Борис Юльский в 1930-е годы. Фото из свободных источников.
Не ошибусь, если скажу, что наше общество в значительной степени зомбировано страшилками о советском и, в частности, сталинском прошлом. Это нередко можно наблюдать по реакции наших сограждан на отдельные исторические факты, которые в первую очередь соотносятся с навязанной нам негативной информацией о действиях властей и силовых структур в осуждаемые периоды.
Одна дама, кстати, литератор и работник органа власти, на моё сообщение о сотрудниках НКВД, воевавших в партизанских отрядах, отреагировала вопросом: «А что они там делали – за командирами наблюдали?»
Другая дама, представитель пресс-службы уважаемой структуры, журналист, когда я рассказывал о жутких расправах над мирными гражданами, за которые был осуждён бывший немецкий каратель, не до конца вникнув в тему, сделала вывод, что эта информация об издевательствах охраны над заключёнными в ГУЛАГе, и приготовилась спешно её записывать.
В №№ 73 и 74 журнала «Литературный Кисловодск» за 2020 год опубликованы записки под названием «Воскресение» о судьбе русского писателя Бориса Юльского в представлении автора из Владивостока Бориса Мисюка с попыткой преподнести их как документальное произведение.
Не совсем понятно, откуда автор берёт факты и статистику для своих выводов, не соответствующих уже известным объективным архивным данным, поскольку не всегда делает при этом ссылки. Причём выводов избирательных, односторонних, направленных только на осуждение прошлого нашей страны по большевистскому лозунгу «отречёмся от старого мира», хотя из имеющихся сведений о биографии писателя допустимы иные, с которыми читатель также должен быть ознакомлен. Мы же боремся с пережитками прошлого, к каковым относим и якобы доминирование только одной точки зрения. Описываемые в повествовании события и ситуации не соответствуют также реалиям обстановки на Колыме.
В произведении просматривается обида автора на что-то или на кого-то, но на кого он обижен, непонятно. Хотя по первой фразе записок «С чекистской похвальбы начнём» можно предположить, что дорогу ему когда-то и в чём-то перешли «злобные» чекисты. Эта обида, скорее всего, и является причиной тенденциозной подачи материала, вводящей читателя в заблуждение.
В качестве «чекистской похвальбы» Б. Мисюк приводит цитату без ссылки на то, откуда она взята: «В результате оперативно-агентурной работы чекистских аппаратов лагерей и колоний за 1948 год было предотвращено около 107000 попыток и подготовок к побегам». И ещё одна цитата оттуда же: «За I квартал 1952 года совершено 87 побегов, убито 78 бежавших».
В докладе «Деятельность органов УНКВД» на научно-практической конференции, посвящённой 75-летию со дня рождения члена-корреспондента РАН Н.Н. Дикова и проходившей в 2001 году в г. Магадане на базе Северо-Восточного комплексного НИИ, магаданский историк И.Д. Бацаев, основываясь на рассекреченных архивных документах органов безопасности, по иному освещает обстановку в местах лишения свободы в тот период и проблему побегов. Тексты этих документов содержат, отнюдь, не «похвальбу», а озабоченность: «В конце 40-х гг. оперативная обстановка в лагерях резко ухудшилась. Разгул лагерного бандитизма, массовые отказы от работы, групповые вооруженные побеги с убийством охраны приобрели угрожающий характер.
В 1949 г. из ИТЛ Дальстроя бежали 454 чел., в 1950 г. – 575 чел., в 1951 г. – 752 чел. Действия заключенных отличались тщательной подготовкой, установлением межлагерных связей, уголовной дерзостью и жестокостью.
В 1950 г. официально зарегистрированы 313 случаев лагерного бандитизма с убийством 326 заключенных, в 1951 г. – соответственно 284 и 297 чел., в 1952 г. – 137 и 171 чел.
В ряде мест администрация полностью потеряла контроль за ситуацией, и лагеря управлялись уголовно-бандитствующими элементами».
Однако далее из доклада следует, что вместо просящегося в данной ситуации ужесточения режима, чекисты сделали ставку не на усиление репрессивных мер, а на влияние на оперативную обстановку: «Традиционные, отработанные годами методы оперработы в условиях отмены смертной казни не давали эффекта, и органы МГБ сделали основной упор на активизацию агентурной работы.
