Как там у Гоголя – «Тиха и прекрасна украинская ночь»? Эх, Гоголь, ты Гоголь! Да разве ж ты написал такие строки, если бы хоть раз увидел Колымскую ночь?! А тем более новогоднюю, и уж совсем невероятное – магаданскую! Ну хоть рассказали бы тебе, ну, хоть кто нибудь, что ли? Но «хохлы» в тех краях были завсегда редкостью, да и те которые были, Гоголем наверняка мало интересовались. Настоящих, чубатых и шароваристых, с обязательным оселедцем на лысине! Вот кого бы сюда! А те, которые приходили сюда этапом, красоты этой не замечали. И то – какая уж тут красота, когда на градуснике под минус сорок, и дай Бог, если ветра нет! Настоящие сподвижники – эти, да! Мороз давит – а им красота! Эх, как снег под ногами хрустит, туман то какой над земелькой стелется. Плюнул – а под ноги уже кусочек льда упал! ….Тоже мне – «тиха и прекрасна»…
Звёзды видели на Украине? Еле видно их в чёрном небе! Поди, распознай, где там Путь Млечный или как его ещё называют Стожары, а где Медведицы, Большая с Малой шастают по небу! Темень то – хоть глаз коли! Сразу понятно, почему Вакула чёрта не распознал. Потому что темно! А на Севере? Звёзды, как лампочки сто ваттные! Даже если Луну убрать и то, видно всё будет! Другой раз едешь ночью по трассе, даже свет выключить можно! Правда ненадолго! Нет…не потому что ничего не видно…страшновато… С трассы слететь – раз плюнуть! Будь ты хоть трижды Вакулой!
Здесь черти то другие – колымские! Того то – Вакула, раз – два, и скрутил в бараний рог! А местного чертяку пойди, скрути! Да и появляется он, обычно бутылки после третьей, спирта! Так что выдержанные черти на Севере! Вот почему на Колыме, все больше спирт предпочитают? Потому что он крепче водки! С водочкой – самогоночкой, чёрт ещё поспорить может, а вот спирт его завсегда забороть может!
Эту тему, Валерка и решил развивать, пока они неспешным шагом, прямо таки прогулочным, фланировали по тротуарам магаданским. Мишке было не до разговоров. Идти было трудно. После больницы особо не разбежишься, да и одёжки на нём было знатно. В голове была такая каша, что разговаривать совсем не хотелось. Вспомнились утренние размышления о природе любви. Не один раз уже ловил себя на мысли – то ли старше стал, то ли башку себе отморозил! – «Ну когда такое было, чтобы Мишка Аствацтурьянц, о бабах задумывался!» Сколько колесил по стране, сколько подушек чужих перемял, никогда не задумывался о правильности своего поведения. Совесть, она иногда головёнку приподнимала, когда загул случался чересчур заковыристым, это когда ещё шаг и загс…ну или роддом, что одинаково неприемлемо. Одного раза хватило за глаза!
Но вот на Мальдяке на этом, воздух другой, что ли…Как приподняла совесть маковку свою, так и сверлит Мишку, так и сверлит, взглядом своим. Днём ещё туда – сюда, а ночью – как прицепится, кошмар прямо! Особенно когда на руке на Мишкиной, голова Светкина… или Юлькина! Хоть пополам разорвись! А тут ещё Валька…н-е-е-т….этому надо какой то финал придумывать! Как в трёх соснах заплутал! Ну, по всему видно одну сосенку, Светкину, срубили! Аж рифму сам себе под нос прохихикал – « …срубили Светки сосенку, под самый корешок»! Непонятно вот только, чего так мерзко то на душе?! Так и тянет отряхнуться! Да, царица Тамара, умеешь ты праздники устраивать…И жалко Светку, и нет…Райкино поведение, так вообще непонятным казалось! То Валерку лизала, как кошка, а когда Тамара на нее один только разик зыркнула – как воды в рот набрала! Только сидела и слезами давилась!
Жили «гостеприимные» хозяева почти в самом центре, по соседству с обкомом партии. Они с Валеркой уже город немножко знали, поэтому до центрального проспекта доковыляли сравнительно быстро. Народу на улицах было мало. Хоть и погода была удивительная – тихая, спокойная, звёздная. Морозец был чисто символический – градусов десять, пятнадцать. Вот только ветерок, часиков после двух, начал перегонять туман из бухты в бухту, и он как ватным одеялом начал укутывать город, будто заботливая мамаша укрывает ребёнка. И уже спустившись по проспекту на пару кварталов, обернулись.
Была видна только верхушка телевышки, торчащая из тумана, как коленка мальца из под одеяла. Город не спал, но вёл себя тихо и спокойно. Кое где были слышны выстрелы, из окон домов нет – нет, да и вырывался хохот вперемежку с музыкой. На улицах остались либо самые влюблённые, либо кровом обделённые. Такое бывает, когда любить хочется, а негде…Вот и кружат влюблённые пары по улицам с переулками, замирая прижавшись друг к другу в тёмных местах и испуганно вздрагивая от неожиданно попавшей снежинки за шиворот или хлопнувшей в подъезде дверью. Вторая категория прохожих – это особо буйные, которых отовсюду выперли. Им никогда подолгу не сидится на одном месте! Всё время надо куда то идти, и кого то поздравлять! Но к тому времени все уже определяются с компаниями по интересам, и приход новых людей не всегда бывает радостным событием. Некоторые это понимают, некоторые нет, и тогда тихий, ночной воздух сотрясают радостные звуки мордобоя! Ну какой же праздник без этого? Ну, чтобы водочки попить, пару гармошек не порвать и морду никому не набить? Считай, зря праздник прошёл…
Примерно такую картину и застали Михаил с Валерием, повернув за угол улицы Джержинского. Как раз, в аккурат, мимо винзавода проходить пришлось. Сначала подумали, что очередь за винцом не поделила чего! Вот, чёрт, какая ж очередь в пол третьего ночи, первого января! Но, видно было, страсти здесь кипели нешуточные. Человек пять – шесть кружили в страстном хороводе, время от времени, кто то ухал или ахал и один из них, вылетал из общего веселья. Не обращая на него внимания, общество продолжало свою круговерть, пока не доходила очередь до следующего, а предыдущий тем временем, отряхнувши снег, вставал на освободившееся место! Рядом с местом проведения хоровода стояло несколько металлических контейнеров, в одном из них были распахнуты створки, внутри было оборудовано что то типа кабинета, с неизменной кушеткой, а неподалёку, горел яркий костёр. На порожках открытого контейнера, на старых автомобильных покрышках, сложенных в виде кресла, восседала дама, с такими потрясающими формами, что у Валерия очередное слово застряло между зубов, а Михаил, погружённый в свои мысли, налетел с ходу на напарника, больно ударившись грудью о его масластую спину.
