Настоящая ценность происходящему познаётся в сравнении. В городе или посёлке, люди, не понимая цену человеческого общения, часто приходят в острое раздражение от неожиданных визитов даже близких им родственников или друзей.
В тайге иные законы бытия. Тут считается нормой, когда человек, чей стан или зимовье расположено в двадцати — тридцати километров от вас, нанесёт визит вежливости. Так, совершенно без причины, решил «заглянуть на огонёк», попить чайку, поболтать за жизнь. Это не нонсенс, а обычная практика таёжного бытия. Здесь расстояния, трудная дорога, не играют никакой роли, главное — устроить для себя праздник общения с новым человеком.
Нашу палатку, которую мы поставили под прикрытием острого утёса выхода коренных пород на самой вершине горы, было отлично видно за многие километры. Если в ближайшем, обозримом пространстве, есть люди, то рано или поздно, согласно законам тайги и праву старожилов, они нанесут нам визит вежливости. На третий день нашей работы по отбору проб истоков реки, они пришли.
Гости были работниками столичного геофизического отряда, их полевой стан стоял в пяти-шести километрах от нас в речной долине. Глядя на их лица, всем стало ясно без слов. Они взбирались на крутую гору не только ради традиционного визита вежливости, у них явно произошло, какое-то, из ряда вон выходящие происшествие, и они пришли к нам за помощью. Наши предположения оказались верными.
Едва отдышавшись и выпив залпом две кружки крепкого колымского чая старший из них, доктор геофизических наук, вновь приобрёл утраченный за время подъёма на гору жизненный тонус и разразился таким гневным, обличающим всю Колыму и подлых колымчан монологом, что познавшим всё и вся прожжённым таёжным зубрам, стыдно за него стало. Эко человека припёрло, если он во весь голос такую хулу не стыдится говорить. Хотя, если трезво рассудить, повод говорить таким обличительным тоном у него был, более чем весомый.
Их отряд состоял из кабинетных учёных, никогда ранее в поле не работавших. Все они сотрудники одного из отделов столичного научного института, и прибыли они сюда для полевых испытаний нового прибора.
Особенностью всех геофизических отрядов, является то, что им требуется очень большое количество рабочих, и не просто рабочих, а амбалов, пригодных для переноски больших тяжестей.
Геофизика — это в первую очередь приборы, для работы которых необходимо электричество, а вот его то в тайге и не было. Точнее было, но в огромных и очень тяжёлых сухих батареях. Рабочих, признанных делать эту тяжёлую, но такую важную работу у них в отряде просто нет в наличии.
Увидав нашу палатку, они были вынуждены лезть на эту чёртову гору, дабы памятуя о святом законе геологического братства, попросить с подобающим щедрым материальным вознаграждением, на недельку человек десять-двенадцать рабочих. А там, глядишь, им с Магадана своих рабочих вертолётом или вездеходами подбросят. Если бы доктор наук мог предполагать, какую бурю неудержимого восторга и смеха вызовет его предложение, то он бы никогда даже и не заикнулся о подобном.
Полевики буквально катались по земле от неудержимого веселья. Ну, москвичи, такое сморозить!!! Расскажи кому, никто не поверит. Просить в поле, у геологоразведчиков, в разгар сезона, когда каждая пара рабочих рук на вес золота, не просто помочь, а одолжить на недельку десяток рабочих? Да до такого идиотизма ещё додуматься надобно. Ну, уморил, так уморил. Ох, и знатные шутники, эти москвичи.
Полевики покатывались от смеха, москвичи наливались яростью гнева, видя, что геологи вместо помощи смеются над их бедой. Было ясно, ещё несколько мгновений, и в дикой колымской тайге совершенно необоснованно, вспыхнет не менее дикая в своей нелепости, но жестокая, а значит, и кровавая, драка. Она, без всяких сомнений, вспыхнула, если бы не реплика начальника отряда.
— Да вы хоть понимаете, какую глупость вы сморозили? Одолжить вам десяток человек на недельку? Ведь мы же не отряд, нас забросили сюда на пару недель вертолётом для отбора проб истоков, вместе со мной всего-то семеро. Прошу простить мне моё любопытство, но это даже смешно, выйти в поле, не имея рабочих. Как же вы, так облажались, уважаемые коллеги?
Услышав, что геологов всего семь человек, геофизики тут же поняли всю несостоятельность своей обиды за их смех. Да, облажались они, по полной программе. Чего на других пенять, ежели у самих рожа крива.
