Письмо первое. Почему Магадан?
Олег Куваев. 1975 год. Один из последних снимков.
Писатель Олег Михайлович Куваев (1934–1975) подлинной родиной своей называл Чукотку, даром что родился и вырос под Костромой и Вяткой, а учился в Московском геологоразведочном.
Что до Магадана, то с ним у Куваева были непростые отношения. Жил он в нем сравнительно недолго — в Подмосковье дольше. Да и когда жил — подолгу пропадал на той же Чукотке, где-нибудь на острове Врангеля… Настоящим рабочим местом Куваева был не магаданский кабинет, а тундра, лед и горы, куда дурак не пойдет. Да и уехал он из Магадана не по-хорошему.
И все-таки это одна из главных точек его жизни. Куваев в Магадане дважды жил — работая в Северо-Восточном геологическом управлении (1960–1961) и потом, после недолгого перерыва на Москву, в Северо-Восточном комплексном НИИ (1962–1965). Здесь в 1964-м вышла его первая книга — сборник «Зажгите костры в океане». Да и любимая куваевская Чукотка прежде ведь относилась к Магаданской области, сколь бы далеко ни отстоял Певек от охотоморского побережья.
На поверку Куваев оказался одним из «гениев места». Литературным символом и Магадана, и всего Северо-Востока.
Письмо второе. В самолете «Владивосток — Магадан»
Из Владивостока в Магадан самолет летит через Хабаровск. Билет туда-обратно обошелся примерно в 30 тысяч — сопоставимо с московскими рейсами, если не в разгар турсезона; далеко не самая сложная или дорогая дальневосточная логистика.
Если до ХХ съезда интеллигенция нередко попадала на Колыму не по своей воле, то после, как ни странно, — уже добровольно. Вспоминает владивостокский писатель, эколог Анатолий Лебедев, в свое время (конец 60-х — начало 70-х) поживший и в Певеке, и в Магадане, друживший с Куваевым и писателями его круга:
— Тогда было настоящее паломничество в Магадан, на Чукотку. Моя жена в Магадане работала на телефонной станции, куда зимой стягивались бичи, философы, беглые диссиденты, художники, поэты. В Магадане я встречался с диссидентом Андреем Амальриком у другого диссидента — Мирона Этлиса… Север был территорией свободы.
…Куваев дает свои — не окончательные, конечно, но ответы на вечные вопросы из серии «что делать и как жить».
Выиграл он или проиграл? Это смотря с чем сопоставлять: с задачами, которые сам он ставил себе, или же с тем, как протратили жизнь другие. Мы с вами, например. Кого не было на тех самых тракторных санях и чье лицо не обжигал морозный февральский ветер, если вспомнить знаменитые финальные строки куваевской «Территории».
Куваев хотел добиться для себя «официального права» быть «просто бродягой», чтобы в конторах и вообще в городе проводить минимум времени. Его «Территория», «Весенняя охота на гусей», «Правила бегства» — настоящая «антиофисная проза», написанная в годы, когда вместо «офис» еще говорили «контора».
Уйдя от нас 41 год назад на 41-м году жизни, он все-таки выиграл. Оставил книги, которые его пережили и еще надолго переживут; написал не только о Севере — о человеке, заново и по-своему сформулировав кодекс человеческого поведения.
Геофизик Борис Седов с подаренной ему Куваевым книгой.
Письмо третье. В Городе
Июльской ночью в Магадане непривычно светло — совсем недавно отгорели белые ночи. Город, расположенный на ленинградской широте, связан с Питером множеством ниточек. Уютный, спокойный, небольшой — неполная сотня тысяч жителей. Почти все здесь обходимо пешком — от Нагаевской сопки до Марчеканской. Это город северного аскетического достоинства, контрастирующий с нашим южно-развратно-расслабленным Владивостоком. Последний — нечто вроде дальневосточного Сочи, Магадан — восточный Ленинград: гостеприимный, светлый, деликатный, с вежливыми водителями. С мощной интеллектуальной составляющей, связанной с взрывным ростом города в 30–50-е, с тем, что сюда так или иначе попадали отборные кадры.