– Чего стал? Драки бичёвской не видел?
– Ты погляди, какая Анжелика!
– Кто, кто? Валерка, ты прекращай мне эти опереточные страсти – мордасти! То Раймонда у него, то Анжелику присмотрел! Я вижу, там бичи дерутся, а сам я – уже еле ноги тащу, мне бы поскорей чудо наше Кременчугское увидеть хочется, в спальник забраться, дымом солярочным подышать! А ты мне – Анжелика!
– Мишка, темнота ты ни разу неграмотная! Неужто не читал «Анжелика маркиза «ангелов»?
– Я в последнее время, Валерик, читал руководство по эксплуатации дизельных двигателей ЯМЗ 238! Понял?
Но голову поднял, и повнимательней присмотрелся к обитателям контейнерной площадки. Обыкновенные бичи, которых на Колыме, как тараканов в бараке, а вот дамочка и впрямь была хороша собой. Чёрные в ночи, узкие, раскосые глаза, нагло и насмешливо смотрели на всё вокруг себя. Одета она была бедно, но ярко, с претензией на шик. Засаленная до неимоверности куртка, была расстёгнута снизу до верху, под ней, была одета куча всякого разного тряпья, но и оно было расстёгнуто, правда – ровно настолько, чтобы всем была видна её грудь. А там было на что посмотреть! Каждое движение её тела, отдавалось мощными колыханиями выпирающим, как перестоявшая опара из горшков, двум буграм Венеры, которые возвышались над бренным телом, как две приличные сопки в окрестностях Магадана! Михаилу сначала даже показалось, что это локти рук, сложенных на груди, выпирают наружу, но приглядевшись осознал правоту напарника – вид был впечатляющий! Снежинки, кружащиеся в воздухе над этими возвышенностями, таяли, даже не превращаясь в пар! А цепочка, свитая из неизвестного, но жёлтого металла, на её груди не висела, а лежала на ней! Ниже пояса тоже было на что посмотреть – широкая кость не портила фигуру, крутые бёдра подчёркивали мощь и силу, данную природой, но растраченную бестолково, бурно проведёнными годами, которые отразились не только на её лице, но и на заднице. Вместо платья или юбки на ней был одет драный, тёмный халат, подобранный в какой то подворотне или украденный у зазевавшегося кладовщика. Ну а к чулкам или что там было вместо них, Мишка уже присматриваться не стал. Бабища эта, громко хмыкнув, полезла рукой в оттопыренный карман своей фуфайки, вытащила пачку папирос «Север» и тут же круговерть плясунов – мордобоечников распалась, как снежное завихрение за углом дома от её окрика:
– А ну, ша, фигляры пестрожопые! – сильным, хриплым голосом вызверилась мадам, – Огня мне, быстро!
Вышеназванные, мигом бросили своё высокоинтеллектуальное занятие и наперегонки кинулись к своей атаманше, обступив её со всех сторон, протягивая сразу несколько коробков со спичками. Милостливо выбрав один из поданных, не торопясь прикурила, прищурившись от попавшего в глаза дыма, отчего и так узкие глаза превратились в маленькие щёлочки, и глядя на оторопевших, ставших как вкопанных полуночных гостей, сладким, как крик одуревшего от любви павлина голосом, выдала:
– Здорово ночевали, любезные!
– И вам не хворать, – не растерялся Валерка.
– Куда путь держите?
– Ты сначала бы, тётка, приютила, обогрела, а потом расспросы расспрашивала. А то мы с другом заблудились в незнакомом городе, идём голодные, холодные, курить хочется так, что переночевать негде, а ты с расспросами. Несолидно…
У Михаила от удивления аж тесёмки на шапке завязанные, одним махом развязались! Всё в жизни видел, ещё о большем догадывался, но напарник не переставал удивлять! Ты скажи, что беспризорная жизнь делает с одиноким шоферюгой! И ведь оставил то одного, всего на пару рейсов! Да…
А Валерка уже раздвинув обступившую гром бабу босоту, искал взглядом место, куда можно было бы пристроиться рядом с костерком, вместе с напарником:
– Мишаня, иди сюда. Погреемся маненько, да пойдём дальше. А то, гляжу я, ты совсем уже выдохся. Подсаживайся к огоньку поближе…Так что ты говоришь, милая, можешь дорогу нам показать? Может у тебя и по стопочке бальзамчика найдётся, согреть души окаянные? Ты паству то свою осади, а то пялятся они на нас, как на угодников святых, того и гляди как Христа распнут, упыри…Вона как друг дружку мурцуют! Глядеть страшно! Да сядь сама, что ты как Мадонна Самофракийская на берегу моря Саргассова, соляным столбом стоишь! – бузотёрил он, всё не находя места, куда можно было бы пристроиться.
– Ну и звиздеть ты горазд! Садись сам, я своё уже отсидела, а ты, помело твоё ненароком и прикусить можешь, гляньте на него, кенором тут разливается, друг то у тебя поскромнее будет, – И уже обращаясь к Мишке – Иди сюда, малый, присаживайся. Вид у тебя и взаправду квёлый. Болеешь, или похмело наружу попёрло?
Из всего, что ты мне здесь налопотал, – обращаясь уже к Валерке, сказала дама, – Я поняла только, что из гостей вас погнали, вот вы, как кобели бездомные и шабуняетесь по городу. И, по ходу, хмель у тебя проходит, вот словесный понос и одолел! А по простому нельзя было подойти, поздороваться, просто – по людски? Может и поднесли б стаканчик, а? А теперь тебе, ****лявый, так и помирать трезвым! Чтоб не обзывался! Ишь выдумал – бабой слабофригидной назвал! И не выговоришь! Дать бы тебе в репу, да неохота, праздник всё же… А с корешем твоим, мы накатим по стакашке! Правда, малый? Ты и вправду выглядишь как с креста снятый. Где ты такого разговорчивого дружбана себе надыбал?
Мишка уже давно сидел рядом с этой атаманшей, которая в процессе монолога, и сама угнездилась на своём законном месте, а вот Валерка так и остался стоять, как бедный родственник, переминаясь с ноги на ногу.
– Да ты не серчай, уважаемая, с гостями у нас и впрямь конфуз приключился. Шоферюги мы, машина наша на «пятаке» стоит. Так что мы без претензий. Шестёркам своим скажи, чтоб угомонились, а то и вправду сейчас нас рвать кинутся. Что ты их голодными держишь? Смотрят как собаки. Может мы, сможем помочь? Мяса у меня нет, а вот пара червонцев в лопатнике завалялась, вот бы они расстарались парой фуфыриков, а? Вот и накатим, да не одной, а по паре стакашек, ты как, не против? Давай только без выкрутасов, я и впрямь подустал…- Мишка устало откинулся на одну из покрышек,
– Друган, греби сюда, ты в натуре, пургу промёл! Ни здрасьте, ни как жизнь, сразу понты по рогам развешивать начал, как аксельбанты по веткам! А здесь бродяги грамотные, враз фраерскую масть раскусили!
Мишка подвинулся, освобождая место на одной из покрышек.
– Кстати, уважаемые, давайте хоть познакомимся! Я – Михаил, это – друг мой, Валеркой кличут.
Среди босоты прошло оживление, когда речь зашла о паре червонцев, но атаманша мигом пресекла шум и болтовню:
– Так, ша, пестрожопые, угомонились! Вован, Гиви разбуди!
Один из свиты кинулся вглубь контейнерной площадки и спустя несколько минут появился, ведя впереди себя заспанного человека, одетого как дочурку – Марфушку, из русской народной сказки «Морозко»! Все атрибуты были налицо, даже шарф, обмотанный вокруг туловища, одетого в несколько одёжек и перекрещенный на груди, и спине! На ногах у вновь подошедшего были огромные валенки! Было такое ощущение, что он их одел ещё на одни! Венчала эту фигуру шапка, завязанная под подбородком и повязанная вторым шарфом шея! Заиндевевшие усы топорщились в разные стороны, как стрелки сломанных ходиков.
Мишка подумал, что этот разбуженный Гиви будет возмущаться, столь бесцеремонным пробуждением. Не тут то было! Смешно коверкая русские и грузинские слова, обколымленный грузин, прогоняя сонливость, уже предчувствовал торговлю…
– Гомарджоба, Люся! Рад тебя видеть! Что случилось?
– Здравствуй, Гиви. К нам вот друзья в гости пришли, скажи, есть у тебя чемергес?
– Ты чачу имеешь в виду, Люся? Конечно. И вино есть.
– Нет, Гиви, сегодня вина не надо.
– А какое вино есть, Гиви? – вмешался Михаил,
– Красное – «Мукузани», «Саперави».
– А «Хванчкара» или «Киндзмараули» есть?
– Нет, что ты! Его делают столько, что и в самой Грузии это редкость!
Виноград этого сорта, только в одном месте растёт!
– Малый, да зачем тебе эта кислятина? – вмешалась атаманша,
– Погоди, уважаемая. Плачу – я? Заказываю тоже я!
– Да я не против, малый, ты себе бери что хочешь, а обществу возьми чемергесу!
– Именно так! Гиви, скажи теперь, что почём?
– Чача – пять рублей, вино – по три!
– Гиви, наглеешь! Вчера чача была по три! – опять встряла атаманша.
– Люся, она и завтра будет по три! А сегодня – по пять! Праздник! Тем более, как я вижу, платишь не ты!
Мишка улыбаясь, из нагрудного кармана рубашки, вытащил несколько смятых бумажек.
– Всё правильно, батоно! Давай четыре бутылки чачи, и пару вина. Одну белую и одну красную!
– Вах, генацвале, белого вина нету!
– Мишка, а откуда у тебя деньги? – изумлённо вытаращил глаза Валерка?
– Ты привёз!
– Я?!
– Ты! Ну ты же мне мой гардероб привёз в больничку? А деньги у меня в кармане рубашки лежали! Я как получил зарплату, туда её и положил! А тратить то её, у меня времени уже не было! Ладно, батоно, если нету белого вина, давай пару красных! – уже к грузину обращаясь, закончил фразу Мишка.
– Мишань, а вино зачем? Кто его пить будет? – не отставал напарник,
– Завтра, а вернее уже сегодня, в больницу надо идти? Вот и возьму в качестве презента. И потом, скажи, в каком магазине ты видел здесь настоящее грузинское вино?
– А ты уверен, что оно настоящее?
– Я был бы не уверен, если б им торговали в любом другом месте, а здесь, я даже и не сомневаюсь в этом!
Пока Михаил и Валерий препирались между собой, вертлявые помощники уже соорудили подобие стола, вмиг насобирав несколько досок и уложив их всё на те же покрышки, которых в округе валялось несметное количество. Атаманша с невозмутимым видом, поглядывая вокруг начальственным оком, покуривала папироску.