Доктор наук с грохотом обрушил свой кулак на стол и вновь разразился порцией трёхэтажного мата, но тут же извиняющим голосом произнёс.
— Не обращайте на мой мат никакого внимания. Я не вас, себя матерю… Свой гонор, свои, как показало время, дутые амбиции никогда не ошибающегося начальника. Ведь предупреждали меня в институте.
Для любой московской экспедиции, отправляющейся на Северо-Восток России, главная, определяющая задача, укомплектовать свой штат, ещё в Москве. Мол, не любят нас, москвичей, в ваших краях. Шибко не любят, да так, что ни хороших рабочих, ни путного повара, нанять на сезон здесь просто невозможно. С теми, кого удастся уговорить, наплачешься в три ручья. Но я над этим, только смеялся.
Я считал себя, ни просто умным, а мудрым. Зачем тратить фонды на авиабилеты для полутора десятков рабочих до Магадана и обратно? Рабочие, они и в Африке, рабочие. Добавим к их тарифам понемногу из сэкономленных фондов, и от желающих пойти в поле отбоя не будет. Оказалось, что те, кто предупреждал меня, были правы на все сто.
Не идёт народ в московские экспедиции. Уж как мы только не ублажали магаданских мужиков, как не уговаривали, всё без толку, а время-то идёт. Затем послушали одного умного человека. Присмотреть на базаре требуемую нам по количеству ватагу праздношатающихся мужиков. Крепенько подпоить их, забрать паспорта, дать подписать договора и пока они не протрезвели, срочно заказать вертолёт и в поле. А там, куда им деваться — кругом тайга. Хочешь — не хочешь, а сезон работать будут.
… Так и сделали, но… Оказалось, набрать рабочих и вывезти их в поле это ещё не всё. Проблема, как удержать их в отряде, когда они протрезвеют. Знаете, я до сих пор буквально трепещу от их отчаянной смелости. Взять и вот так, уйти среди ночи со стана, без компаса, карты, ориентируясь только на то, что если они будут идти строго на юго-восток, то рано или поздно, выйдут на трассу. Это уже мужество. И эти, казалась бы павшие изгои, бродяги, хронические алкаши им обладали.
Поначалу всё было именно так, как и говорил нам наш магаданский доброжелатель. Протрезвев, мужики целый день возмущались, а когда им наглядно, с помощью карты, объяснили, что до трассы, свыше двухсот километров, сникли, и, казалось, смирились со своей участью. Но ближе к вечеру, когда они узнали, что наш отряд московский встали на дыбы.
— Хоть стволы в спину нам упирай, не будем работать в столичном отряде, и баста!
Ну и я не сдержался. Обложил их матом, а потом популярно объяснил, что мне плевать на то, что и как, они думают. Договора до первого ноября вы подписали. Теперь они вместе с паспортами, надёжно упрятаны в моём полевом сейфе, стальном с секретным замком ящике. Не желаете по-хорошему, будем поступать по-плохому. Я поставлю сторожа с ружьём у палатки с продовольственным запасом, а повару запрещу давать вам, даже заплесневевшую корку хлеба. Голод не тётка, он быстро с вас всю спесь выбьет. Сами не желаете работать, желудок вас это сделать заставит. Поймите же вы, тупое мужичьё, у вас просто нет выхода.
Но у них был выход, да такой, что я до сих пор не в силах его осознать. Ведь они отлично понимали, что их ожидает. Знали, но без колебаний, пошли на него. Все шестнадцать рабочих.
Ночью они вначале связали сторожа продовольственной палатки, а потом, разбудив меня, подставили нож к горлу и зловеще сказали:
— Тихо москвич, ни звука. Нам терять нечего. Сейчас ты отдашь нам наши паспорта и договора. После чего мы возьмём немного продуктов и уйдём. Тебя придётся связать. Ничего, потерпишь до утра, а там твои коллеги проснутся, развяжут. Последствиями ты нас не стращай, мы все уже давно пуганные. Но лучше, загреметь на нары за групповой грабёж и попытку покушения на твою драгоценную жизнь, чем живьём пойти на закуску медведя–шатуна.
И они ушли, ушли все шестнадцать. Без оружия, без карты, отлично зная, что в самом лучшем случае, им придётся пройти по тайге, более двухсот километров. Но они ушли…
Можете хоть вы, опытные таёжные зубры, дать нам вразумительный ответ, что же это такое творится у вас на Колыме. Как здесь, вообще, можно нормально работать? Простите, складывается впечатление, что вокруг нас, не тайга, а сумасшедший дом.
