Самая неблагодарная работа в полевом геологоразведочном отряде — закидушка. Группу полевиков на вертолёте или вездеходе забрасывают в труднодоступное место, где они, лишённые самых элементарных удобств, будут работать до «упора», пока не отберут все пробы.
Поле — это выматывающие силы маршруты по дебрям тайги и топям болот, грязь, пот, поэтому баню топят два раза в неделю. На закидушке бани нет, и тема парной с пахучим стланиковым веничком не прекращалась никогда. Работы оставалась максимум на неделю, как его величество «закон подлости» проявил себя во всей красе.
Полетел редуктор ходовой части вездехода, запасной был, а вот ставить его было нельзя. При съёмке старого прикипевшая паронитовая прокладка порвалась, а вырезать новую было не с чего. Был целый рулон паронита, но… отдельными кусками, а прокладка обязана быть цельной.
Учитывая то, что посылать с базы второй вездеход, огибая водораздел, было просто глупо, оставался всего один разумный вариант. Двое добровольцев должны вскарабкаться на вершину горы Ната, спуститься в долину, достичь базы, передохнуть пару-тройку часов, и, взяв паронит, вернуться назад. Всё привычно для полевого отряда, если бы не осыпи Наты. Вышел с рассветом по утреннему холодку, четырёхчасовой переход и вы уже пьёте чай на базе.
Но вся подлость колымских осыпей в том, что при самом минимальном количестве влаги они, словно лёд, политый жиром. Прежде чем вы рискнёте начать свой подъём, вам предстоит дождаться, когда солнце, достигнув зенита, гарантированно иссушит всю влагу осыпей. Только тогда, в самое пекло, вам будет доступно начать своё восхождение.
Когда стало безоговорочно ясно, что хочешь или не хочешь, но двоим всё равно придётся лезть на эту чёртову Нату, а добровольцев не нашлось, решили бросить жребий. Два неразлучных приятеля, обменявшись взглядом, приняли решение, и Юрий сказал, как отрубил:
— Кончайте позорить имя отряда, мужики. Не дай бог, кто узнает, что мы, полевики, жребий тянули, засмеют. Мы самые молодые, а младший обязан быть шустрым и уважать старших, нам и лезть на эту гору.
Все облегчённо вздохнули, а вот на следующее утро чуть до драки не дошло. Теперь лезть на гору и идти на базу не просто хотели, а жаждали буквально все.
На утреннем сеансе радиосвязи с базой, начальник отряда, узнав имена добровольцев и ориентировочное время их выхода, весело сказал:
— Чтобы вам веселей было лезть в гору, помните, что впереди вас ждёт самое желанное вами событие. Жаркая, с веничками на любой вкус, с холодным свежим кваском настоящая таёжная баня. Попаритесь, отдохнёте, а завтра по холодку, ведь в месте расположения стана осыпей нет, и пойдёте назад.
Как только полевики услышали о том, что на базе специально начали топить баню, началось нечто невообразимое. Мат, брань не в счёт, чуть ли не за грудки хватали, требуя отменить вчерашнее решение и тянуть жребий. Даже когда самый старший из них прервал эту бучу, напомнив старое таёжное правило, что в тайге ни одно принятое единогласно решение, обратного хода иметь не может. Мужики одумались, свара прекратилась, но ещё долго ворчали себе под нос, кидая враждебные взгляды на этих баловней судьбы, которым предстояло вкусить неземное блаженство — попариться в настоящей таёжной бане.
Если бы только они могли знать, какая баня ожидает этих счастливцев…
Подъём в самоё жаркое время дня по нескончаемой осыпи воистину был сподоблен адскому чистилищу. Горячий пот, ручьями льющийся по их телам, вымывал из них все запасы сил, каждый следующий шаг был несоизмеримо тяжелее, чем предыдущий. Они не поднялись, а вползли на вершину и тут же рухнули на землю.
Словно выброшенные на берег рыбы, жадно хватали широко раскрытыми ртами такой необычайно вкусный прохладный воздух вершин и никак не могли надышаться. Но долго прохлаждаться было нельзя. Простывают и зарабатывают жестокие воспаления лёгких не от свирепых морозов, а от сквозняков и взмокшей от пота одежды.
Они сняли с поясов фляжки с колымским чифирем, сделали по доброму глотку, повесили их на место. Переглянулись, победно вскинули руки вверх и по диагонали склона ринулись вниз к руслу того ручья, где они ещё вчера наметили сделать свой большой привал.
Прихватив на склоне пару тонких сухих стволов для костра, пара остановилась прямо на середине полигона. Место было не просто хорошее, оно было идеальное.
По днищам отмытых полигонов первоначальное русло реки разбивается на множество потоков. Самое полноводное лежит под одним из бортов, а по всей выработке струится множество мелких потоков. Около одного из таких пара и остановилась на свой привал.