…В результате деятельности агентурной сети органами МГБ и Ведомственной стрелковой охраны в 1951 г. предотвращены 30 вооруженных побегов (204 чел.), 369 групповых (1136 чел.) и 976 одиночных…
…В 1952 г. эффективность агентурной работы еще более повысилась: раскрыта подготовка побегов 3548 чел., не допущено 300 убийств заключенных…»
Агентурно-оперативные меры включали в себя, в том числе, инструктаж водителей (более 2000 чел.), которые под расписку предупреждались об уголовной ответственности за провоз не обозначенных в путевом листе лиц, отработку маршрутов движения беглецов, создание сети оперативных постов. В связи с этим описанный Б. Мисюком побег Б. Юльского спланирован неумно и безграмотно и должен был провалиться «при первом же шухере».
Отдельно необходимо сказать об убийствах заключённых, поскольку это может иметь отношение к судьбе Б. Юльского. В очерке «Эхо войны» («Литературная Россия», № 25 от 01.07.2022) я уже рассказывал о том, что основную часть этих преступлений совершали украинские националисты, переведённые на Колыму в результате так называемой «всесоюзной чистки лагерей» (по сути г. Магадан стал заложником своеобразной, довольно живучей и устойчивой, «материковской» психологии – направлять и ссылать сюда из центра всё худшее, включая спецконтингент).
Убийства совершались в целях устранения человека, подозреваемого в сотрудничестве с администрацией и оперативными подразделениями, освобождения так называемого «хлебного места», на которое после ставился кто-то из своих – выходцев из Западной Украины. Признаком сотрудничества с оперчастью был небольшой срок заключения, в частности, 10 лет, а также добросовестный труд.
Причиной побегов заключённых в ряде случаев были угрозы их убийства. Убегали же в основном осуждённые на большие сроки – 25 лет. В том числе получившие этот срок взамен смертной казни – в условиях её отмены, о чём авторы, сосредоточенные на негативе о прошлом, предпочитают умалчивать. А, судя по «чекистским похвальбам» о предотвращении убийств заключённых, которые приводит И.Д. Бацаев, «органы» были озабочены сохранением жизней заключённых, а не их убийствами во время побегов.
Из показаний осуждённого за измену Родине Ермоловича В.Г., заключённого особого лагеря – Берлага (орфография и пунктуация в этом и следующем подобном документе сохранены): «Когда мы установили контакт в работе с руководителями украинцев-западников, то последние стали от нас настойчиво требовать убрать ряд лиц, которые, как они заявляли, не достойны следовать с нами. Конкретно они нам не называли кого, так как от нас получили резкий отпор, в котором мы категорически требовали не делать убийства… По истечению недели украинцы-западники не добившись нашего согласия на убийство самостоятельно, не поставив в известность нас, убивают заключённого Хоменко Петра…
Спустя дня четыре украинцы-западники воздействуют на «чёрных», которым приказывают убить заключённого Мунисова, что и было сделано… Вечером заключённый Горошко снова пришёл к Заонегину и сказал, если мы не уберём Орлова, то они уберут его сами. Но дело тогда на Орлове не кончится… Цуканов для убийства Орлова привлёк свою группу…
…за время пребывания в Ванино нам пришлось бороться с украинцами-западниками по предупреждению убийств, на которые они снова стали настаивать. В частности, через заключённого Сокольникова украинцы-западники, кто конкретно мне неизвестно, предложили организовать убийство среди русских, как они выразились «произвести чистку рядов».
Из собственноручных показаний Невзорова П.И., осуждённого по ст. 58-1б УК РСФСР к 25 годам лишения свободы, заключённого Берлага: «…Когда западники снова пришли к Пермекову, чтобы убить з/к врача Денисова, то Пермеков им прямо сказал … если вам нужно его место, он сам может уйти из санчасти. Но западники не успокоились на этом и пришли ко мне … я заявил им так: что Денисов не виноват ни в чём и мы не имеем права его убивать, если вы совсем озверели, то начинайте убивать с меня…»
По опубликованным в книге «Сталинские стройки ГУЛАГа» данным (стр.412), за период с 1932 по 1953 год на Колыме умерло 121256 заключённых. Привожу статистику из указанного издания, поскольку оно даёт наивысшие показатели. Скорее всего, потому, что вышло «при поддержке» Фонда Сороса, признанного нежелательным в России. Получается, Б. Мисюк превзошёл даже иноагентов, указывая в своём произведении, что только в одном лагере «Бутугычаг» «погибли 330001 человек».
