Главный хребет

Соловей дал Маканину выспаться, после чего товарищи перешли устье небольшой речки. Здесь они остановились, и Владимир очень придирчиво выбрал в лиственничном мелколесье два небольших ровных деревца – метра под два с половиной. Развязал рюкзак, вынул из него большой нож, срубил оба под основание, зачистил от коры и веток и протянул одно Маканину.

– Надо было пораньше это сделать, но пока дорога легкая, о палке и не вспоминаешь. А тут без них хреновато придется – дорога впереди очень сложная. – Он поднял глаза, проведя взглядом по иззубренному хребту, который, словно гигантский лежащий дракон, уходил за горизонт. – И длинная. Километров 20 по этой страсти ковыряться придется. Хорошо если не придется ночевать на обрыве. Вот посмотри, – он выхватил шест из рук Юрия и ловким жестом приставил его под углом к его плечу, – обрезать надо так, чтобы можно было его под небольшим градусом вставить себе подмышку и в таком виде обеспечить себе дополнительную устойчивость. Сделать из себя треножник то есть. Очень в таком виде удобно из бинокля обсматриваться. – Он в несколько ударов обрубил палку до нужной длины. – Закруглишь потом на привале. Нижний конец – комель.

Проведя такой примитивный ликбез, он зашагал по протоптанной поперек долины ручья тропе, напоминавшей в этом месте – от частого посещения – достаточно глубокую канаву.

Канава эта плавно втекала в стланиковые заросли на другом берегу, который сразу переходил в подъем. Кедрач оказался выше человеческого роста, и путешественникам пришлось даже по тропе двигаться, согнувшись в три погибели.

– Медведи – они вот такие, – показал Соловей себе под диафрагму во время одной из передышек, – им прочищать тропы без надобности. А больше никто этой дорогой здесь и не пользуется. Надо, надо выходить нам на оперативный простор…

Соловей придирчиво искал среди всяких отходящих в сторону мелких стежек ту, которая бы уходила на самый склон и в итоге пересекала бы его посередине.

Ну и нашел.

Узенькая полоса утоптанной земли тянулась где-то в две трети крутого склона, переходящего временами в обрыв.

В лучах позднего утреннего солнца она читалась на нем словно причудливо изогнутый тонкий ручеек, текущий поперек склона в темноту драконьего бока, куда-то в чащу торчащих вертикально скал и гигантских валунов.

– Бараньи тропы «читаются» на мягкой земле в совершенно определенное время суток, – пояснил Соловей, – я потому специально тебя попозжа раз-будил. В сумерках мы б хрен нашли ее. Теперь уже все – поймали. Главное – не упустить.

Упустили они ее буквально через километр. Тропа вильнула раз, два, а потом исчезла в россыпи громадных серых гранитов.

Соловей не обратил на это никакого внимания. Он просто вскочил на ближайший валун и поскакал по куруму прямо как был, со станковым рюкзаком и в болотных сапогах, ловко орудуя лиственничным шестом – то отталкиваясь им от камней, то опираясь на него, то прощупывая устойчивость стоящего впереди камня, а то и вовсе используя как балансир.

Маканин сперва почувствовал себя неуверенно, но быстро освоился. Он понял, что посох сам подсказывает, как надо им работать – куда ставить, как оттолкнуться, а как просто поворотом тяжелого окончания сориентировать свое движение во время длинного шага или короткого прыжка.

Так, где прыгая, где карабкаясь, они преодолели каменную россыпь минут за сорок. Здесь Соловей остановился.

Они находились на краю мелкокаменистой серой осыпи, протянувшейся едва ли не на километр. За ней зубчатой пилой почти сплошных скал вырастал гребень, опускавшийся от вершины хребта прямо к воде – один из многих, которых им предстояло преодолеть по пути.

Но остановился Соловей не поэтому, а потому, что по осыпи, метрах в трехстах выше них не торопясь двигалось, вытянувшись в цепочку, стадо из шести красивых баранов-рогачей.

– Красавцы, – прошипел Владимир, – каждый не моложе десяти лет, трем впереди – не меньше двенадцати…

Не обращая внимания на людей, мощные изящные звери скрылись за скальной стеной.

– Ну, вот тропа, – ткнул Соловей в серую змейку, неторопливо выползшую из-под камней, – ей и идем…

Стена скал, вырастающая впереди, перестала казаться непроходимой. По мере приближения она распадалась на множество фрагментов – отдельных скал, за которыми просвечивали светлые пятна следующего открытого пространства.

Послышался дробный стук, и на вершины останцов вылетели снежные бараны – восемь самочек с изогнутыми короткими рожками и пять нелепых большеглазых коричневых ягнят. Вылетели и застыли возле самых вершинок скал, словно пластмассовые фигурки из детского зоопарка. Только подергивали ушами.

– Это они от нас, – резюмировал Соловей. – Что происходит – не поняли, но на всякий случай встали на отстои. От волков они так спасаются. Людям же только задачу облегчают. Если надо – стреляй щас по ним как в тире.

Звери, услышав его голос, только повернули головы в их сторону. Исследователи тронулись дальше. Через десять секунд все стадо кубарем скатилось вниз со скал, оставляя за собой дробный перестук копыт и облачко желтоватой пыли.

Проход через стену скал занял минимум времени. При приближении к каменной стене в отроге открылся узкий сквозной проход, в который и уходила баранья тропа, выныривая на другой стороне на такую же осыпь, протянувшуюся, как показалось на первый взгляд, на километр.

Как показалось… И выяснилось, что показалось зря.