– Угу, угу. Обязанностями своими манкируешь, – бурчал тем временем Соловей, обращаясь к Ивану. – Тебя Кинонор следить за нами приставил, а ты по стойбищам шляешься, в палатках валяешься. Надо было тебя шлепнуть дня четыре назад, сапоги болотные с тебя снять и так, с сапогами и винтовкой, явиться к Кинонору. Так и так, дескать, не оправдал доверия твой шпиен…
Лицо молодого ороча внезапно исказилось, и это заметил Маканин.
– Имей в виду, дедка Демьян тоже Кибер. Естественно, наполовину. Расскажи-ка, дедка, историю про папаню твоего знаменитого, как он от красных на оленях по тайге прятался.
– Дядя Соловей, а вы что, правда, сейчас клад старика ищете? – сказал, не поднимая глаз от кружки орочонок Домбровский.
– Еще один, – мрачно вздохнул Соловей.
– Клад у старика был, – с энтузиазмом подхватился дедка Демка. – Вернее, не клад, а схрон. Когда красные на берегу высадились, отец все имущество погрузил в три карбаса и поднял их вверх по реке. По Неле, то есть. Вел карбасы лошадями вдоль берега. В верховьях стойбище встретил. Моего деда, Ургунки Попова. Все, что на карбасах было, они на волокуши погрузили и увезли.
Куда – не знаю, меня в те года еще не было. Я позже, в двадцать третьем году, народился, от Матренки, дочки Ургункиной. Ну и от старого Кибера, разумеется. Так что есть клад-то…
– И что там, в этом кладе, по-твоему, сокрыто?
– Оружие! – с той же готовностью пропищал дедка. – Оружие и то, что они с генералом Пепеляевым по пути из Москвы награбили. Золото там, ценности, рубины старые…
– Угу, угу, – повторил Соловей, обращаясь уже к кружке. – Свой путь из Москвы, а точнее с западной границы, пленный прапорщик Кибер проделал в вагон-заке. Всласть он там пограбил, конечно. Преимущественно вшей.
Генерал же Пепеляев, на которого вы такие надежды в этом деле возлагаете, в писаной истории этих мест появился лишь в 1922 году, в Нелькане, где выкопал 120 винчестеров и пятьдесят тыщ патронов. Потом и крутился он там же, в районе Аяна, где его и повязали большевики. Да, есть в биографии генерала эпизод, когда он задержал поезд с Колчаком и следовавшим с тем золотым запасом. Но после этого генерал успел смотаться с семейством в Харбин, и если что он из этого эшелона и прихватил, то это «оно» с ним в Харбин и уехало. Я вообще не уверен, что Кибера с Пепеляевым что-то серьезно связывало. Допускаю, что он вообще примазался к его отряду, чтобы на каком-то попутном транспорте куда-нибудь подальше забиться. И уж должность у него при генерале была не такая, чтобы быть его конфидентом в секретном деле прятания золота.
– А как же винтовки канадские? – похлопал по ореховому прикладу Иван.
– Их в разное время не меньше пятидесяти откуда-то появлялось. Патроны импортные. Револьверы – их у нас штук двадцать в семье бродит. Пулемет, опять же. И, похоже, не один пулемет…
– Ну, спросить мы об этом можем только у одного человека. И на том свете только, – хмуро сказал Соловей. – Может, он какие-то фактории местные раздраконил. Купца Филиппеуса, скажем, – орудовал здесь такой мироед. Но это ничем не указывает ни на какое золото ни в каких его проявлениях. Я в клады не верю. – Все так же к кружке обратился Соловей. – Совсем. По мне, кладоискательство – высшая степень глупости. Но хрен с ним, помечтаем. Нашли клад. В самом-пресамом лучшем для кладоискателя виде – в золотых рублях царской чеканки. И тут перед тобой возникает задача номер два – как превратить эти монеты в сегодняшние ликвидные деньги. Скажем, в баксы. То, что клад можно сдать государству, я, конечно, сразу отметаю – это все равно что его в море высыпать. Конечно, родная страна должна тебе отдать четверть стоимости. Но, как это у нас положено, она или рассчитает эту четверть так, что ты на нее бачка бензина для лодки не купишь, или отложит платеж. А вернее всего – представители закона обнаружат, что твое кладоискание было незаконной деятельностью, и откроют на тебя уголовное дело. Так что о своей доле ты и сам забудешь. Так вот, возвращаясь к ликвидности. Иван, ты какой клад хочешь найти?
– Ну… – Кибер задумался. – Чтобы до конца жизни, скажем, хватило. Миллионов десять баксов.
– Отлично, – повеселел Соловей. – Хоть какая-то конкретика забрезжила в этом идиотском деле. Братан твой, Кинонор, – кивнул он на Ивана, – возможно, вообще такой ерундой себе голову не забивает. А ты хоть о целях задумался. Десять миллионов баксов – это много. Очень много золота. Прежде всего по весу. Если в слитках – то больше двухсот тонн, если что. Если в монетах старой чеканки – то, разумеется, поменьше, но не сильно. Кстати, я сомневаюсь, что у Колчака его столько было. Но не ссы, Ванька. Не было никогда у старого Кибера на десять миллионов царских ефимков. Потому что если б были, самого Кибера б здесь уже давно не было. Лет шестьдесят как. И хоронили б его не на Нельском кладбище, а на каком-нибудь… Ну, которое как польское паленое шампанское называется, Сен-Женевьев де Буа, вот. Или в Нью-Йорке, в личном мраморном склепе. Потому что с десятью лимонами он бы отсюда на руках бы уплыл на ту сторону океана. А значит, стоимость его секрета не оправдывала даже одна удачная путина с добычей икры, чем он здесь всю жизнь и занимался. У старого Кибера, положа руку на сердце, было полно секретов. Но это все были секреты человека, долго прожившего на наших берегах. Секретная избушка на секретном нерестилище. Секретная лодка, спрятанная в секретной расщелине в скалах. Секретная тонна бензина, сброшенная вертолетчиками на вершину секретной сопки. Жизнь любого человека в тайге и на берегу полна этими секретами, как сыр дырками. А были ли у него такие секреты – «на всю жизнь», я не знаю.