Колымская рапсодия. Глава 14

Таинство пробуждения всего живого – это одна из форм рождения новой жизни! А когда просыпается природа, после долгой Колымской ночи, это потрясает воображение любого человека, от новичка до старожила. Всё начинается с еле уловимого дуновения тёплого ветерка. Он ещё и сам не знает, что он предвестник тепла.

Просто небо сменило окраску на более тёплые тона, и вдруг, из ниоткуда, появились маленькие пичужки, щебечущие и потрескивающие на своём птичьем языке. Они то и рассказывают ещё спящему лесу и замёрзшим речкам, что пришла пора просыпаться. Но проснуться сразу не получается, велика ещё сила Вечной Мерзлоты, она ещё долго не будет отпускать от себя снежный покров, укутывающий спящую природу! И только настойчивость этих пичуг и ветерка, сделает своё дело: дни станут прибавляться.

Ах, это сонное солнце, которому волей – неволей приходится вставать из за сопок, потому что нужно освещать новый, начинающийся день! Отражаясь от снега, лучики солнца разлетаются над землёй, пока ещё укутанной снежным покрывалом, цепляясь за ветки кустов и деревьев, стряхивая с них снег, проникают в тела людей, будоража и веселя. А какой воздух весной на Севере! Ни с чем его сравнить нельзя! Запах мимозы или подснежника для жителей центральных районов страны – это весна. А для северянина, запах весны – это запах подтаявшей земли и снега, даже капель с крыши, имеет свой запах. Крыши домов стоят нахмурившиеся и осунувшиеся от вида свисающих с них огромных сосулек – верный признак наступающего тепла. Чистый, переливающийся в золотых лучах солнца воздух, смешивается с веселящим сознание газом.

И когда снег местами уже подтает, станет рыхлым и ноздреватым, подальше от людских глаз, будто бы стесняясь, появляются первые дети Колымской весны – подснежники. Очаровательный северный цветок, буквально оправдывает свое название, он появляется из каменистой почвы, настойчиво пробиваясь к свету. Это уникальное создание природы, учёные люди, обозвали его, именно обозвали – «сон трава», или «пострел поникший». Даже обидно, за такое хрупкое сиреневое солнышко, похожее на китайский фонарик. Особенно на восходе солнца – его лепестки сомкнуты вместе, словно для сохранения тепла в этом хрупком и беззащитном организме. Якуты, одни из коренных жителей этих мест, очень любят называть своих дочерей красивым именем «Нюргуну» – подснежник. Время – великий кормчий, правит лодку нашей жизни наперекор всем временам года и событиям, происходящих вокруг нас. Кажется, только звенела капель и сходил снег, как окрестности посёлка, накрыла взрывом зелёная волна. За одну ночь на лиственницах заиграла яркими сочными красками бриллиантовая зелень. Только вчера ещё, серо – коричневые сопки стали нарядными и красивыми. Мир преображается на глазах!

Половодье в этих местах проходит быстро и незаметно, в отличие от мест, находящихся на крупных водных артериях. Но и здесь, как утверждали старожилы, в прошлые времена и эти места накрыло чудовищное по своей неожиданной силе наводнение, унесшее не одну сотню жизней.

Как всегда, легко преодолев одну из многих вёсен, прииск приступил к пополнению золотого запаса страны.

На сегодня у Михаила особых планов не было. Начальство разрешило отоспаться и привести машину в порядок. Всё таки полтора месяца без выходных и остановок на обслуживание автомобиля. Поломок за это время практически не было, всё сводилось к ремонту колёс и обновлению краски на бортах прицепа, который достался Михаилу в «наследство» от кучи металлолома, которую хотели увезти в Магадан и сдать во Вторчермет. Металл был нагружен на этот самый прицеп и его так и хотели сдать – всё вместе! Полазив под ним, Михаил сделал вывод, что прицепчик то ещё и ничего, только кое где, кое что надо подварить и подлатать. Он и пошёл к механику гаража с просьбой разрешить заняться этой рухлядью.

– Тебе что, больше делать нечего? – спросил его Осипенко,- На кой он тебе сдался? Хлам! Ему уже несколько человек пробовали ума дать!

– Ну, так может и я попробую? – не отступал Михаил.

– Да попробовать то попробуй, но только в нерабочее время. Вот между рейсами, выкроишь денёк другой – занимайся! Металл надо везти сдавать в конце второго квартала, дерзай! Может что и получится у тебя. Но смотри, там рама лопнувшая, мы его уже смотрели, списывать будем.

Мишка пошёл к сварному Илье Петровичу, которого все ласково звали за «глаза» Левшой. Он работал в ЦРГО, но когда было нужно, он и в гараже выполнял неотложные работы. Илья Петрович Трегубов, был человеком заслуженным, воевал, имел награды, но имел несчастье уже в конце войны попасть в плен.

