администратор:

– Ребята, вас там уже заждались!

– Всё, всё, Анатолий, идём! – музыканты потянулись к выходу,

– Миша, вот познакомься, Анатолий Мезенцев – старшим у нас! Толя, а ты посади Михаила куда – нибудь, а? Вовка сегодня выходной, а зал битком. Возле эстрадки столик стоит, там все наши перекусывают, ты туда стульчик подставь? Не уходить же парню! Мишаня, а ты отдыхай! Ежели чего, завтра к Игорю сходим, может они там. Хотя…я слышал, как они таксисту чего – то про аэропорт на тринадцатом километре говорили…А там, кто его знает…ящик водки, это сила!

 Аркаша! – администратор повысил голос!

– Иду, иду

Из зала уже доносились первые аккорды музыки – «веселуха» набирала обороты! Михаилу и стульчик подставили, и приборчики поставили. Сегодня, официанткой у него была миловидная девушка Люба – низенькая, симпатичная, лет этак двадцати, с грудью предпоследнего размера. Хотя в этом Михаил разбирался слабо, в размерах, но глаз радовался, глядючи!

К этому времени вечера, гости – собеседники, обычно уже разбиваются по парам. Кто по интересам, кто по заинтересованностям…Как сытый не разумеет голодного, так трезвый, никогда не поймёт выпившего! В свете последних событий, Михаилу и так всё казалось в мрачных тонах, а тут ещё эта неудача! Эх, надо было сразу с Кохановским в аэропорт ехать!

Есть не хотелось, а вот выпить….Мишка поймал себя на том, что бессознательно налил и залпом махнул три стопки подряд, поймав на себе удивлённый взгляд соседа по столику.

– Трудный день был, – с извиняющейся улыбкой пояснил он смотревшему. Сквозь грохот музыки – уж очень близко сидели они от оркестра – тот и не расслышал, но понимающе кивнул.

Выпитое сделало свое дело, напряжение отпускало. Уже с любопытством начал оглядывать зал. Показалось, в углу, мелькнула знакомая фигура. Заиграла музыка, народ встал, заухали – потолок приподнялся, затопали – колонны в зале раздвинулись: – «Поспели вишни в саду у дяди Вани, у дяди Вани, поспели вишни!»

– Эх, ма! Была б денег тьма, купил деревеньку и жил помаленьку!

Жизнь налаживалась…Налил ещё…

– Вообще-то, разгонятся не надо, вдруг погрузка завтра?

Тепло ударило в голову, стало жарко. Снял пиджак, повесив на спину стула, закатал рукава рубашки. Ноги притопывали в такт музыке.

– Сплясать, что ли? А с кем?

Уже более придирчиво оглядел соседей по столикам.

– Вон, рыженькая сидит, глазками в разные стороны стреляет! А рядом кто, папа? Рассмешил. Ты в детстве много с мамой по ресторанам ходил? Не…явно не папа… кавалер. Но не муж…Или муж? Может по делам люди в ресторан пришли? Вот, как яростно спорит, не обращая ни на кого внимания! Пойду спрошу! А чего, если и замужем, потанцевать нельзя? А если и нельзя, а очень хочется? Воистину, водка – причина многих наших увлекательных приключений! Говорят же, напился – веди себя прилично. Ага! Щас! А какого лешего я тогда вообще пил?! Пойду! Только с музыкой подгадать надо. Под какую знакомиться лучше, под медленную или быструю? Как по заказу музыканты затянули – «А лес стоит загадочный, а сердце, сердце так стучит! Скажи, пусть будет больно мне, но только не молчи!»

Михаил поднялся, быстро огляделся – вроде конкурентов не видно. Кавалер рыженькой, продолжал яростно спорить со свои собеседником, не обращая никакого внимания и на скучающую даму тоже. Призвав на помощь всю свою галантность и обаяние, Михаил подошёл к столику и обратился к мужчине:

– Извините, могу я пригласить вашу даму на танец?

Тот оторвавшись от собеседника, глянул на подошедшего:

– Дама не танцует! – отрезал он.

Эх, с каким удовольствием, приложился бы сейчас Михаил по этой физиономии! И что, мне теперь обратно «порожняком» катить? Непроизвольно у него сжались кулаки. Может врезать? Сам себя развернул в противоположную строну, к своему столику. Настроение – жуть! Эх, какой скандал пропадает! Бывает…бывает мучительно стыдно, за то, что натворил! Хочется закрыть глаза и…натворить ещё раз! Ладно, надо успокоиться. Неожиданно Михаила кто-то взял под руку! Удивлённо обернувшись, обнаружил себя в объятиях всё той же рыженькой барышни!

– Вы уж простите, можно вас перепрегласить? – засмеялась девушка, – У Виталия Борисовича, сегодня дурное настроение!