Место действительно было идеальное. Здесь, на самой середине отмытого полигона, не было ни одного комара. Бешеный разлив весеннего паводка принёс сюда огромный ствол сухой лиственницы. Ствол зацепился обломками корней за неровности дна, и его частично занесло песком. Теперь его можно было использовать и как стол, и как пляжный лежак.
Одно было плохо: во всех близлежащих ручейках уровень воды был не более чем воробью по колено. На приготовление чая воду можно было начерпать кружкой, а вот для того, чтобы простирнуть портянки, придётся идти под борт к основному руслу. Именно на это и посетовал Юрий, но Александр только рассмеялся ему в ответ:
— Да не ворчи ты зря, не ломай кайф, такое превосходное место для привала. А портянки? Так мы же не идиоты, чтобы руки в ледяной воде морозить. Попьём чайку, переобуем запасные, а на базе перед баней насквозь пропитанные потом энцефалитки всё равно стирать придётся. Вот тогда разом простираем в горячей воде и портянки.
Юрий согласился с таким веским аргументом и стал готовить чай, а Александр, открыв свой рюкзак, достал припасы и начал готовить бутерброды. Перед этим оба сняли с себя промокшие от пота куртки и футболки и разложили их на раскалённой гальке. Юрий приготовил чай, разлил его по кружкам и повернулся лицом к товарищу.
— Маэстро, ваше колымское какао готово, прошу отведать…— сказал и словно оцепенел. Александр чуть ли не силой вырвал свою кружку из его рук.
— Ты чего это? Что случилось то?
— Что – что, конь в пальто! Ты только посмотри на это великолепие. Такой хариус, не рыба, а монстры!!!
Метрах в сорока прямо у подножья высокого борта отмытого полигона ручей разливался широким плёсом. Вся водная поверхность его кипела от брызг падающих после прыжка рыб. Оставить без внимания такое событие не в силах ни один рыбак в мире. Позабыв обо всём на свете, друзья устремились к плёсу. Сколько они так стояли, заворожено глядя на кормящегося хариуса, пять, десять, двадцать минут, они не знали. Юра даже и не заметил, как по колено зашёл в воду.
Звонкий стук металлической кружки о камни и испуганный вскрик Александра заставили его резко повернуться.
Вначале он даже и не понял причины испуга своего товарища, но посмотрел по направлению его взгляда. Ещё лёгкая, до конца не осознанная, но уже властно леденящая лапа страха сдавила его сердце.
Возле их костра стояла троица хозяев тайги. Огромная медведица и два медвежонка.
Летом звери сыты, а потому и дружелюбны, обращать своё внимание на незваного пришельца в их вотчину — человека они упорно не желают. Достаточно громкого стука или крика, чтобы медведи нарочито медленно и царственно величаво уступили вам дорогу, скрывшись в таёжных зарослях.
Друзья громко засвистели, заулюкали, звонко застучали днищами своих металлических кружек по камням гальки и… получили совершенно противоположный от своего желания результат. Вне всяких сомнений, в любом другом подобном случае, медведица тотчас же увела бы своих детей в безопасные заросли, но только не в этом.
Готовя бутерброды, Александр щедро разложил съестные припасы по стволу лежащего дерева. Теперь медвежата учуяли незнакомый, но такой притягательный запах человеческой пищи. Осторожно попробовали, еда им понравилась, они встали на задние лапы, упёрлись передними в ствол и, радостно повизгивая от удовольствия, стали пожирать припасы. Это не прошло мимо внимания их заботливой мамаши, и она решила оградить своих детей от несносных и неприлично шумных людей.
Медведица подняла вверх морду, грозно рыкнула, продемонстрировав людям ужасающую величину своих клыков и медленно направилась к плёсу.
Юра с Александром тревожно переглянулись, что же им теперь делать? Высота борта отмытого полигона выше пяти метров, не влезешь. Бежать вверх или вниз вдоль русла опасно. Самое первое таёжное правило безопасности, при внезапной встречей с диким зверем — никогда не делать резких движений, не показывать своего испуга, ибо именно они и провоцируют зверей на нападение.
Единственным шансом избежать более близкого знакомства с медведями было пересечь вброд плёс и попробовать вскарабкаться на вершину скалистого утёса, стоящего метрах в пяти от бровки полигона. Стараясь не делать резких движений, друзья, двигаясь боком, сначала зашли в воду по грудь, затем пересекли плёс, достигли подножья утёса и оглянулись.