Из справки Управления ФСБ России по Магаданской области: «По учётам значится: Юльский Борис Михайлович, 1913 года рождения, уроженец г. Иркутска, который осуждён 16.11.1945 Военным трибуналом Приамурской армии Приамурского военного округа по ст. 58-14 УК РСФСР к 10 годам лишения свободы. Находясь в местах лишения свободы на территории Магаданской области, 13.08.1950 бежал из-под конвоя в пути следования из разведрайона «Хивовчан» Омсукчанлага Дальстроя. Сведений о дальнейшей судьбе Юльского Б.М. и данными о местонахождении его личного дела не имеется».
Есть две версии дальнейшей судьбы писателя. Б. Мисюк предполагает, что ему удалось добраться до Японии. По данным этнографа, специалиста по коренным народам Дальнего Востока А. Рыбина, Б. Юльский дошёл до дальневосточной удэгейской деревни Дерсу. Однако и та, и другая версии вызывают сомнения, а вышеуказанная справка наводит на размышления, поэтому поделюсь своим видением событий. Тем более, что более тридцати лет проработал в системе органов безопасности, занимаюсь их историей и являюсь экспертом в данных вопросах.
Обратим внимание на статью, по которой осуждён Юльский. Пункт 14-й статьи 58-й УК РФ – это так называемый «контрреволюционный саботаж». Отдельно от других преступлений он встречается не часто. По крайней мере, мне подобные дела пока не попадались. По этой статье наказывали заключённых, бежавших с места работы. В дальнейшем такие дела переквалифицировались на ст. 82 УК РФ – побег. Можно предположить, что Б. Юльский относился к заключённым, у которых в личном деле ставилась отметка «склонен к побегу». Но тогда у него должна быть и другая статья, за преступление по которой он находился в заключении.
По описанию Б. Мисюка, в 1945-46 годах в Китае, после, как он выражается, «Советского вторжения», работала большая группа работников «советского Дальнего Востока и МГБ» (судя по тому, как написал автор, МГБ в его понимании не было «советским»). На основании полученных эмигрантских архивов в отношении многих заметных людей возбуждены уголовные дела.
О китайском периоде жизни Б. Юльского Б. Мисюк рассказывает, что «в славном городе Харбине он щеголял в красивой… фашистской форме, работал в их газете», «командировка в Маньчжурию, в отряд русской горно-лесной полиции, в тайгу, на борьбу с браконьерами и бандитами-хунхузами». (под бандитами-хунхузами надо понимать и китайских партизан, боровшихся с японскими милитаристами во время второй мировой войны – П.Ц.).
То есть Б.Юльский относился к категории заметных, и с позиций действовавшего в то время уголовного кодекса, его деяния – участие в фашистской организации и в вооружённой борьбе с союзниками СССР по заданию японских военных в рядах так называемой Русской полиции – могли квалифицироваться по другим пунктам указанной юридической нормы с наказанием вплоть до высшей меры. Однако, этого мы не видим. А относительно малый срок его заключения – 10 лет – вызывает опасение в плане его личной безопасности по причинам, которые выше я уже указывал.
Среди объектов интереса органов безопасности из числа заключённых Севвостлага, краткие характеристики которых я приводил в очерке «О деятельности органов безопасности на Колыме накануне и после ХХ съезда КПСС» («Литературная Россия», № 8 от 04.03.2022 г.), Б. Юльский не проходит или по какой-то причине не отмечен. Хотя в этом списке много персонажей с похожей биографией. К примеру:
К. – По данным японской военной миссии в Маньчжурии являлся агентом японской разведки. Предоставлял информацию в отношении белоэмигрантов. Занимался подбором агентуры для заброски на территорию СССР. Резидент японской разведки на станции “Пограничная”.
А. – Член белоэмигрантской организации «Союз нового поколения», проживал в Харбине.
П. – Член Российской фашистской партии в Маньчжурии. Вёл кружки эмигрантской молодёжи.
Б. – прапорщик царской армии, есаул у атамана Семёнова, агент японской разведки;
Д. – Агент японских разведорганов;
М. – Член фашистской организации.