– Ох, уж этот Виталий Борисович, – засмеялся Михаил, сам себя нахваливая в душе, что не дал взять верх переполнявшим его эмоциям! Девушка вела его в танце мягко, но уверенно. Ему и делать ничего не надо было, только отдаться течению музыки. Локоны её растрепавшихся волос, щекотили щёку, девушка явно была на пару размеров меньше, даже не очень рослого Михаила. Постепенно перехватывая инициативу, повёл сам, и было видно, как нравится это его напарнице. Только – только решил переходить к более тесному знакомству, закончилась музыка! Аж поморщился досадливо. Девушка перехватила гримасу – её брови вопросительно взлетели вверх:

– Что-то не так?

– Всё не так! Как зовут спросить не успел. Пока танцем наслаждался. Спасибо, красиво танцуете.

– И вам спасибо. А на счёт знакомства – не стесняйтесь, подходите. Я гляжу, вы в одиночестве? Может за наш столик перейдёте? Прямо скажем, такого поворота в развитии событий Михаил и не предполагал. Танец окончился, а они стояли посредине площадки и беседовали. Друг Аркадий, улыбаясь, что-то сказанул своим музыкантам, на эстраде грянул хохот и полилась тягучая, восточная мелодия, а сам маэстро, насколько мог, нежным голосом, проворковал в микрофон:

– Эта песня, посвящается нашему другу Михаилу!

Смущённо отвесив реверанс в их сторону, повернувшись к изумлённой даме, по гусарски щёлкнув каблуками, склонил голову:

– Ещё тур, мадам?

– Мадемуазель…игриво поведя глазами ответила девушка.
В этом танце, они наконец познакомились. Её звали Софья. Очень необычное для Колымы имя, отметил он «про себя». Ещё она рассказала, что Виталий Борисович – это её начальник, а сами они в командировке. Живут в Среднекане, здесь по служебным делам, она специалист – мелиоратор, работает в совхозе, не замужем, комсомолка, любит танцевать, петь и вышивать!

И это всё за несколько минут танца! Такого напора Михаил и не ожидал! Вообще – то познакомиться хотел он! Но тут, явно – знакомились с ним! Танец опять закончился, и Софья подхватив его под руку, потащила знакомиться к своему столику. Мужчины спорить прекратили и с интересом наблюдали за ними! И когда девушка подтянула слегка упирающегося Михаила, явно над ним подсмеивались.

Познакомились быстро, без формальностей. Компания была весёлая, от прежнего спора не осталось и следа, приход нового человека был встречен без особых сопротивлений. Так что стул свой, Михаил перетащил к ним уже без стеснения. Оказывается, Софья была младшим мелиоратором, Виталий Борисович – начальник отдела Среднеканского района мелиорации, а его оппонент по спорам – начальник областного отдела мелиорации, Максим Эрнестович. Спор их начавшийся ещё на работе в кабинете, плавно перешёл в ресторан. Кроме своей мелиорации они категорически замечать ничего не желали! Подспудно разговор зашёл и о качестве выращиваемой в Среднеканском совхозе капусты, о линии Габерландта, и о значении личности Хрущёва в свете последних решений съезда партии! Михаил только глазами блымал, переводя взгляд с одного на другого, пока не догадался всем налить по рюмочке! Какой там Габерландт! К тому времени он уже знал, что это учёный – биолог, правда известный в узких кругах. Менделеев – вот столп науки! Только лишь одним своим открытием, он объединил разумы стольких людей! Попытался это доказать это этим неучам – мелиораторам, как на него напустились уже все, включая Софью! Но было весело! Шутили, смеялись, пили и обнимались. Потом снова пили. К тому времени все уже были на «ты», хотя и линию брудершафта и не пересекали.

Неожиданно Виталий Борисович засобирался. Смех! Оказывается, в гостинице, где они жили, через проходную пускали только до двадцати трёх часов! А потом дверь закрывалась на ключ. Домострой! Михаилу уходить не хотелось, крылья за спиной раскрылись и хлопали, требуя полёта. Да и Софочка явно хотела остаться. Она и руку Михаила поглаживала, и смотрела так ласково, так ласково…Но этот сатрап, этот Виталий Борисович…

Проводив новых знакомых, клятвенно заверяя, что обязательно встретятся, вернулся в зал. В плавающих клубах табачного дыма, всё виднелось смутно. А чего нужно? Стол видно, что на столе тоже, подними руку, появится официант. Махнул «стопец» – и танцевать! Однако ноги слушались всё хуже и хуже. В голове мелькали обрывки мыслей, всплывали обиды. Жаль не мог припомнить на кого – пошёл бы выяснять отношения! За его столиком давно никого уже не было, сам он успел пересидеть на всех стульях, рассматривая зал во всех ракурсах. Но отчего-то его взгляд, время от времени цеплялся за одну кампанию, гулявшую в самом дальнем углу ресторана. Уж больно знакомая фигура время от времени появлялась и исчезала в полутьме.

