– Вот, познакомьтесь! Фамилию правда и сам ещё не знаю, познакомились в Магадане, в аэропорту. Приехал на Колыму работать, только вот не решил ещё куда. Вот я и подумал: Пусть денька два поживёт у меня, осмотрится. Парень он вроде и неплохой. По всему видно – романтик, только не признаётся!
Михаил подошёл поближе и не без робости протянул руку:
– Здравствуйте!
– Ну, здравствуй, здравствуй!- оба встречавших с интересом приглядываясь к приезжему, по очереди пожимали ему руку.
– Что романтик – это хорошо! Без романтиков наша жизнь скучна и обыденна. А скажи-ка, романтик, что у тебя с лицом? Никак морозцем ожгло? Пешком до Сусумана шёл?
– Да нет, Алексей Иванович, – встрял Юрка Михальцов, – это мы с аэропорта пешком шли до автовокзала, его и прихватило!
– Ну да, ну да, его значит прихватило, а тебя нет! Так что ли? – и сразу без перехода:
– Близнюк, ты меня понял, да?- обернулся Алексей Иванович, – два час и вперёд!
А вы – снова обернувшись, сказал он – пойдёмте в контору поговорим, посмотрим документы. Я так понимаю, что если приехал, то чего время тянуть, рассматривать друг друга. Пошли сразу делом и займёмся. Правильно я говорю, Иван Евтеевич? Пошли!
И он зашагал бодро, по военному вскидывая руки и вытягивая носок обуви, что выдавало в нём бывшего военного. Ребята поспешили за ними, на ходу Юрка объяснял:
– Алексей Иванович Березинец – директор, легендарная личность, я тебе потом о нём поподробней расскажу, а второй – Иван Евтеевич Цыганков – главный инженер прииска, то есть исполняющий обязанности, я про него тебе уже рассказывал! Ты главное не тушуйся, они конечно народ строгий, порой даже жестокие, но ведь с нашим братом иначе и нельзя! Так что мой тебе совет – расскажи всё как есть! Меня твоя история очень даже душевно взволновала, так что не дрейфь, прорвёмся!
Они быстрым шагом шли к зданию, которое находилось на высокой горе, с которой почти весь посёлок был как на ладони. Директор с главным инженером, поднимаясь по довольно крутой дороге, ведущей к конторе не замедляли шага, хотя одеты были очень тепло. Кожаные длинные пальто на меховом подкладе, у главного – шапкой была обыкновенная ушанка, а вот директор носил высокую генеральскую папаху, заломленную лихо назад на казацкий манер. Переговариваясь между собой они, не переставая курить, прикуривали одну папиросу от другой! Дым, смешанный с выдыхаемым паром, валил от них, как от двух торпедных катеров, на полном ходу идущих к цели! О крепости мороза можно было судить только по снежному хрусту, да по заиндевевшим от дыхания воротникам.
От быстрой ходьбы, Михаил не только разогрелся, но и местами даже потеть начал, стараясь не отставать от начальства! А те, как нарочно, на середине подъёма ещё добавили хода, так что приходилось почти бежать!
У входа в здание все остановились, по очереди смахивая снег с обуви мохнатым веником. Пройдя по длинному пустому и оттого гулкому коридору, подошли к двери с табличкой «Приёмная», за которой оказался просторный холл со столом для секретаря и несколькими стульями, видимо для ожидающих посетителей. Большое окно, не смотря на двойные рамы, было полностью замёрзшим, поэтому пришлось включить свет. Скинув пальто на стол секретаря жестами полководцев, начальство прошло в кабинет «Директор». Сев не на обычное место, а по обе стороны стола, сразу оба закурили, поставив пепельницу между собой, с интересом рассматривая топчущихся на пороге молодых людей.
– Так, добровольцы, что не раздеваемся? Я так понимаю, что разговор у нас будет долгим, откровенным и по взаимному согласию – добровольным. Я всё правильно излагаю? Поэтому, не стойте на пороге, раздевайтесь в приёмной и проходите, рассаживайтесь.