Причиной побега Б. Юльского могло быть то, что он являлся фигурантом ещё не законченного уголовного дела по преступлениям, за которые предусматривалась высшая мера. Но со дня его ареста (сентябрь 1945 года) прошло 5 лет, все следствия должны были закончиться. Иначе надо подвергать сомнению популярные среди обвинителей прошлого суждения, что все дела «стряпались на скорую руку». И не было никакого смысла и практики отправлять подследственного по этапу до судебного решения.
Можно допустить, что имели место угрозы жизни Б. Юльского от тех же «западников» и уголовников в связи с его малым сроком осуждения, подозрениями из-за странной статьи (58-14), побудившие его к спонтанному побегу в преддверии скорой северной зимы, когда меньше вероятности выжить в условиях холодов. Данные угрозы могли быть и реализованы. Тогда это не побег, а исчезновение заключённого – бывает, что в тундре и тайге обнаруживаются старые человеческие останки с признаками насильственной смерти.
В подтверждение этих угроз – данные из рассекреченных материалов дела Управления МГБ на Дальнем Севере «Отчёты за 09.1949 – 01.1952» о том, что заключённые Берлага, нацеленные на убийство агентуры правоохранительных органов, искали некого подполковника, работавшего и в японской, и в советской разведке (Ф.26, оп. 3, № 96, стр. 195). Разумеется, такой человек, да ещё со специальной подготовкой и опытом негласной работы, был им крайне опасен. Указанные стремления злоумышленников тесно коррелируют с известными фактами из биографии Б. Юльского.
Есть такое понятие в спецслужбах, как вывод разведчика, агента из той среды и окружения, в которых он выполнял задание. С этой целью разрабатывается специальная легенда, чтобы его не «расшифровали», и противник не предпринимал мер по противодействию и нивелированию полученных с его участием результатов.
Если разведчик работал в Русской фашистской организации, и люди из его окружения были разоблачены и арестованы, то и он, чтобы не привлекать к нему внимание, должен был формально приговорён к какому-то сроку. Статья 58-14 УК РСФСР здесь приемлема. По крайней мере, она даёт возможность для маневрирования в рамках легенды. В том числе под предлогом, о котором я говорил выше – якобы где-то дело на фигуранта ещё «стряпается».
Легенда предусматривала помещение фигуранта в места лишения свободы, где он продолжал выполнять задание в окружении тех осуждённых, с кем был «на той стороне»: выявлял дополнительные факты их преступной деятельности, связи, продолжал получать разведывательную информацию. По выполнению заданий или при угрозе расшифровки проводились меры по его выводу из разработки или эвакуация. «Побег» Б. Юльского при сомнительных обстоятельствах именно на это и похож. В таком случае после ухода из под конвоя в районе разведрайона «Хивовчан» его ждали бригада и транспорт, которые вывезли Б. Юльского в конспиративное место. Его личное дело заключённого после этого было изъято в целях дополнительной зашифровки. Становится ясным и то, почему «исчезли», как пишет Б. Мисюк, члены его семьи – мать и брат – им тоже отработана легенда.
Необходимость оперативного источника с такой, как у Б. Юльского биографией, вызывалась обстановкой и стоящими в соответствии с ней перед органами безопасности задачами. С 1945 по 1949 год на Колыме находились японские военнопленные. Из наиболее благонадёжных японцев был организован Антифашистский комитет, члены которого создавали внутреннюю агентурную сеть. МГБ занималось разработкой определённых военнопленных с целью выявления их преступлений во время войны и в интересах разведки. Все военнопленные подвергались интенсивной идеологической обработке в социалистическом духе – доклады, лекции, чтение советских газет.
Во многих материалах о Б. Юльском, распространённых в интернете, говорится, что он отбывал наказание в лагере «Днепровский» и даже бежал из него. Однако ни то, ни другое архивными данными пока не подтверждается. Название этого лагеря, как и «Бутугычага», на порядок чаще упоминается в рассказах исследователей и туристов, чем других лагерей, из-за их большей сохранности и доступности, поэтому, скорее всего, и перекочевало, как художественный вымысел, в рассказы о писателе. Но, если он действительно находился в «Днепровском», и его побег был выводом и зашифровкой, то появление Б. Юльского в «Хивовчане» логично – для тех, кто оставался в «Днепровском», он попросту переведён в другой лагерь.