Ни с того, ни с сего, на свободное место за столом, подсел незнакомец, одетый фасонисто, но уж больно по-попугайски! Желтая рубашка навыпуск, красный шейный платок, манжеты на рукавах закатаны, от кистей рук поднималась вверх синева наколок. А вот лица не было! Блёклое пятно с пустыми глазами, узкими губами. Отвернёшься, и через секунду, глядя в упор, не узнаешь! Огляделся по-хозяйски:

– Чё смурной, братан? Кочумаешь? Наливай!

Погруженный глубоко в свои мысли, и не сразу понял, что обращаются к нему. Подняв голову увидел подсевшего, деловито перебирающего на столе остатки закуски:

– Ну? Чё ты буркалы выкатил, говорю ж, наливай!

– А у тебя что, руки судорогой свело?

– Бычишь? Вязы – то сверну!

– А репа не треснет?

– Лепень возьми, за мной иди! Тракторист…

Особо не понимая, что делает, Мишка взял со спинки стула пиджак:

– Ну, пошли…Может новенького чего расскажешь…и с какого перепугу, я трактористом заделался…- бурчал он себе под нос, плетясь к выходу.

Пропустив вперёд «цветастого», как окрестил его Михаил, не увидел, как тот, свободной рукой захватил со стола пустую водочную бутылку. Уже выйдя из зала, начал оборачиваться, спросить – то надо, куда дальше, как промеж глаз ему и прилетело! Бил мужичонка по затылку, наверняка чтобы, а тут угораздило же Мишку повернуться! Половиночка секунды и была у него, чтобы уклониться, да где там! После литры выпитой! Только и успел, что наклонить башку! Да и то не он, а навыки его бывшие! Звонко ахнув лопнула бутылка, и как зверь на бегу поймавший пулю охотника, рухнул Мишка на пол. И народу было много вокруг, а никто не кинулся помочь. И то правда – двое дерутся, третий не мешай. Только драки и не было. Драка – это крики, возня. А здесь? Вот и наклонился к упавшему, только сам ударивший. Ловко перелистал полы распахнувшегося пиджака, вытащил скомканный рулончик денег, не обращая ни на кого внимания, прошёлся по карманам брюк – пусто. Быстро осмотревшись по сторонам, шагнул в сторону и растворился среди людей…

Наверное с минуту, Михаил провалялся брёвнышком. Никто этим особо не озадачился – подумаешь, пьяный мужик на полу разлёгся! Бывает… Очухавшись, сначала сел на задницу, осмотрелся, перевёл туловище в позицию – «раком», опёрся руками о стену, и медленно, на дрожащих ногах поднялся…Кровь заливала правый глаз, башка гудела будто и не в бутылку врезался, а в Царь – Колокол!

– Здрав будь, боярин – хихикнул он.

Странно – злости не было. Полез в карман, достал платок, как мог вытер лицо.

– Надо в туалет пойти, водой кровь замыть, да поглядеть, что там. Не отрубил же он мне голову? Вот гадёныш!

Вспомнив, ещё раз пробежался по карманам – пусто!

– Вот так горбатых и лечат, в мешок – и шилом!

Осмотрев себя в зеркале, умывшись, причесавшись скрюченной пятернёй, пришёл к выводу, что жизнь хороша, а жить хорошо – ащё замечательно! Ну и что с того, что кусок брови висел тряпочным лоскутком? Шрамы украшают мужчину! На подоконнике лежала забытая газета – оторвав уголок от страницы, тщательно послюнив, заклеил бровь. Ещё разок критически осмотрел себя в зеркале:

– Явно не альбатрос! С грехом пополам, на пощипанного гуся тянешь! Нос красный, волосы мокрые, вид помятый…Ну что, вперёд, голову лечить?

Вот только финансовый вопрос решить надо. Пошёл к Швейцару. Нашёл того в гардеробе, он там с двумя официантами гешефт дербанили – на вынос водочкой-то приторговывали, опосля семи нельзя же, а они вроде как благодетели…Тот его увидал, аж в лице поменялся!

– Братка, кто ж тебя?

– Нашлись умельцы…Слушай, до завтра деньжатами не выручишь? Эта погань, мало того, что башку раскроил, ещё и по карманам шуршанул – под голяк. А мне за стол платить, да и ещё взять надо…обезболивающего.

– Да не вопрос, братка! Сотки хватит? Держи! – Увидев утвердительный кивок Михаила, протянул купюру:

– А кто ж такой, а? Мне прямо интересно, до невмоготу! Покажешь? Ну, я понимаю, в бубен въехать! А «бабосы» чего подрезал, у тебя их и так вытащить, как два пальца об…асфальт? Может сгрубил, а, Мишаня?

– Ага! Ну и бил бы руками! Чего ж бутылкой? Не…это «гоп-стоп»!

– Вот змей, а? «Фуфырём» засветил?! Подлюка… Ты, иди, братка, иди, мы тут сейчас «пенку» раскидаем, я подгребу, помозгуем…Можа тебе фельдшерицу подогнать, а? – заржал он…- Не, как раненому – медсестру!