Последние слова геофизика сильно зацепили гордыню начальника отряда. Да так, что на его, моментально побледневшем лице, желваки заиграли, но он сумел сдержать себя, а вот совладать с тембром своего голоса ему не удалось.
— Господа, столичные гости. Не кажется ли вам, что вы посмели опуститься до открытого хамства? Кто дал вам право, судить о том, чего вы не знаете? От вас ушли рабочие? Так это же закономерная реакция нормального человека, на синдром «столичного» проклятья. Не слышали о таком? А вот это зря. Каждый столичный житель, отправляясь в наши дремучие края, знать о нём не просто должен, а обязан.
В глухих таёжных краях определяющим каноном была и остаётся быть до сих пор, святая вера в непогрешимость истины: примет, проклятий тех мест, где им придётся жить и работать. Над вами, москвичами или ленинградцами по всему Северо-Востоку России уже несколько столетий довлеет «столичное» проклятье.
Послать в поле начальником отряда москвича, это заранее обречь членов отряда, на ужасные, чаще всего кровавые, несчастные случаи. Именно поэтому всех, прибывших из Москвы или Ленинграда, по распределению, молодых геологов, какими бы никчёмными специалистами они не были, всегда оставляют работать в администрации. При первом же удобном случае, стараются «сплавить» их подальше, выдвигая на повышение в областные управления. Иначе просто нельзя, ведь это не просто тайга, это Колыма. Поверья, приметы и проклятья, всегда являлись основой всех законов тайги.
Последние слова начальника отряда, произвели на доктора наук, сильное впечатление. Задыхаясь от негодования, он вскочил на ноги, и, вытянув руку в сторону геолога, с едким сарказмом произнёс:
— И это говорит не какой-то убогий, одичавший в лесной глуши, малограмотный мужик, а человек, окончивший университет? Неужели, за эти годы, проведённые вами в полевых маршрутах, вы одичали до такой степени, что уподобились дикарю?
Приметы, поверья, проклятья, чушь собачья. А факты, факты, где они? Знаете, для нас, геофизиков, уже давно является законом бытия, исключительно конкретика и не только в научной работе, но и в обыденной повседневной жизни. Мы приучены: верить, брать в расчёт только истину неопровержимо доказуемого факта. Никаких догм, предположений, голословных доказательств. Факты, факты и ещё раз факты. Где, в чём, доказуемо ваше бредовое измышление о «столичном» проклятье?
Этот монолог сильно обидел начальник отряда.
— Так вы желаете неопровержимой истины фактов? Очень хорошо, сейчас я вам их предоставлю. Надеюсь официальные документы министерства Геологии СССР у вас подозрений не вызовут.
Он повернулся и исчез в палатке. Через пару минут начальник отряда вернулся с полевой сумкой и достал из неё толстый, упакованный в специальный, непромокаемый пакет.
— Это последняя почта, переданная мне командиром вертолёта. Мне некогда было её читать, да, честно говоря, и ни к чему. Ибо ничего нового я из содержания этого пакета почерпнуть не сумею, а вот для вас, он будет представлять несомненный интерес.
Уже несколько десятилетий, как в Мингеологии, существует жестокое правило. Ни один несчастный случай, ни одна трагедия с летальным исходом, происшедшая в полевом отряде, в масштабах всей страны, не должна иметь право на своё повторение. Сразу же, по горячим следам, производится тщательное расследование, делаются оргвыводы, и издаётся приказ, который рассылается во все полевые отряды страны. Для ознакомления с ним всех членов отряда под роспись. Пакет с такими данными лежит перед вами. Давайте вместе, прочтём, что же такого прислала нам для ознакомления под роспись Мингеология на этот раз.
Начальник отряда демонстративно показал геофизикам сохранность всех сургучных печатей пакета, затем сломал их и вскрыл пакет.
— О, иного я и не ожидал. Все сводные за последний год приказы, всегда начинаются с самых драматичных несчастных случаев, с летальным исходом. Заметьте, я ничего не выбирал, не подтасовывал, но первые два приказа этого года начинаются с описания несчастных случаев, происшедших в московских экспедициях, работавших на Северо-Востоке России. И так будем читать самую суть произошедших в них трагедий.
