Архивных документов о существовании на Колыме «Расстрельной тюрьмы «Серпантинка»» не обнаружено

Памятник на Серпантинке.

«Вот что ребята, пулемёт я вам не дам…»
(Верещагин, «Белое солнце пустыни»)

Опять дежавю…

Я уже высказывался в своих путевых заметках, что с целью продлить короткие колымские лето и осень, стараюсь выезжать в центральные районы страны во второй половине сентября. И это почти всегда совпадает с оживлением в Магадане общественной и политической жизни. Наверное, по причине завершения сезона отпусков. Это оживление заметным образом отражается и на событиях, связанных с историей нашего края, которую все ни с чем иным не ассоциируют, как с историей осуждаемых периодов. И никакие тридцатилетние потуги, инициируемые управлением-департаментом-министерством культуры и туризма, о брендах города Магадана не помогают ничего изменить.

В прошлом году таким событием было быстрое, даже мимолётное, обсуждение присвоения почётного звания бывшему уголовнику, внедрившему в производственные отношения соответствующие «понятия», в этом — дискуссия о том, была ли на Колыме «расстрельная тюрьма Серпантинка» или нет. Но надо обратить внимание, что в первом случае предложенные мной архивные документы были соответствующей инстанцией проигнорированы, а во втором многие ждут от меня подтверждения — «да, Серпантинка была». Что поделаешь — конъюнктура. И если не будешь говорить плохо о прошлом, люди будут больше обращать внимания на то, что плохо сейчас.

Редакции заинтересованных изданий замучили звонками и письмами с просьбами дать экспертный комментарий, если, конечно, это не лукавство с их стороны и за обращением ко мне не скрывается намерение дать дискуссии новый импульс: ну как же, высказался «бывший», «палач», у которого «у самого руки по локоть в крови». Так, по крайней мере, характеризует меня скандальное интернет-издание, по сути, магаданский филиал «Радио Свободы», занимающегося на территории России информационной пропагандой на деньги нашего идеологического противника (что не мешает некоторым его магаданским источникам получать деньги и из местного бюджета).

Но попытка обращения за экспертным комментарием заслуживает уважения. Поскольку в последнее время у представителей СМИ, идущих в ногу с конъюнктурой, принято готовить информационные материалы со слов очевидцев, не консультируясь со специалистами и не обращаясь в архивы. Лишь бы как у Дудя – «побольше чернухи». И даже получать за эти материалы престижные премии. Каждый журналист сам себе эксперт. А сомнению в объективности подвергается лишь то, что противоречит конъюнктурной линии. То же самое можно сказать и о «Серпантинке».

Не будем останавливаться на том, что опубликовал по теме «Серпантинки» «Плохой сигнал» — там, я считаю, всё верно, и с исторической точки зрения, и в вопросе подхода к историческому исследованию. Опустимся несколько ниже, к той дискуссии, которую вызвала эта публикация в провинциальных магаданских СМИ.

Оппонентами указанной дискуссии выступают уважаемый мной магаданский краевед Паникаров Иван Александрович и пока что не очень и не близко знакомый мне бывший житель посёлка Ягодное, а ныне житель Сиэтла Артамошин Александр Николаевич. Их позиции в ряде статей, помимо интернет-ресурсов, обнародовала газета «Колымский тракт»: Паникаров за то, что была «расстрельная тюрьма Серпантинка», Артамошин — против.

К сожалению, дискуссия между ними изобилует эмоциями, взаимными обвинениями и даже оскорблениями, что, конечно же, с одной стороны, выглядит несолидно, в том числе для изданий, которые это публикуют, с другой — уводит от основного ответа. Более трезво, объективно и доказательнее рассуждает, на мой взгляд, Артамошин А.Н. Наверное потому, что будучи, как пишет Паникаров И.А., на одной с ним стороне и поддерживавший существование «Серпантинки», спустя годы многое проанализировал и пришёл к объективным выводам, чем и импонирует. А как говорится, за одного битого двух небитых дают.

В то же время дискуссия уже выходит за рамки событий вокруг «Серпантинки», затрагивая в целом отношение к «сталинским репрессиям» в нашем обществе, подтверждая политизированность и конъюнктурность этой темы. Что позволяет и мне говорить здесь о том же и шире.