Медведица, достигнув кромки берега, остановилась: входить в воду зря мочить свою шкуру, она явно не желала. Но увидав, что и люди достигнув скалы, тоже остановились, присела на передние лапы, затем резко выпрямилась, словно подпрыгнула на месте и издала уже не просто грозный, а злобный рык: «До каких пор эти жалкие людишки будут испытывать её терпение? Ведь я ясно дала им понять, чтобы они убирались прочь с моих глаз».
Рык подействовал на друзей, словно стартовый пинок под зад. Вот теперь они не просто испугались, они испугались по-настоящему. Не замечая срываемых в кровь ногтей, не цепляясь, а словно врастая в каждую ничтожно мизерную трещину, уступ, шероховатость камня, они не взобрались, а взлетели на самую вершину скалы. Остановились лишь тогда, когда увидели, что дальше подниматься некуда.
Медведица, сев на берегу долго и очень внимательно смотрела оценивающим взглядом, могут или нет эти взобравшиеся на скалу люди представлять угрозу для её детей. Пока они наверху — никакой видимой угрозы от них быть не должно. Она встала, вновь грозно рыкнула, напомнив людям о том, что пока они будут находиться здесь, у них нет права покидать вершину скалы, и пошла к своим детёнышам.
Только когда грозная мамаша достаточно отдалилась от плёса, страх оказаться в объятьях хозяйки тайги отпустил их. Они вновь приобрели способность осязать окружающий их мир и самое первое, что ощутили — была зудящая боль. Болело, чесалось, пекло адским жаром всё тело.
Колымские, или точнее, как их называют все таёжные жители Северо-востока России, якутские оводы — это крылатые вампиры, которые не просто больно кусают, а одним движением своих страшных челюстей вырывают кусок кожи, оставляя глубокую, исходящую струйкой крови, ранку.
Пересекая вброд плёс, друзья промокли от головы до пят, и сотни, тысячи оводов яростно атаковали их тела. Пока медведица была рядом, леденящий ужас оказаться в её объятьях полностью лишал их возможности чувствовать и замечать, что бы то ни было, кроме её самой. Теперь, когда она ушла, они с ужасом осознали, что крылатые колымские вампиры буквально истерзали их голые по пояс тела. Но это было лишь прелюдией их будущих адских мучений в пекле комариной парной.
Это на середине отмытого полигона, где нет никакой растительности, но зато есть сквозняк дующего с верховий ветерка, комаров, мошки, гнуса практически нет. У самого борта полигона, за которым начинается непролазная чащоба тайги, их миллионы. Запах свежей крови из ран, оставленных оводами, привлёк к вершине скалы всех кровососущих насекомых. Они бросились безжалостно жалить, пить кровь из застывших от боязни сорваться вниз со скалы двух человеческих тел.
Медведи и не думали покидать полигона, им тут явно нравилось. Сожрав все припасы, медвежата стали искать добавки. Они быстро учуяли, что такая вкусная еда ранее хранилась в рюкзаках и принялись за них. Но не найдя требуемого, сильно обиделись, и в отместку разорвали оба рюкзака в клочья. Наконец, они угомонились и сладко уснули. Так они и лежали в сладкой истоме: сытые медвежата, а чуть в стороне, чутко оберегающая сквозь дрему их сон, огромная медведица.
А на самой вершине одинокого утёса чаша терпения двух полевиков уже начала переливаться через край. Они уже были не в состоянии чувствовать отдельные укусы: зудело, чесалось, пекло огнём всё их тело, особенно шея, спина и уши.
Но худа, без добра никогда не бывает. Поленившись постирать потные портянки, друзья тем самым совершили проступок, или просто — худо. Теперь это пусть и не спасло, но значительно смогло облегчить их мучения от нападок комаров и мошек.
Рискуя сорваться, они помогли друг другу стянуть с ног мокрые сапоги и использовать портянки в качестве «таёжных накомарников». Одну портянку, завязав её концы на затылке, перекинули через голову, надёжно прикрыв самые уязвимые места: уши, шею и плечи. Другой, свернув её в рулон, друзья щедро хлестали себя по спине и бокам там, где комары жалили их тела наиболее яростно. Тогда у них ещё оставались силы иронизировать друг над другом.
— Ну, что, друже, мечтал о жаркой бане? Так она к тебе сама пришла. Да какая знатная, без всяких веников печёт, словно огнём по коже гладит.
Время шло, комары не только не уменьшали, а, наоборот, увеличивали свой натиск. Запас духовных и физических сил катастрофически уменьшался, а хозяева тайги по-прежнему продолжали нежиться на жарком солнышке.
День склонился к вечеру, зной спал и медведи проснулись. Первым делом они вновь тщательно исследовали обрывки рюкзаков, теша себя надеждой, что пока они спали, в них снова появилась такая вкусная человеческая еда, но таковой, увы, обнаружено не было, и медведи решили оставить людям отметину на долгую память.
