Соловей как раз поднялся на палубу. Лодку спустили на воду, Перец залез в нее в раскатанных до предела резиновых сапогах, встал на колени и взялся за весла. Сверху спустился Соловей. Вдвоем они заняли все пространство внутри «галоши».
– Я первый высаживаюсь, – коротко бросил Владимир. – Вишь, шлюпка у них какая микроскопическая? Потом грузим рюкзаки, вторым рейсом, третьим пойдешь ты.
Когда Перец пошел к берегу вторым рейсом, на палубу вышел Василич.
– Что, Юра, еще не поздно обратно двинуть. Шмотки мы Соловью отвезли, хай сам идет, своих козлов считает, – с улыбкой обратился он к Юре, и только тут Маканин понял – все. Обратной дороги не будет, а будет полуторамесячное путешествие по диким местам, с ночевкой каждый раз на новом месте и, судя по всему, впроголодь. Между тем Юра ни на секунду не допустил мысли, что Василич предлагает это всерьез – потому что если бы это было так, то путь у Маканина оставался всего один – через Нелу, Город, в аэропорт, в Иркутск и далее куда-нибудь в Ростов-на Дону, Сочи или Москву, где, как он слышал, скапливаются и живут люди, отказавшиеся от таких экспедиций.
– Соловей первый поехал, чтобы ваши мешки ни секунды без присмотра не были, – объяснил Василич. – Вон, один мохнатый с берега ушел, а сколько их еще по кустам здесь расселось – бог его знает. А в мешках имущество ваше на добрых полтора месяца походной жизни, лучше сейчас не рисковать. Да и вообще оно лучше – не рисковать. Давай, лезь в лодку…
В лодке Маканин понял, что никогда до конца по-настоящему не понимал значения словосочетания «утлое суденышко».
Овальная камера с черной мокрой резиновой перепонкой вместо дна перекатывалась под коленями во всех мыслимых степенях свободы. Стоять, равно как и сидеть, в ней было просто нельзя, можно было опираться коленями в это самое дно и держаться руками за борта. По черной-черной воде эту черную-черную лодку прибило к сереющему в наступающей темноте берегу, и Маканин выскочил из нее так шустро, что даже не понял как. Лодка с Перцем исчезла в ночной мгле, а наверху, на берегу занимался оранжевый огонек костра – под прикрытием трех могучих выброшенных на берег стволов Соловей запалил костер и даже разложил коврики и спальные мешки.
Под берегом шуршала перекатываемая волнами галька. Вдалеке мерцали стояночные огни киберова бота.
– Вообще мы стоим не по правилам, – сразу пояснил Соловей, показывая Маканину его место у костра. – Мотай на ус – в здешних краях нельзя стоять на самом берегу, на гальке без травы. Потому что если это галька без травы – то, значит, ее точно волнами перелопатило. А если ее перелопатило один раз, то перелопатит и другой. И может, это случится уже через несколько часов – если ветер хороший подует и море раскачает. Но сейчас вроде бы штиль. А через шесть часов нас здесь уже не будет.
– А что Василич к берегу не подошел, нас высадить?
– Здесь все берега – опасные. Камни могут оказаться где хочешь. Приливы-отливы знаешь как гуляют? Между верхней и нижней точкой диапазон до шести метров, в некоторых особо примечательных местах – до двенадцати. Ты ж не местный?
– Из Кузбасса.
– А-а-а. Там у вас степь вместо моря вроде бы. Ну вот, здесь можешь увидеть, как море на многие километры от берега отходит. За несколько часов. И приходит тоже – за несколько. Ты вообще что непонятно, спрашивай, – загадочно сказал Соловей, залезая ложкой в глубь консервной банки.
– Да все непонятно, – растерянно сказал Маканин. – Вот… Киберы эти…
– Киберы тебя волновать не должны.
Они по моей части. Впрочем…
Соловей вытащил из костра прут с тлеющим концом, прикурил от уголька и начал.