Ответ же на вопрос, вызвавший такую дискуссию, на сегодняшний день таков: архивных документов о существовании на Колыме расстрельной тюрьмы «Серпантинка» не обнаружено. Именно так, без глаголов «была» или «не было», и грамотно с юридической точки зрения. Можно только добавить, что «мною не обнаружено». И продолжить, что я более близок к получению документов о том, что в том распадке, где якобы она располагалась, находилось стрельбище для военизированных формирований, нёсших службу по охране заключённых. Кто-нибудь задумывался, почему ручей, стоящий в центре событий вокруг «расстрельной тюрьмы», называется «Снайпер»?

При этом расстрелы никто не отрицает. Но явление это не советское и не российское. К примеру, оплот всемирной демократии взял и просто сбросил две атомных бомбы на мирные города Японии и уничтожил без суда и следствия сотни тысяч человек. Однако в мировых СМИ даже 6-го и 9-го августа больше публикаций о «сталинском» прошлом нашей страны.

На открытии памятника жертвам сталинских репрессий на Колыме на Серпантинке. 22 июня 1991 года.

Установка памятника на месте якобы «расстрельной тюрьмы Серпантинка» в 1991 году выглядит не как стремление увековечить память казнённых заключённых, а скорее как протестная акция. Дата 22-е июня, пятидесятилетие начала Великой Отечественной войны, наверное, выбрана не случайно, а назло действовавшей тогда власти. Это хорошо просматривается в комментариях членов инициативной группы, которые достаточно много внимания уделяют описанию противостояния с властными органами. Политизированность мероприятия отвлекла от основной идеи мемориала, в результате чего надпись на нём сегодня даёт повод для критики.

Памятная доска на памятнике у Серпантинке.

И мы сейчас имеем то, что имеем. То есть с установкой альтернативного памятника, до конца не изучив вопрос и основываясь на рассказах «очевидцев», поспешили как раз не власти «чтобы отчитаться перед вышестоящими». А все доказательства существования тюрьмы, как оказывается, легко разбиваются. Поэтому надпись на памятнике, наверное, должна быть несколько иной.

Естественно, мне будут возражать: «власти» прячут архивы, «боятся прошлого». Но я не устаю повторять, что в архивах находится многое из того, чего не ожидают увидеть антироссийски настроенные исследователи нашей истории. К примеру, то, что многие якобы «пострадавшие от сталинских репрессий» отбывали наказание по примитивным уголовным статьям, от бандитизма до педофилии. Как те же «почётные». Причём значительная часть совершала преступления как раз в тот период, когда страна воевала, восстанавливала. Поэтому в утверждение, что такие могли встать на её защиту как-то не верится. Интересные подтверждения этому можно встретить и в воспоминаниях колымских сидельцев. Так Б. Лесняк пишет, что, находясь «в заключении», исполнял в больнице аж три должности. По времени это совпадает с крупными сражениями на фронте. В тот же период они знакомятся с В. Шаламовым и мирно ведут беседы о литературе.

А доступ к информации ограничен постольку, поскольку соответствующие наши законы — калька с международных, европейских, демократических. И чтобы как-то развеять убеждения о «боязни прошлого», ниже приведу документ, рассекреченный по моей просьбе без всяких опасений, несмотря на остроту и жёсткость содержащихся в нём сведений. Тем более, он указывает на то, что в Дальстрое, как экономической категории, избавляться от рабочей силы было невыгодно, хотя и датирован намного позже, чем якобы имевшие место события, о которых рассказывают в привязке к теме «Серпантинки». Данный и ещё ряд документов свидетельствуют о том, что архивные материалы о «Серпантинке» мы, скорее всего, не найдём, поскольку события на Колыме в осуждаемый период развивались совсем по-иному, а не так, как представляли инициаторы установки известного памятника.

Магадан. 1949 год.