Махнув рукой, Михаил пошёл в зал. Вечер близился к завершению, народ вошёл в «раж» и категорически не желал из него выходить! Музыканты «жарили» не переставая, «забывая» в каждой песне по куплету – чтобы больше успеть! Но, всё равно, очередь со смятыми «кровными», меньше не становилась! Пробравшись к «своему» столику, нашёл взглядом официантку, махнул рукой, та живенько подскочила. Под конец вечера, у них в основном работа – грязную посуду собирать! А тут заказ! Сочувствующе оглядела Михаила, ей сразу понравился этот парень – крепкий, невысокий, нос с горбинкой, ногти на руках с чёрной каёмочкой – явно из работяг. Только одни сапоги кирзовые чего стоили, хоть и прятал он их под брюками навыпуск! Мишка попросил бутылку водки и салатик.

– Да какой там уже салатик? Размели всё! Повара уже домой «лыжи» навострили! Время! Остался цыплёнок табака, правда холодный! Нести?

– Неси! И хлеба! По башке дали, жрать захотелось! И расщитай сразу, а, Любаша? Пока деньги есть! А то, у меня день сегодня не задался…даже и не день…время последнее. Хотел напиться – и то не получается! Неси, Любаша, неси, чего найдёшь! Главное водки поскорее, а с закуской – как получится!

Официантка момент прочувствовала – на одной ноге метнулась! Бутылку принесла, помчалась за едой. Мишка не стал дожидаться, сразу налил. Большой стакан, который под «минералку». Аж дух перехватило, замотал головой. Нашёл кусочек хлеба, яростно втянул в себя уже поблёкший духмяный запах. Пошла родимая…Любаша принесла тарелку с закуской, и чего там только не было! Колбаска нарезанная, кусочки ветчины, ломтики сыра…не было только цыплёнка!

– Любань, ты что, сейф шеф-повара вскрыла?

– Скажешь тоже! У девок с сумок вытряхнула! Они ж паразитки домой тянут! Я им ношу облегчила!

– Они-то, об этом знают?

– А как же! Считай это добровольным пожертвованием!

– Любаша, ты счётик бы мне сразу, а?

– Да закусывай, горе – горькое! Это тебе за моральные издержки!

– Какие, какие? Мордальные? – заулыбался Мишка,

– Какие хочешь….улыбнулась в ответ официантка, – Ты это…- замялась она, – кушай, не спеши. Я смену сдам….провожу…Куда ты с пробитой головой…

– Заступница! Ладно, поглядим…

Налил ещё одну. Второй заход подействовал быстро, опьянел почти сразу, хорошо хоть голову отпустило. Саднило только бровь, но это терпимо. Ещё раз попытался оглядеть дальний угол – опять показался знакомый силуэт. Нет – ничего в дыму и полумраке непонятно.

– А кто мешает пойти посмотреть? – пришла мысль в голову.

Сказано – сделано! Земля качалась, как в шторм или землетрясение! Ни в том, ни в другом, Мишка не был, но все прелести поговорки – земля уходит из-под ног, понял. А тут ещё как назло музыканты грянули:

– «А подо мной глубина, семь километров до дна, но пока ещё никто не утонул!»

И смех, и грех! Долго, ох как долго, шёл он в тот угол. Мешались столы, цеплялись за ноги стулья, танцующие пары то и дело норовили сбить с пути, но он дошёл! В самом дальнем углу ресторана, в углу, под самой стеночкой, гуляла большая кампания, сдвинув два или три стола, которые были заставлены так, что могло показаться – проходит всемирная выставка шампанского! Всё было занято пустыми бутылками! Мишка аж икнул непроизвольно! Он и напитком серьёзным никогда его не считал, не мужским вернее. Так – баловство одно. Но девушкам нравилось, а это главное его достоинство! Местные обитатели почти все уже были в «дымину» пьяные.

– Это ж надо, обпились газировки бедолаги, – ещё успел подумать Михаил, как его тоже не совсем трезвый взгляд, увидел то, от чего он начал стремительно трезветь! На коленях у мерзавца в жёлтой рубахе, сидела Светлана и с таким упоеньем его целовала, что Мишка, оторопел, оцепенел и очуманел сразу во всех ипостасях! Он кожей чувствовал, как с таким трудом влитый в него алкоголь, паром злости сочится сквозь его поры, как воздух из колеса, сквозь дырявую камеру! Сколько ж он простоял? Наверное достаточно, чтобы его заметили! И не только Светлана! Раймонда была тоже тут, собственной персоной! Как раз появилась! Может с танца, а может ещё откуда! Изумление было на всех лицах, без исключения! Музыка окончилась и народ устремился к своему столу, а здесь – с десяток человек стояли, не понимая, что происходит. Впрочем, одно исключение было – «бутылочный» хулиган! На его лице, читалась скорей досада, чем удивление.

– Ты ещё живой, тракторист? И чего тебе неймётся?

Он встал с места, ссадив с колен оторопевшую Светлану и вальяжной походкой направился к Михаилу, по пути отодвинув и Райку с двумя кавалерами.