В помещении голос Алексея Ивановича показался Михаилу зычней и громче.
– Товарищ комсорг, – обращаясь к Юрию продолжал директор – а ты, пойди в приёмную поставь чайник, да посмотри там по сусекам, может что перекусить завалялось, а то мы с Иваном Евтеевичем уже проголодаться успели. Да и вам с дорожки покушать не помешает, правильно?
Раздевшись, по возможности аккуратней, повесив вещи на спинки стульев и мимоходом, чтобы не сильно расстраиваться от увиденного, глянув в зеркало на своё лицо, Михаил прошёл в кабинет, приостановившись на пороге приглаживая волосы, настолько чтобы поймать взглядом приглашающий жест директора прииска. Достав из внутреннего кармана рубашки, предусмотрительно заколотого на булавку, тонкую пачку документов, положил её на стол перед Березинцом. Обойдя, присел на стул стоящий с торца стола.
Не переставая курить, директор листок за листком внимательно изучил каждый из поданных документов, передавая их по мере прочтения своему главному инженеру. По выражению его лица, понять чего либо, было совершенно невозможно, зато по лицу Цыганкова были видны все эмоции и чувства, которые он испытывал, читая передаваемые ему бумаги. Закончив с чтением, сложив бумаги стопкой и подвинув их на середину стола, директор потушив очередную папиросу внимательно, словно впервые увидев, посмотрел на Михаила:
– Ну, первое впечатление от документов, прямо скажу, не очень приятное. Летун, пьяница, урка. Хотя, если судить по бумагам – специалист, но неизвестно какой, правильно? За пять лет трудового стажа, половина трудовой книжки исписана и половина страны нашей огромной за плечами!
Иван Евтеевич, вот скажи мне: – Ты тоже не из тех ребят, с которых плакаты рисуют. Сколько у тебя записей в трудовой книжке? Ладно, не отвечай, сам знаю – три! И это за тридцать лет трудового стажа! А у тебя? И вот ещё. Хотя вот это точно к делу не относится: что у тебя за фамилия? Аствацтурьянц! Сколько живу, такой фамилии ещё не встречал! Очень необычная. По звучанию похожа на армянскую, хотя больно уж своеобразная! Ты не подумай, что я националист какой, у нас на прииске интернационал полный! Просто интересно. Давай, излагай свою версию! По порядку и про всё!
Немного помолчав, набрав в грудь побольше воздуха, как перед прыжком в воду, невесело улыбнувшись, Михаил сказал:
– Да, правильно всё Вы говорите! И летун, и пьяница, даже уркой, как Вы сказали, я успел стать в свои неполные тридцать лет, только вот человеком ещё не стал, а знаете как хочется! Вы не подумайте, что я в позу встал и изображаю из себя судьбой обделённого и людьми обиженного пай – мальчика! Всё что там написано – правда, от первого до последнего слова! Только нет там ни слова о том, как надоело мне всё это! Оттого и сижу я здесь перед Вами, на краю географии. Может быть я слабохарактерный, может быть! Но я для себя решил, что есть у меня право ещё на одну попытку. Я никому, я сам себе слово дал, что стану человеком! Все эти годы я плыл по течению, а теперь решил повернуть вспять! И буду и руками, и ногами за жизнь цепляться, грести против течения, если понадобиться! Я работать хочу, понимаете? Я уже четверть века потерял, у меня времени в обрез! Не осталось у меня времени на пьянку – гулянку и разговоры про красивую жизнь, я её делать хочу! Мне ещё надо успеть дом построить, дерево посадить и сына вырастить! То, что я на Мальдяк попал, судьба так распорядилась! Жаль конечно, если я Вам не приглянулся! Если у Вас все такие рабочие, как эти парни, с которыми я познакомился в дороге, Вам повезло! Мужики классные, как говорят: с такими можно пойти в разведку! Ну а если я Вам не подхожу, извините за отнятое время, я пожалуй пойду! Да, и на счёт фамилии – это старинная армянская фамилия, в переводе : Аствац – это Бог, тур –давать, а окончание – янц, как говорят принадлежность к дворянскому происхождению, но последнее ко мне наверняка не относится! Ещё раз извините!
Встав, Михаил потянулся было к своим документам, как его остановил громогласный рык:
– Сидеть! Тебе кто разрешил с места двигаться? Ах ты, интеллигенция сраная! Ты больше похож на гимназистку, обделавшуюся от страха! Споткнулась, шлёпнулась в своё же гавно, а мамки, сопли утереть – нету! Нету мамки то!
Березинец встал и подошёл вплотную, к вставшему тоже Михаилу, глядя в упор на него из под тяжёлых мохнатых бровей:
– Это ты против течения плывёшь? Руками и ногами ты за что цепляться вздумал? За жизнь свою, которая яйца выеденного не стоит? Ты кому здесь про разведку мозги пудришь? Голова твоя где? Работать хочешь? Работай! А головой думать, кто будет? Сядь! Если ты везде так думаешь с людьми разговаривать – сразу дуй на «материк»! Ты чего выпендриваешься? С тобой поговорить сели по человечески!
Глядя на застывшего в дверях Юрку с чайником в руках, Березинец рявкнул и на него:
– Ну ставь уже! Чего ты застыл, как Аполлон Бельведерский? Это ты нашёл этого знатного и благородного? Откуда вы все берётесь на мою голову? А ты чего молчишь, Иван Евтеевич? Давненько мы с тобой не видали таких вот обидчивых армянский князей? И не зыркай на меня так из подлобья, я таких как ты видел – перевидел! Ты хоть куда приди с такой биографией, тебя отовсюду попрут! На «материке» значит, работа закончилась, надо ехать к чёрту на кулички, чтобы человеком стать! Или ты думаешь, что здесь водка вкуса другого? А? Молчать! Ты сам, заранее ответил на мой вопрос!
Сев на своё место, директор посмотрел на окружающих:
– Что притихли? Я ещё час орать буду! Чай где?
Юрка торопливо начал разливать всем кипяток, предварительно поставив перед каждым по кружке. Закончив с кипятком, обошёл всех с заварочным чайником, налив всем густого ароматного напитка. Быстро выскочив в приёмную, вернулся оттуда с миской печенья и сахарницей с кусками рафинада. Несколько минут слышен был только хруст сахара с печеньем да причмокивание со вздохами. Опустив глаза, Михаил, тоже взяв в руки кружку и кусок сахара, потихонечку прихлёбывал чай, который оказался крепким, но вкусным. Поставив кружку, директор сказал:
– Главный, скажи и ты своё слово! Каково твоё мнение?
– Иван Евтеевич…. – начал было Юрка, обращаясь к Цыганкову,
– Еб тыть! Михалец! Я тебя что ли спрашиваю? – грохнул по столу кулачищем Березинец! – Ну что за демократический централизм, в конце то концов! Юрка! Тьфу, извиняясь, Михальцов! Что ты лезешь поперёк батьки! Ты когда успел главным инженером стать, ты ж ещё чай не допил!
Цыганков поставил кружку на стол, чуть заметно улыбнулся, глянув на вжавших головы в плечи Юрку и Михаила:
– Мнения? О нём?- он кивнул на Михаила? О нём у меня нет никакого мнения. Я вижу его час всего. А мнение моё появится у меня, если я его также буду видеть, ну, хотя бы, через месяц, если он не сбежит с прииска! Мы с тобой, Алексей Иванович, и почище индивидуумов встречали! Ну конечно, не князья армянские, но… Помнишь, у нас был сын лейтенанта Шмидта?
Березинец заулыбался, видно памятен уж больно был тот случай:
– Так он не через месяц, через неделю сбежал! Помню, как он всё хотел заведующим столовой стать! Прохвост! Ладно. На сколько я тебя понял, ты не против, чтобы взять на работу этого альбатроса?
– Возьмём с испытательным сроком в один месяц! Согласен?- спросил у Михаила главный инженер, и видя его согласный кивок продолжал,
– Значит, сейчас я звоню коменданту, он выдаст тебе шмотки, какие положено, чтобы ты за месяц на морозе не окочурился, покажет комнату, где будешь жить первое время! Не обессудь, обстановка спартанская, если приживёшься у нас, через месяц заключаем трудовой договор со всеми вытекающими! Последняя послабуха: куда хочешь, чтобы направили на работу? Только чтобы один раз – без нравится, не нравится! Куда?
Михаил даже встал от волнения:
– Если можно, в гараж! А там, на Ваше усмотрение!
– Замётано, пойдёшь в гараж слесарем! Там сейчас как раз прорыв, надо срочно с «КрАЗа» двигатель снимать! Значит так, в понедельник с утра идёшь в отдел кадров – это здесь, в этом здании, я позвоню – оформляешься и бегом в гараж. Механиком там Осипенко, найдёшь! Он будет уже в курсе, выдаст тебе спецовку и вперёд! Комсомолец? Нет? Ну конечно, с такой фамилией, и в комсомол! Шучу! Всё, чай попили, Иван Евтеевич, позвони пожалуйста, пришёл Близнюк или нет. Два часа уже прошло.
Сразу стало шумно, все встали, задвигали стульями, пошли одеваться. Напряжение непростого разговора постепенно спадало. Михаил взяв со стола документы, вышел в приёмную, одел куртку, но неожиданно для Юрия вернулся в кабинет, где Алексей Иванович уже разговаривал с кем то по телефону, а Березинец стоял у окна, прикуривая очередную папиросу.
Увидев вошедшего Михаила, оба вопросительно подняли на него глаза:
– Ещё что?
– Спасибо Вам, спасибо, что поверили! Я не подведу!
– Ладно уж, спасибо потом говорить будешь. Может быть. Иди, Альбатрос, иди!
Надо, же – усмехнулся Березинец, и сказал, уже обращаясь к Цыганкову, – Иван, ты замечал за мной привычку погоняла давать? Нет? Я тоже! А тут, надо, же вылетело– Альбатрос! Хорошо, хоть на ту же букву начинается, что и фамилия! Аствцу, тьфу, ну ты меня понял!
Михаил с Юрием вышли на крыльцо, радостные и возбуждённые. Солнце было уже высоко, но его лучи совсем не доносили своё тепло до земли, сквозь туманную толщу морозного воздуха. Юрка хлопнул друга по спине:
– Ну что я тебе говорил? Всё нормально! Эка от тебя пар валит, словно из парной вышел!
– Парная – холодильник по сравнению с этой баней! Давно меня такая оторопь не брала, я честно говоря думал, он мне по шее врежет!
– Да уж! Я правда, ни разу не видел, но ребята говорили – рука у него тяжёлая! Так что повезло тебе! Ну что, пошли в общагу устраиваться? Покажу тебе, да и свои вещи надо бы домой забросить.
– А ты ведь тоже в общежитии живёшь?
– Да, только в семейном. Там у меня комната. Пошли сначала тебя устроим, а потом ко мне! Выходные побудешь у меня, чего там тебе одному торчать, сейчас, пока большинство ребят из твоих соседей в отпусках.
– А почему у вас зимой все в отпуск идут?
– Потому что летом самая работа, промывочный сезон. Сейчас, пока идёт вскрыша торфов, а летом идёт промывка грунта, понимаешь?
– В общих чертах и довольно смутно. Только из книг Джека Лондона, только там про торфа, по моему, ни слова не было!
– Ну тогда пошли, здесь недалеко, прямо возле клуба.
– О, у вас даже клуб есть!
– Да, но только теперь не у «вас», а у «нас», ты теперь тоже наш!
Общежитием оказался обыкновенный барак, засыпанный снегом по самую крышу. Даже окна были аккуратно заложены кирпичами из снега. Оставлено было только одно окно, но и оно было закрыто целлофаном, который по периметру был аккуратно пробит рейками.
– Ух, ты! – вырвалось у Михаила,- Землянка не землянка, точнее будет – берлога! А зачем это? – спросил он,
– Теплее так. Бараку уже лет тридцать, ещё заключённые строили из местного материала, брёвен, а между ними конопатили мхом. За столько лет мох высох и по высыпался, вот в щели и дует! А так – тепло, красота!
– А по новой законопатить?
– Пробовали конечно, только ничего не получается! Пока мох влажный – держится, а как чуток подсох, сразу высыпается! Когда строили – мох сразу между брёвен закладывали!
Возле входа, как и возле конторы, стоял веник, которым ребята обмели обувь. Взявшись правой рукой, Михаил по привычке потянул дверь на себя, однако ничего из этого не получилось. Шедший следом Юрий, оттеснил товарища в сторону и плечом открыл дверь во – внутрь, поясняя:
– Запомни, на севере, входные двери всегда открываются внутрь! На случай снегопада, бывает за ночь навалит – не откроешь!
– О сколько нам открытий чудных, готовит просвещенья дух!
– Что- что?
– Век живи, век учись – говорю!
– Эт, точно! Эй, кто- кто в теремочке живой? – заорал Юрка дурным голосом!
В полутёмном коридоре, длинным как дорога и освещаемый одной тусклой лампочкой, со множеством дверей, никого не было. Идя по нему, Юрка толкал все двери подряд. Все были заперты, как вдруг одна от сильного толчка распахнулась, и сразу раздался отборный мат, возвещавший о том, что комната обитаема!
В комнате было темно и холодно. Вдоль стен стояли четыре кровати, на одной из них громоздилась куча разного тряпья, из под которой нёсся не переставая неистовый мат! Посередине комнаты стоял стол, заставленный бутылками и разнокалиберными банками. Вонь в комнате, не смотря на холод, стояла неописуемая! Точнее это была не вонь, а скорее смрад! Тяжёлый, густой – который даже, несмотря на открытую дверь, и не думал покидать помещение.
Юрка, подойдя к этой куче матерящегося хлама, резким рывком сбросил её на пол! Оттуда, как чёрт из табакерки, вывалился мужик неопределённого возраста, густо заросший щетиной грязного цвета. Замолчав от неожиданности, он таращил на стоящих рядом с ним людей мутные, бесцветные глаза. Осознав, что находится на полу, протянул руку и взявшись за спинку стула, поднялся на ноги. Роста он оказался невысокого, но крепкого телосложения. Одет был в фуфайку, застёгнутую на все пуговицы, кирзовых сапогах и шапку, завязанную по всем правилам тесёмками под подбородком!
– Ты чё творишь, козёл?! Чё за беспредел? Я те щас мигом глаз на жопу спроворю! Порву, как Тузик…
Юрка на шаг отступил:
– Что у вас здесь творится? Где комендант?
– Может тебе ещё и прокурора позвать? Пошёл на хер! – и без замаха, справа, влепил Юрке, не ожидавшего нападения, в голову!
От удара, Юркина голова дёрнулась, как воздушный шарик под порывом ветра! Удар был настолько сильным, что он пролетел мимо Михаила, стоявшего в трёх шагах и врезался в стенку с таким грохотом, будто обвалилась крыша! Посмотрев мутными глазами на упавшего парня, мужик перевёл взгляд на Михаила:
– Забирай своего придурка и катитесь к ****ям, а то я и тебе щас покажу, где комендант! Пошли в жопу! – заорал он, и выставив вперёд кулаки размером с арбуз, направился к Михаилу!
Переступив через лежащего друга, Михаил сделав шаг навстречу, присел под летящим в лицо ударом, легко переместился за спину нападавшего. Не видя перед собой противника, мужик начал разворачиваться.
Михаил не хотел бить, но тренированное давным – давно тело, вспомнило всё само за доли секунды: страшный удар ногой в промежность сзади, остановил движение разворота, заставил хрюкнуть от оглушающей боли и согнул мужика пополам! Второй удар правой по рёбрам, в район печени, практически был уже не нужен. Михаил почувствовал, как под его кулаком, прогнувшись, хрустнули рёбра! Не спасла и фуфайка, хотя несомненно, хоть немного смягчила удар! Врезавшись боком в дверь, вырвав петли с корнями – всё это вылетело в коридор, со звуком проходящего курьерского поезда!
Стало тихо. Михаил поставил на пол сумку с вещами, которую всё это время держал в руках и огляделся: по коридору послышались осторожные шаги. Кто-то, аккуратно крался вдоль стены, стараясь не скрипеть рассохшимися полами.
Выглянув, Михаил увидел немолодую женщину, одетую как и этот гостеприимный хозяин, валяющийся на полу. В руках у тётки была бутылка с мутной жидкостью. Подойдя поближе, она спросила:
– Ты кто?
В это время тихонько застонал Юрка, избавив Михаила от необходимости объяснять ей, кто он. Схватив друга под руки, он постарался посадить его на одну из кроватей. Ничего из этого у него не получилось. Голова моталась, как плохо пришитая, глаза были закрыты и только тихонькое постанывание, говорило о том, что его друг всё ещё жив. Посмотрев вокруг в поисках воды и ничего не обнаружив, Михаил вышел из комнаты к тётке с бутылкой, которая прижав её к груди так и стояла возле лежащего грубияна. Увидев лицо идущего к ней парня, тётка ойкнула и прижав бутылку посильней к себе, по стене стала сползать по стене на пол. Подойдя к ней, не обращая внимания на протестующие попискивания, вырвал ёмкость у неё из рук. Вернувшись, щёдро полил на лицо не приходящего в сознание Юрки. К застарелым запахам прибавился новый. Едкий запах самогона сразу перебил все остальные, заполнив и комнату, и коридор. С всхлипом втянув в себя воздух, Юрка открыл глаза:
– В честь чего праздник? От кого сивухой несёт?
– О, очухался! От тебя, любезный, от тебя! С возвращением тебя, на грешную землю!
– Ни фига себе он мне приложил! А где он
– Там же где и ты был, в ауте!
-А кто его, ты?
– Да ну, дружище, я новую жизнь начинаю, а в ней нет места хулиганству и рукоприкладству. Просто он огорчился, что ты упал без чувств и тоже…
– Что тоже?
– Тоже упал!
– Да? – Юрка огляделся – А дверь?
– Ну что ты как инквизитор, честное слово! Это он от горя, когда увидел, что тебе плохо стало, бросился за водой! А что двери на севере открываются вовнутрь, забыл! Представляешь? Ну и ударился! Но ты не волнуйся, к нему уже пришла медсестра, вон она возле него сидит, чирикает, она и нам лекарства дала, видишь, как тебе помогло сразу!
Юрка встал с кровати, выглянул в коридор, хмыкнул, увидев картину:
– Ну прямо фронтовая полоса
Включив свет в комнате, подошёл к зеркалу, висевшему на стене – левую половину лица затягивал красно – синий фингал, устрашающих размеров:
– Ну с приездом, Юрий Николаевич! Добро пожаловать домой!
– Что ты там бормочешь?
– Это я молюсь, что живой остался после попадания. Прямо в яблочко!
– Ну, не преувеличивай! У него прицел сбит! Если бы в яблочко – было бы симметричней. Слушай, а вообще кто это? Ни тебе здрасьте, ни будьте любезны – хрясь, по сусалам!
– Не знаю! Кто то из старателей наверное! Это дикие бригады, они постоянно меняются, их в лицо и бригадир не всегда помнит!
– А здесь что он делает?
– Живёт! Видимо это шатун, мы их так называем! Когда сезон заканчивается, все получают расчёт и начинается гулянка. Погуляв, все или почти все, едут гулять дальше – на «материк», а некоторые, как этот, которым или ехать некуда, или уже не на что, продолжают прогуливать дальше, что осталось! До следующего начала сезона!
– Вот это здоровье! – восхитился Михаил, – А деньги на пропой, где они берут?
– А им авансы дают, в разумных конечно пределах, подрабатывают где нибудь. Ну ладно, пошли ещё раз знакомится!
– Смотри осторожней, он уже очухивается! Видишь, как медсестра воркует возле него!
– Да, ладно! Это я просто не ожидал, видали мы таких!