«Отряд из шести полевиков, возвращаясь из многодневного маршрута, расположился на ночлег в старом полуразрушенном зимовье. Ночью начальника отряда, спавшего в самом углу, разбудил вскрик боли. Он открыл глаза, и на светлом фоне открытой двери увидал зловещий силуэт огромного медведя.
Геолог успел, выхватить из кобуры свой наган и всадить прямо в оскаленную пасть все семь патронов. Позднее, выяснится, что он не промахнулся ни единого раза. Он буквально нашпиговал мозг медведя пулями. Но и зверь перед смертью успел взмахом своей лапы, снять с головы геолога скальп. Прежде чем потерять сознание, начальник отряда сумел на ощупь включить рацию, и, выйдя на аварийный канал связи, сообщить о трагедии.
Когда вертолёт прилетел, все шесть полевиков, уже были мертвы. Ведь начальник отряда, спавший в самом углу зимовья, был последним. Прежде чем направиться к нему, шатун, уже перекусил горло всем пяти полевикам…».
Теперь настоятельно прошу вас принять во внимание вот этот факт. Вы можете прочесть тысячи документально заверенных актов, рапортов, протоколов расследования несчастных случаев, нападения медведей шатунов на человека и везде будет одно и то же.
Напав на человека, он сразу начнёт жадно высасывать из своей жертвы кровь. Его будут грызть собаки, в него будут стрелять в упор, но он до самого последнего момента своей жизни, будет сосать кровь.
Этот шатун, как здесь написано, был уже за гранью истощения. Но он не стал пить кровь своей первой жертвы, не потащил свою добычу в чащобу леса. Он последовательно, но неуклонно, перекусывал горла у всех полевиков, у одного за другим. Почему? А потому что все шестеро были москвичами.
Теперь давайте прочтём, о чём пишется, в следующем приказе.
«После заброски вертолётом в тайгу московского геологического отряда все полевики стали рубить лес для палаточных каркасов, и обустраивать свой стан. Начальник отряда, взяв карту и карабин, отправился для осмотра ближайших окрестностей. Назад он уже не вернулся. На следующее утро его останки нашли в километре от стана, на высоком берегу.
Слияние двух ручьёв, идеальное место для привала, там почти нет комаров. По всей видимости, плеск ручьёв, заглушил шаги шатуна. Не было ни одного признака, что начальник пытался оказать сопротивление. Шатун, напав на геолога сзади, сразу же убил его, объел до пояса, и… ушёл в тайгу.
Объём предстоящей работы отряда был большим. Поэтому сразу же после радиограммы о случившимся, на стан прилетела группа охотников профессионалов с собаками, чтобы уничтожить шатуна. Теперь обратите внимание, что написал в своём отчёте старший из охотников.
«…Вы можете смеяться над моими выводами, но я и мои товарищи, уверены на сто процентов. Это не просто нападение шатуна на человека, это мистика печально известного в наших краях «столичного проклятья».
Судите сами. На протяжении долгих столетий было одно и то же. Если медведь отведал человеческого мяса, то он уже никогда не уйдёт из этих мест. Будет месяцами кружить вокруг, надеясь снова добыть такую легкодоступную для него жертву. Именно на этом, всегда и везде берут шатунов.
Этот шатун полностью опроверг свои же, медвежьи законы. Он даже не стал задерживаться на месте убийства, чтобы доесть останки, не стал прятать их в чащобе. Он убил, объел сколько смог, и сразу же пошёл ходом прочь.
Но не так, как обычно ходят все звери в тайге, зигзагами, а почти по идеальной прямой. Наши собаки сумели загнать его в болота почти в двадцати километрах от стана!!! Можете смеяться, но это мистика.
Складывается впечатление, что медведь, услышав шум вертолёта, специально пошёл проверить, кто прилетел в тайгу. Обнаружив, что это москвичи, убил их начальника, и тут же попытался скрыться. Вы можете опросить тысячи охотников, но ни один не сумеет припомнить примера тому, чтобы находящийся на грани полного истощения шатун, сам ушёл от мяса своей добычи. Этот ушёл. Если это не «столичное проклятье», тогда что же это?».
Вам мало фактов этих двух приказов? Тогда можете проанализировать все документы этого пакета, и вы получите уже десятки неопровержимых фактов наличия «столичного проклятья».