– Сюда тебя кто звал?И до того он был уверен в своей непобедимости, что

даже в руки ничего не взял, дружков в помощь не позвал! Наверняка ведь, не один он здесь шампанским давился. Вид Мишкин действительно был не из лучших. Подружки бывшие тоже опешили – никогда в таком состоянии его не видели…Пьяно покачиваясь, он и стоял в полном недоумении. Есть ещё чему удивляться в мире этом! А он на себя думал, что он сволочь!

– Вот это кампания! – вырвалось у него,

– Твоя кампания в овраге лошадь доедает! – напуская на себя блатной удали, играя глазами по сторонам, чтобы все видели, как он этого пьяного работягу сейчас бить будет! Со стороны зала подошло ещё пару человек, которые сразу хотели помочь своему товарищу, но их остановила Райка, схватив за руки и чего-то быстро- быстро говоря им на ухо.

Недоумение так и не успело слететь с лица Михаила, когда его ударили! Женщины закричали, непонятно от страха за кого. Уворачиваться не было сил, поэтому Мишка просто присел. Кулак пролетел над ним, а его хозяин по инерции, тоже сделал несколько шагов вперёд. Он был так уверен в себе! А Мишке и делать ничего не оставалось, он просто повернулся вслед, и взяв его за длинные волосы, хрястнул со всей мочи о колонну, которая как раз и стояла на пути! Звук был – как лепёшка коровья на землю упала…Оставляя тёмные полосы на колонне, забияка сполз вниз! Михаил обернулся на женский визг:

– Чего вы нервные такие? Ну, ударился человек, упал. Я вот тоже недавно…упал. Райка! – прикрикнул он – Чего ты орёшь? Он же не твой хахаль! Это вон ей, – кивнул он на Светку, – орать надо! Или твой ухажёр тоже будет меня бить? Давайте! Колонн в зале всем хватит! Ну – ка, иди сюда! – грозно подозвал он одного из парней, – Не хочу я руки пачкать, глянь у товарища своего, – носком сапога он показал на упавшего, – у него в карманах мои денежки ещё не закончились? А то я смотрю, вы шампанского набрали! Прям, как на свадьбу! Ах Светка, Светка, точно Валерка вас раскусил! Суки вы! Значит и свадьба у вас – собачья!

– Чего вы стоите, зовите милицию! – заверещала Райка, толкая оставшегося стоять рядом с ней парня.

– Дёрнешься, удавлю, как бурундука! – прищурив глаз пообещал он несостоявшемуся герою.

Вместе с парами алкоголя улетучивалась злость, а надо было успеть свершить правосудие.

– Давай сюда! – увидев деньги в руках у шарившего своего приятеля карманы парня, – А то я вам сейчас здесь устрою кузькину мать!

Пересчитав купюры, он изумился: – Куда ж в вас столько влезло? Две сотни просадили! А? – он замахнулся на подавшего деньги,

– Мы музыку заказывали, – проблеял тот отшатнувшись,

– Ах, музыку…тогда ладно. Не так обидно! Музыку и я слушал! Вы за стол расщитались? Тогда быстро забирайте этот, пока ещё живой труп, и валите отсюда! И не дай вам Бог, слышишь, Светка, появиться здесь ещё раз! Пошли вон! – рявкнул он.

Дрожа от возбуждения, вернулся к себе за стол, вылил остатки водки в стакан, выпил махом единым, даже дух не переведя! Схватил со стола папиросы. Прикурить не получалось – спички ломались одна за другой.

– Что ж за жизнь, а? Господи, чем я тебя прогневал? – Билась мысль в голове, – Ну нельзя так часто в людях разочаровываться!

Ведь только теперь, он понял, кого он так подспудно выискивал во мраке ресторана! Ведь Светку хотел увидеть, сам себе в этом не признаваясь! А может и не Светку? Хоть кого, кто сейчас, просто оказался бы рядом! Выслушал…понял…Мишка сидел за столом размазывая слёзы по щекам, никого не видя! Но плакал не он! Плакала водка. От того, что не принесла она облегчения страждущему, ещё оттого, что понимала – сколько её не пей, совесть – эта тётка продажная, в нужное ей время высовывается из норки своей потайной, и тогда градусы водочные, размываются градусами накала страстей человеческих.

Подошёл Швейцар, потолкался рядом. Молча присел рядышком на стул… Что-то шепнул подоспевшей Любаше, та опять отправилась на кухню. Ресторан заканчивал работу. Официанты ушли переодеваться, музыканты складывали аппаратуру. Потихонечку подтягиваясь, присаживались за стол. Обычно весёлые и смешливые, вели себя тихо, сдержано…как будто похоронили кого…Нет, устали просто…

– Мишаня, слышишь, а что, правда у вас на Кавказе, долго живут? – отвлекая от мрачных мыслей, спросил Мишку один из ребят, Володя кажется… Я как родился в Магадане, так никуда ещё и не выезжал. Боюсь летать! Вот мне и интересно, доживу я покуда железную дорогу построят? А что? Мне батя рассказывал, что раньше у нас была «железка», аж до Палатки! Узкоколейная правда…

– Доживёшь, какие твои годы! – поддержала парня подошедшая Любаня, – если «бухать» меньше будешь! – ставя на стол при этом пару бутылок водки! Все сразу встрепенулись, когда такое было – от угощения отказываться! Это Швейцар решил проставиться.