В конце сороковых в Дальстрое сложилась трудная ситуация с кадрами, поэтому по согласованию с центром было принято решение освободить 18000 заключённых досрочно, что и было сделано несудебными инстанциями. К чему это привело, говорится в спецсообщении. А именно, к такому серьёзному обострению криминальной обстановки, что в соответствии с имеющейся резолюцией было принято решение материалы ни в краевой центр, ни в столицу не направлять. Замечу, что это было ещё до «холодного лета 1953-го», до «ворошиловской амнистии».

Но кроме указанного досрочного освобождения, на обстановку сильно повлияли большое количество побегов, о чём писал И.Д. Бацаев (см. альманах «Место действия – Колыма», выпуск 1-й, 2008 год), а также отмена Указом Президиума Верховного совета СССР от 26.05.1947 г. смертной казни за тяжкие преступления. И тут впору говорить не о жёсткости, а о мягкости режима содержания. Наверное, обвинения в этом боялись должностные лица, давшие указание спецсообщение в вышестоящие инстанции не направлять. Можно только предполагать реакцию Хабаровска и Москвы после прочтения документа в виде мер по ужесточению режима, которые для многих сидельцев и «беглых» могли быть смертельными. Однако следует признать, что запрет на отправление спецсообщения был в пользу преступников и в ущерб их потенциальным жертвам. И, разумеется, это были не «политические».

Спецсообщение.

Документ подготовлен на основании данных внутренней дальстроевской цензуры. Чтобы избежать дополнительных обвинений нашего государства в нарушении прав человека, поясню, что сейчас такое мероприятие называется «контролем почтовых отправлений». Его проведение регламентируется п. 9 ст. 6 и ст. 8 принятого в демократической России 12.08.1995 г. Федерального закона N 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности».

«…Когда я поехал … в Магадан … меня и моего сменного ограбили. У него забрали 3000 руб., а у меня 2700 рублей. … на этих приисках работают одни лагерники, имеющие по 15-25 лет сроку. Поэтому много беглецов: они никого не щадаят, грабят всех, кого попало, убивают бойцов, вооружаются ихним оружием, одевают ихнее обмундирование … говорят: «Подвези, земляк!», а в пути грабят и режут водителей. А ночью брёвна поперёк трассы лежат и поневоле приходится вылезать …, в это время бандиты вылазят с оружием и финками.

… товарища-договорника сразу убили, когда он закричал: «Разбой!». А я деньги отдал, начал с ними говорить по лагерному и мне сказали – «езжай».

«…Здесь у нас сейчас опасно очень стало. Много бандитов в городе 25-летников. Днём и ночью убивают по дороге, режут, грабят. Рая работает в приёмном покое, так все случаи через неё проходят. Привозят каждый день полуживых, а то и прямо в морг. … на глазах совершаются преступления и ничего не скажешь. Так что живём одним часом».

«… кого здесь только нет, почти больше половины заключённых и каторжников – 25 лет. … нельзя в 9 часов вечера выйти на центральную улицу, такое хулиганство, днём один в парк не пойдёшь. … сбежали по трассе 30 человек 25-летники – каторжники. Два дня тому назад дочь и мать рвали ягоды, их бандиты убили, разрезали… Днём залезают в квартиры и ограбляют».

«…здесь женщине одной не то что в лес, в уборную вечером опасно, везде заключённые в большинстве долгосрочники, грабят, убивают, насилуют женщин, где только можно, и вот со мной Коля один боится ходить за грибами, соберёмся партией, тогда пойдём. … нападают на шоферов беглецы, отнимают деньги, документы, да ещё нож в бок …»

«… Две девушки пошли на работу и им в пути встретились трое мужчин. Они их сначала изнасиловали, а потом вырезали им груди. … В Магадане муж с женой пошли на сопку за грибами, и там их встретили бандиты. Женщину тоже изнасиловали, после чего ей вырезали половой орган, а мужа всего изрезали. … А сколько таких случаев происходит каждый день».

