Судьба педагога Варрена в истории Ольского района

За порядком четко следили власти. В 1914 г. в Охотском уезде этот порядок обеспечивали 3 пристава. 1 полицейский надзиратель, 15 городовых, 6 урядников, 10 стражников.

В целом на всю армию полицейских в губернии – в 191 человек, не считая 17 письмоводителей при приставах, тратилось в год 164640 рублей. Губернатор Камчатки ежегодно получал 14 тысяч рублей.(газета «Полярная звезда». П-К. № 40 (370) от 28.05. 1926 г.)

В 1915 г. в Охотском уезде проживало 5163 человека, в том числе русских – 783, из 4374 эвенов, и кочевой образ жизни вели 3423 чел. Все северяне были приписаны к 30 родам и занимались в основном оленеводством и охотой.

Ола, по словам чиновника Н.М.Березкина,  к 1915 г. представляла «… Всех жилых  и нежилых построек можно насчитать лишь тридцать. Расположены они в высшей степени беспорядочно, и ничего похожего на улицы в этой деревне не замечалось: все постройки очень ветхи и крыты корьем».

Дочь учителя – Зоя Игнатьевна Варрен (Сизова ) в  1990 году передала мне свои воспоминания. Интересные характеристики, яркие впечатления, даже язык и стиль общения односельчан и родственников передаваемых автором, делали ее мемуары запоминающимися. Часть из них была опубликована в книге очерков «Время. События. Люди» (Магадан, 1967), но большая часть представляется читателям впервые.

-Первые шаги ольскому учителю давались трудно. Не было доверия местных жителей, для которых  дети – это самое святое, самое неприкосновенное. Надо было добиться, чтобы  дети доверчиво тянулись к учителю. Избежать  ситуации, когда испуганно блеснув глазенками, они кидались к юрте, прятались за нее и настороженно следили оттуда за каждым шагом нового человека. Стоило ему неожиданно повернуться, как  они исчезали, и слышался быстрый топот многих ног. После Петропавловска – Камчатского, оживленного приморского городка-порта, тишина здесь, на Оле была какой-то звенящей, изредка она нарушалась надрывным  концертом собак.
-Н – да! Нельзя сказать, что вы здесь умираете от веселья, – сказал Игнатий и пошел в юрты «гостить», знакомится со стариками.
Этот обычай почитался всеми, кто хотел  иметь авторитет в сельском обществе. На  следующий день молодежь собралась на охоту.
-Чего опять? Какой из тебя охотник!, – небрежно растягивая слова воскликнул Николай.
-Ничего, поглядим, – буркнул отец.
Одет он был, как все, в ровдужные штаны, косоворотку, торбаса и говорил так же, на местном наречье, перемешивая русскую речь с тунгусской. По дороге к озеру, он не молчал ни минуту, рассказывал, расспрашивал.Потом вдруг сильным голосом запел:
Бывали дни веселые,
гулял я молодец,
не знал тоски-кручинушки,
как вольный удалец!
Научил всех этой песне. А когда возвращались домой, то оказалось, что уток у него больше, чем у других. Часть добычи он отдал теще  Марфе Анисимовне, а часть отнес соседской вдове Анфисе. Дипломатические отношения с ольчанами постепенно налаживались.

Односельчане присматривались к семье учителя. «Бабушка, пока силы были, часто рубила дрова, – рассказывала Зоя Игнатьевна. – Широко, по-мужски расставив ноги, с силой рассекала  топором чурбаки.
-Эх, хорос ты, Марпа, баба, – заметил местный охотник. – Хоросо работаешь!
-Ну, дык, чай мы сибирские!
И подбоченившись, густым грудным голосом пропела:
« Мы, сибирские бабеночки,
нигде не пропадем.
И заброшенные снегом
красной розой расцветем!».

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *