Равнодушие страшнее банкротства

Юрий Прусс.Юрий Прусс.

Заслуженный геолог России Юрий Прусс – о проблемах геологии, академической науки, романтике и будущем территории

Эпоха Неромантизма

Представлять Юрия Васильевича Прусса, заслуженного геолога России, Почетного гражданина г. Магадана, необходимости нет. Колымчане хорошо знают его как человека с активной жизненной позицией и особым видением проблем региона.

Разговор начался с просьбы поделиться впечатлениями от документального фильма «Территория Куваева» (режиссер Светлана Быченко), премьера которого состоялась в Магадане 1 декабря.

– Красиво, конечно. Щемит душу. Приятно было увидеть знакомые места, знакомых людей. Но сюжета нет, текста нет. Выводы по итогам освоения Севера в советскую эпоху делай сам: хорошо это было, плохо ли. Мы, участники тех событий, не можем их оценить, можем только подтвердить: было – не было.

Да, было: с размахом вошли на Северо-Восток, понастроили электростанций, поселков, пятиэтажек. Но история прошла, эпоха закончилась. Остался огромный минерально-сырьевой регион с полуразрушенной инфраструктурой, который остро нуждается в новом формате развития.

«Территория Куваева» – больше не фильм, а зарисовки с натуры, доброе и грустное видеовоспоминание. Широкой аудитории лента иметь не будет, популярности – тоже. Его сложно смотреть два часа. Даже избранные – люди, которым все это знакомо и близко, – ушли до его окончания, а это, согласитесь, показатель.

– Вы считаете, что романтика, воспетая фильмом, современного человека больше не цепляет?

– Она не может цеплять делового человека, у него просто нет для нее времени. Романтика расслабляет, размягчает, уводит от цели. Как стать миллиардером, будучи в размягченном состоянии? Людям этого поколения даже любить некогда. Любовь все чаще становится договором о партнерстве.

– Страшно и печально.

– Это наше личное, субъективное восприятие метаморфоз, переживаемых человечеством. Дать же объективную оценку событиям, являясь их участником, повторюсь, невозможно. Как сказал поэт, большое видится на расстоянии.

Совсем скоро в Магадане состоится презентация моей книги «Геологическая служба Северо-Востока», рассказывающая об истории службы с 1931 по 2014 годы, от создания до ликвидации. Являясь участником многих событий, просто описал их, стараясь не давать оценок. Когда-нибудь в будущем это сделают за нас потомки.

– Вы сказали, «до ликвидации». Значит, сегодня геологической службы в Магаданской области нет?

– В привычной для нас форме – нет. Государство отошло от разведки, от геологии в целом, отдав ее частным мегаструктурам вроде «Полиметалла», «Полюса», «Норникеля», которые ведут узконаправленную деятельность в изучении недр, точечно, выборочно, в пределах своих лицензионных территорий, не занимаясь региональными поисками.

Хорошо это или плохо? Не могу сказать. Это жизнь, она не стоит на месте, но, на мой взгляд, региональные исследования все же должно проводить государство.

Точка невозврата

– Вы наверняка тоже видите, что прежние форматы организации и управления всех без исключения экономических и социальных сфер себя изжили, причем не только у нас, – продолжает Юрий Прусс. – Поиски новых механизмов хозяйствования идут во всем мире. Правда, в нашей стране это происходит в национальном стиле: прежде чем придумать что-то новое, до основания рушим старое.

Особую обеспокоенность в этом плане у меня вызывают реорганизации Российской Академии наук. Признаю, что прежняя ее форма была громоздкой, неуклюжей, тяжеловесной. Больше двух тысяч академиков, тысяча предприятий, масса отделений, лабораторий, станций, полигонов. При этом – стопроцентное финансирование из госбюджета и фактически полная самоуправляемость.

РАН командовала парадом сама себе. Ничего подобного не было нигде, ни в одной стране! Говорю об этом в прошедшем времени не случайно: прежней Академии уже нет, и точка невозврата пройдена.

– Стало быть, реформа российской науке все же нужна?

–  Да, нужна, но с чего она началась? Она началась в 2013 году с создания управляющей надстройки – Федерального агентства научных организаций, которая стала заниматься производством и рассылкой по подразделениям тонн различных бумаг.

Еще больше бумаг требовалось для обратной связи с мест: отчеты-переотчеты, заседания антикоррупционных комиссий, комиссий по охране секретов, по охране собственности, по экономии бюджетных средств…

Идеология реформирования РАН стала вырисовываться лишь на второй-третий год, и то в самых общих чертах. Ее суть – укрупнение, стягивание из периферии в большие города, объединение научно-исследовательских институтов в научные центры: федеральные (стопроцентное финансирование из госбюджета), региональные (смешанное финансирование) и территориальные (полностью на местном бюджете).

Естественно, такой подход больно ударил по субъектам, тем более таким отдаленным от Центра и дотационным, как Магаданская область, и если в Москве, Санкт-Петербурге, даже в Хабаровске научные учреждения нашли способ объединиться, то в Магадане ничего из этой затеи не вышло.