Центр города — заповедник «сталинского ампира», это вам не владивостокская винегретная эклектика. В «Территории» Магадан называется просто Городом: «Город выглядел очень современным, культурным, потому что он был махом воздвигнут в эпоху архитектурных излишеств. Единый стиль башенок, колонн и выступов придавал ему законченный вид».
Рыба, икра, золото — символы Магадана (бросается в глаза обилие «золотых» магазинов — зачем столько?).
Куваев — тоже символ, но для более узкого круга; рынку эти книги почему-то сегодня не очень нужны.
Но людям-то они нужны, в этом я совершенно убежден.
А с другой стороны, вот парадокс — трехтомник Куваева, непросто изданный несколько лет назад в Москве наследниками писателя, уже стал раритетом, что в наше время само по себе — событие.
— Я бы с удовольствием переиздал Куваева. И мы бы сделали это интереснее, чем Москва. Здесь осталось много неизданного — дневники, переписка… — говорит руководитель магаданского издательства «Охотник» Павел Жданов. — Но все остается на уровне разговоров. Попросту говоря, нет денег.
Дом, в котором Куваев жил в Магадане.
Письмо четвертое. Геофизик в седле
Областная библиотека им. Пушкина. Листаю старые подшивки: «Магаданская правда», «Чаунская правда», «Полярная звезда»… — под стук дождя за окном и крики замечательно крупных чаек. Первые, еще газетные публикации куваевских рассказов, иногда за подписью «О. Михайлов»; некролог, воспоминания друзей…
Городская библиотека Магадана с 2001 года носит имя Куваева. Главный библиограф Дея Корепанова руководила Фондом Куваева вплоть до его закрытия в 2013 году:
— Магаданский городской общественный фонд Куваева существовал с 1998 года. Но наше государство не очень любит общественные организации. Оказалось, что фонд должен подвергаться ежегодному аудиту, это недешевая вещь. А у нас организация была без взносов, все на энтузиазме. Опоздал с подачей бумаг — штрафуют. Меня саму четыре раза судили, платила из своего кармана штрафы. В конце концов плюнула, решила: пора закрывать. Теперь все мероприятия мы проводим на базе Куваевской библиотеки.
Здесь есть Куваевский зал — книги писателя, фотографии, пишущая машинка, геофизические приборы…
— Осталось много записных книжек Куваева. Недавно 25 записных книжек Светлана Гринь (вдова писателя. — В. А.) до конца расшифровала. Если найти деньги, мы бы могли их издать, бесплатно бы отредактировали… Их хватит на хороший том, — говорит Дея Корепанова.
Иду по городу. На углу Дзержинского и Карла Маркса — старое здание СВКНИИ. Теперь здесь — центр «Арктика» ДВО РАН. Куваев в 1962–1965 гг. работал именно в этом здании. Напротив, по диагонали через перекресток, — Г-образный угловой дом (Карла Маркса, 27), в котором он жил между «полями».
Памятная доска писателя висит на Ленина, 11 — там был книжный магазин «Знание», а теперь вместо книжного — гламурный «Подиум», торгующий обувью. Рядом с доской — баннер «Единой России», у нее тут штаб. По-моему, здесь Куваев не очень уместен. Есть ведь старое здание института, есть упомянутый дом — на любом из этих зданий доска смотрелась бы лучше.
Теперь СВКНИИ ДВО РАН, переехавший на Портовую, носит имя академика Николая Шило — первого директора. В институте роскошный музей: билибинское золото, аметисты, агаты… Киноварь месторождения «Пламенное» из коллекции геолога Копытина — эта самая киноварь фигурирует в «Территории», только вместо Копытина в романе — Копков, а вместо «Пламенного» — «Огненное». Пол выполнен полированным дальнегорским скарном — глаз не оторвать. Так и хожу — глаза в пол.
