Утро началось с заявления Соловья о том, что оно хреновое.
В общем-то, Маканина это заявление нисколько не удивило. Хреновым, гнусным, омерзительным, паскудным, пакостным, говнистым, сволочным, с точки зрения Соловья, были каждое утро, вечер, ручей, бугор, куст стланика, валун, снежник или отрог горы. В порыве душевной открытости к этим определениям с обеих сторон прибавлялись приставка «пре-» и окончание «-ший».
Но дальше Соловей изрек нечто, заставившее Юрия навострить уши:
– Впереди несколько скальных отрогов – типа того, что мы вчера благополучно проскочили. Вроде ничего особенного, но они стлаником поросшие, как жопа негра – волосами. А ну как там через скалы прохода нет, и нам через весь этот винегрет карабкаться придется? Впрочем, хрен ли гадать, другого пути все равно у нас нет. Просто я люблю, когда такая гадость у нас не впереди по пути возникает, а сзади остается. Ну и хрен ли, – обратился Соловей то ли к Юрию, то ли к морю, то ли к своему любимому Лао Цзы, – для того чтобы что-то оказалось сзади, это что-то надо пройти? Ну мы и пойдем…
Отроги сразу принялись подтверждать самые пессимистические Соловьиные предсказания.
Перво-наперво они встретили странников мощными кустами ольшаника – еще одного, по мнению руководителя экспедиции, препоганейшего растения, созданного для изничтожения человеков. Ольшаник сменился карликовой березкой в ее наимерзейшей инкарнации – «мордохлыстом». И только потом они углубились в смолистые хвойные дебри, тщательно следуя вьющейся среди переплетения ветвей и стволов стежке, которая хоть и незначительно, но все-таки облегчала движение среди этой, напоминающей вдруг вымахавший до уровня человеческого роста пружинный кроватный матрас растительности. И едва они дошли до подножия серых разрушенных скал, в которых открывался неширокий, но тем не менее сквозной проход, как Соловей резко поднял руку.
– Стоп. Тварь поганая впереди лезет. Прямо нам навстречу.
Маканин напряг зрение, но через переплетение стланика ничего не увидел. Однако он хорошо понимал, что за словами «тварь поганая» у Соловья легко могло скрываться любое живое существо, от бурундука и лисицы до медведя, снежного человека и даже жирафа, окажись он таинственным божьим соизволением в это время на этом месте.
Однако, заметив, как Соловей едва заметным движением привел в боевое положение отрез, рискнул предположить, что речь идет все-таки о медведе.
– Пошел вон отсюда, – мягко и с какой-то сердечностью произнес Соловей в гущу кедровых веток.
Послышался непонятный треск.
– Собрал вещи и ушел, – уже настойчивее попросил Владимир.
Треск усилился – теперь уже через него ясно различалось частое пыхтение. Соловей поднял отрез к плечу.
– Пошел нафуй! – истошно заорал он, и Маканин наконец увидал ломящегося сквозь кусты медведя средних размеров. Судя по всему, он не собирался менять курс и должен был самое малое через полминуты пройти ровно по тому месту, где находились люди.
Отрез в руках Соловья грохнул, изрыгнув сноп белого пламени, видного даже в солнечный день.
Кусты заворочались, загрохотали и затрещали вниз по склону – шум удалялся в сторону моря.
– Под лапы ему стрельнул, – Соловей отер пот со лба. – Это на них надежно действует, лучше, чем в воздух. А то ведь он, сволочь, не свернул бы. Прямо по нам пройти собрался. Это у него на морде написано было. Бывает так – смотришь на него и понимаешь: этот не свернет. Хорошо хоть пристрелить не пришлось.