«…Жизнь в Дальстрое … почти не изменилась. … очень много в Магадане бандитов. Очень много случаев убийства. … Гулял по сопке с одной знакомой женщиной, на нас напали трое с ножами. Забрали у меня часы «Победа», костюм и деньги, которые были в кармане, примерно 180 руб. Так что вернулся в рубашке. Этот случай ещё благополучный, зачастую здесь убивают и всё содержимое сдирают …»

«…По городу в ночное время один без оружия не пойдёшь – убъют или разденут, и концов не найдёшь. …меня, можно сказать, уже нет в живых, а именно, 3 сентября узнал, что заключённые … проиграли меня в карты…»

К указанному обострению криминальной обстановки имеет непосредственное отношение авторитет магаданского землячества в Москве Вадим Туманов. В своей книге «Всё потерять и вновь начать с мечты» он рассказывает, что был участником разбойного нападения на кассу прииска, за которое по приговору получил большой срок, прошедших мимо внимания правоохранительных органов разбойного нападения, краж на колымской трассе, а также подделки облигаций

Прозвучит несколько кощунственно с моей стороны, но тут впору ставить вторую «Маску Скорби» — безвинно погибшим от рук уголовных элементов. Ведь если принимать во внимание письма — свидетельства очевидцев, то статистика такова: в день совершалось не менее одного убийства.

На вопрос одного из моих оппонентов, обвиняющего в указанном обострении криминальной обстановки советский режим: «Почему таких не расстреливали?», — я уже ответил выше: в «негуманном» СССР была отменена смертная казнь. Получается, и жёстко плохо, и мягко плохо. А кто ж тогда «таких» ловил и «сажал» — «союзники»?

Памятник комсомолке Татьяне Маландиной, убитой уголовниками. Пос. Оротукан.

Есть ещё один документ, текст которого подробно воспроизвести не могу, поскольку, находясь в поездке, не имею доступа к своему архиву. Датирован он концом тридцатых и содержит просьбу руководства Дальстроя к московским властям не направлять на Колыму больных заключённых, поскольку тресту были нужны рабочие руки. А то, что многие бывшие сидельцы доживали и доживают до очень преклонного возраста, подтверждает существование системы медицинского отбора при направлении заключённых в Дальстрой и, как это ни странно звучит, отсутствие гибельного влияния на их здоровье пребывания в северных лагерях.

Результаты медосмотра.

По приезду в Севвостлаг заключённые также проходили медосмотр (см. фото). Конечно не как в отряд космонавтов и это не назовёшь детским садом, но на основе заключения врачей им определяли категорию труда. Если вчитаться в медицинский документ, для которого были заготовлены специальные типографские бланки, можно обратить внимание, что даже такие диагнозы, как «вялось голосовых связок» и «функциональное расстройство нервной системы» не оставлялись без внимания.

В некоторых делах я встречал записи о том, что, к примеру, сборы группы, готовившей побег, осуществлялись в «респираторной», а за самовольное отключение компрессоров, подававших воздух в забои, наказывали. То есть, если не сказать, что о здоровье заключённых заботились, то хотя бы обращали на него внимание.

Записи о поощрениях.

В Дальстрое действовала система поощрений, в соответствии с которой заключённому за хорошую работу снижался срок наказания. Поощрения записывались в специальный формуляр (см. фото), бланки которого тоже были изготовлены типографским способом, что указывает на значительное их количество. Поэтому заключённым не было смысла вылезать из забоя, взбираться на ближайшую сопку и проверять, загорелась ли звезда над лагерем в знак выполнения плана. Как видно из формуляра, зачёты производились довольно часто, что было возможно только без губительного ущерба здоровью. И это был не «рабский труд». Период нахождения в Севвостлаге и работы на объектах Дальстроя засчитывался в так называемый северный стаж.

Если внимательно всмотреться, то можно увидеть, что порой даже места на бланках не хватало.

К периоду, когда, по рассказам очевидцев, действовала «расстрельная тюрьма Серпантинка», относится создание на Колыме музыкально-драматического театра, открытие санатория-курорта Талая, больниц, основание библиотеки УСВИТЛа и Городской библиотеки (предшественниц областной библиотеки им. А.С. Пушкина). Для кого всё это было предназначено, если всё, что делалось на Колыме, делалось руками заключённых? И как-то ещё раз не верится в то, что в Дальстрой их везли, чтобы потом расстрелять или уничтожить другим зверским способом и строили для этого специальные тюрьмы.

Автор: Пётр Ив. Цыбулькин.

Ноябрь 2020 года.