В те времена, когда поселок еще жил полнокровной жизнью, сложился не совсем правильный порядок ведения хозяйства. Этого многие не замечали, другие привыкли, а третьи вовсе не знали ничего.
Проблема была в том, что фановую воду, которую откачивали спец. машины из отстойников у новых домов вывозили за объездную дорогу, в то место, которое признали непригодным для выращивания культур из-за старого лагерного погоста. Да еще и свалку устроили почти рядом. Зимой вода намерзала полутораметровым панцирем на площади в несколько гектар и эта наледь потом оттаивала до середины лета.
Вся растительность на этой территории от того погибла, и здесь постоянно наблюдалась одна и та же печальная картина. Торчали засохшие мелкие деревья и такой же засохший черный тальник. Природа умерла, только черные вороны прилетая сюда хрипло орали, усиливая ощущение тоски и заброшенности. Люди как бы отвернулись от прошлого и забыли о том какое это место. Шло время и все реже можно было слышать голоса протеста и возмущения, только души покоившихся здесь младенцев и заключенных стенали к богу. А он слышал и ждал раскаяния и исправления. Но увы! Оставалось смыть эту скверну со святого места. И расплата последовала!
В середине июня 1995 года, когда снег в горных распадках набух водой, собираясь отдавать ее рекам не спеша, растягивая во времени, пошли проливные дожди с теплыми ветрами. Вся масса, накопленная за зиму и усиленная новыми потоками с небес, хлынула в русла рек. Синегорская ГЭС к тому времени накопила максимум, готовясь к жаркому лету. Так что аварийный сброс пришлось делать именно в тот момент, когда реки вышли из берегов.
Как хорошо, что Э.П. Берзин не успел возвести свою столицу в устье реки Таскан! Колыма разлилась бескрайним морем, а Таскан разлился по всей ширине долины. Вершины деревьев но берегам реки дрожали под напором мутной воды, кустарники скрылись под водой и покорно легли не сопротивляясь дикой силе.
В поселке утром подтопило дворы прибрежных домов, вода поднималась не спеша, но уверенно и неотвратимо. Началась эвакуация жителей на нижних улицах. В конторе создали штаб по борьбе со стихией. Сконцентрировали технику и собрали главных специалистов. Плана спасения конечно не было, как и опыта действий в подобных условиях.
Ферма, находясь ниже поселка, уже вся была залита водой на разных уровнях. Часть поголовья оставалась в корпусах и стояла по брюхо в воде. Большую часть перегнали на высокие, сухие участки. Опоздали с эвакуацией в одном из корпусов, животные уже окоченев от холодной воды не могли плавать и тонули, выплывая из корпуса. Гибли взрослые продуктивные животные из-за чьей-то нерасторопности и нерешительности.
Накануне на капустных полях гудели поливные станции, и гигантские струи воды серебрились и рассыпаясь миллиардами капель воды, падали на молодую рассаду. Станции утром вывезли, а вот трубы раскинутые пауками по полям, собрать не успели. Да и не думали, что с ними что-то может случиться. Поток разобрал плети труб на отдельные, переломав замки, да еще и намыло в них песка сделав неподъемными. Всей бригадой потом поднимали по одной, вытряхивая из них ил и песок.
К обеду вода подошла к центральной улице и владельцы лодок стали востребованы, как новый вид эльгенского транспорта, гондольерами развозя народ по затопленным домам.
Таскан даже в нижнем течении, до самого устья имеет характер горной реки. Это значит, что нрав у нее крутой, высокая скорость потока и нестабильное русло. Постоянно трудяга переносит тысячи тонн гравия, шлифуя и окатывая каждый камушек, подмывая рушит берега и на новом месте отсыпает плесы. Еще, отсыпая, сортирует камушки по размеру, в верхней части камни самые крупные, а в конце наноса остается песок. Так и трудится с незапамятных времен не обращая на людей внимания и не выдавая им смысла своей работы.
Периодически река приносит неудобства незваному хозяину – человеку. То поле начнет размывать, то нацелится своей разрушительной мощью на хозяйственный объект.
Каждый год метр за метром откусывая от берега, река смыла половину двадцать третьего поля. Капустное поле расположенное на берегу, было одним из самых урожайных и любимых народом. Здесь часто в выходные можно было встретить рыбаков и туристов, да и просто отдыхающих на природе. Красота, простор, сочетание леса, реки и гор – все собралось в один букет.
А на другом краю поселка Таскан подбирался к котельной, обслуживающей и согревающей всю ферму. Дело принимало угрожающий оборот, надо было решать срочно проблему.
Тогда, чтобы обезопасить себя от своенравного Таскана, люди решили отсыпать две дамбы. Перед полем – дамбу поменьше, а внизу решили отводить реку в сторону, перегородив старое русло высокой дамбой из валунов.