Золото Чукотки открыли на рубеже 40-х и 50-х — его поиски и стали основой сюжета «Территории». До этого на Территории добывали олово. А что такое Чукотка и ее недра сегодня? Об этом спрашиваю у директора СВКНИИ член-корреспондента РАН Николая Горячева.
— По добыче золота Чукотка сейчас — на втором месте в стране после Красноярского края, — говорит Николай Анатольевич. — Олово на Чукотке почти не добывают, оно сейчас не очень востребовано. Киноварь? Отработали еще в советское время.
— На северо-востоке страны остались белые пятна?
— Пройдет время — появятся новые методы. Мы сможем прийти с новыми силами и подходами и найти то, что раньше пропустили. Поэтому сказать, что все полностью исследовано, — нельзя. Но белых пятен как таковых не осталось. Практически везде нога человека прошла.
Где-то на полевых работах.
О Куваеве Горячев говорит:
— Жаль, что он безвременно ушел, мог бы еще многое сделать. Когда Куваев работал в СВКНИИ, институт был молодой, малоостепененный, жизнь бурлила…
Кандидат географических наук Анатолий Ложкин работает в СВКНИИ со дня его основания в 1960-м.
— Шило тогда брал молодых, у всех глаза горели, — рассказывает Анатолий Владимирович. — Каждый горел своей работой. Я занимался радиоуглеродным методом — мог вскочить ночью, побежать в институт… Олег оказался здесь в очень благоприятной, доброжелательной обстановке. Шило его очень ценил. Олег тогда уже писал. Подарил мне одну из первых книг, подписал: «Толику Ложкину, чемпиону штанги и общественной работы».
— У нас все были какие-то фанатики. Идешь ночью по городу — окна горят или в институте, или в геологическом управлении, — вспоминает ведущий научный сотрудник СВКНИИ доктор геолого-минералогических наук Борис Седов. — Чем отличается Магадан от Москвы — в столице много талантливых людей, но мало материала. В Москве на тему сразу бросаются несколько человек, кто первый написал — тот и защитится. А здесь было проще сделать хорошую работу в силу благодатного необычного материала.
— Олег не был кабинетным ученым?
— У нас кабинетных вообще нет, — улыбается Седов.
Он на год старше Куваева. Работает в СВКНИИ и еще в нескольких местах. Бегает на лыжах, ходит на байдарке по Охотскому морю… Мы сидим в кабинете Бориса Михайловича — компьютер, книги, папки — и перебираем бумаги: отчеты «мэнээса» Куваева, планы экспедиций, письма, статьи, рапорты. Ценны не только слова — сама машинопись, шрифт, оттенки бумаги.
— С Олегом я познакомился осенью 1959 года, — говорит Седов. — Он тогда был геофизиком в Певеке, в Чаунском райГРУ. У нас осенью, когда заканчивались полевые работы, устраивали в Снежной долине под Магаданом своего рода съезды геофизиков. Здесь я и увидел этого невысокого человека со слегка вьющимися волосами. Будучи маленького роста, он всегда смотрел вверх… Статьи и отчеты Олега были написаны на хорошем уровне. Это был добросовестный, толковый инженер, геофизик. В поле работал и зимой, и летом. Но перед ним уже тогда стоял вопрос: быть писателем или ученым…
Писатель мог рассчитывать на куда более широкую аудиторию, чем ученый; результатом должно было стать не новое научное знание, а прямое воздействие на человеческие души.
В 1965-м Куваев уволился из СВКНИИ и порвал с наукой. Но его opus magnum — законченная в 1973-м «Территория» — о геологической работе.
— «Территорию» восприняли хорошо. У нас в институте ее просто каждый прочитал, — вспоминает Ложкин.
— К описаниям геологической жизни в «Территории» претензий нет. Это редкий случай. Я знаю лишь одно подобное произведение про геологов — ефремовский «Белый Рог», — говорит Николай Горячев. (Известно, впрочем, что выдающийся магаданский геолог Василий Феофанович Белый из-за фразы в романе «Василий Феофаныч, заткнись» начал настоящую кампанию против «Территории»: мол, все у Куваева неправильно…)
Смотрю на Ложкина и Седова и восхищаюсь: какие мощные, настоящие, крупнокалиберные люди. Одного поколения с Куваевым и Гагариным. Те самые «полярные супермены» — покруче фальшивых героев телевизора.