– А в честь чего, Феликс?- спросили у того.

– Кто, кто? – уже вытирая лицо переспросил Мишка,

– А ты не знал? – удивился Аркадий, – Благодетель твой! Вообще-то, его Федькой зовут! Но это ж ни в какие ворота! А Феликс? Грому подобно!

– Да ладно вам, хорош прикалываться. Это при каких делах? Мужику вон, муторно. В «бубен» получил ни за шапку сухарей, «лавэ» подрезали, «шнапс» его не берёт с досады! Видели с кем краля его бывшая сейчас трётся?

– Светка, что ли? – откликнулся Аркаша, – с Ромкой. Туман, погоняло по -моему. А ты, что, типа не знал, что на ней, да на подружке её, пробу ставить негде! Чего ж ты сразу не просветил? Умничаешь…

– Вот, вот! Этот Рома с «Шахтёром», золотишников уже с месяц как трусят! Борзые стали! Уже даже в кабаке «песком» расчитываться стали! Даже странно, что сегодня этот гнус, один оказался. А может и к лучшему. Это Рома – дерьма кусок, а Шахтёр не подарок! А Михась? Теперь вот, точно, доживёшь до свадьбы! Сколько лет тебе, а? Не пора жениться? Глянь как Любаша на тебя глядит! Орлица! Любого на занавески распустит! Женись, давно на свадьбе не гуляли! А мы сыграли бы! И тебе хорошо, и нам прибыток!

Мишка уже оклемался. Слёзки утёр, водочки выпил – опять жизнь налаживаться стала! Мужички-то умные! Чего соплями по столу елозить! Поплакаться, он и в одиночестве может. А в кампании негоже! Несолидно…

– Точно, точно! – уже заулыбался Михаил, – вот послушайте, о женитьбе кстати. Мне отец мой рассказывал, а ему – его отец!

Пожилой армянин приходит в магазин одежды и говорит:

– Дайте-ка мне парочку приличных костюмов!

А ему в ответ:

– Уважаемый! Зачем тебе пара костюмов? Ты человек в возрасте, костюмы дорогие, возьми один, тебе до самой смерти хватит!

– Не в цене дело! Один себе беру, второй – для папы!

– Вах! Слушай, если тебе лет восемьдесят, папе сколько? Сто?

– Даже больше! Но, такое дело – хотим на свадьбе у дедушки, нарядными быть!

– Молодцы! Тебе – под восемьдесят, отцу – за сто, деду сколько? Сто тридцать? Куда ему жениться?

– Вы правы, уважаемые! Он и сам не хочет, да его родители настаивают!

Смеялись все! Даже Михаил, который рассказывая эту историю вспомнил дом, маму и у него опять начало пощипывать в носу. Но веселье заразительно! Особенно в хорошей кампании.

Опять пошла по кругу бутылка, тосты опережая друг друга, изощрялись в оригинальности, и уже обнявшись вместе, распевали неизменную – «Ой мороз, мороз!»

Подошли ещё две девушки, тоже официантки – налили и им! Михаил и сам не заметил, как Любаша оказалась у него на коленях! Громко гогоча, Швейцар последовал его примеру, усадив и к себе на колени, одну из подошедших! Ах, как горячи поцелуи! Как туманит голову хмель:

– Наконец то я среди друзей! Как долго я искал вас! Чего же это я разнюнился! Подумаешь, Юлька замуж выходит! А я вот возьму и женюсь на Любушке! Или вон, на той – белобрысенькой! Она здорово на Валюшку похожа! О, Валюшку вспомнил! Интересно, а где она сейчас? Помнится, её я тоже обидел…ещё одну из многих…Валечка…

– У меня есть тост! – пьяно закричал Мишка, – Давайте выпьем за Валентину! Есть такая хорошая девушка!

– За кого? – удивилась, отстраняясь от него, Любаша? – Ты ничего не перепутал? Во даёт! С моих рук пьёт, а в уме какую-то Валентину держит…Ох, уж эти «дети гор»! – и она звучно впилась ему в губы своими! От хохота дрогнули тяжёлые шторы…

– К утру, ты кроме моего имени, не будешь помнить ничего! Даже, как тебя зовут!

Сознание Мишки плыло, мир казался томным и прекрасным. Веки глаз тяжелели, мысли путались и путались. Тяжесть тела, сидящего на коленях, волновала плоть, руки сами нашли лазейку под блузку к тяжёлым, тёплым, наливным грудям. Почувствовав его возбуждение, девушка томно задышав, начала нервно двигаться у него на коленях.

– Феликс, ты поможешь мне довести Мишутку на второй этаж, – спросила она у швейцара.