Кстати, никакой кампании по уничтожению «наследия сталинских репрессий», как выражается А. Рыбин в указанной выше его публикации, не проводилось. В таком случае «Днепровский» из-за близости к дороге первый попал бы под нож бульдозера. А уничтожение «сталинского» да и всего советского началось в так называемую «перестройку» новой комсомольско-капиталистической порослью – экономика перестала быть социально ориентированной.
О том, как складывается жизнь разведчиков после выполнения задания, какой легенды они должны придерживаться, и с какими трудностями им приходится сталкиваться, можно получить представление, ознакомившись с биографией и судьбой советского разведчика А.И. Козлова, прототипа повести В. Ардаматского «Сатурн» и снятых по ней знаменитых советских фильмов «Путь в «Сатурн», «Конец «Сатурна» и «Бой после победы» (в открытом доступе).
Судя по всему, у Б. Юльского оставались возможности для продолжения негласной работы «за кордоном» и они были реализованы. Это подтверждает своими выводами и Б. Мисюк, высказывая в записках версию, что японские писатели послевоенного времени Такэси Кайко (рассказы «Гиганты и игрушки» и «Голый король», 1957 г.) и Дзюнноскэ Ёсиюке (рассказ «Ливень», 1954 г.; повести «Праздник во тьме», 1961 г. и «Растение на песках», 1964 г.) – псевдонимы Б. Юльского или, по-нашему – легенды.
Говорить об этом сейчас, после жизни писателя, можно. Но вряд ли мы получим какое-то подтверждение или опровержение, обратившись в архивы спецслужб, как не удалось нам сделать это в отношении жителя Магаданской области В. Мирошниченко, жившего не под своей фамилией и проявлявшего признаки принадлежности к сотрудникам органов безопасности, работавшим под легендой на оккупированной фашистами территории. Документы могут иметь очень высокий уровень секретности и очень долгий срок хранения. Хотя, некоторую ясность можно было бы внести лингвистическим исследованием и сравнением текстов произведений Б. Юльского и упомянутых японских писателей.
При проведении мероприятий по линии разведки чекистам на Колыме было на кого положиться и кому доверять. После войны здесь продолжало службу много сотрудников НКВД, воевавших в партизанских отрядах, выполнявших задания за линией фронта. Служба на Колыме, учитывая северные условия, шла «год за два», и получившим офицерское звание во время войны, а потому имевшим небольшой стаж для пенсии, была возможность его пополнить. Здесь же отбывало наказание и ссылку, а также оставалось после освобождения большое количество бывших немецких карателей и полицаев, с которыми наши разведчики могли встречаться на оккупированной территории, а, следовательно, опознать их и дополнить данные об их преступных деяниях.
Облик Б. Юльского, представленный в записках Б. Мисюка, в значительной, или даже в полной, мере соответствует требованиям к человеческим качествам, необходимым для работы в спецслужбах и в разведке, в частности. Они, кстати, содержатся в инструкциях по подбору кадров, внедрённых в НКВД СССР, когда наркомом этого ведомства стал Л.П. Берия.
Р. Мадянов в роли чекиста в фильме “Зулейха открывает глаза”. Фото из свободных источников.
И полярно не такие, каким рисуют чекистов сценаристы, режиссёры и продюсеры в современных зулейховых сериалах, подбирая на исполнение их ролей «мадяновых» и соответственно их гримируя.
Скриншот. При такой подготовке кинематографических кадров становится понятным, почему во всех нынешних сериалах обязательно присутствуют положительные “репрессированные” и “злобные” чекисты, а советские фильмы и даже мультфильмы переснимаются по новым калькам.
Согласно Б. Мисюку, Б. Юльский «щеголял в красивой фашистской форме». Сразу рисуется образ подтянутого, стройного, с выправкой и располагающего к себе внешностью человека. Иначе форма смотреться не будет, как на Мадянове. Участвовал в борьбе с «браконьерами и бандитами-хунхузами» – значит, обладает смелостью. Б. Мисюк также цитирует А. Лобычева, автора эссе о писателе в издательстве «Рубеж», который характеризует Б. Юльского как «яркого, противоречивого, щедро одарённого, …, авантюрного по складу человека». Ну и наконец, по его творчеству – образованный, интеллектуально развитый, талантливый, обладающий литературными способностями.