Долго искали карьер с камнем, рассматривали «Круглую» сопку как один из вариантов, но что-то с ней не вышло. Карьер открыли под Мылгой километрах в сорока от точки строительства. Надо заметить, что события эти происходили на заре перестройки и все делалось на полном серьезе.
И вот, на рубеже 1980 – 1990 годов задумку достойно воплотили в реальность. Какими средствами и жертвами, мелиораторы знают лучше меня, это был их подряд.
Обе дамбы органично вписались в ландшафт, принося пользу и некоторую дополнительную экзотику местности. Особенно хороша была дамба внизу. Русло по всей ширине и высоте было перехвачено насыпью из светло-серого гранита. Сооружение для Эльгена более чем грандиозное. Обрывистая скала, в которую Таскан врезался всей мощью, круто меняла направление реки почти на противоположное и эта излучина в сочетании с утесом и новой дамбой, рождали величественный пейзаж, достойный кисти мастера.
Безопасность котельной обеспечили в полной мере. В опустевшем русле остались тихие заводи в которых водилось много хариуса, на радость рыбакам.
Во время описываемого паводка, дамба на 23 поле просто скрылась под водой, не меняя сути реки, и не оказывая ни какого влияния на течение и направление. Не оказывая сопротивления стихии, она осталась нетронутой. Нижней дамбе досталось по полной, ведь она встала поперек естественного русла и приняла на себя напор и мощь потока.
Тело дамбы выдержало, но вода промыла себе проход на стыке дамбы с берегом, и унесла приличную часть огромных валунов в старое ложе. Теперь дамба превратилась в стрелку, делящую поток на два русла. Так в соревновании природы и человека вышла ничья.
Котельная во время наводнения наполовину была затоплена и подверглась мощному напору воды, так как находилась рядом с руслом. Но здание выдержало, без заметного ущерба, только не успели снять оборудование. Электродвигатели с насосами залило водой.
Лето 1995 года для Эльгена можно сравнивать с тяжелой неизлечимой болезнью человека. Ослабленное государственной перестройкой хозяйство стало хиреть и загибаться год от года. И этот неожиданный удар стал переломным в его короткой истории.
Вода после паводка ушла, но картина разрушения вызывала уныние и боль в душе. Утонувшие коровы беспорядочно валялись на площади от корпусов до ветлечебницы.
Фуражное зерно вымокло в складах и его выгребли бульдозером на улицу. Горы золотого зерна кукурузы, ячменя и пшеницы начали преть издавая зловоние. Народ собирал сверху подсохший слой, для своих частных нужд, но это был мизер, против сотен тонн того, что пропадало на глазах.
На заправке огромные шестидесяти кубовые цистерны сняло с фундаментов и нарушило всю сеть трубопроводов.
Если детально описывать ущерб, придется составить реестр на десятки и сотни страниц, в общем картина получилась не радостная. Жилье у людей пострадало очень сильно и много народу не вернулось в свои прежние дома. Стало много народа уезжать на (материк) и свободных квартир хватало.
В стране, если где-то происходит подобная беда, выезжает правительственная комиссия, создается штаб, подключаются службы спасения и помощи. Но на этот раз сложилось впечатление, что местное руководство постеснялось обеспокоить высокое начальство и все происходило в социальной тишине и изоляции. О помощи пострадавшим людям и хозяйству не было произнесено ни слова, только иногда слышались робкие вопросы, которые повисали в вакууме равнодушия и безразличия.
Имей население поселка средства и возможность переехать поближе к цивилизации, думаю, за сутки поселок опустел напрочь. А пока все имели только заработанные деньги, которые числились за предприятием, и которые не было возможности выплатить из-за их банального отсутствия.
Часть населения, не привыкшая отягощать себя лишними заботами о хлебе и его запасах, и относящаяся к жизни слишком легкомысленно, начала забывать вкус мяса, масла, сахара и многих продуктов питания. Были и такие, что сидели откровенно голодными.
Весной, возвращаясь с работы домой, мы встречали Леню Х. почти в одном и том же месте, идущего нам навстречу. На риторический вопрос – куда он ходит каждый день, кто-то из особо информированных товарищей объяснил, что он ходит выкапывать картошку, которую люди посадили накануне. Копает потому, что у человека просто есть нечего.
Деньги водились только у пенсионеров, бывало правда, и им задерживали выплаты даже на полгода. Но лучше уж так, потому что у рабочих на руках были только «пехтинки». Местная расчетная эрзац валюта была названа по фамилии Пехтина – очередного царька, руководившего «Колымской ГЭС» и определявшего условия жизни низов. Позже, Пехтин станет депутатом государственной думы и наворовав народных денег, уедет за границу очень обеспеченным человеком.