На обратном пути команда катера больше молчала. То ли их смущала ответственность за погруженное в трюм сокровище (по скромным оценкам, оно тянуло на сто пятьдесят тысяч долларов «городской» цены), то ли все байки были рассказаны по дороге до Ямска, то ли уход с катера Соловья как-то ослабил словоохотливость моряков.
— Зайдём, что ли, в Сиглан, — кусая рыжую бороду, проговорил Василич.
— А на хрена? — поднял брови Степан. — Много мы на борт забрать всё равно не сможем. А там всё только объёмное и тяжёлое осталось. Время теряем опять же.
— Да я не о времени. А о том мудаке, который в бараках остался. Думаю, надо ему ещё раз предложить в Олу уехать. А то помрёт он тута. Будет сопротивляться — бьём по голове и грузим. Для его же блага стараемся!
Сигланские ворота на этот раз выглядели скалистой пастью с разлившимся внутри озером неподвижной воды стального цвета. Вадим всё поражался, как сильно может меняться береговая черта — не только из-за прилива-отлива, но и просто из-за наличия или отсутствия ветра, освещённости…
Катер Василича минут десять боролся с течением в проливе.
— Отлив идёт, — буркнул Василич. — Надо поторопиться. Берём бича в охапку, грузим на катер — и ходу.
— Василич, корабль! — ткнул пальцем в скальную стену Степан.
Из какого-то потаённого бокового залива медленно выдвигался плоский корпус самоходной танковозной баржи, соседствовавшей с Василичем у городского пирса.
— Как-то странно они из бухточки выползли, — хмыкнул Василич, рассматривая серое плоское тело танковозки в бинокль. — Вроде как им там стоять было совершенно ни к чему. Рыбалки нет, пресной воды — тоже, охотиться нельзя. Бессмысленно как-то. А бессмысленно у нас ничего не бывает, — заключил он, и его физиономия приняла задумчивое выражение.
— Дизель на полный врубили, — отметил Степан, после того как из выхлопной трубы вывалилось вверх чёрное облако несгоревшего солярного дыма.
— Руками не машут? — спросил выглянувший из рулевой рубки Перец.
— А что, должны? — поинтересовался Вадим.
— Ну, значит, так: если мы им нужны — то обычно все на палубе прыгают, как обезьяны, и руками машут. Если не нужны — на хрена полный ход врубать? Нет, что-то тут в целом весьма не то… Инспекция!
— Жирный?
— Пёс знает… Может, спецморинспекция — немного другие люди… — Василич исчез в рубке, туда последовали Степан и Вадим.
— У нас на борту восемь лет тюрьмы, — назидательно повторил Василич, словно ему доставляла удовольствие эта опасность. — Но есть шанс оторваться, — добавил он, двигая вперёд рукоятку газа. Двигатель отозвался, усилив напряжённую вибрацию во всём латаном корпусе судёнышка.
— Икру за борт? Сейчас начнём — как раз успеем… — спросил опытный Степан.
— Не… — судя по всему, в голове Василича шёл напряжённейший мыслительный процесс. — Не сейчас.
— У них моторки на борту нету, — проговорил он. — Иначе бы они нас борт к борту не брали. А это значит… Значит… это Жирный и только Жирный.
— То есть — просто грабёж, — сказал Перец и загыгыкал.
— Ты на него не смотри, — с извинением обратился к Вадиму Василич. — Контуженый он. Ракету в сигнальную пушку загонял, а когда она сразу не вылетела, заглянул в дуло посмотреть. Тут-то всё и произошло… По собственной дури, конечно, тем не менее — инвалид. Умственного труда.
— А что такое грабёж? Они ж протокол какой-нибудь могут составить…
— Здесь есть два пути, — терпеливо объяснил Василич. — Можно просто в нахалку половину продукции забрать и отпустить нас — вроде будьте счастливы, что легко отделались. Можно забрать всё, неправильно составить протокол — например, в нём переменить подписи. Судье денег дать, и никто его даже к рассмотрению не примет. Так нам снова и скажут: не было ничего, будьте счастливы, что живы остались. Могут же просто всё под стволами отобрать: у спецморинспекции такой обычай тоже водится. А теперь — погодь маленько, мне тут кое-что подумать надо. Степан, давай таблицу воды!