Не прошло и пяти минут, как появился гонец, вынырнув как из под земли. Умудряясь не уронить, держал в руках сразу шесть больших, тёмного стекла бутылок! Правда без этикеток, золочёной фольги и разных проволочек. Но заткнуты они были качественно – пробками пластмассовыми, из под того же шампанского. Атаманша повела бровью, и подскочивший малый приняв четыре бутылки, мигом расставил их на досках. Метнувшись обратно, взял у грузина оставшиеся две и поставил рядом с Михаилом. Командирша выжидающе посмотрела на Михаила, даже не шевелясь:
– Платишь?
– Сомневаешься? – Мишка вытащил из кармана уже давно приготовленные деньги:
– Держи, батоно! Здесь тридцать рублей, я полагаю хватит?
– Конечно, дорогой! Только вот со сдачей у меня туго…
– Ну и ладно её, сдачу эту! Праздник сегодня или нет?! Присаживайся с нами.
Все и так уже давно сидели вокруг импровизированного стола, но быстренько перегруппировались, освобождая ещё одно место.
Стол разительно отличался от того, за которым совсем недавно сидели ребята! Вместо хрустальных рюмок и фужеров – металлические кружки, из закуски – половина буханки хлеба, купленная по всей видимости ещё на католическое рождество, да печёная в костре картошка. А в большущей миске, специально поставленной посередине стола, горой возвышалась квашеная капуста и рядом – щербатая миска с солью!
Странное дело, но вот именно этот стол, эта кампания бездомных, без имён и отчеств людей, вызывала в душе у Михаила, гораздо больше симпатий, чем прилизанное и напомаженное предыдущее общество. А Валерка, так вообще светиться стал!
Ещё когда медленно пробирались сюда по тёмным улицам Магадана, Мишка всё внимательней и внимательней прислушивался к бормотаниям друга. Закончив свой монолог с чертями, Валерка углубился в анализ человеческих отношений, всё чаще и чаще в его обрывочных фразах мелькало слово «гадина», и Мишка терялся в догадках, кого друг имеет в виду – свою подружку, или кого из пресмыкающихся? Водочки то малопьющий Валерик хапнул знатно, особых выдающихся мыслей от него дожидаться было трудно, а вот с Анжеликой удивил…да и потом, обычно смирный и скромный, выдал…Ладно, проехали…Что там атаманша трындит?
А тост был прост и лаконичен. Дождавшись пока один из шнырей, ловким движением выбил пробку, даже не глядя на посуду, ориентируясь только по числу издаваемых бутылкой «булек», артистично разлил «чемергес». Атаманша подняла свою кружку и все потянулись к ней, почитая за честь, прикоснуться к руке командирши, произнесла, наверное, самый распространённый в таких кругах тост:
– Ну, поехали!
Чача оказалась настолько настоящей, что у Мишки вышибла слезу! От неожиданной крепости и у Валерки перед глазами лопнула шаровая молния, и ненадолго перехватило дыхание! Шофера народ испытанный, но лучше, конечно знать, что пьёшь!
Разводящий опять было схватился за бутылку, но его одёрнул Мишка:
– Ты чего, малохольный, на пожаре?
– Между первой и второй, перерывчик небольшой! – осклабился тот, –
Время градус крадёт! Щас вот ещё макнем пару раз, а потом уже полироваться будем!
Помня, что утром идти сдаваться врачу, Мишка перевернул свою кружку вверх дном:
– Не, бродяги, надо притормаживать, у меня на утро рандеву намечено, надо форму блюсти. Извиняйте, я пропущу! Лучше вот, картошечки. Не возражаете?
– Хозяин – барин! Только учти – твою пайку никто в сторонку отставлять не собирается!
– Да я и не настаиваю!
Сообщество не тратя времени на вторичное предложение, крякнув, «макнуло» вторично. Валерка не пропускал!
«Пускай!» – подумал Мишка, – «ещё разок приложится, потом сам не захочет, он же знает, что ещё до машины плестись. Да и недалеко здесь осталось»
Они с напарником по этому пути уже не единожды ходили в город по делам. Только вот этих новых знакомых, раньше не замечали. «Оно не нужно было, вот и не замечали» – решил он, – «Я раньше много чего не замечал! Вот не сказать же, что неопытный в житейских делах, а вон оно как всё повернулось! Не всё, что лежит на поверхности, а если к тому же ещё и блестит – золото! Чтобы его добыть, попотеть надо. И что? Вспотеть то я вспотел! Вот только понять, ничего не понял! Глядел – блестело, думал золото, оказалось грязь! Вот меня, как кутёнка паршивого, мордой в грязь и сунули? Ох и странная штука, эта жизнь человеческая! Как тут разобраться?»
Отвлёкшись на свои думы, не сразу заметил внимательный, абсолютно трезвый взгляд, атаманши. Её чёрные, с косинкой глаза, осматривали его, одновременно внимательно и с интересом.
– О чём задумался, пыльная душа?
– Какая, какая? – рассмеялся Мишка,
Всяко – разно называли, но вот так – впервые!
– Ты ж сам сказал – шоферюги, значит любите пустить пыль в глаза! Да и кореш твой, помелом своим машет, аж пыль на ушах завихряется!
– Да…прорвало парня…Слушай, а тебя то как называть? Мы представились, а ты промолчала…
– Меня? Кто как называет. Этих – она презрительно кивнула на не отводящих глаз, от стремительно пустевшей на столе бутылки бичей, я Вованами зову. Они меня – Люсьен кличут. Погоняло – «Чукча», в миру Люськой звали. По паспорту – Людмила Макаровна…А ты, по ходу, из бывших, а? – Ни с того, ни с сего, спросила она, – Грамотно толковище развёл, другана приструнил, бродяг моих не обидел. Фамилию называть? – Вернулась к теме она, – Да и кто её теперь помнит? – невесело усмехнулась атаманша.
– Я не прокурор, к чему мне твоя фамилия? Достаточно, что за одним столом хлеб ломаем…Скажи вот, а что это за Гиви? Откуда он взялся? Мы здесь частенько проходим, когда с пятака в город идём и ни разу никого не видали.
– Правильно. Нас тут и не было. Мы на овощной базе кантуемся. Там и харч промышляем. Гниль да труху перебираем, и себе копейка, и базе помощь. Нас за это с территории не гонят – мы и рабочие, и сторожа. За порядком я слежу, типа – бригадир. Воровать никто не ворует, узнаю – зашибу! Да и кому захочется потерять место тёплое? Зима длинная, жить надо…А Гиви этот, частенько вино в бочках привозит. Зовут его по другому, но мудрёно так – язык сломаешь, вот мы и зовём его Гиви! А что? Он откликается. Вот…привозит вино, а сгружают его на базе, а потом уже оттуда возят на завод. А попутно Гиви привозит и своё винцо, в бурдюках. Сам приторговывает. Пока значит, суть да дело! И ему хорошо, и нам! Нет, мы у него не покупаем, нам он сам каждый вечер по пузырьку даёт. За то, мы его никому в обиду не даём! Тут желающих до винца – ого! А в это раз накладка вышла, запоздал пароход. Говорят, в этом году тяжёлый лёд от Ванино! База закрылась на праздники, и остался Гиви – не пришей кобыле хвост! Его бочки на склад привезли, а принимать некому! А умник один, распорядился выгрузить бочки возле винзавода, в пустые контейнера, а его оставить здесь же, сторожить! Ну и мы…чего уж, и в обиду не дадим, и поможем…Вот так и живём…А говоришь, не прокурор! Всё выпытал!
– Да что ты, Людмила Макаровна! Я спросил, ты ответила…если не возражаешь, последний вопрос: как ты здесь оказалась? Женщина ты видная, вон, мой напарник тебя Анжеликой окрестил! Маркизой ангелов! Я вот и слыхом не слыхивал о такой, надо же!
– Серьёзно? Этот пустобрёх? Я его и всерьёз не восприняла! Читал поди, Анну и Сержа Галлонов! Никогда б не подумала, что и среди шоферюг, приличные люди встречаются!
– А вот это ты зря, госпожа Люсьен! Не одним вам с рылом бичёвским по библиотекам шляться! Небось сама то книжицу на помойке нашла, да от нечего делать и мусолила вечерами длинными.
– Слышь, малый, как там тебя, Мишаня, ты чего, на скандал нарываешься? Я к тебя со всем уважением, а ты?
– И ты не наезжай, не наезжай, Макаровна, мы тебя тоже оскорбить не хотели, за напарника я извинился, перепил человек, с кем не бывает. Да и неприятности у него. С чего же это ты, лаять его взялась? Не по людски это. За стол посадила, хлеб вместе кушали. Ну и пёрла бы нас дальше! Чего ты думаешь, лохи к тебе залетели, которых можно развести на пару червонцев да и офаршмачить? По моему, ты сама сказала – «своё уже отсидела?» Так ты должна тогда цену знать, словам и поступкам!
– Всё, всё, малый, угомонись! Чего ты здесь толковище развёл, как на сходняке! Всё, неправа я была! Беру свои слова обратно! Вот, мурый!
И обращаясь уже к Валерке:
– Слышь, напарник, где ты кента такого себе надыбал?
Талецкий непонимающе посмотрел на Мишку…
– О чём это вы?
– Извини, говорю, напарник! – засмеялась маркиза бичёвская, – Развёл меня приятель твой по все падежам! Ладно, проехали! Вован, наливай, что ли…
– Люсьен, у тебя всё в полном ажуре!
– Ну тогда поднимай, вертлявые! Мишаня, ты как?
Мишка молча перевернул свою кружку в нормальное положение. «Вован» тут же опрокинул над ней бутылку, ровно на пару секунд – налитое можно было перемерять в любой лаборатории!
– Ну, поехали!
Общее застолье уже давно переросло в клуб по интересам – где никто, ни на кого, внимания не обращал. Гиви привалившись спиной к покрышкам полусидел – полулежал, мурлыкая себе под нос, парочка «вованов» резалась в карты, Талецкий что то доказывал оставшимся свободным слушателям о преимуществе дизеля над карбюратором. А время то прошло всего ничего! Все четыре бутылки уже валялись порожними. Время от времени, кто нибудь, да и заглядывал каждой бутылке в горлышко, не найдя там ничего, с надеждой поглядывали на Мишку. Перехватив с парочку таких взглядов, Люсьен пнула Гиви в валенок:
– Слышь, Гиви! Тащи ещё пузырь!
– Люся, а кто платит?
– Никто, уже заплачено!
– ..? Шапка вместе с бровями приподнялась…
– Гиви, не зли меня! Сдача от тридцатника осталась? Осталась! Сколько, трёшка? Хватит! Это ты залётному чемергес по пятёре всиропил, мне ж ты по трёхе отдашь? А?
Вроде как и шуткой вопрос прозвучал, но Гиви быстренько ситуацию прочуял:
– Какой разговор, Люся! Держи! – И вытащил с рукава ещё одну бутылку!
Атаманша ласково шлёпнула грузина по спине, так что у того клацнули зубы:
Ай, маладэц! Догадливый, сразу с собой взял, да?
Бутылка махом пошла по кругу. Стукнули кружки, народ засопел, однако закусывать никто не кинулся. В основном все занюхивали! Рукавом, папироской, коркой хлеба. На картоху налегали только Мишка с Валерием. Кинули в рот по щепотке квашеной капустки, хрустко чавкнули, красота! Теперь уже и Валерка блаженно откинулся на покрышки. Лицо было перемазано сажей, волосы выбились из под шапки, рукава телогрейки были закатаны и кисти рук тоже были вымазаны золой, но вид у Валерки был такой довольный, что Мишка аж позавидовал! Вот оно, счастье! Много ли человеку надо?