Записки Б. Мисюка наполнены другими неточностями, мифами, фейками, кроме тех, о которых говорил выше. Работая над статьёй, я попытался найти и прочесть всё, что написано другими авторами о Б. Юльском, поэтому поправки буду вносить в заблуждения как в творении Б. Мисюка, так и в текстах указанных авторов.
Лагерь «Бутугычаг» связывают исключительно с добычей урана, и Б. Мисюк называет его «страшным», хотя основная его продукция – олово. По геологическим данным, месторождения урана на «Бутугучаге» не было – было рудопроявление, и очень бедное, поэтому оно быстро иссякло. А о том, насколько опасна добыча этого полезного ископаемого, а вернее, не опасна, можно получить представление из фильма «Вся правда о добыче урана», набрав в интернете в поисковой строке указанный заголовок.
Добыча урана относилась к секретным работам и для зашифровки именовалась «Проблема № 1». Допуск к ней строго ограничивался. К примеру, органы безопасности посчитали нежелательным доверять такую работу человеку, находившемуся на оккупированной территории и угнанному в Германию. Что уж говорить об осуждённых за контрреволюционные преступления – угрозоносителях. В приказе от 2-го сентября 1947 года директор Дальстроя И.Ф. Никишов прямо указывает на отвод таких заключённых от работ в Бутугычагском разведрайоне.
Поэтому то, о чём рассказали о «Бутугычаге» А. Жигулин и другие «политические» и что о нём распространено в интернете – это в большей степени слухи, догадки и вымысел.
Лагерь «Днепровский» никогда не занимался добычей урана, там добывали касситерит – рудный минерал для получения олова. «Днепровский» относился к особому лагерю, поэтому контингент заключённых в нём – осуждённые за бандитизм, воинские преступления, пособничество, службу в остлегионах, РОА, частях СД-СС, участие в националистических бандформированиях. Значительная часть данного контингента переброшена на Колыму в ходе уже упомянутой выше «всесоюзной чистки лагерей» в 1948-49 г.г.. То, что это были «военнопленные, прямиком направленные из нацистских концлагерей в советские» – миф. Из числа находившихся в фашистском плену подвергнуты аресту не более 7% – те, у которых, что называется «были руки в крови», виновные в преступлениях против собственной страны. Те же, кто «всего лишь» давал присягу Гитлеру и был пленён с оружием в руках советскими или союзными войсками при отсутствии данных об их причастности к преступлениям, получали «всего лишь» 6 лет ссылки в соответствии с постановлениями Государственного комитета обороны № 9871с от 18 августа 1945 г. и Совета народных комиссаров № 3141-950сс от 21 декабря 1945 г. Они жили и работали в тех же и на тех же условиях, как и вольнонаёмные.
В своём произведении Б. Мисюк приводит информацию «Голоса Америки», не делая ссылки на то, что данный ресурс признан в России иноагентом. Это довольно опрометчиво, поскольку подпадает под ст. 13.15 КоАП РФ и может быть наказано значительным штрафом. Кроме того, этим автор подставляет под удар и средство массовой информации, в котором опубликована его работа. Использование материалов иноагентов не только противоправно, но и может ввести в заблуждение. Пример я приводил в очерке «О деятельности органов безопасности на Колыме накануне и после ХХ съезда КПСС» («Литературная Россия» № 8 от 04.03.2022).
Однажды американская русскоязычная радиостанция, вещавшая на Дальний Восток, передала данные о том, что на Чукотке в одном из интернатов голодают дети оленеводов. Действительно, дороги в населённый пункт перемело затяжным снегопадом, и он был не доступен для траспорта. Проблема решалась, в том числе, с использованием открытой связи и грубо. Только вот идеологический противник СССР, перехватив переговоры, трансформировал их в нужный для него пропагандистский формат.
Меня могут уличить в том, что в моём очерке присутствуют вымысел, предположения, догадки. Но ведь не больше, чем у Б. Мисюка. С другой стороны, мы уже привыкли к тому, что полярные моей точке зрения произведения А.И. Солженицына и В.Т. Шаламова, в которых не отрицается большая доля художественного вымысла, используются как исторические свидетельства. И многих это не волнует.
На практике шпионов, разведчиков, агентов противника спецслужбы выявляют по признакам, а доказательства их деятельности можно получить только при поимке с поличным. Таких признаков в биографии Б. Юльского предостаточно.
Пётр Ив. Цыбулькин, июль 2023 г.