— В лагуне они нас догнать могут, дизель сильнее и корпус ходче. А вот в море волна, у нас обводы для волны получше будут. Там, наверное, оторвёмся, — успокаивающе проговорил Перец.
— Оторвёмся? — сказал Василич и злобно, нехорошо улыбнулся. В этот момент с его физиономии незаметно сползла маска старого благообразного жулика, обнажив свирепый оскал капитана пиратского корабля. — Может, и оторвёмся… Но сперва-ка мы вот что попробуем…
— Эх, Соловья на борту нет, — вздохнул Степан.
— Да ну его на хрен, этого Соловья, — сплюнул Василич. — Знаю я его — Соловью лишь бы найти в чего пострелять. Уходили как-то с ним от рыбсобак, потом полгода в Городе разбирались — отчего у рулевого инспекторской шаланды в плече дырка возникла… Это после того, как он нам все стёкла в рубке побил… Но сейчас мы вроде и так извернёмся.
— Камни справа! — истошным голосом заорал Степан, увидев, как впритык к борту на глубине нескольких сантиметров проскочила верхушка подводной скалы.
Василич не повёл глазом, а даже наоборот, чуть сбавил обороты.
— Василич, Жирный на нос вылез! Прямо на аппарели стоит! Бляха на груди, пистолет вытащил, стрелять будет!
— Пистолет вытащил. Это он молодец. Они с Татарчуком из охотинспекции близнецы-братья. Дегенераты полные, — сказал Василич с достоинством. — Бывает же, что везёт. Два раза в год, но не каждый год.
Сзади почти одновременно раздались глухой удар, скрежет и дикие вопли.
— Василич! — в крике Степана был всеобъемлющий, неописуемый восторг.
— Ага, — сказал Василич. Лицо капитана пиратского судна исчезло, его место снова заняла маска благодушного, довольного жизнью жулика. Он сбросил обороты до минимума и передал штурвал Перцу. Затем не торопясь поднялся на палубу.
«Башмак» находился в сотне метров позади, точно в кильватерной струне шаркета. Судя по всему, он не мог сдвинуться ни на метр, несмотря на то что его винт остервенело молотил воду. Самоходная баржа постепенно оседала на корму, и было очевидно, что творится с ней что-то совсем неладное.
— Со всей дури на скалу вылетел, — задумчиво сообщил Степан. — Опытный капитан Василич, хорошо их на камни вывел. Метр у него внутри дырка, наверное. Теперь или потонет, или на скалах так и раскорячится. Жирный с носа прямо так с пистолетом за борт рыбкой и нырнул.
— За пистолет его особенно по голове не погладят, — злорадно сказал Василич. — Здесь, в принципе-то, до Города недалеко — километров сто сорок. Только вот весна, Сиглан сейчас непроходим, там плыть придётся… На месте Жирного я бы вообще в Город не торопился: за утерю личного оружия его отправят в верховья Колымы на всю осень. Это ссылка такая у рыбсобак. Там икры нету, деньги брать не с кого, а от орочей можно и пулю схлопотать…
— Это если он выплыл, — хмыкнул Степан. — Я этого процесса чего-то не наблюдал. Мог головой о камушек приложиться — и ко дну.
— Я надеюсь, он в болотных сапогах был? В любом случае нам пофиг, — сплюнул Василич, подошёл к борту, расстегнул ширинку и выпустил длинную струю в сторону опозорившегося противника.
Затем спустился в рубку, лёг на обратный курс и прибавил газу.
В какой-то момент Вадим вдруг понял, чем «береговое братство» отличается от практически всех встречавшихся ему человеческих общностей. Его составляли абсолютно бесстрашные люди.
— Оно, конечно, людей закладывать никому не запрещается. Но стоит помнить, что оно может плохо кончиться, — подытожил Василич.