Он был механиком – водителем в танке, и подорвавшись на мине в районе Кенигсберга, они всем экипажем попали в плен. В это время немцы уже были более чем разборчивы в рабочей силе, попавшей к ним, поэтому раненых, а их было двое – механик и командир, распорядились добить, а остальных, погрузили на попутный транспорт и отправили в тыл. Илью и командира даже не оттаскивая от танка стрельнули прямо на поле и уехали.

Пришёл в себя он ночью, когда его за ноги, куда то тащили. В темноте было не видно, кто подпрёгся в могильщики, но по разговору узнал русскую речь. По его стону они определили, что в яму его ещё рановато, поэтому и притянули в избушку на окраине города, до взятия которого было ещё неделя. Там его осмотрели, перевязали и положили умирать, в штабель с такими же как он. С такими ранениями его даже не стали показывать, из более старших по рангу, чем просто добровольный могильщик – санитар. Вот так и получилось, что сам Илья был дома, а его документы попали в плен.

Дня через два, осматривая раненых, санитары удивились, что этот танкист ещё дышит, и его оттащили уже в перевязочную. Основные бои уже прошли, врачам стало посвободней, и они принялись лечить, пока ещё живого танкиста. Диагноза было всего два – резать, или оставить в покое. Рана в груди волнений не вызывала, пуля сидела глубоко, и дырка от неё уже начала затягиваться – чего ж лишний раз мучить солдата, а вот ногу пришлось отрезать, чуть ниже колена – она уже почернела и стала не просто пахнуть, а вонять. Вернее, сначала отрезали только стопу, через неделю повыше, а через месяц, по конечному результату – чуть ниже колена.

Выписывали его уже на День Победы, но так как документов при себе никаких у него не было, его направили на сортировочный пункт в Клайпеде, а оттуда, прямым ходом поехал Илья Петрович Трегубов, покорять необъятные северные просторы в столыпинском вагоне, с формулировкой – изменник Родины! Нашлись – таки, его документы, в самом логове фашистской канцелярии.  Сказать, что он что то потерял, значило не сказать ничего. Родом он был с Балашова, и его отец и дед, и прадед, владели всеми мануфактурными производствами на средней Волге. В своё время их раскулачивали, но потом во времена НЭПа, всё вернулось в прежнее русло, и фамилия Трегубовых, не то что бы гремела по Волге, скажем так – к ней прислушивались. Илья был основным наследником всего капитала, поэтому и пошёл воевать почти добровольцем, иначе угодил бы туда, куда и попал в последствии, но лет на пять раньше.

Его жена, Зинаида Васильевна, сохраняя традиции жён декабристов, не откладывала в долгий ящик, собралась на Край Света в тот же час, как получила государственную депешу, о присвоении её мужу звания «Почётный Работник Колымы и Чукотки без права выезда в центральные районы страны в последующие двадцать пять лет». Его определили в лагерь на «Мальдяк», а она, так и была при нём, вольнонаёмной. После расформирования «зоны», они и остались в этих широтах. Так что если кто и считал себя старожилами, то Трегубовы были в их числе.

Работал Илья в Центральных Мастерских, но зарекомендовав себя сварщиком экстра-класса, был востребован в любую точку золотой лаборатории. Но основной профессией он старался сделать кузнечное дело. Какие поковки в своём стареньком горне делал Илья. Цыгане, если б увидали – душу бы отдали. У него на эксперименты были длинные, зимние дни и ночи, когда работы было мало, а домой уйти невозможно.

Молотобойцем к нему определили Саньку Шашаянца, тоже из бывших, но не по политической, а из бытовухи. Зимой, дни и ночи наяривал Санька молотом, а вот как сходил снег с полигонов, ничем его было не удержать в тесной, закопчёной кузнице. Золото он чуял, как борзая зайцев. Где бы не работала его бригада, на доске показателей она числилась в передовых.

Забегая вперёд, с полной уверенностью можно сказать, что если б не та ошибка молодости, быть ему Героем Труда!

Его бригада всегда давала на порядок больше металла в промывке и экономии в средствах! Но так как прииску был нужен был лидер, то им стал Иван Алексеевич Кудым, бригадир горняков, тоже отличнейший человек, но на свою беду не судимый.

Так вот и познакомился Михаил с Ильёй Петровичем – под грудой металлолома, под названием прицеп! Только один раз поинтересовался дядька Илья, для каких целей хотелось бы использовать Михаилу эту ржавчину, и по сколько тонн желает он на ней таскать по автострадам Колымы.

Заручившись поддержкой директора прииска, которому тоже стало интересно, что получится из этой затеи, Михаил и Илья Петрович, за месяц воплотили в жизнь самые смелые мечты. Прицеп получился не просто отремонтированным, он стал абсолютно новым. И когда металлические работы были близки к завершению, Михаил, с позволения начальства, в местной столярке, заказал новые борта для прицепа: вид получился действительно потрясающий. Покрашенный чёрной и зеленой краской, прицепчик радовал глаз. Новые фонари привёз ему с Берелёха Юрка Близнюк – подарок Мирона Свиридовича. Несколько раз заезжал с Буркандьи Анатолий Скуридин, тоже привёз в подарок тормозной кран: – выменял у коллег на десять пачек настоящего индийского чая!  Ещё, Близнюк привёз ему с Магадана переходные шланги от тягача к прицепу, короче, помогали все чем могли.