…Но столичные геофизики не желали внимать документальному факту, отлично осознавая всю несуразность своего обвинения. Ведь начальник отряда на их глазах, сломал сургучные печати и вскрыл конверт. Доктор наук, с вызывающим пафосом произнёс:
— Это чёрт знает что. Зачем, ради чего, вы так цинично, нам лжёте? Да, мне отлично известно о том, что у вас в Мингеологии, в качестве профилактики, существует закон об ознакомлении всех полевиков с анализом всех несчастных случаев с летальным исходом. Но ведь вы, специально, дабы унизить нас, подобрали приказы таким образом, чтобы самыми верхними были о несчастных случаях, происшедших в московских отрядах. Ведь это, простите, чушь собачья! Какой здравомыслящий человек, поверит в этот безумный бред. О том, что медведи-шатуны, выборочно жрут исключительно, одних москвичей? Да это…
Что хотел сказать далее, доктор наук, полевики так и не узнали. Ибо теперь, яростно сверкая глазами, заговорил начальник геологоразведчиков:
— И ты, жалкая, столичная, кабинетная крыса, вопреки документальным фактам, посмел обвинить во лжи меня, полевика с двадцатилетним стажем? Ну, москвич, это уже явный перебор. Таёжное гостеприимство, дело святое, но и таёжного закона о полном отчёте в своих словах, ещё никто не отменял. Как это ни прискорбно, но иного выхода, у меня нет. Придётся тебе своими зубами за этот гнилой базар отвечать…
Москвичи среагировали молниеносно. Чётко, ясно, неотвратимо, они осознали, что сейчас их начнут бить, и, судя по всему, очень больно. Проявив завидную прыть, они вскочили на ноги и бросились прочь, подальше от стана полевиков. Благо, что бежать вниз, по крутому склону, очень легко. Только успевай, ноги переставлять. Геофизики, переставлять свои ноги, успевали.
Прошло две недели. За этот промежуток, к геофизикам, с интервалом в пять дней, дважды прилетал вертолёт. Но сами они, в гости к геологам, больше не приходили.
Полевики приучены, всё делать неспешно, но обстоятельно. Вот и на этот раз, закончив отбор проб, было решено. Сначала снять с каркасов палатки, тщательно упаковать их и пробы. Переспать ночь в спальниках у костра, а утром, пока будет готовиться завтрак, упаковать спальники, и весь излишек продуктов. Попить чайку, и по холодку начать свой спуск в долину. Палатки и пробы осенью собирают специально выделенные вертолёты.
Спустя пару часов после снятия палаток, кто-то из полевиков заметил, что в их сторону, чуть ли не бегом, по склону спешно поднимается группа геофизиков.
Всё-таки, как ни крути, что ни говори, но в поле, случайных людей, не бывает. Пусть зануда, неумёха, зачастую рохля, но всё равно, он мужик. Геофизики, хотя они все и были кабинетными работниками, всё равно были мужиками. А настоящий мужик, пуще зеницу ока своего, обязан честь блюсти.
Вот и москвичи, увидав, что на вершине горы исчезли полотнища наших палаток, со всех ног поспешили на гору, чтобы, успев застать нас, принести свои извинения за прошлый визит.
В том, что они спешили сюда, именно ради этого, не могло быть, никаких сомнений. Ещё не добравшись до вершины, доктор наук, во всю глотку завопил:
— Мужики, постойте, не уходите. Дайте извиниться. Ей-богу, каяться, иду.
Забравшись на вершину и отдышавшись он подошёл к начальнику отряда, и, склонив голову, смиренно произнёс:
— На Руси, издревле, повинную голову меч не сечёт. Прости, геолог, что оскорбил тебя. Прости это не я, это гонор мой столичный тебя оскорбил.
На Колыме есть незыблемый таёжный закон. Сначала крепкий колымский чаёк, все разговоры потом. Заварили чай, попили, закурили, немного помолчали. Наконец доктор наук, заговорил.
— Видели, как к нам дважды вертолёты прилетали? Первый за мной. Ох, и вздрючили меня в Магадане, ваши партийные чины за мою промашку с рабочими по полной программе, но помогли. Я, ваших колымских законов не знаю. Но нам, магаданская милиция, смогла за три дня подобрать полный штат рабочих. Эти говорят не убегут, потому что они из какого-то «спецконтингента». Что это означает, мне, до сих пор неведомо. Да и ладно, главное, что у меня теперь есть рабочие. Но спешил я к вам, сюда на гору, не ради этой новости.
