Во исполнение приведенного выше квалифицированного заключения к концу 1934 года началось непосредственное освоение Тасканской долины, целью которого становилась организация совхоза «Эльген».
Всеми работами руководили 23-летний комсомолец, бывший бригадир электромонтеров фабрики «Союзкинохроника» В.Г. Крылов и 28-летний агроном закрытого грунта В.В. Проняков, недавно заочно окончивший сельскохозяйственную академию им. К. А. Тимирязева.
В их распоряжении находилась небольшая группа заключенных, которая занималась возведением необходимых жилых и производственных помещений.
Согласно документам, на самостоятельный баланс совхоз «Эльген» был переведен с 1 января 1935 года. С этого же времени В.Г. Крылова официально оформили его первым директором, а В.В. Пронякова – главным агрономом. Со 2 января 1935 года заведующим сенозаготовками «Эльгена» был принят (по вольному найму) освободившийся в этот же день из заключения 43-летний М.М. Бороздич, до этого находившийся в группе рабочих. Его, как репрессированного «за пропаганду и агитацию» на 5 лет ИТЛ, этапировали в Магадан на пароходе «Свердловск» осенью 1932 года.
Из материалов А.Г. Козлова.
Вот так, без торжественных церемоний и презентаций начали свою жизнь поселок и совхоз Эльген.
Из документов становится понятным, что первыми осваивать территорию начала группа мужчин – заключенных. Зиму с 1934 на 1935 год они провели на строительстве первого жилья и теплицы.
Летом 1935 года в Эльген стали поступать женские этапы заключенных.
Эльгенский выбор размещения женщин был не случаен. За первые годы жизни Дальстроя руководство не раз сталкивалось с проблемой совместного пребывания мужского и женского состава на общей территории. Падала дисциплина, возникали неординарные ситуации, отвлекавшие внимание и силы руководства, и множество прочих неудобных моментов, вплоть до вспышек венерических заболеваний. Если нельзя было решить вопрос полностью, то надо было запрятать ее подальше в «медвежий угол» и Эльген идеально подошел для этого, параллельно решалась задача с работой для женщин в сельском хозяйстве.
В первое лето всех мужчин отправили на сенокос и женщинам приходилось самим готовить зимние бараки для жилья.
Этот первый лагерный объект представлял из себя корпус, метров пятьдесят в длину и двенадцать в ширину. Остов из лиственного кругляка со стенами, забранными горбылем и заштукатуренной местной глиной. Стеновое пространство заполняли опилки и щепа. Для крыш применялся местный кровельный материал – тонкие миллиметра в три деревянные пластины и уложенные рядами от низа к верху. Крепили их П-образными скобами, тоже местного изготовления. Для чего применяли старый стальной трос, распущенный на отдельные проволочки. Новая кровля выглядела очень красиво и добротно, но от времени дерево темнело и приобретало мрачноватый вид.
Здание получалось теплым, но недолговечным. Просыпка оседала и появлялись пустоты, по углам в местах, где собиралась сырость быстро прели доски и разрушались стены. В середине шестидесятых этот барак еще использовали как складское помещение строй цеха, но вид у него был ветхий и аварийный.
Рядом находилось здание поменьше, в котором был контрольно-пропускной пункт и администрация с охраной. Сам лагерь располагался практически на болоте, лишь узкая дорога из поселка была пригодна для проезда и прохода. Поэтому ограждения и тем более колючей проволоки пока не было.
Попыток самовольно покинуть зону лагеря не было, да женщины и не помышляли пуститься в бега. Не было мотивов и условий к таким дерзким поступкам.
На работу каждое утро отправлялись пешком с условной охраной. Да идти было недалеко, до центра поселка было едва больше пятисот метров, а до основного предприятия – агробазы вдвое дальше.
На противоположном краю поселка рождалось и набирало силы другое предприятие – ДОК. Это была вотчина мужской половины местного населения, хотя и меньшей. Здесь принимали сплавной лес, складировали и перерабатывали в стройматериалы и простые дрова.
Дрова были основным источником тепла и энергии. Леса для строительства поселка и нужд приисков требовалось море. А в те времена берега реки Таскан были непролазной чащей из вековых лиственниц и тополей. Вот и использовали это богатство в полную силу.
Силушки, конечно, у трудармейцев хватало, но это была допотопная мускульная сила. А человек одними руками много ли наворочает? Старались взять числом и даже преуспели, вроде.
Лес в пойме выкашивали нарастающими темпами и год от года продвигались вверх по реке и вширь, насколько позволял сам лес. Лишь остров, между речками Эльгенкой и Тасканом, занимающий площадь в несколько десятков гектаров, остался нетронутым рукою дровосека.
Тем и снискали наши отцы благодарность потомков. Знаменитый Ягоднинский парк, в сравнении с нашим островом – жалкая рощица, хоть и является он гордостью населения райцентра. Чуть выше по течению реки Таскан расположился второй такой же по размерам остров и тоже с первозданной флорой. Но повезло ему меньше, сама природа уничтожила его на две трети, смывая берег метр за метром, опрокидывая могучие лиственницы в ревущую пучину неспокойной реки.