На рассвете Маканин проснулся от дыма, стелющегося над галькой, и странных фыркающих звуков, которые издавал вставший на четвереньки Соловей. С моря доносился неторопливый стук дизеля.
– Противник высадил десант, – Соловей протянул Маканину бинокль – потертый, в дюралевом корпусе, БПЦ-8.
– Один человек с большим сидором и карабином. Типичная уловка идиотов.
Граждане думают, что если пойдут за нами, то или сокровище найдут допрежь нас, или отберут его, коли мы до него раньше доберемся. Ну или мы его искать при них не станем. Что ж, посмотреть, как мы по скалам карабкаемся и часами за пастбищами наблюдаем, это ему будет, тут я обещаю. Ну и очень сильно все зависит от роли личности в истории – кого там младший Кибер поставил на такое ответственное занятие.
– Ээээ… А что-нибудь сделать с этим можно?
– Нельзя. Свободные люди в свободной стране. Пойдет он параллельным курсом или следом, где-то в километре от нас, не выпуская из виду.
– А что он с карабином?
– Медведей боится. Ты что, думаешь, он в нас стрелять начнет? Не-е-т, этого здесь не принято. Вернее – принято гораздо меньше, чем рассказывают за стаканом в кубрике или у костра. Мы как-никак не бичи, не рыбаки, не старатели-хищники и не промысловики. Государевы люди, выполняем государевое задание. Известно, и кто нас отвез, и куда мы пошли, и кто с нами по дороге встречался.
– Ну, здесь-то если с нами что-то случится, и не найдут никогда, – возразил Маканин.
– Может быть, не найдут, – нравоучительно произнес Соловей. – Никогда не забывай этих слов и всегда ставь их везде, где можешь. Может быть. А может – и найдут. Медведь, к примеру, выкопает. Ему это легко. Кроме того, здесь вот такую публику – стреляльщиков по людям – почему-то не очень любят. И дважды два складывают в уме – легко. И если решат, что нас по такому пустяковому поводу грохнули, то, в общем, подозреваемый здесь долго не заживется. Год-два-три пройдет – и исчезнет. Точно так же, как от него исчезли, исчезнет и сам. Просто, чтоб не пропадали здесь люди ни за хрен. Чисто утилитарная техника безопасности. Так что не бойся ничего, – загадочно завершил Владимир фразу, повернулся и двинулся вверх по очень натоптанной тропе.
Часа полтора Маканин видел перед собой только качающиеся ветки кедрового стланика с коричневато-зелеными шишками, в паутине и какой-то странной смоляной пыли, которая не застревала в горле. Наоборот, нос у Юры прочистился, и он физически ощутил все разнообразие запахов побережья – сухой хвои, смолы, нагретого камня, морской соли и какой-то эфирный аромат, исходивший от листьев рододендрона под ногами.
Тропа извивалась, удаляясь примерно на пятьдесят-сто метров от обрыва. Заросли кедрача закрывали побережье и само море, и мир становился ограниченным темно-зеленой колючей стеной кустарника, накрытой сверху бледно-голубым куполом северного неба с разводами перистых облаков. По дороге путники несколько раз останавливались, а в одном месте даже присели на массивные нагретые валуны.
– Здесь горки поднимаются на четыреста-шестьсот метров над морем. Главное – «схватить» высоту и потом, по возможности, ее не терять. Все равно придется вверх-вниз шнурковать, но лучше свести эти подъемы и спуски к минимуму, – рассказал Соловей на отдыхе. – Есть длинные куски – километров по десять-пятнадцать, где можно практически не спускаться к воде. Есть где ручьи впадают – там приходится каждые три километра подниматься метров на шестьсот. Причем по берегу там не пройдешь обычно.
– А нам можно по берегу-то проходить? Мы зверя не пропустим?
– Со зверем непросто вообще. Пропустить мы его можем и по берегу, и поверху – на таких больших склонах всегда есть непросматриваемая снизу и сверху зона. Кроме того, баран – он не пальцем деланый, может стоять в зарослях каменной березы, тут ее полно. В общем, в перспективных местах мы будем останавливаться, возможно, дней на несколько, сверху и снизу заходить. У нас, в общем-то, нет задачи всех зверьков до головы посчитать, важен порядок цифр…
И при этих словах странники вышли наконец на длинный пологий, заливаемый светом гребень. Стланик по обеим сторонам отступил куда-то вниз, далеко, и сразу под ногами и до самого горизонта раскинулось темно-синее, переходящее в глубокую морскую черноту Охотское море, а впереди длинным изогнутым многокилометровым ятаганом развернулся береговой клиф.