Когда я был в Магадане, то не удержался и позвонил в Москву своему старому приятелю, широко известному профессору историку, Северо-Восток России, его любимый конёк. И возмущённо пожаловался на ваши бредни о «столичном проклятье». Знаете, что он мне ответил? Он буквально высек меня: «Стыдно, ох как стыдно, батенька, быть доктором наук, и не знать истории государства российского. Хотя об этом, сегодня, мало кто знает. А почему, опять же, по вине нас, москвичей. У нас же всё, как в том, партийном, лозунге. «Партия сказала надо, а комсомол ответил есть». Пока мы, москвичи, первыми не озвучим, чего любо, вся страна словно в рот воды набрала, молчит. Ну а нам, столичным снобам, не с руки под себя яму копать, о столичном проклятье говорить.
А так, ваш геолог, более чем прав. Столичное проклятье не просто существует уже на протяжении многих веков, оно нашло отражение в десятках тысяч официальных документов, челобитных царю-батюшке, отчётах экспедиций, полевых дневниках, мемуарах.
Столичное проклятье, это документально доказанный исторический факт в истории России. После того, как первые первопроходцы, преодолев Урал, вторглись в Сибирь, а затем пошли дальше, на Восток и Севера, столичное проклятье проявило себя во всей своей ужасающе кровавой красе.
Если экспедицией руководил человек незнатного рода, а самое главное, не житель столицы, то экспедиция не только достигала поставленной ей цели, она достигала её с наименьшими потерями, и минимальными расходами. Подавляющее число великих географических открытий, присоединение новых земель, когда во главе экспедиции стояли казак, либо купец, достались России, практически даром.
А если во главе экспедиции стояли бояре, князья, дворяне, большие или ещё малоизвестные, но обязательно столичные учёные, всегда и везде было неизменно. Либо экспедиция терпела сокрушительную неудачу, или она достигала результата ценой огромных расходов. Но самое главное, не просто неоправданно большой, а зачастую массовой гибелью участников этой экспедиции.
Дошло до того, что был период, когда, по государеву повелению, было категорически запрещено назначать во главе экспедиций столичных вельмож. Слишком высокую цену приходилось платить государственной казне за экспедиции, которые возглавляли коренные жители столиц.
Что только ни делали: и пышные молебны отслуживали, и крёстными ходами ходили, и месяцами, перед отправкой в экспедицию денно и нощно молились. Всё без пользы. Не принимают просторы Востока и Северов, нас, столичных жителей. Не желают они, чтобы мы вторгались в её действенную чистоту первозданной природы.
Никто не ведает — когда, где, и в чём именно провинились наши столицы, перед азиатской частью России. Кто, и за какие грехи, наложил это столичное проклятье. Но вот уже долгие столетия кроваво и беспощадно тайга мстит не только самим москвичам, но и всем тем, кто, не вняв голосу разума, посмел пойти в тайгу вместе с начальником уроженцем столиц.
Так, что нравится вам это или нет, но «столичное проклятье», это исторический факт. Придётся вам смерить свою гордыню и, как подобает каждому честному человеку, публично признать свою ошибку, и искренне извиниться перед геологоразведчиками.
Я бы вам посоветовал, пользуясь случаем, пока вы ещё в Магадане, купить пару бутылок хорошего коньяка. Во время полевого сезона, существует жестокое табу на употребление спиртного. Но…
Скоро у полевиков профессиональный праздник, день геолога. А, как мне доподлинно известно, это день, полевики, всегда отмечают праздничным застольем. Вот вы и преподнесёте им ваш коньяк в качестве подарка. Надо же вам свою вину заглаживать. Крепко, очень сильно, вы их обидели. Главное, совершенно незаслуженно.
То, что они так верят в столичное проклятье, это не их вина, а заслуга. Ведь я, больше, чем уверен, что они не знают совершенно ничего, из всего того, что я рассказал вам. Но они сумели сохранить в себе, ту, очень редкую, в наши дни. Духовную связь с окружающим нас миром. И они, через эту связь, сумели осознать, какую кровавую опасность может таить в себе «столичное проклятье, и всячески избегают его…».
Закончив свой монолог, доктор наук достал из своего рюкзака, ни две, в целых три бутылки армянского коньяка «КВК».
— Это вам, на ваш профессиональный праздник день геолога…
Затем подошёл к начальнику отряда и сказал:
— Так, что простите меня и не держите обиды на московских неучей. Вы не просто правы, вы, безусловно правы. Столичное проклятье, как необъяснимый, но прошедший сквозь столетия, феномен, существует реально и кроваво осязаемо…
Автор: Юрий Маленко.