– О чём ты говоришь, Любаша! Я даже могу вместе с ним остаться! Мне кажется, ему нужно будет время, чтобы прийти в себя, а мы в это время разомнёмся…а? Как ты на это смотришь?

– Не борзей, старина! По моему, у тебя на коленях сидит уже птичка! Чего ж ты жлобишься? Ей ума дай!

– Милая, – обратился к своей подружке Федя – Феликс, – ты уж дождись меня, я быстро! Ну, пошли – уже обращаясь к Любаше, сказал он, поднимаясь с места.

Та, стараясь особо не тревожить Михаила, поднялась с его колен, высвободив его руку у себя из-под блузки.

– Бери его аккуратно за плечи, – командовала она швейцару, который поставив Мишку в вертикальное положение, поднырнул под его руку, на манер фронтового санитара, распрямился и начал потихонечку выводить его из-за стола. Из фойе донёсся какой-то шум, крики, громкий топот, дверь в зал с треском распахнулась и на пороге зала появился Валерка Талецкий, чумазый как кочегар с «Титаника», в промасленной телогрейке, но с неизменной белозубой улыбкой:

– Привет честной кампании! А вот и мы? Не ждали, черти? Гляди, они песняка давят! А «Сулико» уже была или мы припозднились?

Сзади него скромно стояла молоденькая девушка, лица которой было никому не знакомо. Сидящие за столом, обернулись на шум, но увидав знакомого, успокоено заулыбались:

– Вот и Валера! А мы тебя сегодня вспоминали! Проходи, присаживайся. Ты сегодня с дамой? Давай, знакомь! Мишаня вот подустал чутка, его сейчас отведут спать-ночевать! А ты, проходи, проходи. Чего так поздно? Мы уже расходиться собрались. Штрафную налить? Чего это ты сегодня в рабочем?

– Спасибо, ребята, но мы за Мишаней!

– Кто это – мы? – вырвалось у Любаши,
Валерка смущённо улыбнулся: – Знакомьтесь. Валентина….

Услыхав знакомый голос друга, Мишка поднял склонившуюся голову, всматриваясь в полутьму зала, узнал другана – заулыбался…

– Напарник…ну где ты ходишь?

– Брательник, я гляжу, ты совсем расклеился! Держись, мы за тобой!
Шагнув к нему, подставил плечо под вторую руку, освобождая от ноши Феликса:

– Отпускай, я держу.

– И не надо меня держать, – пытаясь высвободиться, трепыхаясь в крепких двух парах рук, начал проявлять норов Михаил, – Сморило меня просто, в норме я! Может присядешь, напарник? Завьём горе верёвочкой! Непруха у меня! Можешь себе представить – никому я не нужен!

– Не могу, Мишаня. Нам нужен, вот мы и за тобой! Весь «пятак» на ушах!

– Как это? Кто пришёл? Вы? Валерка, друг, а сколько тебя? – пытался шутить Мишка, – И кому я на фиг, нужен? Может, вон, Любаше только! А остальным? Ну только если трактор какой перевезти, или угля, а так…- он горько скривившись, махнул рукой.

– Что ты разнюнился, князь армянский? А Валентина? Забыл уже?

– Что ты! – прямо взвился Мишка, – Я за неё сегодня тост произнести хотел, а они, – он мотнул головой в сторону стола, – Её не знают! Представляешь, Валерка, они Валентину не знают! Этих сучек, – он показал рукой в тёмный угол ресторана, – знают, а Валентину – нет!

– А ты, знаешь, что я сволочь? – без перехода, вдруг, спросил он.

Талецкий подмигнул стоящей в стороне Валентине:

– Догадывался…А почему?

– Потому…плохой я человек…она ко мне со всей душой, а я?

– Вот и скажи ей сам об этом!

– Знаешь, напарник, я сегодня уже разок в рожу получил! Чего-то не хочется больше! А знаешь от кого?

– Потом расскажешь! – подошла вплотную Валентина, – Пошли уже! Миша, давай я возьму тебя под руку!

Мишка как ошпаренный повернулся на голос! Глаза, только что полузакрытые, распахнулись, как от порыва сильного ветра!

– Валюшка….прошептал он.

– Друзья, – неожиданно вмешался швейцар Федя, – Оно конечно всё хорошо, окромя одного – кто идёт, вы или мы? Девушка вон нервничает, – он указал взглядом на Любашу, которая стояла в стороне, не зная, что ей предпринять.

– Ребята, без обид! Правда, мы за Михаилом. Его срочно начальство требует – ответил ему Талецкий, – Машина у кабака стоит! Как по деньгам, он не должен?

Встал Аркадий. Его все уважали, можно даже сказать – побаивались,

– О чём ты говоришь, Валера! Надо – забирайте! Видимся не последний раз, я надеюсь! Если вдруг, проблемы будут, я могу быть полезен. Геннадий Владимирович – мой хороший знакомый! Скажешь ему, привет от Северного! Пущай Мишаню особо не журит. Тут такое – у кого хочешь «крыша» съедет!