Отмечу, что в контексте объединения в научный центр на Колыме речь идет только о трех самых крупных институтах РАН – СВКНИИ, ИБПС и «Арктика», хотя кроме них у нас есть еще мерзлотная станция – подразделение якутского НИИ мерзлотоведения, сейсмическая служба, отдел космо- и радиофизики и зональный НИИ сельского хозяйства. Что будет с ними, непонятно.

Также непонятно, каким образом соединять столь разнонаправленные научные учреждения, если в новой (рамочной) концепции развития российской науки нет даже понятия «комплексный институт»?

Из «подлежащих» объединению кто-то за, кто-то против, но дальше кулуарных разговоров дело не идет, потому что объединение – это однозначно сокращение: штатов, должностей, лабораторий, направлений. Бескровным процесс объединения не получится.

Кроме того, он централизованно не регулируется, все спущено на места. Добровольно браться за его исполнение ни у кого желания нет: придется резать по живому, а кому хочется пускать себе же кровь?

– Может, оставить все как есть и тихонько переждать, пока пронесет реформаторскую бурю?

– Затягивание с решением принесет еще более печальные плоды, вплоть до полного уничтожения науки в регионе. Допускать этого ни в коем случае нельзя: возродить ее будет уже невозможно.

Независимо от объединения объем финансирования учреждений год от года неумолимо уменьшается. Плюс к этому, в 2018 году по указу Президента РФ средняя зарплата ученых в регионах должна достигнуть двукратного уровня по отношению к средней зарплате занятых в экономике.

Как этого достичь? Не иначе как сокращением штатов. Сотрудников нашего института уже предупреждают о подходе времени «Ч». Люди присматривают себе другие места работы, как правило, за пределами региона. А сокращение средств на содержание и обслуживание зданий и прочих активов рано или поздно приведет к банкротству научных учреждений.

В общем, куда ни кинь…

Ликвидация по умолчанию?

– Юрий Васильевич, чем чревато свертывание научной деятельности в регионе?

– Это сразу скажется на преподавательском составе ведущего вуза области – СВГУ, ведь многие историки, биологи, геологи параллельно работают со студентами.

nauka_001

Не только престиж университета пострадает – более интенсивным станет отток молодежи, вообще колымчан. Дальше как снежный ком: деградация интеллектуального и образовательного уровня населения, застой в основных социально-экономических сферах, усиление кадрового голода… Проблем целый ворох.

– Есть ли шанс избежать таких последствий?

– Надо пытаться сохранить науку в регионе, хотя бы в некоторой ее части. Для этого в первую очередь необходимо широкое обсуждение проблемы – и научным сообществом, и общественностью, и органами власти, в процессе которого возможно выработать стратегию и тактику реформирования региональных научных учреждений.

Как бы там ни было, публичное обсуждение оставит меньше равнодушных. Равнодушие, по моему убеждению, страшнее банкротства.

Мы обсудили этот вопрос на Общественном совете при Министерстве природных ресурсов и экологии Магаданской области, где я являюсь заместителем председателя, и подготовили соответствующее обращение к губернатору В.П. Печеному с просьбой создать при региональном правительстве комиссию, в состав которой вошли бы представители научных учреждений и заинтересованных ведомств.

Кроме того, на сегодняшний день в области нет управления, департамента, должностного лица, напрямую курирующего научную сферу! На мой взгляд, это не совсем правильно.

Выжидать, медлить больше нельзя – наука в области исчезнет по умолчанию. Нужно действовать, пока еще что-то можно сохранить.

– Лично вы видите пути решения проблемы?

– Чтобы видеть пути решения, надо четко представлять конечную цель. Я, честно говоря, представляю ее плохо. Были бы хотя бы обозначены рамки, куда можно было вписаться, мы бы вписались, по ходу поправлялись, вносили корректировки. Но нельзя вписаться ни во что, в пустоту!

Может быть, это будет научный центр с несколькими лабораториями по прикладным направлениям, привязанным к территории Северо-Востока: геология в широком диапазоне, экономика минерального сырья, жизнь человека на Севере, зональное сельское хозяйство.

Понятно, что это будет не территориальный центр – бюджет области не потянет его содержание. Будет ли ему придан статус федерального? Вопрос.

Есть другой вариант: присоединиться к региональным дальневосточным центрам. К примеру, создать в Магадане филиал Дальневосточного геологического института РАН. Но в СВКНИИ есть еще и историки, и археологи, а насколько широкий диапазон исследований в ИБПС! Для каждого направления открывать в Магадане свой филиал? Будет ли это рациональнее и эффективнее того, что есть сейчас?

Все эти вопросы я и предлагаю коллективно обсудить и разработать наиболее приемлемый и наименее болезненный для всех план действий.

Давайте искать выход из тупика, искать возможности, примерять их на себя. Давайте сделаем все от нас зависящее для того, чтобы у науки в регионе было будущее! Не для себя – для молодых, которым здесь жить, трудиться, двигать науку, рожать детей и давать им образование.