— Олег хотел походить на Джека Лондона, — говорит Ложкин.
Джек называл себя «моряком в седле» — так же мог назвать себя и Олег. Геолог (точнее — геофизик) в седле, на вельботе, на собачьей упряжке, на «кукурузнике», садящемся на бронежилет Ледовитого…
Едва ли, впрочем, он ожидал, что проживет ровно столько, сколько Джек. Даже на пару месяцев меньше.
Куваев на Кавказе.
Письмо пятое. О повестке дня — мнимой и подлинной
Этот берег близ Олы называется «Нюкля» или «Сахарная головка» — по названию бывшего здесь поселка. Меж скал — стела: на этом месте летом 1928 года высадилась Первая Колымская экспедиция Юрия Билибина, с которой все и началось: золотая Колыма, Дальстрой, Магадан…
Билибин упомянут в «Территории» как «корифей» и «сверхчеловек», первым угадавший «золотой пояс Реки».
А теперь в Магадане открыли ночной клуб «Билибин»…
На моторной лодке идем вдоль охотоморских берегов. Из распадков, где видны (это в июле) пятна слежавшегося снега не то льда, ползут клочья тумана. Селимся в строении, из окна которого видны речка, впадающая в море, и заросли кедрового стланика. В реку по кипящему перекату ползет на нерест горбуша, которую вылавливают бродящие вокруг бурые медведи. Кричат чайки, из воды высовываются блестящие нерпичьи головы, слой гниющих водорослей покрывает берег.
Когда ты вернешься в места, покрытые интернетом, ты узнаешь, что в мире — какие-то выборы и какие-то покемоны, в Турции что-то нехорошее, с Олимпиадой какие-то нестыковки… — но тебе не до этого: неправильная, ненастоящая повестка. Здесь важнее, какой завтра будет ветер.
А когда ты наконец выложишь «сэлфи» с мишкой в десятке метров от себя, тебе напишут, что это фотообои.
Настоящее стало непривычным.
Олег Куваев — настоящий, как рыба и металл северных рек. Оттого и его тексты — самой высокой, благородной пробы. Куваев — альтернатива обществу потребления и безбедно-бесцельной городской жизни. Его тексты становятся только современнее, потому что настоящая эпидемия потребительства накрыла нас уже после Куваева, писавшего о ней еще полвека назад.
…Возвращаюсь в Магадан. Здесь — чемпионат «Старательский фарт» с призом в миллион (побеждает второй год подряд «Пастух» — ас лотка Виктор Пастушенко, бывший геолог артели «Полевая») и фестиваль «Колымский шансон». В области ждут дополнительных лососевых квот и закона о «вольном приносе» — свободной добыче золота. Рассуждают о «золотом туризме», биржевой торговле самородками, «дальневосточном Насдаке»…
В последний раз иду по Магадану. В радиопередаче «Утро высоких широт» передают таблицу приливов и отливов. Магазин «Марк-2». Магазин «Донбасс». У миграционной службы — всесоюзные среднеазиатские гастарбайтеры. В бывшей штаб-квартире Дальстроя обитают налоговая инспекция и Рудник имени Матросова — осколок советской колымской империи.
В аэропорту Сокол объявляют посадку. В картонной коробке из-под водки, взятой в магазине, я везу домой во Владивосток колымские сокровища: книги, документы, фотографии, которые предстоит разбирать и анализировать — и тут уже не обойтись газетной статьей; рыбу, подобной которой нет нигде; и еще друзочку кварца на агатовой подложке с серебряного месторождения «Дукат».
Магадан. В Куваевской библиотеке.
Магадан — Владивосток
Автор статьи: Василий Авченко.
Оригинал статьи в номере№365 от 17 ноября 2016 года в «Новая газета во Владивостоке».