Гиви по тихому снялся, помаячил для приличия и пошёл к себе, справедливо полагая, что раз больше никто платить не собирается, то и ему здесь делать нечего.
Костёр почти прогорел, становилось темно. Свет уже особо был никому и не нужен. Мишка потянулся. Пора было собираться.
– Что, малый, будете двигать? – спросила Люьен, – Вот что я у тебя спросить хотела. В порядке, так сказать, обмена информацией…Ты сам, по жизни, то кто? Бродяга или работяга? Смотрю я на тебя и не пойму! Ну, не похож ты на шоферюгу! Может конечно судьба тебя и запёрла за баранку, но какой то ты тёртый! Не поделишься?
– Вот тут ты, Людмила Макаровна не угадала! Самый, что ни на есть, я шоферюга! До мозга костей! А всё остальное – шелуха! Как и ты, Людмила Макаровна! Ну какая ты Люсьен? Тебя если одеть прилично, да в порядок привести, ты ещё сто очков форы дашь штучкам столичным!
– Что мелешь? Какая уж фора? Лет с десяток назад, это да! Мне тогда ещё и в порядок ничего приводить было не надо! Но жизнь штука сложная. Кого куда кидает. Тебя вот в шофера, меня, как ты выразился, по помойкам шариться…Знаешь, что было написано на воротах одного из концлагарей – «Каждому своё!» Так вот. Ладно, давай прощаться. Я так меркую, ещё не раз увидимся.
– Точно! У меня один знакомый есть, так вот он говорит: – «Колыма, она ж тесная, как коммунальная квартира!»
– Золотые слова! Так, эй, «вованы», подъём! Проводите ребят до «пятака»! Аккуратно! – рявкнула она!
– Да не надо, Макаровна, сами с усами…
– Вот, вот…я и гляжу, дышишь через раз…Не скажешь, куда встрял?
– Долгая история…В другой раз, как встретимся, расскажу непременно.
Идти было недалеко, больше разговоров. Спустились с полого пригорка, нырнули в редкий «шанхайчик», и через десять минут уже подошли к автостоянке. «Вованы» не отходили ни на шаг, поддерживая и Мишку, и Валерку на особо скользских участках. Было такое ощущение, что пили одни гости. Перед территорией, опять начали процедуру прощания и тут Мишка вспомнил:
– Ё – моё! Вино забыл!
Один из провожающих сунул руки за пазуху.
– Держи! Нам чужого не надо.
– Спасибо.
– Ладно, не булькает…
Мишка нырнул рукой в нагрудный карман, вытащил «красненькую»:
– Держи, возьмёте у Гиви пару пузырей, макнете за наше здоровье!
– Вот за это спасибо! – обрадовались провожающие.
Мишка запахнул куртку, обернулся пожать руку – рядом уже никого не было!
– Они уже Гиви будят! – рассмеялся Талецкий.
– Ну, показывай, напарник, где наш «крокодил» притаился? Раньше его свист за километр слышно было, а сейчас – тихо!
– Как это, где? На своём законном месте! Мне Энштейн так и сказал – Это место ваше! Возле столовой!
Стоянка была ярко освещена, в домике сторожей тоже горел свет.
– Пойду предупрежу прогревальщиков, что пришли – сказал Валерка, – А то ещё эти наваляют по шее!
Но из сторожки уже спешил навстречу дежурный. Мишка его помнил, здоровенный дядька, лет шестидесяти, по фамилии Горевой. Находиться ночью на территории посторонним, было строго запрещено! Машины стояли и пустые, и гружёные со всей области. Да и с Якутии частенько здесь народ отдыхал. Так что, хоть и праздник, но свободных мест почти не было! С десятка два машин стояло. Почти у всех моторы работали. Глушили только «Татры», у них моторы были с воздушным охлаждением, поэтому с ними в небольшие морозы проблем не было. Не то что с теми, у кого вода залита! Поди нагрей её потом, полста литров! Ветерок сносил выхлопной дым в сторону речки. В кабинах работающих машин горел свет. У того, кто заглушил двигатель – свет выключали. Это было правило! Прогревальщики всю ночь ходили по кругу, контролировали температуру воды, давление масла – они головой отвечали за вверенное им хозяйство. Выпивох среди них никогда не держали, Гомонов относился к этому архи-строго!Узнав ребят, дежурный улыбнулся:
– Быстро вы отгуляли! Облом, что ли? Бульбаш, ты ж вроде похвалялся, что чуть ли не жениться идёшь!
С лёгкой Мишкиной «руки» на «пятаке» дежурные стали запоминать водил не по имени или фамилии, а по кличкам. Валерка был «Бульбаш», Мишка – «Армян». Якутских водителей звали «Якутами», делая пометку в журнале рядом с номером – «синий», «зелёный», или «красный» – по цвету машины! Не всех конечно, но…Люди ж разные, один так воспринимает, другой иначе. Ну, кто иначе – того по фамилии!
– О! И Армян здесь? Тебе в больничке увольнительную дали? Ну, мужики, вы даёте! Обычно, Энштейн водил после праздников с собаками разыскивает, чтобы по домам отправить, а вы не дождавшись окончания, сами нарисовались! Мельчает народец! Помню, я обычно, только к Рождеству отходить начинал! На пару дней, а потом ещё с недельку погуляю и начинаю в рейс собираться! А по старому стилю, Новый год, мы обычно с друзьями в Артыке отмечали. Почему в Артыке? А там ёлки растут! Настоящие! У нас там полянка была, заветная, вот мы обычно машин пять – шесть съезжались туда и…
– Николаич! – не совсем вежливо оборвал его Валерка, – я понимаю, тебе поговорить охота, но, ей – Богу, не до тебя! Не обижайся…Давай, ты завтра мне расскажешь, как ты на Артыке с кентами бухал!