А все дни, которые Мишка провёл с Ильёй Петровичем, столовались они исключительно стряпнёй Зинаиды Васильевны, которая очень ревностно относилась к процессу питания и сразу взяла над ними кулинарное шефство, которое надо сказать, очень нравилось Михаилу.

И так уж получилось, что приехавший на прииск корреспондент районной газеты, увидел это чудо техники, и поинтересовался у механика, кто ж является автором этой «железной повозки»? Сфотографировав прицеп на фоне Ильи Петровича и Михаила, что-то черканув в своём блокноте, корреспондент умчался. А через несколько дней в многотиражке «Горняк Севера», была напечатана статья о рациональном использовании труда и отходов производства на прииске «Мальдяк».  Вот переполоху то было! Но всё обошлось благополучно, никого не наказали, но и слава Богу, не поощрили!

Перед первым выездом, шампанское об борта, конечно, не били – очень уж дефицитным был товар, а вот водочки попили славно! А ещё, Зинаида Васильевна делала самогон! Ох и знатный же получался у неё напиток! Если не знать, что это тот самый самогон, ни в жизнь не догадаешься. А когда её спрашивали, из чего получается такой шикарный напиток, отшучивалась – из комариного писка.

Кстати о комарах! Таких зверей, имя которым комары, Михаил в своей жизни, тоже ещё не встречал. Обычные комары сначала кружатся над своей жертвой, приглядываются, принюхиваются, а колымские – никогда! Как летел, так на полном ходу и врезается в то, что подвернулось. Накомарники насквозь пробивали. Это шутка такая была для приезжих: У геологов и старателей, от искр костров и папирос, накомарники часто в мелких дырочках, и когда приезжие спрашивали откуда это – не смущаясь отвечали: комары попробивали! Михаил тоже, как и все новички, попался на эту удочку. И когда ему, как и всем, выдали в начала лета не новый накомарник, он долгое время по утрам рассматривал его, выискивая маленькие дырочки…

Закончив с мелким ремонтом, Михаил пошёл домой, по пути решив зайти на почту. С самого утра у него было предчувствие праздника, но он никак не мог взять в толк, отчего. А на почте его ждал настоящий сюрприз: посылка! Да ещё какая! – весом почти в десять кило! Еле стерпев, чтобы не открыть её прямо на месте, Михаил помчался к себе в комнату, хотя поначалу думал зайти в магазин прикупить себе ужин.

Дрожащими от волнения руками, Михаил осторожно, насколько это было возможно, открыл посылочный ящик. Сверху лежали шерстяные носки – фирменные, мамины! Такие носки он узнал бы из миллиона! А как они пахли! Ни с чем не сравнимый запах натуральной овечьей шерсти щекотал ноздри. Под носками оказались пакеты с вареньем, а всё это было пересыпано благоухающими сухофруктами. В середине оказалось совсем немного чищенного грецкого ореха. А в самом низу Михаил нашёл письмо, написанное таким до боли знакомым почерком! Открыв письмо, он сразу принялся его читать, отложив в сторону фотографию, которая выпала из сложенного листка.

И чем дальше читал, тем бледнее становился. Мама писала, что у них, слава Богу, всё нормально, сил и здоровья пока хватает, чего они и ему желали! А дальше…. Они передавали ему привет, от его же сына! Это было просто невероятно! Поначалу он подумал, что родила одна из его бывших подружек, которых, как и у всякого уважающего себя кавказского таксиста, у него было не сосчитать. Но постепенно вчитываясь, снова и снова, перечитывая написанное – он понял, что это – его родной сын, который родился через полгода после его осуждения. Теперь, уже совсем по другому виделся и взгляд его Аннушки, после побоища в квартире. И горький, полный слёз взгляд на суде, где она не сказала ни слова! Вообще, всё виделось иначе… Взяв фотографию, он даже сначала ничего и не понял, ему показалось, что на фото стоит он сам, со своей мамой. Но мама была, такая как она есть сейчас, а он совсем маленький. У него в детстве был точно такой же костюмчик французского матроса.

Всё в голове перемешалось, он начал лихорадочно высчитывать, сколько же сейчас лет этому карапузу, посмотрел на оборот фото, там стояла только дата съёмки. Схватив письмо, ещё раз лихорадочно начал перечитывать – оказывается упустил самое главное – как же зовут его сына? И глазам своим не поверил – Михаил! Мишка! Только сейчас он обратил внимание, что он так и не разделся. Ещё лучше, не надо одеваться – он бросился бегом обратно на почту, надо дать телеграмму, надо заказать телефонный разговор! Надо пойти всем рассказать, что у него есть сын!