Они больше не искали пищу. Осознанно и очень яростно, звери рвали всё, что принадлежало людям. Не тронули только лежащие для просушки энцефалитные куртки и оружие. Острый запах пота и пороха отпугнули их. Затем медведица повернула свою голову к сидящим на вершине скалы людям, издала громкий победный рык и медленно, как и подобает хозяйке тайги, повела своё семейство в чащу леса.
Прошло не менее получаса после ухода медведей, прежде чем таёжные страдальцы решились покинуть полок комариной парной — вершину скалы.
Осторожно спускаться уже не было сил, они просто плюхнулись с вершины скалы в воду плёса, благо его глубина позволяла избежать серьёзных ушибов или увечий. Медленно и очень осторожно приблизились к развороченным останкам своего бивака.
Собирать, брать с собой было совершенно нечего: что можно было порвать, медведи порвали, а то, что не рвалось, они искорёжили.
Друзья взяли свои куртки и только тогда сумели осознать, как безжалостно, изуверски «попарили» их комары. Прикосновение материи к их телам было подобно прикосновению к коже раскалённого железа. Понадобилось несколько мучительных минут привыкания к этой жгучей боли, прежде чем друзья приобрели способность не то чтобы двигаться, а говорить. Одевшись, они медленно, стараясь не делать резких движений, побрели в сторону стана.
Пришли они вовремя, тайга — вещь серьёзная. Когда спустя пару часов от расчётного времени они не прибыли на базу, начальник отряда послал автомобиль «Захар» за вездеходом, передав приказ: снять с маршрута две самые опытные пары и срочно следовать на стан. К моменту, когда Юрий и Александр пришли, эти пары во главе с начальником отряда уже садились в вездеход, чтобы проследовать по их маршруту.
Начальник отряда опытным глазом сразу отметил все: накомарники из грязных портянок, опухшие от укусов, терзаемые каким-то ещё неизвестным ему недугом лица, избегающие прямого взгляда глаза добровольцев. Строгим, не терпящим никаких возражений голосом, он приказал:
— Доложить всё, что с вами произошло в переходе, и, пожалуйста, без вранья. Сами знаете, в тайге правду не скроешь.
Пришлось рассказать всё. Такого всплеска эмоций колымской тайге не приходилось видеть и слышать ещё никогда. Здесь всякие казусы случаются. Но подобного, чтобы хозяин тайги устроил комариную парную, да такую, что, судя по всему, они от этого пара никак отойти до сих пор не могут. Такого, несмотря на многолетний таёжный опыт, никто из членов отряда не слышал ещё никогда.
Но когда после настойчивого требования начальника отряда Юрий и Александр сняли свои куртки, все испуганно замолчали. Укусами и неизбежными вздутиями кожи от кровососущих насекомых таёжников не удивишь. Но это кожи!!!
А тут комары и мошка кусали за мягкие ткани открытых ран, оставленных якутскими оводами. Спины таёжных парильщиков были вздуты огромными, зловеще багряного цвета шишками. Первое впечатление было столь ужасающим, что начальник отряда хотел выйти на канал экстренного вызова санитарного борта. С большим трудом самому старому из полевиков удалось уговорить начальника не спешить с этим:
— Да никуда не денется твой санитарный борт, не сегодня так завтра вызовем. Ты только подумай, какая слава о нашем отряде по всей Колыме пойдёт, и что первый кнут не им, парильщикам, будет, а тебе как начальнику.
Давай сначала попробуем старое проверенное зэковское средство — смесь дёгтя с травами, у меня в запасе целая банка есть. Не поможет, вот тогда и будем вызывать борт. Да, это очень больно, но ведь от этого не умирают. Колымский закон суров, но справедлив. Каждый оплачивает свои долги сам. Вот пусть они и платят своими страданиями, а нам не с руки себя на всеобщее посмешище выставлять.
Смесь была не только очень вонючей, но и действенной. Паронит на следующий день отнесли другие, а Юрий и Александр почти целую неделю отлёживались в палатке.
На время их лечения на все вопросы о нюансах комариной парной в отряде было наложено жестокое табу. Но когда они выздоровели, их буквально без соли, вживую, сожрали подначками.
Всех интересовало, как медведь направлял на их тела своих таёжных парильщиков. Поочерёдно или всех скопом, чтобы жарче было и люди помнили об этом подольше?
После этого таёжного казуса прошло уже много лет. Но люди говорят, что до сих пор на каждого из этой пары одно лишь упоминание о парной бане действует как удар кнута. Они вздрагивают и испуганно оглядываются, нет ли рядом хозяина тайги — медведя с его ужасающей парной.
Крепко попарил их хозяин тайги. Оставил долгую память о себе и комариной парной на всю оставшуюся жизнь.
Автор: Юрий Маленко.