Программа жизнестойкости

За время беседы Юрий Васильевич не раз возвращался к молодежной теме. В эти моменты его голос теплел.

– Работа с молодежью помогает мне быть нацеленным на активное участие в повседневной жизни, искать и предлагать пути решения возникающих проблем. От них я заряжаюсь позитивом.

Они значительно лучше нашего поколения ориентируются в современных технологиях, а их душевный строй – это дань эпохе. Ребята неравнодушные, и мы, старшее поколение, должны сделать все возможное, чтобы не лишить молодых людей шанса найти себе применение на малой родине, раскрыть потенциал, иметь возможность профессионального и личного роста в грядущем новом формате развития области.

– Какой вам представляется область в будущем? Как и многим – вахтовой?

– Жизнь – штука многовариантная, а здесь у нас выбор не велик: золото и рыба, ну, за прилавком в магазине стоять. Если еще и наука исчезнет… Кого этот выбор устроит, тот останется.

Мои родители сюда приехали, пустили корни. Родился я, мои дети, внуки. Но правнуки будут рождаться уже не на Колыме. И это печально. Я почему не уезжал отсюда? Потому что у меня были перспективы. Какие перспективы у молодежи сегодня?

Я вовсе не хочу сказать, что в советский период освоения Колымы все было хорошо и разумно. И тогда допускались серьезные просчеты. Возьмите Синегорье. Построили шикарный поселок городского типа – единственный колымский населенный пункт, возведенный по проекту. С размахом построили – с пятиэтажками, с проспектами.

Поселок Синегорье. 2013 год.Поселок Синегорье. 2013 год.

Хотя изначально было понятно, что по окончании строительства ГЭС в нем не останется десяти тысяч жителей, на которые он рассчитан. Гидростроители уедут, останутся 300 человек станционной обслуги и их семьи. Теперь на 50-60 процентов Синегорье – мертвый город. Проблема сумасшедшая.

А сделали бы в свое время основной базой гидростроителей поселок Дебин (такой вариант обсуждался: расстояние всего-то 30 километров, оживленное место у Колымской трассы, готовая инфраструктура)  – глядишь, все обернулось бы совсем по-другому.

Совсем иной уровень развития получили бы область и в восточные улусы Якутии, если бы в советский период удалось достроить нефтепровод из Магаданского порта до Хандыги. Но его дотянули только до Атки, а потом разобрали на металлолом.

Было бы намного целесообразней для государства и благоприятней для людей, если бы Центральную Колыму не застраивали сплошь капитальными поселками. Достаточно было нескольких опорных населенных пунктов – Усть-Омчуг, Стекольный, Ягодное, и «плясать» вокруг них, а остальные поселения делать временными.

Отработали месторождение и ушли, не оставляя после себя инфраструктурную надстройку в виде школ, детских садов, клубов, панельных многоэтажек – это именно то, что практикуется сегодня во всем мире. Прежняя схема – дорогая, бессмысленная и, я бы сказал, негуманная по отношению к местным жителям, растрачивающим здоровье и жизнь на противостояние экстремальному климату.

Поселок Кадыкчан. 2014 год. Фото Терешко Виктора.Поселок Кадыкчан. 2014 год. Фото Терешко Виктора.

Такие территории, как наша, должны иметь обдуманные, хорошо взвешенные и просчитанные  программы жизнестойкости, с долгосрочным и среднесрочным планированием. Минимум стационарных поселений с небольшой численностью людей.

Жилая зона – побережье Охотского моря с наиболее благоприятным климатом: Магадан, Ола, Талон, Палатка. Центральные районы области – промышленная территория, осваиваемая вахтовым методом.

Объективно в регионе не будет жить много народу. В основном, те, кто здесь рожден, кто предан сердцем Колыме, кто любит природу, рыбалку, охоту, экстремальные виды спорта.

– Государство о них должно заботиться?

– Это безусловно. И в первую очередь забота должна выражаться в компенсации затрат людей на свое жизнеобеспечение. Посмотрите: ни в одной стране, кроме нашей, северяне не платят стопроцентную стоимость коммунальных услуг, и такой задачи не ставится! Для людей установлены условные тарифы, разницу между ними и экономически обоснованными ресурсоснабжающим организациям возмещает госбюджет. Так должно быть и у нас.

Государство (в полном объеме, не как сейчас) должно начислять северянам положенные компенсационные выплаты за проживание в экстремальных условиях, и в целом ни в чем их не ущемлять, не выгонять с территории.

Пусть человек сам решает, где он хочет жить. А вот создать условия, при которых ему захотелось бы здесь остаться, – это задача, которая требует больших решений, глубоких, непростых. И работу над ними предлагаю начать с общественного обсуждения будущего колымской науки.

Автор статьи: Саша Осенева.

26.12. 2017 год.

Один комментарий к “Равнодушие страшнее банкротства”

  1. Вот хоть один умный человек нашелся. Досадно, что не президент и не губернатор.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *