– Думаю я, у деда настолько много всего припасено было, – вернулся к излюбленному коньку Ваня, – что никто этого и не знает. Например, был у него доступ к пепеляевскому складу. С оружием. Мы по сю пору не ведаем, где он есть. Только каждому новому Киберу, который мужик, на двенадцать лет винтовку Мосина дарили. Дореволюционную, канадской выделки, с ореховой ложей. И патронов у деда было всегда сколько хочешь.
А когда, уже в семидесятые, парторг совхоза решил у него базу на Чукле отобрать, под предлогом того, что туда государственное электричество провел и потащил туда линию столбов электропередачи – то в одну ночь четыре столба дед срезал. Из пулемета. Который таинственным образом в один отнюдь не прекрасный для парторга вечер из морского воздуха материализовался. А потом так же испарился. Парторг, хоть ни бога ни черта не признавал, тут вынужден был поверить в кое-какие чудеса. Мигом и про базу забыл, и про электричество.
– А почему его не… того? – деликатно начал Маканин.
– Не посадили? – радостно продолжил Соловей. – Дак здесь хоть кто-то работать должен был, это даже такие отпетые идиоты, как большевики, понимали. А Кибер и произведенная им орда являлись главной производительной силой на этом побережье. Под его мудрым руководством они продукции производили больше, чем целый город дармоедов, построенный по социалистическому принципу. Впрочем, они и сейчас столько производят. Европа-с, соединенная с Азией.
– Все-таки с оружием дед неправ у тебя был, – сказал Соловей. – Вот смотри. У тебя винтовка всего под один патрон сделана. И он – военный, лошадиный. Придуман, чтобы лошадей стрелять, когда враги на них в атаку ездиют. Казаки там или драгуны какие-нибудь. А у меня на одном прикладе – ствол под патрон 7,62, который от твоего трехлинейного совсем чуть-чуть отличается – раз. И два, – Соловей вынул из рюкзака точно такой же коротыш, близнец первого, с точно таким же оптическим прицелом, – ствол под малопулечный патрон. Которым можно и рябца, и глухаря, и утку сидячую. И оба уже пристрелянные и с оптикой.
– Юра, это он, вообще-то тебе говорит, – усмехнулся Иван. – Не мне. Мы уже все соловьиные песни про его отрез наизусть знаем. Совершенно гадючий прибамбас. Но дюже удобный.
– А чего вы все сами с такими не ходите? – хмыкнул Соловей. – Да, вам-то вера такие не позволяет. Вера в магазин, в большой патрон, в то, что оптика – от беса, а открытый прицел – от бога. Святые люди. И в клад старого Кибера тоже веришь? – спросил он Ивана с подковыркой.
– Ну, мы все-таки деда знали лучше, чем ты, – возразил Иван. – И много из того, что он делал, показывало, что всего о нем никто из нас не знает. Например, он каждый год уходил в горы вот тут, на этом куске берега – от Чумкиной губы и до Чекурлана. Осенью. Минимум недели на три. А почему ты выбрал этот кусок для экспедиции, Соловей?
– Началось, – мрачно хмыкнул Соловей. – Старательская лихорадка. Вернее, кладоискательская. Судя по всему, основной здравый смысл в вашей семье все-таки остался в единоличном распоряжении покойного. Ну и что он мог делать эти три недели в этих горах, что давало бы ему какую-то ощутимую прибыль, а вы б об этом не знали? Мыл золото? Вещь не невозможная, только куда он его потом девал? На трассе рядом с «хищниками» всегда перекупщики крутятся – ингуши, менты. Ну, и металл никогда не скроешь так, чтобы уж никто совсем о нем понятия не имел, а ты рубли в кубышку складывал. Думаю, что отдыхал он в каком-нибудь укромном месте от всей вашей киберовской братии, которую сам же и наплодил. В поселке-то я его ни секунды отдыхающим не видел. А может, – тут Соловей бросил на Кибера один из самых своих подозрительных взглядов, какой его подозрительная физиономия могла изобразить, – ты рассчитываешь, что я этот клад найду и мы его по-честному пополам поделим?
В избушке водворилось молчание.
– Охти, хосспадя, – вздохнул Владимир. – Этот кусок побережья я для маршрута выбрал по самой простой причине – на нем бараны живут. Много и дорогие. Кроме того, он самый близкий к деревне… Это если кто до сих пор об этом не догадался. Пообщаюсь-ка я лучше с умным человеком, а то с вами, идиотами, можно вообще умом тронуться.
Вытащил из-под изголовья «Дао Дэ Цзин» и зажег свечку.