В это время гулко хлопнула входная дверь и по коридору застучали чёткие шаги. Ребята вышли из комнаты.
– Это что тут за побоище? – раздался резкий голос, похожий на скрип калитки. К ним подходил высокий военный, только погон на нём не было. Не смотря на мороз, одет он был в шинель и шапку с завязанными сверху «ушами», в поясе перехваченный широкой портупеей с планшетом на боку.
Небритый старатель, услышав этот голос, хоть со стоном, но резвенько поднялся:
– Начальник, в натуре, кто за беспредел отвечать будет? Всё тихо, всё в ёлочку, дремал, никого не трогал, заваливает фофан, блудни распустил, в бубен въехал! Ты только маякни, что это левый, я его прям щас на лоскутки распущу!
– Заткнись, Легеза! Разберёмся! – подойдя поближе рассмотрел в тусклом свете стоящих, подал Юрке руку:
– Привет Михальцов! Что тут у вас произошло? Мне Березинец позвонил, что ты новенького повёл ко мне устраивать. А тут что за бухалово? От тебя самогоном за версту несёт! Что произошло?
– А, б…я, ясно, кента встретил! Ну, щас на Легезу стрелки переведут!
– Я тебе русским языком сказал – заткнись! Я тебя гандона, по стенке размажу и скажу, что так и было!
– Не пыли, начальник! Сначала узнай, как дело было! А за базар ответ держать будешь! Я тебе не фраер какой, чтобы меня гандонить!
Хрясь, Хрясь! – эхо от звучных ударов, отскакивая от стен, понеслось прочь от скопления людей. Легеза снова мешком рухнул на пол под ноги испуганно жавшейся к стенке женщине.
– А ну, забирай этого ублюдка, Стрельцова! Тащи его отсюда, сколько раз я вас обоих предупреждал?
– Два.
– Всё, это третье! Тащи его куда хочешь отсюда!
– Куда же я его потащу, Вадим Сергеевич?
– Домой к себе!
– Зачем он мне дома нужен?
– Почём я знаю? Сюда ведь таскаешься к нему, значит нравится он тебе! Всё! Всё, я сказал!
– У меня ж, дети дома!
– Ого, и про детей теперь вспомнила!
– Вадим Сергеевич, он же мне денег даёт на бутылку, а сдачу я себе оставляю! Не хватает денег. Детей то кормить надо! А дома он мне без надобности!
– Ладно, проваливай отсюда, чтобы я тебя не видел! Без надобности он ей! Ещё раз с бутылкой увижу – пеняй на себя!
Повернувшись к ней спиной, носком сапога пнул лежащего:
– Вставай, фуфломёт! Сразу говорю, пасть закрой, слушай! У меня на тебя давно руки чешутся, устроил бардак в комнате! Даю тебе три часа времени, приду – если ничего не изменится, пойдёшь жить на конбазу! Там тебе самое место! Понял, да? Полы помоешь, подберёшь всё, я зайду проверю
Легеза вскочил с пола:
– Начальник, какие полы? Где я тебе воду найду! По выходным сюда водовозы не возят, а что у меня, скважина под шконкой?
– Самогонку находишь – найдёшь и воду, это легче! Пошли – обращаясь к ребятам сказал комендант и не оборачиваясь пошёл по коридору в конец барака.
– Кто это? – негромко спросил Михаил у друга, беря сумку и двигаясь вперёд,
– Вадим Сергеевич Стародубцев, комендант – бывший военный, служил здесь в лагере, ещё с сорок девятого года, как с армии демобилизовался. Сначала опером был, потом до начальника лагеря дослужился. Лагерь ликвидировали, а ему куда?
– Юр, а куда лагерь дели?
– По другим раскидали сидельцев, здесь в основном политические сидели. Амнистии пошли, народу всё меньше и меньше. Сначала добавляли блатными, но такая резня началась, что решили лагерь закрыть. Вышки убрали, колючку смотали, а народ не расходится! Нет, часть людей конечно разъехалась, но в основном, люди остались! Так и живём: и блатные, и голодные! – невесело усмехнулся Юрка.