Япономать

В Магадан пришел Циклон. Не просто циклон, а Циклон. Все, что можно и нельзя, засыпано мокрым, липким снегом. Дома завалены с крышами. Там, где была дорога, или место для проезда транспорта, многометровая толща белой, далеко не ватной, массы.

Дорожники круглые сутки воюют с природой. Механизаторы в промазученой одежде похожи на чертей из преисподней. Неизвестно откуда появляются и непонятно куда исчезают… Дирижирует ими его Губастое Величество Ветер.

Грейдеры идут обычно втроем: друг за другом: сталкивают снежную кашу в серую бездну. Впереди идущий загребает от скалы, второй — выталкивает на центр и третий завершает цикл очистки дорожного полотна. Между проходами остается вал. Сдвигаемый отвалом снеголед или льдоснег, обильно сдобренный песком, нежен на ощупь и жесток по своей природной, колесной сути.

Спуск к морю с Арманского перевала заканчивается сопкой Титькой. Она как бы сигнализирует водителю, что злобный, тяжелый секс с природой закончен. Последний поворот и прямая ровная дорога, асфальт которой сделан из тюленьего жира, по берегу Охотского моря до переправы через реку Яна, обеспечит гарантированное незабываемое наслаждение от самого простого процесса движения.

В конце спуска вираж. Неповоротливые большегрузы тормозят двигателями, стараются держаться поближе к стене, воняют из глушителей своим альфаметилнафталином так, что все живые в сзади идущих автомобилях просто задыхаются и стремятся хоть как, но вырваться вперед. В нормальных условиях обгон один из самых опасных маневров… А здесь…

Вожделенная Титька показала сосок. Впереди ползущий Камаз, с огромной одесской арбой-полуприцепом, загруженный до упора углем, чихнул и начал, весело переключая передачи, набирать скорость.

Ниссан-Патрол резко принял влево, рванул во всю японскую мощь из черно-синего облака вонючих выхлопов на свежий воздух. Обогнал, ушел вперед…

К ужасу, сидящих в кабине грузовика водителя и размалеванной девицы, яркий красавец внедорожник подпрыгнул на грейдерном валу, резко завилял … и улетел вверх колесами. Придорожные кусты помахали серыми обледеневшими ветками, встряхнулись, словно мокрые огромные птицы, выпрямились, будто ничего не случилось.

Ветер-ветрович взвыл от удовольствия: припустил за перевернутым, джипом по сугробу в распадок. Только стекла с обломками навороченных фар и фонарей, как шелуха, во все стороны полетели.

Сверху снег, внизу вода… Полуподплывшие по грудь в холодном стерильно-белоснежном киселе спасатели увидели, висящего на ремне безопасности лысого мужичка с разбитой физиономией. В навалившейся тишине было слышно как журчит из бака солярка, распространяя нефтяные ароматы, дико неприятные на фоне почти весенней свежести, да мягко щелкают по белоснежному потолку синтетического салона капли крови из носа страдальца.

— Ты как?

— Цел…. Хорошие японцы машины делают…. Даже ничего не сломал, кроме машины.

— Тебе помочь?

— Да. Перережь ремень. Сколько вишу, не могу открыть замок. Нож в бардачке. Только голову мне придержи… когда буду вниз падать могу отбить остатки мозгов.

Подстелили бушлат, прижали руками голову к груди, благо лобового и дверных стекол нет в наличии. Поймали, уложили, вытащили.

С японского изделия размотали трос лебедки. Подтянули перевертыша к дороге, но ставить на колеса не стали. Побоялись больше измять обломки кузова: ремонтировать замучаешься. Решили дождаться крана и гаишников.

Сзади колонна, впереди пробка. Стоим… Ждем. Ветер дует…

Мужичок из япономатери сидит на сугробе сбоку от машины. Толкает колесо в бугристую, густо засеянную шипами, покрышку… крутится, останавливается. Снова толкает… несильно, спокойно. Шуршат подшипники, как ласковый песок под ногами на пляже. И так до бесконечности. Думает. Расстраивается.

Грейдеры ушли далеко вперед, Ветер поет свою песню. Мобильники не берут. Попутчики из ватной пустоты навалившегося ожидания потихоньку подошли, спросили:

—  Может мы поедем?.

— А что я вас держу что-ли? Вот телефон. Из Армани позвоните. Приедут заберут.

Обратный путь пришелся на вечер. Титька на закате покрасила свой сосок: дерево на самой вершине, в резкий, яркий малиновый мультяшно-японский цвет. Контраст между нежностью и чистотой вершин, с, окружающим дорогу, синего, чернильного цвета смогом; драконьим ревом двигателей и шипящей тишиной поземки на тещиных языках подъемов и спусков привычно размешивал космические картинки увиденного, оживляя серую пелену злого повелителя времени людей, попавших в лапы Циклона.

Ветер разогнал свирепые тучи. С ними исчезла и перевернутая машина. Только радужные пятна от разлитого масла во вмятине и неестественно красивые, на берегу беззаботно и весело журчащего ручейка, пластмассовые кусочки разбитых фонарей с искрами выбитых стекол напоминали о случившемся.

Надолго ли?

Автор: Александр Ломако.