– Да какая обида! Вот ты, Бульбаш, почти до седых волос на жопе дожил, а не знаешь, что мужчина не обижается, а огорчается! Эх, молодёжь…раньше тебе б, только за это вязы свернули…Короче, ваш утюг ведёт себя нормально, часик назад я его осматривал. Как чуял, в кабине печку включил, окна стало затягивать…К утру морозец поджимать начал. Спать будете или чайку сгоношить?
– Сгоноши, Николаич, будь другом! Только с заваркой не злодействуй, нам бы ещё пару часиков поспать…
– Сделаем. Идите пока в машину, я как заварю, светом в окошке мигну два раза, прибежишь. Лады?
– Лады, Николаич, с нас две пачки! Со слоником!
В кабине Краза было тепло и уютно. Валерка быстро запрыгнул первый в водительскую дверь, но тут же перебрался на пассажирское место, уступая Мишке место за рулём. Двигатель тихо, сыто и довольно урчал на малых оборотах.
Мишка потихонечку нажал на педаль «газа». Сытый звук сразу перерос грозное ворчание. Мишка убрал ногу:
– Да…это тебе не двухтактная зернодробилка! Чувствуется сила!
– Правда Мишка. Совсем по другому себя на дороге ведёт! Первый раз, когда на новом моторе трал тянули, я ещё побаивался, к техничке цеплялся на перевалах, а потом и забыл про неё! Толик Копытин даже ворчать на меня стал, что у него хлеб отнимаю! А в прошлом разе, «Фиаталес» тянули, тяжёлый гад, пришлось пристёгиваться, но не на подъёме, а на спуске! Так сподручней получается.
Мишка сидел за рулём, поглаживая его отполированную округлость руками, закрыв глаза и улыбался…
– Ты, чё, дремешь, Мишаня?
– Я разговариваю с ним…
– Молча?
– А мы друг друга без слов понимаем…
– И что он тебе говорит?
– Говорит, что ты, вредитель, уже второй рейс, ему фильтр воздушный не моешь!
– Брешет! Брешет, крокодил кременчугский! Один раз и не помыл только! У меня причина уважительная есть, я к тебе торопился!
– Ладно оправдываться, верю…
От резкого стука в дверь, Мишка обеспокоено открыл глаза, а Валерка вскочив с места, впился глазами в темноту:
– Николаич уже пришёл, что ли? Сказал же, светом мигнёт!
Мишка открыл дверь. За порогом стоял один из «Вованов»:
– Мужики, возьмите вот…- протянул бутылку «чемергеса»!
– Братан, ты попутал? Мы не заказывали!
– Люсьен прислала! Ты ж «чирик» дал, сам сказал «возьмите пару пузырей», а сдачи у Гиви нету. Один пузырь Люсьен сказала отнести вам, пригодится…
Мишка взял протянутую бутылку:
– Спасибо!
– Вот ещё, Люсьен просила передать… – и сунув в руку Мишке что то маленькое и тёплое, стремительно растворился в темноте, только – только малость отступив от подножки!
Оказалось записка. Написанная ровным каллиграфическим почерком на маленьком листочке клетчатой бумаги, вырванной из ученической тетрадки – «Михеева Людмила Макаровна», и всё. Несколько минут молча сидели в тишине, глядя на листочек.
– Мишка, я не понял. Это что, признание в любви?
– Вот правильно сказал Николаич, у тебя скоро жопа седая уже будет, а ты как ребёнок! Какое признание?
– Мишка, это ты – ребёнок! Если такая гром баба, пишет тебе, как её зовут, подумай, зачем? Чтобы ты знал, кого искать! А где – ты знаешь!
– Ага! Мне ещё этого не хватает! Тут в трёх соснах заплутал так, что любая тайга детским парком покажется, ты мне ещё овощебазу предлагаешь в разработку взять!
– Я тебе ничего не предлагаю! Впрочем нет, предлагаю. Давай грамм по сто примем…Что-то на душе, так погано… У меня в рундучке такое сало есть…закачаешься…с прослоечкой….
– И взаправду, давай, Валерчик, примем по маленькой…Не пропадать же добру! Человек нёс, торопился…Доставай своё сальцо!
…Разлили по третьей…Сальцо и впрямь оказалось божественным…Разговор пошёл уже такой откровенный, что другой раз и самому себе такого не скажешь! Михаил рассказал даже об первых ощущениях в реанимации, когда Валентину увидел! Сам себе не признавался, что почувствовал, когда увидел её встревоженные глаза, а напарнику рассказал! Рассказывал, а сам пытливо смотрел, не промелькнёт ли в его глазах искра недоверия или насмешки! Нет…Валерка так широко открыл глаза, глядя на Михаила, что казалось даже сейчас заговорит вместо него… Опять раздался стук в дверь!
– Ну, если это опять «Вован»!
Возле машины стоял прогревальщик с дымящимся на морозе чайником!
– Вот я так и знал, что вы догоняться будете! А чай, за каким чёртом сказали, чтоб сгоношил? Теперь уже и не будете верно?
– Будем, будем, Николаич! Спасибо, родненький! Чай не пил – какая сила! – обрадовался Михаил.
– Ага! Чай попил – совсем ослаб! – закончил каламбур Валерка!
– А я уже выключатель совсем сломал! Мигаю вам, мигаю! Нет, думаю, надо идтить смотреть! Чую, пацаны решили по маленькой тяпнуть! Ну, вот вам чайник, пейте! Не забудьте потом занести! Я пойду, ну вас к лешему! Лишний раз ряды обойду, как говориться, «От греха подальше!»