– Спасибо…

– Да не во что! – засмеялся Аркаша, – Любаню вон, жалко! Облом с парнем!

Та стояла, стараясь не смотреть в ихнюю сторону, кусая кубы с досады, что не увела Михаила парой минут раньше.

– Ну что, пошли? – обернулся Валерий к бывшему напарнику.

А тот, стоял вцепившись в руки Валентины, боясь отпустить её, как воздушный шарик в ветреную погоду!

Провожать, как водится, пошли все…даже Любаня, грустная оттого что не покидала её всё та же мысль – Эх, раньше бы!

Прямо возле входа в ресторан, стоял Краз-наливняк, с эмблемой Аткинской автобазы на дверях кабины, с таком длинным прицепом, что весь и не помещался на стоянке такси, на которой умудрился пристроиться! Несколько таксистов возмущённо ходили вокруг нещадно дымящей махины. Но как только узнали, что их брат, водила, перебрал и это его будут эвакуировать, сами вызвались помочь! Но, помогающих и так хватало!

– Валер, а что, поменьше ничего не нашлось? – со смехом спросили у Талецкого.

– Чем богаты! – тоже смеясь, ответил тот.

Вдвоём с Валентиной, еле-еле, подсадили Мишку в кабину. Ребята хотели помочь, но не стали – уж больно трогательной была забота молоденькой девчушки! Силясь казаться «бодречком», Мишка ещё и прощально помахать рукой успел, прежде чем его окончательно засунули внутрь. И только Швейцар оказался верен себе – подскочил к уже трогающемуся автомобилю и вскочив на подножку, просунул в дверь кабины, плотный свёрток, продолговатой формы, в котором трудно было не узнать очертания бутылки!

– Утром Мишане, ох как хреново будет! – на немой вопрос Валерки прокричал он спрыгивая.

Наперекор всем правилам движения, махина, вырулила со стоянки на перекрёсток и змеёй потянулась в сторону грузовой автостоянки.

– Валера, а может и не надо, чтобы его видели в таком виде? – спросила Валентина, – Чего доброго неприятности будут!

– А куда ж его? Ему проспаться надо! Глянь вон, сидит кемарит…

Мишка и вправду сидел, прислонившись с стене кабины, глаза упрямо слипались, а он, таращился изо всех сил, крепко держа Валюшку за руку, словно боясь, что он куда-нибудь исчезнет.

– Может ко мне, в общежитие?

– А пустят?

– Попрошу…Девчонки – те поймут, а вот на «вахте»…Сегодня, как назло Мария Георгиевна дежурит! Гром – тётка! Её даже комендант опасается…

Так оно и получилось! Соседкам, долго и объяснять не пришлось, а вот с «вахтёршей», пришлось Валерке попотеть! Уж как он кенором разливался! Всё не так! Ни в какую! Хотел было психануть и уезжать, как зацепился взглядом за «Огонёк» раскрытый, а там – статья о Козине! А тётка эта, Мария Георгиевна, ярая его почитательница, как выясняется! Прямо любовь безответная! А то, что Вадим Алексеевич в Магадане живёт – не знает. Уму не постижимо – все знают, а она – нет. Вот так бы и не узнала, если бы не Валерка. А дальше, было дело техники! Пансион пожизненный был Мишке обеспечен, под честное слово, что сходят они в гости к Козину! Даже бельё чистое выдала! Валентина при разговоре не присутствовала, и когда неприступная тётя Маша вышла помогать выгружать Михаила, дар речи потеряла напрочь! А когда в виде презента, отдал ей Валерка подарок друга – швейцара, ну, чтобы ночь не казалась слишком длинной, – обрели они в её лице, друга на времена вечные!

Даже порывалась она помочь Михаила раздевать, но Талецкий убедил её в том, что с этим Валюшка, и сама справится…

Счастливо и блаженно улыбающегося виновника уложили в кровать, уехал Валерка, прикорнула на соседней койке Валентина, а Мишка лежал с открытыми глазами, пялился в потолок, боясь неосторожным движением разбудить неожиданно свалившееся счастье…Сна не было…постепенно улетучивался хмель, осторожно, боясь скрипнуть пружинам кровати, повернувшись на бок, Мишка смотрел в полной темноте на девушку и не сомневался ни секунды – только за эти минуты, можно было вытерпеть, адские муки этого рейса!

Он ещё не знал, а может и не узнает никогда, что никакого аврала и не было! Просто его, настоящие друзья, как могли помогали ему! Зная его состояние, Юлька попросила Семёновича, чтобы за Михаилом присмотрели, там – в Магадане! Осипенко, неизвестно какими судьбами, узнав, где живёт Валентина, дозвонился до общежития. А когда она пришла в грузовую диспетчерскую, старый Энштейн, отправил вместе с ней, так кстати оказавшегося в Магадане, Валерку Талецкого! И всё бы ничего – только вот о Валентине, Семёнычу, тоже Юлька рассказала…и сама же, давясь слезами, Христом Богом, уговорила дозвониться…
О, женщины!