После «чачи», чай показался особенно вкусным. Приятная истома разлилась по телу, казалось, даже белки глаз затеплились. Вместе с негой появилась сонливость. Особо в кабине прибираться не стали, посчитав, что с утра всё равно надо будет позавтракать. Валерий уступил место в спальнике Михаилу, сам раскинул спальные принадлежности по сиденью. Ещё с первых рейсов у них появилась привычка, всегда спать раздетыми – так лучше отдыхает тело, умаявшееся за день тяжёлым шоферским трудом. У них в кабине, даже в лютые холода никогда не было холодно. Во всю длину задней стенки кабины, ребята приспособили отслуживший своё теплообменник, с большущей холодильной камеры, кроме штатной печки, используемой лишь для обдува стёкол, они поставили ещё и дополнительную, примостив её в углу кабины. Так что «Ташкент» был обеспечен! Перед сном, как водится, закурили по последней.
– Валер, я что хотел у тебя спросить, мне Юрка Близнюк проговорился, что ты на Атку «лыжи навострил», правда?
– Правда, Мишаня. Только я сам не думал, что так получится, этот разговор и не должен был состояться, всё было так неопределённо. У меня землячок работает на Аткинской автобазе, давно зовёт туда перевестись. Там молодожёнам сразу квартиру дают! И что не совсем последнее дело, Мишаня, зарплата там, поболе мальдякской будет! Ты меня сразу в предатели не пиши! Я не один туда собрался! Ты ж в курсе, что я с Лидкой встречаюсь?
– Ну и…?
– А заметил ты, как Райка вокруг меня последнее время, ужом крутилась?
– Слепой заметит…А Лидка при чём? Ты ж с Райкой снюхался…Я так и подумал, Лидке – от ворот поворот!
– Вот то – то!…Ещё в прошлом месяце, зашёл у нас с ней разговор о свадьбе – женитьбе! И не я его начал! Сначала вроде хиханьки – хаханьки, а потом уж и всерьёз. Вернее сказать, этот разговор идёт у нас с ней уже давненько. Но…у меня ведь и с Лидуськой тоже…любовь, то ли была, то ли есть… Ты ж в курсе…Я потерялся совсем…и тут мне Райка заявляет, что беременной стала! Представляешь? Что делать? Вот…ну…прошлым рейсом дома был, Лидке взял и выложил – женюсь на другой! Эх, сволочь я…Такую девку обидел! Она мне по морде приложила так, что у меня неделю в шарабане звон стоял! Но это ерунда всё! Она пошла в контору и написала заявление о переводе на Атку! Там геологоразведывательная партия, её берёт к себе, маркшрейдером! И когда она успела договориться?! Мы планировали это всё к лету! Короче, после праздников новогодних, уезжает она… Одна! Но и это ладно! Интересно другое! В этот раз, еду ж я к тебе, Новый год справлять, и говорю ей, Райке:
– Ну и давай, забираем Мишку, Светку и идём к тебе домой, праздновать! Не в кабине же отмечать?
А она до этого говорила, что у неё комната в коммуналке, большая, метров восемнадцать! Все и поместимся! Вот тогда началось самое интересное! Оказывается, в комнате той, маманя её живёт, с её же сынишкой! Гром среди ясного неба! Как тебе? Нет, Мишаня, я конечно не против детишков, но разве нельзя было честно сказать с самого начала? Чего меня в дурачках держать? И это ещё не всё! Ты видел, как они с нами сегодня поступили? Я не знаю, как ты, а я, например, горжусь, что работаю шофёром! Ещё я горжусь, Мишка, что работаю именно с тобой! Да, мы бываем и грязные, и выпимшими, и усталыми! Но эта грязь, сажа и копоть, гораздо милее мне, чем одеколон, которым тот прыщ был наодеколонен, которому я по сусалам врезал! А Райка? Я всё ждал, когда она плюнет на всю эту катавасию и за мной кинется! Шиш! Что Райка, что Светка, приросли задницами к стульям! Знаешь почему? Потому что им, нравится эта жизнь! Где всё красиво, скатёрки белые и хлебушек свеженький!
А заправляет всем этим мамаша Светкина! Чем она их стращает я не знаю, но догадываюсь! Никакого будущего, по её мнению, мы им дать не сможем! Потому что мы – простые работяги! Они ж валенки в жизни ни разу не примеряли! А приведись им попасть к нам в общагу, на общую кухню или в сортир на улицу, в минус сорок побежать ночью, да они Мишка, дня с нами не продержаться! Ты торт «Наполеон» кушал? Видел там коржи – один мягкий, другой твёрдый, один мягкий, другой твёрдый, а кремом их одинаково мажут! Знаешь почему? И я не знаю! Вот так и люди! Всё для всех одинаково, а люди разные! Вот я и соображаю – кого на кого я поменять собрался?! Лидку, которая уже год со мной встречается и слова не промолвила о женитьбе, ждёт, что я первый предложу, ведь не сволочь же я? Или Раймонду эту, которая во мне увидела лишь мужика, за которого надо выйти замуж, чтобы поправить своё материальное положение, но при этом, я должен ходить в галстуке, сюртуке и белой манишке! А как ей только пальчиком пригрозили, она сразу и лапки кверху! Это получается, она чужим умом живёт? Ну и на какой, я извиняюсь, хрен, мне эти заморочки? Я парень простой, мне эти экивоки на фиг не нужды! Мишань, ты со мной согласен?
– Я с тобой не просто согласен, друг ты мой Валерка, я с тобой категорически согласен! В общих словах, ты выразил то, что я никак не смог сформулировать у себя в башке! Вот и чувствую себя собакой – всё понимаю, а сказать не могу!
Вот – вот! И я так думаю! К чертям собачим этих Раек со Светками, уж не знаю, что у тебя на уме, а я, как приеду – сразу к Лидке! Буду просить прощения! Уфф! Как камень с души свалился! Враз полегчало! Теперь и спать можно!
– Да…братишка…удивил ты меня! Прямо ночь сюрпризов и несбывшихся надежд! Всё ты правильно рассудил. Одно я не понял, Валер, а с беременностью, то как?
Со стороны сиденья слышалось только мерное посапывание…
– Ладно, уж…спи…напарник. Ты уже решил всё, а мне ещё думать и думать…Господи! Сложно то как всё…